Последствия

У сценариста его жизни заканчивается фантазия. Амброзиус рано утром выходит на службу и начинает с проверки этажей. После погрома, устроенного кадетами, мало что изменилось. К восьми часам, когда даже самые младшие дети насильно разбужены, хоть что-то начинает меняться. По первому взгляду так не скажешь. Свободных преподавателей всё так же дефицит. Кадеты на попечении вчерашних выпускников. Это явно ничем хорошим не закончится — Амброзиус знает по собственному опыту. В Институте всё гремит и шевелится. В той аудитории, в которой, к удивлению, стены всё ещё стоят на своих местах, за мелкими грызунами приглядывают двое однокурсниц. К сожалению, слишком разных, чтобы дети хоть к чему-то мнению прислушивались. Пока Бланш, хватаясь за голову и молясь самой Глорет, которая уже в сотый раз переворачивается в склепе, пытается успокоить непослушных кадетов — Табита с энтузиазмом подначивает их устроить переворот и снести здание до основания. Об изначальной цели устранить разведённый срач никто уже не помнит. Амброзиус после полного обхода возвращается в штаб управления. Рабочая атмосфера спасает от навязчивых мыслей и сосредоточиться становится чуть легче. Штаб, похоже, больше никогда не будет безлюдным. Команда управления разрастается: насколько знает Амброзиус, сейчас на собеседования приглашается немало образованных в необходимых сферах людей, отбираются резюме, и некоторые уже поступили на работу. Власть рассредоточивается. Сам Амброзиус выступал инициатором расширения команды главенствующих рыцарей. Это здорово снижает нагрузку и ответственность. Наконец-то, положение подчинённых не зависит единолично от него. Его главной задачей остаётся расправиться с вакансией гражданского патруля. И где-то в часу четвёртому непрекращающейся работы Амброзиус хочет сжечь всю документацию, и плевать, что она цифровая. И к вечеру, когда финансовый отдел Глородома, заправляющий также и одноимённым отделом в Институте, утверждает бюджет, основной акт садомазохизма оказывается завершён. Ещё совсем немного и можно будет официально опубликовать вакансию, отобрать подходящих рыцарей с опытом для обучения людей и сделать шаг в счастливое будущее. … Баллистер снова присутствует на всевозможных советах, куда его постоянно запихивают, лишь бы оправдалось его присутствие в Институте, и понимает, что ему до спокойной жизни как до луны. Лица, которые он не может ни запомнить, ни узнать их имён, безостановочно интересуются о подробностях его существования в период розысков. Баллистер предполагает, что они пытаются найти причину засадить его на пожизненное за все грешки в попытках доказать свою невиновность. И, к сожалению, таковых немало. И как-то никто не упускает извиду, что он не был в тот период один. После его показательного выступления прошлым днём от него ожидают новых фактов о чужеродном существе, являющимся самым ярким представлением перемен и хаоса. За последнее Баллистера, конечно, пытаются засудить, пока он не находит аргументы в защиту, кажется, приловчившись к подобному занятию. И Баллистер понимает, что затраченные усилия оправдали себе цену, когда ему прямым текстом предлагают переписать учебную программу кадетов и искоренить любые упоминания чудовищ. В конце истории тысячелетнего страха теперь есть Нимона. … Амброзиус к десяти вечера с опаской выходит из штаба, не зная, чего ожидать от внезапно притихших этажей младших кадетов. Разрушения видеть не так страшно, как предполагать, что все друг друга поубивали. Из-за огромных серых туч на небе стемнело гораздо раньше положенного, и мрак непочиненных ламп нагоняет ещё больший ужас. Амброзиус возвращается в очаг анархии, отворяет двери и трёт глаза, сомневаясь, что эта обстановка может быть чем-то, кроме галлюцинации. Вместо ожидаемого дебоша кадеты небольшими группами сидят за поломанными столами и, зачастую, на трёхногих, которые раньше были четырёхногими, стульях и что-то бурно обсуждают. Амброзиус несмело проходит в аудиторию и вылавливает взглядом своих однокурсниц. Табиту находит сразу — она спит и храпит, раскинувшись