Когда приходит зло

      Кто-то яростно колотил в дверь, буквально вбивал свой кулак раз за разом (а, может, и голову).       Бах, бах, бах!       И так минуты две.       Я поднялся вверх из подвала, «любезно» выделенного мне под спальное место прямо как в детстве, и, замерев в начале прихожей, заметил крадущихся мать и Сьюзан в тот момент, когда их силуэты осветила вспышка молнии из окна у двери. В этих длинных белых сорочках и шапочках на головах они походили на привидения.       Бах, бах, бах!       Рокот грома накрыл дом гулким эхом. Сьюзан остановилась на полпути, вжала голову в плечи и аккуратно дотянулась до ночника на комоде. Я тут же бросил взгляд на стену над её головой: часы показали три-двадцать. И кого могло притащить к нам в такое время и в такую погоду? Копов?       Да ну. Я отбросил эту дурацкую мысль — пока что рановато ждать их по мою душу, и хотел было пойти обратно к себе, как вдруг мать обернулась, упёрла руки в бока и посмотрела на меня сперва с удивлением на сонном лице, затем с раздражением в сгорбленной позе.       — Эд! — прорычала она. — Чего стоишь? Иди проверь, что там.       Бах, бах, бах!       Я не сдвинулся с места.       — Ну! Делай, что я сказала.       Сьюзан кивнула в сторону двери и выпучила на меня свои и без того большие глаза так, чтобы я быстро понял, что не могу отказаться. Я фыркнул, поправил очки и пошёл выполнять их сраный приказ. Просто потому что неповиновение могло обойтись мне дороже — скажем, изматывающей перепалкой с матерью на всё грядущее утро или очередными угрозами лишить меня финансовой помощи. Которая и без того была не особо.       Бах, бах, бах!       — Давай, жди до последнего, пока они не ворвутся к нам в дом! — рявкнула мать мне в спину, когда я встал у порога.       Злобная сука даже в три часа ночи. Я бросил на неё едкий взгляд через плечо и, дотронувшись пальцами до дверного замка, гаркнул в него, что было сил:       — Кто там!?       Бах, бах, бах!       Да чтоб тебя!       Бах, бах, бах!       Издеваешься, да? Я резко отдёрнул щеколду и рванул ручку. Дверь распахнулась под раскат грома, капли дождя хлестнули меня прямо по морде. Ветер ворвался в дом с диким воем и чуть не посшибал всех женщин с ног. Что-то сырое и тёплое повалилось мне прямо в руки. Дыхание спёрло. Сьюзан взвизгнула, мать тут же выругалась, а я принялся судорожно стряхивать дождь с очков левой рукой, правой попутно придерживая…       Чьё-то плечо?       Боже, нет. Я сорвал очки с переносицы, раз от них уже не было толку, отстранился обратно в дом вместе с тем, что упиралось мне в промокшую майку, и захлопнул дверь ногой так, что она чуть не слетела с петель.       — Это же Трейси! — раздался визг Сьюзан под очередной раскат грома.       Стоп, что? Я опустил голову и посмотрел вниз — ну, пиздец! Растрёпанная и промокшая внучка старухи Томлин молча подрагивала в моих объятиях. Я не сразу понял, что это реальность, а не мир грёз. Разве так могло быть?       Чтобы так близко и по своей воле.       Без принуждения.       Чтобы живая.       Не мёртвая.       А ещё почти голая — в одном пеньюаре.       Я почувствовал изгибы острых лопаток под слоем мокрого шёлка и легонько провёл по ним указательным пальцем, боясь даже думать, какие вольности могли бы быть дозволены, окажись мы в доме только вдвоём. Как вдруг Сьюзан резко дёрнула внучку старухи Томлин к себе и попыталась заглянуть ей в лицо.       — Эй, аккуратнее! — возмутился я.       — Помолчи! — прорычала сестра. — Не видишь, тут что-то серьёзное?       — Без тебя разберусь!       — Да ну как же! С каких пор ты хоть что-то понимаешь в женских делах, а? Ты ж мужик! Мужлан! Да ещё и такой неотёсанный!       Мы вцепились в нашу соседку с обеих сторон, словно в тряпичную игрушку из поролона, и принялись соревноваться в гляделки прямо как в детстве. Только тогда мы обычно отыгрывали смертную казнь. Но и сейчас наши ноздри раздулись, глаза сузились, а губы поджались.       — Ну-ка, оба заткнулись! — гаркнула мать. — Эдмунд, отпусти девочку. Сьюзан, неси полотенца и чистые вещи. Разбуди Эллин. Подготовим гостевую комнату.       Чёрт возьми. Пожалуй, в этот раз мне впервые захотелось встать по струнке, отдать честь под «есть, сэр!» и, маршируя, исчезнуть нахрен в закат. Но вместо этого я только фыркнул и ослабил объятия.       — Трейси, милая, да что с тобой? — заныла Сьюзан, медленно уводя мой трофей в проём неосвещённой столовой.       По мне так вопрос сестры не нуждался в ответе. По крайней мере, я быстро понял, что с девчонкой приключилась какая-то хрень. Она смотрела вперёд абсолютно потерянным взглядом и что-то тихо бубнила. Её голые ноги едва волочились по полу, руки болтались вдоль дрожащего тела, плечи подёргивались.       Да уж. Возможно, безумие — обычное дело в их ебанутой семье.

