Красный цвет

Том просыпается от громкого скрипа паркета. В ушах немного шумит и в горле сушняк – все же ему далеко не семнадцать, когда после пьянки просыпался и шел на учебу, как ни в чем не бывало. Открывать глаза и просыпаться совсем не хочется: голова разрывается из-за стука сердца набатом. Он немного приоткрывает глаза, не фокусируясь, и видит в проёме комнаты фигуру. — Эдд? Ты чего не в постели? – Том сонно зевает, потягиваясь на кровати. Приятно, что его любимый ныне человек так заботится, что и одежду верхнюю снял перед сном. Странно, правда, что шторы до сих пор задернуты – Эдд всегда их раскрывал, чтобы Том быстрее проснулся. Из-за этого Том пропускает момент, когда фигура приближается на шаг. — Не Эдд. Прокуренный голос с жёстким акцентом отдается в голове эхом, но Том не позволяет себе верить. Глупости. Он не отвечает и поднимается с кровати, чтобы самостоятельно раздвинуть шторы. Встать удается с трудом, почему он, не удержав равновесия, качается в сторону. Тяжело. Свет проливается в комнату вместе с открытым нараспашку окном, чтобы запах алкоголя не застаивался, – Эдд жуть как не любит, когда вещи Тома пахнут водкой, – и тогда Риджуэлл наконец понимает, что привидевшиеся рожки – не его фантазия. — Какого черта? Где Гоулд? – теперь хрипло отвечает он, оставшись у окна и мерно развевающейся от ветра тюли. Подходить не хочется. Сон. — Он сам меня сюда позвал. — Он что.. – в глазах мелькает что-то непонятное, а затем Том заводится, как бочка с динамитом от подоженного фитиля. — Да он, блять, такое получит за это! Риджуэлл срывается на кухню, проигнорировав отшатнувшегося от проема Ларссона и взорвавшуюся болью голову. На столе видны таблетки, – кои, естественно, оставил не Ларссон, – и какая-то записка, а ещё неизвестная бархатная коробочка. Больно она напоминает ему кое-что, но думать об этом пока рано. Томас сдирает с зарядки телефон и набирает первый номер в контактах. — Гоулд, какого хуя? А ну вернись быстро, придурок, а то урою при первой же встрече! – с другого конца звонка сначала не слышно ничего, а после Эдд спешно извиняется и отключается. Да что ж это такое. Том недовольно косится на экран с высветившейся надписью о завершении звонка, гневно поджав губы. Ну он и получит. Слышится тихий смех с места, где был Торд, но сейчас тот перемещается плавным движением к Тому, на кухню. — Что смешного? – резко отвечает Томас, ощериваясь. Торд не реагирует, только улыбаясь. — Вы стали так похожи.. он сказал подобное, когда позвонил мне, – Ларссон улыбается грустно. Том молчит и отворачивается. — Тебе лучше уйти. Всё это не вернуть, – голос тихий, однако слышится та твердость, с которой Том решил оборвать все связи с ним. Какая теперь разница? Даже если Эдд сейчас и сделал так – прошлое не изменит. — Но.. – раздается ближе. — Нет, Торд. Не думай, что я забыл, как ты на нашей чертовой свадьбе мне изменил. Уходи. — Пожалуйста, Томас. Дай мне шанс. Всего один, – Торд шепчет, подобравшись совсем близко, так, что Том чувствует его дыхание на своей шее. Развернуться к нему в объятиях страшно. Очень страшно вернуться в те времена. Некоторое время Том стоит молча, не отвечая, но и не отталкивая чужие руки. Спиной он хорошо чувствует, как загнанно бьётся сердце Торда. Возможно, возможно, всего на один миг посветлела надежда. Так страшно. Риджуэлл осторожно поворачивает голову и внезапно встречается взглядом с грустью в серых глазах. Она будто является отражением того, что он чувствует сейчас. Всё ещё неуверенно Томас всё-таки разворачивается в объятиях и с выдохом утыкается в ткань неясного цвета на груди Торда. Наверное, она такая же красная, какой была тогда. Думать не хочется ни о чем. Хочется только что-нибудь сделать с собой от безысходности. Он поднимает голову, совсем немного, ведь Торд почти такого же с ним роста, в отличие от Эдда, с которым ему каждый раз приходится поднимать подбородок. Они оба молчат, глядя в глаза друг друга. Хватка рук на пояснице ослабевает, однако это значит лишь то, что Торд прижимает Тома к столешнице спиной. Он ещё не позволяет себе лишнего, так что Риджуэлл спокоен. Он только кладет руки на грудь Ларссона, все продолжая глядеть в глаза и видя, как тот приближается. Такая сладкая и тихая близость ещё никогда не была так желанна. Быть может, если бы они были в других обстоятельствах, Том бы отдал все на свете за это. Абсолютно все. Только сейчас, когда губы Торда почти коснулись его собственных, стало ещё страшнее. Непроизвольно пальцы на руках сжимаются, а глаза зажмуриваются. Том не успевает больше никак отреагировать, кроме как резко оттолкнуть его в тот же момент, когда из этого безмолвного состояния их резко вырывает громкий хлопок двери. Том бы все отдал, чтобы продолжить те мгновения тишины. Но есть одно «но». На кухне из проема появляется Гоулд, держащийся за край пальто. Видно, накинул в спешке. Висящее напряжение спадает так же, как пришло. Появляется другое. Риджуэлл проводит по столешнице рукой, находя пальцами бархатную коробочку, и наконец открывает. — Я согласен, – он поворачивается к Гоулду и находит в его глазах разгорающееся счастье и облегчение. Наверное, Том рад. Очень рад. Правда, он отворачивает голову в сторону, чтобы Гоулд не видел того, что сейчас на его лице. Эдд подходит ближе и, не боясь ничего, стискивает его в объятиях, зарываясь носом в русые пряди на макушке. А Том смотрит на Торда, не отвечая на объятия. — Теперь видишь, почему я здесь? – слышится тихое от него, после чего Томас переводит взгляд на руки на своем животе. — Эдд не найдет за неделю до свадьбы любовницу, он не бросит меня под венцом. И я его люблю. Торд молчит. Сейчас им обоим не нужны слова, чтобы прочитать в глазах друга друга все ответы. Правильные и жестокие ответы. Правильные, но такие отвратительные и неприятные. Ларссон задерживает взгляд на кольце всего на миг и разворачивается к ним спиной. Вскоре со скрипом закрывается входная дверь. — По крайне мере, он больше никогда не вернётся.. – улыбается Томас, все ещё смотря на только что захлопнувшуюся дверь. И почему-то слезы сейчас особенно больны. «Я тоже тебя люблю».