Время не лечит

Окна машины запотели от тяжелого прерывистого дыхания. На стёклах остались такие жуткие разводы, что прохожие могли бы подумать что здесь не обошлось без криминала, но это последнее, что беспокоило двух людей, которые спустя столько времени наконец смогли обрести долгожданное уединение. Если разврат и похоть имели бы запах, то сейчас в душной синей иномарке, стоящей на краю обочины, была бы просто адская его концентрация. Ньют плавится. И даже не из-за катастрофически высокой температуры их тел и нехватки кислорода. Возможно даже не от стыда, который сдавливает горло стальными тисками, заставляя краснеть ещё больше. Всё из-за чёртовых пальцев, от прикосновений которых каждый раз, как в первый, бросает в жар. Длинные, мозолистые, но обжигающе приятные внутри. Родные. Они потеряли счёт времени. Прошло минут пятнадцать, может час, а может два. Телефоны отключены. Только они, окраина какого-то поля, засеянного подсолнухами, неполная луна и прохладный ночной ветер. На улице спокойно. Где-то вдали шумят машины, видны мигающие огни-завлекалочки дешёвых придорожных отелей и забегаловок. С каждым новым грязным словечком, то и дело слетающим с губ Томаса, всё вокруг плывёт и становится похожим на цветастый калейдоскоп, состоящий из фиолетовых, красных и желтоватых оттенков. Искусственный свет фонарей преломляется, кажется неестественно ярким и раздражающим. — Я знаю чего ты хочешь. Попроси как следует, — шёпот на грани слышимости. Мокрые пряди светлых волос прилипли ко лбу и щекам. Томас знал как Ньют ненавидел унижаться, но соблазн услышать то, что так давно хотел, был слишком велик. Сотни раз он уступал, довольствуясь жалобным скулежом, но не в этот раз. Не сегодня. Напряжённое молчание, нарушаемое лишь монотонным тиканьем аварийки. Кожа покрывается мурашками. Ньют мотает головой, пряча красное от слёз и смущения лицо. Тишина, на фоне которой чётко выделяются судорожные влажные вздохи и бешеное биение сердец. — Не капризничай, будь послушным мальчиком. Ньюту хочется орать. До боли в горле, до страшного сухого кашля, но он всё сильнее зажмуривает глаза. Что за издевательство. Чужая рука дразняще проезжается по спине, шее, хватая за волосы и легонько тянет назад. Томас чувствует крупную дрожь тела под ним, неразборчиво шепчет очередную похабщину, от которой уши в трубочку сворачиваются и улыбается, когда парень неуклюже разворачивается и смотрит ему прямо в глаза. — Я убью тебя, Томми. Клянусь, я убью тебя. Он целует. Целует будто в последний раз, стараясь достать до самых потаённых уголков души, затронуть самые волнующие мысли, погрузить в себя. Томас отчаянно цепляется за эти ускользающие секунды. Хочется как можно дольше задержаться на каждом миллиметре бледной кожи, запомнить каждый изгиб, родинку, шрам, всё до самых мелочей, чтобы в очередной раз, лёжа в холодной постеле, прокручивать в голове болезненные ощущения несостоявшегося светлого будущего. Силуэты постепенно теряют очертания. В виске стучит лишь одна мысль "только не сейчас". — Я люблю тебя. Слова эхом разносятся в полупустой квартире. В этот раз возвращаться в реальность тяжелее обычного. На подушке расплывается тёмное пятно от слёз. В груди вновь пожирающая заживо, всепоглощающая пустота. Мучительное чувство вины утягивает за собой, душит, словно на шее медленно затягивается невидимая петля. Он мог его спасти. Дрожащими руками Томас тянется к потрёпанному письму. Он выучил его наизусть. Глаза бегают по строчкам неровных букв, особенно долго задерживаясь на утверждении что он достоин счастья. Удар под дых. Убийственная пытка, которой он добровольно подвергается каждый божий день. Томас не помнит своих друзей, семью, первую любовь и поездки на велосипедах в соседний город, лишь жалкие крупицы прошлого в стенах Лабиринта крепко засели в его сознании. Он не может его отпустить. Не может свыкнуться с мыслью о том, что никогда не услышит своё имя, так по особенному звучавшее из его уст. Игривые подмигивания, обещания, что они обязательно найдут выход. Беспомощность - самое страшное чувство, которое может испытать человек. Ты как будто наблюдаешь за происходящим со стороны, не имея возможности вмешаться, воспрепятствовать необратимым процессам. Это не ёбаная компьютерная игра, которую можно перепроходить миллионы раз, пока ты наконец не дойдёшь до хэппи-энда. Одна попытка, без права на ошибку. Один единственный шанс, упустив который ты не сможешь начать всё заново.