То, что мы прячем от самих себя

Когда отец объявляет ее наследницей, а лорды склоняются по очереди, скандируя ее имя — волки и олени клянутся в верности — Рейнира думает не о троне и туманном будущем, не о матери с окровавленным животом, не об умершем брате с пустыми глазами, как у рыбы, выбросившейся на сушу, не о дорнийце, победившем в турнире и попросившем ее букет — о Деймоне. Его подарок жжет под одеждой кожу — валирийская сталь так красиво блестит на солнце каждое утро, когда Рейнира просыпается и выходит на балкон — и его пальцы, прикоснувшиеся к ее шее почти в девственно-невинном жесте, все еще ощущаются невидимыми болезненно-нежными синяками. Рейнира помнит, как стояла и мечтала, чтобы этот момент длился как можно дольше, чтобы время застыло, чтобы боги — и старые, и новые — позволили им побыть как можно дольше вдвоем. Она не могла объяснить причину своей бурной радости при каждой встрече с ним и причину всепоглощающей пустоты в груди только от мысли, что его не будет рядом сегодня. Ночью Рейнире снились его поцелуи, подобно языкам пламени ласкающие ее кожу, его пальцы, прикасающиеся к шее, и его шепот на валирийском. Во сне ее радость от встречи с ним обернулась драконьей страстью, и Рейнира проснулась раньше обычного, чувствуя влагу между ног и слушая свое бешено колотящееся сердце. Отец мог приказать Деймону остаться еще на один день и смотреть на нее, царственно вставшую у подножия трона… но Рейнира была тут одна, пока Деймон летел на драконе к своей жене как можно дальше от Королевской Гавани. И только ожерелье — валирийская сталь, их тайна, секрет, связь — жгло ей кожу.