На зов скрипки

      Пахло землей, болотом, кровью. Пахло сырым мясом. В ушах гудело, но сквозь гудение и звон до него доносились хлюпанье и бормотание. «Слушай плач скрипки…» — хрипела дрянь над его головой. Аластор не мог открыть глаз, не мог пошевелить руками и ногами. Дышать приходилось через раз. Что-то теплое давило на грудь. Он не мог сглотнуть. Понимал, что парализован. Очень боялся захлебнуться собственной слюной. «Скрипка путь укажет…» — клокотало что-то со стороны ног. Они смеялись, а его прошибал холодный пот.       «У скрипки струны лопнули!» — твари смеялись и царапали дрожащее тело. По ощущениям, он тонул где-то в болоте. «Твои струны тоже лопнут… Лопнут! Лопнут! Лопнут!» — они взревели, вскричали, напугав его сильно. Ноги больно свело. Он закричал. Закричал, сложившись пополам. Не было болота, земли и крови. Он сидел на постели и шумно дышал, пока его всего колотило. Мурашки пробежались по коже меж лопаток и по низу живота.       За окном заиграла скрипка. В октябре. Во мраке ночи. Аластор вскочил с постели и на негнущихся ногах побежал к окну, по дороге собирая все возможные углы. На улице никого не было.       Так она и играла. Рыдала в его воспаленном мозгу до самой смерти. Он умирал противно, унизительно, медленно и больно. Все было как во сне. Почти как во сне. Все было так, как на фотографии, что летом двадцать девятого года ему вручил странный фокусник. Во лбу зияло пулевое отверстие. Говорят, что огнестрельные ранения больнее ножевых. Но он лежал и ничего не чувствовал. Зато ощущал, как охотничьи собаки рвут в клочья его ноги. Вот это было больно. Его засасывало болото, пока он захлебывался слюной. Терял кровь стремительно. В глазах темнело. Кто-то бежал к нему и кричал собакам, чтобы они бросили жертву. Было поздно.       Тени, когда-то давно призванные с помощью магии Вуду, рассказывали, что есть Рай и Ад, но они структурой своей отличаются от привычного человеческого восприятия. Аластор знал, что ему в Ад. Только в Ад. Трясина засасывала в неизвестность. Оставленный умирать, в какой-то момент он захлебнулся, истек собственной кровью, оглох от навязчивого бормотания и фальши скрипки.       В Аду… Ад ли это?!.. было мерзко и тускло. Красное небо, вонь крови и плоти, чей-то крик. Его здесь никто не встречал. Он бродил по улицам и не знал, куда податься. Хотелось есть. Хотелось резать. Тело таинственным образом излечилось и видоизменилось. Под рукой не было зеркала, но он знал, что стал выше, худее и, скорее всего, страшнее.       — Убей! Убей ты, или они убьют тебя! — требовала собственная Тень. Страшная, тощая, зубастая и рогатая. Живая. Она везде ползла за Аластором и подсказывала ему, как обосноваться в Аду. Отголосок ритуалов Вуду.       — Убей! Сожри! Утоли голод и жажду! Здесь все такие… едят подобных себе. Чем изощреннее убийства, тем выше рейтинг и статус, — Тень подначивала и жестами показывала. Ее шепот слышал только Аластор. Или, может, угадывал, читал по силуэту.       Заиграла скрипка. Запела натужно. Аластор знал, кто играет и как играет. Отвлекся от горячей кровоточащей плоти, пошел на зов. Тень скривилась, забилась в темную щель. «Нет!» — трепетала она… он, оно… а Аластор утирал красным рукавом окровавленные губы и игнорировал.