на преподавательском стуле, разинув рот и закинув ноги на стол. С Бланш чуть посложнее. Она, ссутулившись, очень легко скрывается среди малышни, уткнувшись лбом в столешницу. Амброзиус медленно подходит и негромко стучит по столу, привлекая внимание. Бланш устало поднимает голову и не сразу фокусируется на нём. — Капитан? Какими судьбами? Бланш заторможено расправляется, хрустит спиной и потягивается. Амброзиус терпеливо дожидается, пока необходимые процедуры приведут Бланш в чувства. — Как тебе удалось их успокоить? — Амброзиусу даже немного непривычно, что в него не летит какая-либо материя. Рад, конечно, но к подобному ещё нужно привыкнуть. Бланш слабо улыбается. — Благодари Баллистера — святой человек, снизошедший к простому люду, — она обводит взглядом кадетов, — пришёл, рассказал десяток сказок о девочке, умеющей менять облик — его даже никто не прерывал: сидели с большими глазами и слушали так внимательно, будто от этого зависит их жизнь. Бланш коротко смеётся. Амброзиус пытается прислушаться к многоголосому гудению. Насущный вопрос: сколько должно быть лап и крыльев у настоящего крутого дракона? Плюётся он огнём или кислотой? Дети оживлённо спорили, какая форма будет самая могущественная и почему огромное чёрное нечто было больше похоже на подкроватного монстра, пожирающего носки, нежели на врага всего Королевства. — Капитан? Это ведь та самая девочка, верно?.. Бланш выглядит намного встревоженной. Амброзиус не сразу осознаёт, что речь шла о ком-то реальном. О том самом оборотне, заявившемся в свет около трёх месяцев назад и ярко исчезнувшем в огне артиллерии Директора. Баллистер говорил о Нимоне. Он не терял желание поведать миру о ней. И зная лично Баллистера — он не оступится в своих целях. Сердце осмеливается ожить и затрепетать с удвоенной силой. В бессчётный раз убедиться в великолепии своего похитителя. Амброзиус неизменно попадается в его капканы, разбросанные совсем невзначай и ведущие только к одной цели — сильнее любить. Бал прекрасен. Амброзиус неосознанно улыбается и уже планирует встречу с Баллистером, как и в какой последовательности будет говорить тому о его достоинствах. Наверное, лицо Амброзиуса выглядит слишком красноречивым, чтобы с лёгкостью прочесть его мысли, ведь Бланш, глядя на него, с протяжным «оу, мы теряем его» закатывает глаза. Амброзиус мигом возвращается в реальность. Он отводит глаза, осматривается и вспоминает кое о чём очень стоящим внимания. — Как Чад и Мэнсли справляются? — спрашивает он, надеясь, что все живы. — А, так уж вышло… они помогают малышам обчищать столовую, — Бланш неловко потирает шею, — Бедные повара попрятались на складе — лучше тебе не видеть, что наши устроили… … Его комната грохочет не тише. Амброзиус открывает дверь и впечатывается лицом в ещё одну стену. Общий широкий шкаф стоит у входа во всю длину. Амброзиус протискивается в узкую щель между ним и стеной и оглядывается. — Какой повод у нас? Баллистер прекращает попытки перетащить койку ближе к окну и выпрямляется, невинно отряхивая руки. — Повода нет. Я просто схожу с ума. Баллистер потащил кровать по полу. — Да куда ж ты! Тебе же нельзя поднимать тяжести! — вскрикивает Амброзиус, отнимая руки Баллистера от мебели. — Почему нельзя то? — А если плечо опять болеть будет? — Такого больше не повторится, — скованно ответил Баллистер, принимаясь за дело, от которого Амброзиус его снова пытается отгородить. — Ты снова собираешься перегрузить руку и просто молчать о боли? Почему он не хочет позаботиться о себе? — Амб, расслабься! — Баллистера это, похоже, ничуть не волнует, — я усовершенствовал протез. Клянусь, больше никаких казусов! Он, вероятно, клянётся, что больше не покажет чувств. Амброзиуса это категорически не устраивает. Баллистер намеревается лично показать все нововведения, чтобы Амброзиус, наконец, убедился. — Тебе всё равно не стоит перегружать плечо, Бал, — он берёт его механическую руку и прикасается к костяшкам поцелуем. Баллистер на пробу шевелит пальцами с очень задумчивым видом. Ему совсем не хочется внушать себе, что он что-то чувствует