deceptively harmless rain

Светало. Юнги всю ночь проворочался в кровати, будучи не в силах уснуть. Он прикрывал глаза, казалось, всего на секунду и тут же снова открывал, ощущая липкий холодный пот вперемешку с искренним страхом всем своим существом; вертелся из стороны в сторону, но никак не мог найти удобное положение, чтобы отдохнуть после очередного тяжелого дня. Все было не на его стороне… За запыленным окном то и дело мелькали еле заметные солнечные лучи, фонари давным-давно погасли, но до сих пор не было видно ни одной живой души, улицы по-прежнему пустовали. Собрав всю свою волю в кулак, Мин поднялся-таки на ноги и, не позаботившись ни о своем внешнем виде, ни о том, чтобы закрыть дверь на ключ, как и подобает, выскочил в глухой переулок. От резкого холодного ветра голова парня незамедлительно пошла кругом: не такого приема он ожидал от природы в столь спокойное время. Наверное, любой нормальный человек перед ранней прогулкой позаботился бы о подобных мелочах, прихватил бы кофту или лёгкую куртку, чтобы не ударить в грязь лицом перед старательно выполняющими свою работу метеорологами, чей неутешительный прогноз парень определенно слышал совсем недавно. Но никто и не говорил, что Юнги – обычный случай. Этому альфе было тяжелее многих, особенно в последний год: если в детстве ещё неразумного мальчишку просто обделили любовью и его жизнь (пускай и с натяжкой) можно было приписать к числу «нормальных детских судеб», то сейчас, когда ребёнок вырос и по-настоящему возмужал, что-то определенно пошло не так. Будучи подростком, Мин нередко задумывался о вещах, зачастую недоступных даже взрослым. Например, он верил в исполнение реальных мечт, в силу человеческого желания и в банальное, но, безусловно, необходимое всем счастье. Тогда его слова не воспринимались окружением, казались всем детским лепетом, бредом. Но этим самым бредом Юнги жил, живет и по сей день. Открыв для себя мир музыки, парень абсолютно забылся, потерялся: лирика заменила кислород, ноты текли по венам не как наркотик, а вместо крови, так правильно и безысходно красиво. Он учился и работал над собой, чтобы добиться поставленной цели. И ведь не хотелось ему многого: хотелось просто быть собой и делать свое дело. Тогда, в самом начале пути, поддержки было ждать неоткуда, но Мин шаг за шагом проходил через тернии жизни и боролся. Боролся за право просто жить. Когда же творчество, казавшееся близким юноши бездарным и недостойным успеха, переросло в золотую жилу финансово угасающей семьи, родные вдруг поменялись, просто переобулись по ситуации. Юн видел в их глазах лишь алчность и желание, не слышал в их словах ни капли правды, только «благую» ложь, болезненно режущую идеальный от рождения слух парня. Он долго держался, терпел шепотки за собственной спиной и продолжал лелеять в душе скромную надежду на перемены, но время шло и ничего не происходило. Тогда, четыре с копейками года назад, парень со скрипом собрал свои немногочисленные вещи и, не оставив даже записки, исчез из жизней тех, кого (несмотря ни на что) любил. Дни плавно перетекали в недели, а те в месяцы. Мин долго привыкал к пустоте: наличие родных людей, пускай и совсем нелюбящих, пусть просто для галочки, делало свое дело – не давало яркому огоньку в глазах парня гаснуть. Но как бы ни было трудно, он понимал, что сделал правильный выбор: рано или поздно подобные перемены должны были настигнуть его. Спокойствие пришло с любимой творческой рутиной, когда Юнги вновь почувствовал себя свободным, независим, когда сутками напролет не отходил от аппаратуры и разбросанных по съемной квартире бумаг с заметками. Однако он по-прежнему метался в поисках счастья. Своё счастья, как и далеко не каждый альфа его лет, Мин видел не в чем-то материальном, а в простоте, искренности, в доверии, в тишине и спокойствии рядом с человеком, в чьих глазах, по закону жанра, скрывается целое звездное небо. Признаться, парень его не искал: он верил в судьбу, которая за всю его насыщенную жизнь не дала усомниться в своей компетентности в столь важных моментах; он просто ждал встречи, которая обязательно должна была произойти. И не прогадал… Это произошло год назад, когда альфа искал защиту от неминуемо наступающего на пятки октябрьского ливня, заставшего врасплох всех работяг, которые уже спешили домой и надеялись успеть в срок. Юнги юркнул в небольшую щель между людьми на забитой автобусной остановке и собирался просто переждать погодное недоразумение в своем отчасти даже тёплом закутке, но жизнь распорядилась иначе: в сторону той же самой остановки, спотыкаясь о собственные ноги и чуть не падая лицом в каждую подвернувшуюся на пути лужу, бежал парень в спортивной форме. Он выглядел хрупко и абсолютно беспомощно, насквозь мокрый, дрожащий от пробирающего до костей осеннего холода; мимо таких людей обычно проходят бесстыжие зажравшиеся ублюдки, к числу которых Мин себя приписывать не был намерен. Когда юноша подбежал к переполненной людьми точке, казалось, он