***

      — Будем знакомы, — мразь в белом костюме, несуразно высоком цилиндре и маске тянула к нему темную руку.       — Знакомы, — Аластор вел себя нагло, так как чувствовал, что хуже ему уже никто не сделает. Он просто не знал, что опустить и принизить в Аду могут каждого. И тем более не думал, что в силу слабости и неопытности, принизить могут его.       — Тогда как меня зовут, Аластор? — фокусник интонацией выделил его имя. Выпендрился. Толсто намекнул, что он знает, в отличие от самого Аластора. Они встретились на улице в каком-то узком переулке. Фокусник прятал за тонкой спиной скрипку и улыбался слащаво, счастливо.       Причина его безумия. Причина невроза, бессонных ночей и дезорганизованного желания убивать. Аластор тянет к нему когтистые руки. Так кто ж, черт возьми, скрывается под этой маской?!       — Как меня зовут, Аластор?! — взревел и отшатнулся на шаг. От крика грешник замер. Ноги опять свело, сердце защемило. Он испугался. Можно ли умереть в Аду вновь?.. Больно ли это? Он молчал. Что-то вертелось на языке, но ему все никак не удавалось поймать и сказать. Как его зовут… Зовут ли?       — Люцифер… — подсказал скрипач в белом. Аластор искривил губы. Люцифер? А люди его видят другим. Такой маленький, на вид хрупкий, белый. И что же в нем ужасного, зудящего, свербящего?       — Некогда Самаэль. Падший ангел. Король Ада, — представился официально. Он снял маску медленно, показушно, открывая вид на миловидное личико. Золотоволосый, белокожий, румяный. Глаза любопытные. Губы яркие, тонкие, а язык темный, змеиный… Аластор помнит, Аластор когда-то не только видел, но и имел честь поцеловать.       — Чем удостоен встречи с вами, Ваше Величество? — грешник кривится. Слишком странная ситуация.       — Моему любопытству. Своему безумию, — похлопал глазами. Белая карнавальная маска песком осыпалась в его руке. Скрипка незаметно исчезла. Из воздуха по щелчку пальцев явилась вычурная трость, на которую королек оперся.       — Вы казались мне выше, — съязвил.       — При жизни ты был ниже.       — Так чем обязан? Все это время вы играли на скрипке для меня? Польщен, Ваше Величество, — Аластор судорожно выдумывает черную шутку. Ничего не сочиняется.       — В Аду так скучно. В Раю так тем более. Порой я нахожу время и возможность прогуляться по миру живых. Ах, а я ведь там даже не гость… Ты попался на глаза мне случайно. Помнишь… свое первое убийство? У тебя тогда дрожали руки, ты боялся. Я видел, я помню. Я просто оказался в нужном месте и в нужное время, оттого смог запечатлеть такую красоту. Сцена слома разума. Убивший единожды сойдет с ума навсегда, — Люцифер ворковал и в элегантных темных руках крутил трость. Аластор следил.       — Понравилось? У плоти специфичный запах. Проливший чужую кровь когда-то попадет в Ад непременно. Я подумал, что помогу тебе немножко, — мяучит сладко, нежно. Трость бросает, от удара она пополам с треском ломается. Люцифер на это даже бровью не ведет. Палка с наконечником в виде яблока ему не дорога. Таких у него множество.       — Немножко? И чем же вы помогли? — Аластор улыбается хищно. Чувствует, как неестественно растягиваются губы. Интересно, как сильно изменилось его лицо после смерти.       — Скрыл тебя от детективов. Твои руки черны от крови. Думаешь, никто не додумался, что убивал ты? Особенно твои последние убийства. О чем ты думал, когда оставлял множество важных улик? — королек смеется.       — О вас, — Аластор признается. Где-то в темном углу шипит его Тень. Нельзя так говорить с Владыкой.       — Я знаю, — Люцифер меняется. Его широкая улыбка в момент меркнет, становится самодовольной сдавленной ухмылкой.       — И все же я не позволю разрубить себя вдоль и поперек тупым топором, — заверяет ангелок, хотя к нему уже тянутся когтистые ладони. Грешник погряз в желании раздеть, расчленить, изучить. Он ломал голову над тем, кто прячется под маской. И вот этот кто-то стоит рядом. Кто-то ангельской внешности и демонической силы.       — Но могу тебе предложить продолжить убивать и расчленять других. Но ты слаб. И более бесплатно помогать тебе я не стану, — его воротник тянут, рвут. Оторванные пуговицы летят под ноги. Люцифер опять улыбается, обнажая острые зубы, пока над ним склоняются и рвут одежду. Ему нравится нездоровое внимание. С потерей жены он и сам плавно сходит с ума.       — Так что вам нужно? — Аластор хочет торговаться. Да только нечего ему предложить. Жизнь и ту потерял из-за неудачливого охотника и голодных собак.       — Денег не возьму. Здесь ценится другое… — мурлычет сладко. Хватает за воротник, тянет к себе сильнее.       — В Аду есть сильные и слабые. Ты слабый. Религия Вуду подарила тебе никчемную Тень, не больше. Чтобы выжить здесь, подобные тебе продают тела и души. И тебе повезло, что твое тело и душу в обмен на нескончаемую власть готов выкупить я, — подобное звучит смешно из уст того, кто ниже на две головы. И все же Люцифер выглядит властно. Выглядит серьезно, строго, сильно. Тень сжалась, руками замахала. Заключать сделки с ним не стоит. Змей обманет. Обольстит, влюбит в себя, а потом искусает, сломает, сожрет и костей не выплюнет.       — А зачем вам моя душа?       — Не задавай глупых вопросов, Бэмби, — как мерзко звучит. Аластор скривился. Вокруг него обвились золотые сияющие цепи. Они стянули руки, ноги, торс и шею. Взвились и остановились. Не замкнулись. Фокусник протянул ему контракт. Предложил подписать кровью.       — Кусай палец и ставь отпечаток. Я никогда не обманываю. Выполняю обещанное, — скрипач ткнул контрактом в лицо.       — А не ты ли та змея, что в Библии Адама и Еву яблоками накормила? — Аластор ломался. Он гордый, но не глупый. Понимает, что власть каким-то образом получить надо. Пожалуй, Люцифер будет самым властным из тех, кого он сможет найти в Аду.       — Нет, не та, — темный змеиный язык пробежался по тонким губам. Он именно та змея.       — И все же зачем вам моя душа?       — Твоя душа, тело и разум, — поправил королек.       Аластор в тот день даже подумать не мог, насколько страшным было предложение. Отсутствия души он не ощутил. Быть может, ее не было вовсе. Тело он продал, выставил на обозрение. Люцифер оказался слишком любопытным. Слишком жадным, заламывающим руки за спину и раздевающим быстро, резко. Это было отвратительно. Лучше чем в борделе, но хуже, чем грешник себе вообразил. Он только раздевал и ставил перед дорогим серебряным зеркалом. Аластору не нравилось свое тело. Непривычно высокое, серо-бледное, шрамированное, изувеченное. Красные волосы выглядели непривычно ярко. Небольшие рожки и ушки… теперь понятно, отчего его назвали олененком.       — Тебе стрельнули вот сюда, — смеялся Люцифер и тыкал пальцем в середину лба, где когда-то кровила страшная рана.       — Мне стрельнули вот сюда, — Аластор улыбался. Всегда улыбался. Даже закованный в золотые цепи, он улыбался. Порой королек находил в себе силы отпустить ручного слугу. И тогда Аластор, наделенный его силой и магией, крушил никчемных грешников. Ах, как они его раздражали. Когда-то он даже задумался о том, чтобы возобновить радиовещание. Но вместо детального описания убийств он бы просто транслировал крики умирающих.       Люцифер будто прочел его мысли.       Ах да, Аластор ведь и разум продал тоже…       Он подарил ему чудесный живой микрофон. Облачил в красный костюм, накинул красный плащ. Красно-белые пятна. Вместе они смотрелись странно.