•

      В мае этого года у одной из моих жертв — её звали Анита — было примерно такое же выражение лица, пока я тыкал в неё ножом куда попало: шок, страх и отчаянное желание жить, подстёгиваемое неконтролируемыми всплесками адреналина. Когда её подруга, Мэри Энн, умерла от обильной кровопотери минутами ранее — к тому моменту я потерял счёт времени, потому что сам едва понимал, что происходит — Анита довольно быстро сообразила, что я собираюсь сделать с ней, и попыталась дать мне отпор.       Она всё размахивала руками, брыкалась и повторяла: «Господи, господи», упав на заднее сиденье моей машины, а я всё резал и резал её части тела, пытаясь добраться до горла, сердца или хотя бы глаза, но вместо этого только и смог, что проткнуть насквозь её руку, так что под отвалившимся шматком кожи и мышц обнажилась белая кость.       Я не забуду животный ужас в её налитых кровью глазах и то, как дико она завопила, когда заметила рану, и когда сразу следом остриё ножа вошло в её мягкую шею сквозь пальцы, которыми она попыталась в последний момент защититься от моих неумелых атак.       Я не забуду, с каким позором осознал свою неуклюжесть, пока наблюдал, как Анита ослабла и сползла с сидения на пол, всё ещё отбиваясь руками от невидимого врага. Наконец, её тело обмякло, а глаза закатились. Я с облегчением выдохнул, но тут же поддался лёгкой истерике, раз за разом накрывавшей меня, словно волны цунами. Теперь в моей машине было сразу две мёртвых студентки — Мэри-Энн в багажнике и Анита на заднем сиденье, а я понятия не имел, как избавиться от их тел так, чтобы никто не заметил перепачканный лесной грязью «Форд» и меня, крутящего руль в рубашке, пропитанной кровью до самых плеч.       Да плевать. Сколько бы ты ни планировал каждый шаг до мельчайших деталей и точных подробностей, в первый раз всё идёт по пизде.