был готов заплакать от безысходности, пока его вдруг не дернули за руку и не затащили внутрь, заставляя буквально пройтись по чужим головам, чтобы выбить себе местечко под спасительной крышей. – Какого черта? – голос незнакомца, пускай и возмущенный, молодой музыкант принял за ангельский. И лишь тогда Юнги наконец рассмотрел парня перед собой: у него были слегка пухлые щёки, налившиеся румянцем, подрагивающие пухлые губы, которые наверняка выглядели бы намного ярче, находись мальчишка в тепле, маленький широковатый нос, который точно не считался изъяном, и безумно красивые глаза аккуратного разреза. Весь мир одинокого альфы перевернулся в тот самый момент с ног на голову. А потом он почувствовал запах. Такой нежный, еле ощутимый, отдающий сладостью на языке и греющий безутешное обледеневшее сердце. Мин понял всё без слов. Он улыбнулся тогда по-дурацки, но настолько широко и искренне, насколько позволяли обстоятельства, и, внезапно расчувствовавшись, притянул парня к своей груди с тихим, поломанным: – Я так долго ждал… Спасибо. Но в ответ раздался лишь ещё более возмущенный возглас: незнакомец утверждал, что у него есть молодой человек, который, как и сам омега, Юнги по головке за распущенные руки не погладит. Кроме того, на отчаянное «мы истинные» альфа получит грубое «вам кажется, я ничего не чувствую». И мир потерял прежние краски, стал тусклым, местами даже черно-белым, как те самые клавиши, с которыми рука об руку шел по жизни музыкант. Он прекрасно понимал, что не мог ошибиться, но и противиться похитителю своего сердца не мог. Дождь постепенно стихал, никто не осмелился заговорить снова. Мин чувствовал, как болезненно стучалось о ребра непоседливое сердце, но старательно не подавал вида. Двадцать первый век – это время инноваций, время перемен. Общество спокойно относилось к неистинным парам, хотя и отдавало предпочтение предназначенным (не зря же такая система была заложена мирозданием). Но одно дело – когда подобного рода рассуждения носят общий характер, и совсем другое – когда приходится столкнуться с такой несправедливостью лично. Юнги долго пытался переосмыслить произошедшее в своем сознании. Он терзал себя разными мыслями изо дня в день, не раз нарушил режим сна, о чем, наверное, и не беспокоился вовсе, потому что имел проблемы поважнее. В голове парня с сознательного возраста мелькала лишь одна картинка идеального, счастливого будущего: где он, Мин Юнги, успешный в том деле, в которым решил связать свою жизнь, стоит под руку с омегой, которого выбрали для него где-то там, выше. И если до этого все планы и мечты его постепенно реализовались, то теперь мир для альфы по-настоящему перевернулся. Они ведь даже не поговорили, что особенно сильно ранило Мина. Он все же надеялся, что сможет объяснить парню что-то или попытаться выяснить. Рассчитывал на шанс. Конечно, истинность не та причина, из-за которой он решился бы нарушить чужой жизненный баланс и сломать уже существующую пару… Но они же соулмейты, они идеально подходят друг другу, о чем нельзя забывать. Такие люди априори должны иметь какую-то общую нить, будь она ментальная, если пара находится в отношениях, или физическая, посредством сотовой или интернет связи. В обратном же случае обе половинки теряют что-то важное, жизненно необходимое. Юнги сразу понял, что потерял. Это был смысл жизни, не иначе. Он испарился, не оставив после себя и следа, в тот самый злополучный день. Пустота прокралась под корку сознания и настойчиво предлагала парню свои дружбу и преданность. Конечно, он не мог отказаться от столь выгодного предложения. И сейчас, оказавшись на улице в довольно плачевном состоянии, вновь окунаясь в болезненные воспоминания с головой, Мин не чувствовал ничего. Точнее, чувствовал: он ощущал холод, ощущал безграничные грусть и отчаяние, но он точно не чувствовал боли. Все прошедшее время он пытался спастись, запивая что-то режущее в груди второсортным алкоголем или скуривая сигареты одну за другой, будто и вовсе не чувствуя горького смоляного привкуса на языке. Альфа потерялся в страшном месте с кричащим названием «Тлен». Плетясь по исхоженной тысячи раз улице, Юнги плечами цеплял каждый кирпичный косяк на своем пути. Он медленно, но уверенно шел на свет, ни о чем не беспокоясь. За всю свою жизнь этот парень усвоил одну простую истину: ему безумно осточертела мгла. Люди привыкли говорить, что после темной полосы всегда идет светлая, но Мин, похоже, стал дальтоником, потому что ни капли искристого, яркого света за последние годы не заметил. Счастливые, теплые лучи были только где-то там, впереди… Куда и шел альфа. Несмотря на то, что небо казалось чистым, дорогу вдруг окропило. Дождь начался так неожиданно и робко, как тогда, мучительные месяцы назад, появился в жизни Юнги юный омега, пленивший его болезненно трепещущее сердце, и разыгрался, развился так же быстро и беспощадно, как все тот же парень исчез из жизни альфы. Не черный ворон предвестник беды, а обманчиво безобидный дождь.