***

      «Владыка… он у нас весел, но немного туповат», — сказал кто-то из слуг. На публике Люцифер хохотал, подбрасывал шляпу ввысь и стремился поговорить с каждым в свободное от работы время. Но с ним, с Аластором, он был другим. Загадочным или ехидно-жестоким. Он мог показать пару фокусов или уколоть, унизить, напомнить о прошлой жизни. Аластор с течением времени возненавидел его сильнее, но вместе с этим полюбил. «Мой олененок», — мурчал Магне, восхищаясь слугой. Тень шипела.        Его унижали постоянно. Раздевали. Усаживали перед зеркалом. Порой заставляли стоять часами. У Люцифера был странный, скорее, медицинский интерес к его телу. И непонятно, чем он был вызван. Блуждая кончиками пальцев от живота до груди, переходя на ребра, а потом резко на ключицы. Он выводил узоры на его теле. Аластор смысл таких ритуалов не понимал.       На его темной ладони с черным длинным маникюром красовалось блестящее золотое кольцо. «Я полностью гетеросексуален в своих предпочтениях», — отмахивался ангелок. Его слуги-бесята шептались, что он немного тронулся умом после развода с женой. И что сейчас женщины его едва ли привлекают, несмотря на громкие утверждения. Но его точно привлекал Аластор. И когда они стояли перед серебряным зеркалом и касались друг друга… наверное, Магне желал чего-то большего, чем касаний. Просто он не мог решиться и переступить через привычные установки.       «Меня не влечет», — думал Аластор. Но, черт возьми, его влекло. Их обоих влекло. Окутанные золотыми цепями Люцифера, замученные одним только наблюдением, они стояли и касались. Аластор хотел убить. Закопаться руками в чужие горячие органы. Органы ли там? Может, все-таки конфетти? Магне видел чужие порывы и улыбался. Они еще не на том уровне отношений, чтобы изувечивать друг друга.       — Сыграйте для меня на скрипке? — попросил грешник, схватив Владыку за тонкое запястье темной руки.       — Сыграйте не фальшиво. Вы ведь умеете. Тогда, когда я был жив, вы чудесно играли для меня, — он просит, склоняясь над ним. Люцифер глазами хлопает удивленно.       — Сыграю, — соглашается. Его отпускают.       Вцепившись в родную скрипку, ангелок играл долго и медленно. Он впервые не улыбался, не скалился, лишь расслабленно покачивался из стороны в сторону и прикрывал глаза.       — Быстрее! — потребовал. Магне резко и фальшиво скользнул смычком по струнам, а затем заиграл Пляску смерти, но как-то ускоренно, гротескно. Аластор смотрел, давился улыбкой. Играя на скрипке, Владыка наконец-то расцветает. Забывает о разводе; об изгнании из Рая; о плохих отношениях с дочерью; об Аласторе, что желает его то ли трахнуть, то ли сожрать. Он расправляет три пары чудесных пушистых крыльев, приподнимаясь на носочках и гордо вздергивая подбородок. Он чувствует себя живым. Ни депрессивным, ни глуповатым, ни навязчивым, ни жестоким.       Его останавливают. За руку хватают.       — Хватит, — молит. Они глядят друг другу в глаза. Люцифер опускает и скрипку, и крылья.       — Я могу их потрогать? — спрашивает, тянет руки к крыльям, без разрешения начинает вырывать тяжелые светлые перья. Люциферу больно. Он улыбается.       — Можешь, — одобряет Владыка. Аластор сжимает крылья у самого основания. Тянет до хруста и чужого вскрика. Не понимает, что ломает. Магне душит и склоняет к себе. «Целуй!» — приказывает, облизывает губы темным змеиным языком. Его целуют без промедления. На пол к их ногам падают светлые перья и мелкие капли золотой крови.