•

      Эти женщины совсем долбанулись. Все разом. Кажется, они просидели с внучкой старухи Томлин за столом на кухне до самого утра. Я появился в проёме как раз в тот момент, когда мать наливала ей чашку пахучего травяного чая, а Сьюзан потирала свои глаза одной рукой, попутно придерживая второй кусок лимонного пирога у открытого рта.       — Проходи, — протянула она сквозь зевоту и откусила часть уголка. — Ты как раз вовремя, мы сели завтракать. Эллин уехала на занятия.       — Угу, — буркнул я и подошёл к чайнику на плите.       За приоткрытым окном, возвышающимся позади трёх женских макушек, не было ни следа ночного шторма. Солнце вальяжно нависло над горизонтом, кроны пальм покоились на фоне голубо-жёлтого неба, а прилетевшие на зимовку в Калифорнию птицы щебетали где-то на втором этаже. Я налил кипяток в свою кружку с долькой лимона на дне и мельком глянул на внучку старухи Томлин.       Трейси. Её зовут Трейси. Надо будет запомнить на всякий случай. Всё-таки я уже трогал её и, вроде бы, даже спас от грозы или чего похуже. Прямо герой. Облагородился. Очистил карму хотя бы самую капельку, так сказать.       Так вот.       Внучка старухи Томлин, ну, то есть Трейси, сидела за столом, подперев подбородок изящной рукой, и смотрела в окно. Её волнистые волосы высохли и распушились. Теперь они стали цвета свежей соломы. Кто-то из моих сестёр дал ей сарафан из хлопка — жёлтый в белый горошек, с рукавами-фонариками — все ниспадающие с плеч кудри сливались в большое бежевое пятно. В целом, девчонка была ничего: серые глаза экзотической формы, густые прямые ресницы, высокие скулы, нос с аккуратной горбинкой, в меру пухлые губы, овальная форма лица и едва заметная россыпь веснушек на нём.       Я мельком представил, как сажаю её к себе на заднее сиденье машины и…       — И чего ты тут встал? Давай иди к себе и не мешай, — процедила демонстративно застывшая у холодильника мать.       Бахнула дверца. Я моментально очнулся. Поморгал. Поправил очки. Кинул чайный пакетик в полную кружку. Вздохнул.       — Сьюзан говорит «проходи», ты гонишь к себе. Определитесь уже, я вас раздражаю или нет.       — Мам, пуфть с нами побудет, — пролепетала сестра набитым ртом. — Шадись сюда.       Она отодвинула небольшой табурет и похлопала по обивке ладошкой. Я покосился на Трейси, оставшуюся равнодушной к происходящему — она так и смотрела в одну точку в окне, словно в трансе, — и всё же сел напротив неё рядом с сестрой.       — У вас троих всё нормально? — спросил ради приличия, нежели из беспокойства.       Мать окинула меня недовольным взглядом и поставила — чуть не бросила — тарелку с сэндвичами на середину ажурной скатерти в мелкий цветочек.       — А тебе-то что? — пробурчала она, оперевшись кулаком о край стола.       — Да просто. Интересуюсь.       — С каких пор ты такой любознательный? Ешь давай, а не болтай.       — Да ладно тебе, мам, ещё только восемь утра, хватит злодейничать, — не без печали в голосе бросила Сьюзан и слегка наклонилась ко мне. — У Трейси был небольшой нервный срыв, — шепнула она, опустив глаза в пол, — но сейчас всё нормально. Мы это уладили. Так что не парься.       Уладили? Как? Вряд ли только одним травяным чаем и разговорами. Хотя, по сути, какое мне дело? Я молча кивнул, взял сэндвич и затолкал целиком себе в рот.       — Ты чего? Удавиться решил? — шикнула Сьюзан, легонько пихнув меня в бок.       — Угу, нафтолько вы мне надоели, — улыбнулся я.       — Вот и вали обратно в свою Аламиду! — тут же гаркнула мать под интенсивные звуки шорканья чистящей щётки — я даже не удивился, что этой чокнутой фурии внезапно приспичило отдраить плиту вместо того, чтобы, скажем, заняться своими делами или просто исчезнуть из поля зрения. И почему для таких работников университета не предусмотрено дополнительных смен в уикенд?       — Мам, он же шутит, — вставила Сьюзан в мою защиту.       — И ты тогда тоже давай улепётывай вместе с ним!       — Дурдом, — прошипела сестра и тихонько хихикнула.       Я пожал плечами и продолжил жевать.       Птицы совсем распелись, топчась на карнизе своими мелкими лапками. Где-то на улице загудели клаксоны и рванули покрышки. Из окна раздался смех соседских детей. Я глянул через сестру на слегка искажённые очертания их двухколёсных велосипедов и подумал, что когда-то тоже умел вот так резвиться: ранним утром, пока родители спали в своей постели, бегом из дома навстречу азарту, но потом всё куда-то пропало с течением времени, и я даже не понял в какой момент. С уходом отца?       — А меня возьмёте с собой?       Мы с сестрой синхронно повернули головы в сторону Трейси.       Она спустила руки со стола на колени, развернулась и посмотрела сперва на Сьюзан, затем на меня. Её склеры были покрыты тонкой паутиной алых сосудов, лицо осунулось, губы потрескались, но сама она улыбнулась настолько подозрительно ласково, будто не провела последние сутки без сна и вообще не ломилась в чужой дом под дождём в полтретьего ночи.       — Шучу.       Я было подумал: «Да всем поебать». Сестра же встрепенулась, ожила и затараторила:       — Вот и правильно, Трейси! Крутые девчонки не бросаются в бегство! Подумаешь, тяжёлая первая ночь на новом месте. Ты же только приехала в Аптос. К тому же недавно похоронила бабушку! Пф-ф-ф, дай себе время на адаптацию. Да, привиделось что-то. Ну, с кем не бывает. Это нервы шалят. Вот ты знаешь, я помню себя, когда поступала в колледж… Такой стресс… Не могла спать… Почти полысела…       Слова вылетали изо рта Сьюзан, как пулемётная очередь. Я скривился и уставился в пол. Тоже мне стресс — зубрить хуету, чтобы сдать наипростейший экзамен и поступить в сраный колледж в соседнем городе. Я вот легко с этим справился в начале года. Лучше бы попробовала расчленить свежий труп.       Или отмыть галлоны крови с сиденья машины.       Или отчистить багажник от чужих волос.       А для начала просто убить.       И самому не сдохнуть в процессе от истощения.       Я цокнул и, кажется, сделал это чересчур громко. Сестра уставилась на меня с осуждением во взгляде, а Трейси…       Трейси сделала вот что:...