отсутствующей рукой. Но что-то изменилось с введением новых схем и датчиков. Словно кончики пальцев стали чувствительны. Как живые. А Амброзиус не очень спешит поверить тому, что Баллистер не преувеличивает мощность креплений на плече. Амброзиус просто очень сильно не принимает отказы в помощи с перестановкой. И поэтому теперь они оба перетаскивают кровати к окну, соединяя их вместе, перемещают шкаф на место одной из них и ставят тумбы ближе к постели. В завершение Баллистер крепит на стену новую разноцветную гирлянду. Баллистер разлёгся звёздочкой по простыням. Амброзиус садится рядом и машинально тянется пальцами к его волосам, перебирая. — Я могу задать тебе один трудный вопрос? Баллистер раздумывает над ответом не особо долго, закрывает глаза и с улыбкой отвечает. — Дерзай. — Кто такая Нимона? Глаза Бала распахиваются и устремляются в потолок. Он задержал дыхание. — Мой друг. Амброзиус невесомо касается его предплечья, выводя незамысловатые узоры. — Хорошо. А кто она по своей сути? Кем является? — Нимоной. — Человек? Какое-то животное? Дух? — Просто Нимона. Амброзиус немного напрягается. — Это буквально ничего не объясняет. Баллистер перехватывает его руку. — Совсем наоборот. Это многое объясняет. — Это просто имя. Баллистер глубоко вздыхает, поворачивается к нему и смотрит в глаза. — Амброзиус. Я не знаю, кто она в том плане, в котором ты пытаешься узнать. — Ты не знаешь, с кем жил? — Не-а, — Баллистер тянет Амброзиуса за руку ближе к себе, — веришь — нет, было не до этого. У меня были проблемы посущественнее. Баллистер обнимает его. — Я пытался узнать. Сам видишь — безрезультатно. — И зачем ей было так скрываться? Баллистер пожимает плечами. Амброзиус всерьёз считает, что в действиях Нимоны не было смысла. Она не скрывала поведение, не скрывала характер. Что осталось от её личности, что мешало её открыть? Некоторое время они лежат вместе в тишине, считая дыхание и просто смотря.друг на друга. Чуть позже Амброзиус поднимается и роется в своих принадлежностях, принимаясь за привычную медитативную рутину, которую он, по возможности, старается выполнять каждый день. Не всегда всё идёт по плану. — Поднимайся давай, — Амброзиус садится обратно на постель с тюбиком мази в руках. Баллистер, не торопясь, поднимается, подгибая под себя ноги. У него на скуле всё ещё виднеется небольшое жёлтое пятнышко, слабое напоминание от синяка. Как нужно было так ударить, чтобы оно не проходило уже который день? Слава всё сущему: ничего не сломано. Наверное… Амброзиус плавными лёгкими движениями втирает прохладный гель в кожу. — Где ещё синяки остались? Баллистер отводит взгляд. — Бал? — Амброзиус чувствует неладное. Баллистер виновато поджимает губы и отворачивается. — Ну-у… — Баллистер. Баллистер опускает голову на плечо Амброзиуса и вздыхает. — На левом плече, на колене и немного на виске… О, Боги… Амброзиус поднимает подбородок Баллистера и плавно поворачивает его голову. На левом виске, запутавшись в чёрных прядях, темнеет пятнышко. Как он так просмотрелся, что не заметил?.. — Кто это сделал? — его тон грубеет, а тело напрягается. — Никто. Я просто упал. Амброзиус на такое больше не поведётся. Слышит не в первый раз. — Я серьёзно спрашиваю. Кто. Это. Сделал. — Баллистер пытается надавить на его слабое место, смотря своими большими грустными глазами, но Амброзиусу впервые удаётся им противостоять, хоть и не без душевных терзаний. — Тодд? Баллистер отрицательно качает головой. Тоже не в первый раз. — Он тебе что-то сказал? — Нет, Амб, — Баллистер приникает к парню, обнимая за плечи, — спасибо, что защищаешь, но я действительно просто упал. — Как можно было так просто упасть?! — Потерял сознание… Это производит совсем обратный эффект на Амброзиуса, и он напрягается ещё сильнее. — А вот об этом сейчас поподробнее, пожалуйста. — Переволновался. Очень подробно… Амброзиусу приходится по крупинкам выуживать информацию, чтобы хоть как-то составить картину мира. Благо, Баллистер гораздо охотно идёт на контакт. Определённо стоит чаще хвалить его за мельчайшие шаги на пути к доверию…