***

      Они спали редко. Не больше десяти раз за пару лет, что провели в Аду вместе. Секс был слишком обычен для их извращенной любви. Последние два раза были только за этот месяц. Они возжелали друг друга с течением времени.       Устраиваясь в чужих белых, красиво разведенных в стороны ногах, Аластор медлил и просто смотрел. Люцифер не улыбался. Он смотрел, хлопал большими серьезными глазами, ждал активных действий. Желал телом и сердцем. Даже кольцо снял, чтобы сегодня отдаться только ему.       — Тебе помочь, Бэмби? Может, подтолкнуть? — хмыкает и на локтях приподнимается. Когтистая ладонь давит ему на грудь. Нет, он сам.       — Ну тогда не заставляй меня ждать, — золотые цепи расцветают на чужих запястьях и шее. Одну из них Люцифер накручивает на собственную руку и рывком тянет на себя.       — Да я сожру тебя, если будешь торопить меня, — трещит на манер радио, поперек расцарапывая чужую красивую грудь. Магне охает, губу прикусывает и глаза закрывает. Отчего-то ему нравится.       — Вас. Да я сожру вас, — поправляет королек, пока его ноги придерживают под сгибом колен и проникают медленно, глубоко. На подготовку ушло слишком много времени, на прелюдию едва ли. Люцифер устал просто лежать, но сейчас, получив желаемое, он улыбается и постанывает. Среди них нет активного и пассивного. Они универсальны. Но обычно доминирует Магне, тянет за цепи, держит за руки и шею. Сегодня роль актива и доминанта отдана Аластору. Он упивается властью и рвет цепи.       — Не заигрывайся, — наставляет и громко стонет, когда на него наваливаются, прижимаясь плотно и горячо. Ноги скрещивает на чужой пояснице, впредь не позволяет отдалиться.       — Не заигрываюсь, — клацает зубами и руками упирается по обе стороны от чужой головы. Бедрами двигает резко, сильно, глубоко, выбивая смятые стоны. Ангелок слишком вредный и гордый, чтобы с самого начала стонать во весь голос. Оттого он сжимает губы, стонет на выдохах. Глаза доверчиво закрывает, голову запрокидывает, открывая вид на белую шею и выпирающий кадык.       Его кусают жадно. Сначала оставляют светлый укус на кадыке, а после кровоточащий на ключице. Золото так красиво каплями выступает на ране. Аластор слизывает кровь жадно и не прекращает двигаться. Его плечи сжимают, царапают. Магне не знает, куда деться. Он просто скулит, в очередной раз выгибаясь. Сбежать не старается. Гордо принимает множество укусов, но жаждет поцелуев.       За ними внимательно следит Тень. Хмурится, демонстрирует недовольство.       — Убери ее, — ругается королек, крупно вздрагивая из-за смены угла проникновения.       — Да-а… вот так… только убери ее, прошу, — мелко дрожит от удовольствия. И все равно Тень его раздражает.       — Он вредный. Ты ему не нравишься, — усмехается грешник, опять расцарапывая чужую грудь. Ангелок фыркает. Расправляет огромные пушистые крылья. Окутывает ими себя и партнера. То ли хочет быть ближе, то ли старается спрятаться от назойливой тени. Ах, как крылья ему нравятся. Со временем он научился относиться к ним нежнее. Но сейчас на крылья Радиодемон не обращает внимания, наклоняясь за поцелуем. Люцифер доволен.

***

      — Научите меня играть на скрипке? — Радиодемон крутит в руках смычок. Скрипач следит за его действиями игриво. Их отношения теплеют. К друг другу они относятся все также дико, болезненно и нездорово. Как господин и слуга. Как подобие божества и простой грешник. Но иногда они становятся человечны друг к другу.       В Аду не место человечности.       Змеи не умеют любить.       — Стоит начать с сольфеджио, — мычит королек, подходя вплотную. Аластор корчит носик.       — Возьми скрипку вот так, — он наклоняет чужую голову, между плечом и щекой старается просунуть скрипку.       Сегодня Люцифер расскажет ему про музыку. Завтра, возможно, раскроет секрет простого фокуса. А послезавтра Аластор возьмет его за руку и поведет на радиостудию.       Они притерлись. Возможно даже влюбились.