Чудесно, волшебно, божественно...

Комнату Гарри начал обживать обстоятельно и с душой. Сам с разрешения тёти выбрал себе постельное белье, выпросил самодельное покрывало, сшитое руками самой Петуньи. Набрал постеры с лошадьми, горами, долами и лесами, которые любовно развесил по стенам, над письменным столом прочно поселилась роскошная карта мира, над кроватью — календарь и расписание уроков. У окна возле стола встало старое кресло, найденное под прежними завалами хлама: выкинуть его на помойку Гарри не разрешил, упросил оставить. И теперь в этом кресле по ночам спал котёнок, куда он перебирался, когда ему в кровати становилось жарко. Также Гарри переставил книги на полках, принес из чулана свои игрушки, стыренные у Дадли в разные периоды раннего детства. И сказал чулану твердое «прощай!». Посадили его туда, слава богу, не с младенчества, а с четырех лет, когда он магией чудесить-куролесить принялся, пугая родственников своими нежданчиками. А четыре года — вполне сознательный возраст, так что, натворив что-то непонятное, Гарри приучился сам уходить в чулан и отсиживался там, пока эмоции не улягутся и эти чудачества не прекратятся. Трех лет ему-здешнему как раз хватило, чтобы разобраться с собой и со своей магией, а после нырка за кошкой всё и вовсе встало на свои места. Теперь же, зная, что он волшебник, Гарри рискнул подобраться к родичам с «нормальной» стороны. Помогая тёте на кухне, он робко поинтересовался: — Тётя Петунья, а я в передаче про левитацию и телекинез слышал. У меня не может быть что-то похожее, а? Может, я тоже такой… экстрасенс? Дадли, сидевший тут же, на кухне, и помогавший тем, что подъедал котлеты, оставшиеся с обеда, засверкал глазами. — Точно, мама! Если волшебников не существует, по вашему с папой мнению, то эстра-сен-сом Гарри может быть! И вообще, это круто! — добавил он, вспоминая тортик. — Что круто? — настороженно спросила Петунья. — Ну вот, например, я вот так умею, — Гарри повел рукой в сторону мусорного ведра, применяя к нему Эванеско. Доверху наполненное и попахивающее ведерко вмиг очистилось, став не только пустым, но и вымытым чем-то с хвойной отдушкой. Ну, бытовые чары — это вам не чашка, превращенная в крысу, а очень полезное и доброе волшебство. А Гарри, притворщик мелкий, ещё и удивление изобразил. — Ой, а экстрасенсы так умеют? Дадли захихикал. — А ты волшебник, Гарри! Просто мама с папой не хотят это признавать! — Правда? — Гарри круглыми наивными глазками посмотрел на Петунью, и та сдалась — сказала истину. — Ну, хорошо-хорошо, Дадли прав, ты волшебник, Гарри… — Ну я, вообще-то, догадывался, — смущенно опустил голову проказник. — Просто не знал, у кого уточнить. — Ты догадывался? — Петунья тоже выглядела смущенной. — Ну да, — Гарри застенчиво колупнул плитку пола носком тапочка. — Потому что я умею то, что не умеют медиумы и экстрасенсы, например, склеивать разбитое и поломанное, уменьшать и увеличивать предметы, а ещё видеть пророческие сны… Мне мама снилась, как живая, рыжая такая, а глаза грустные. Спрашивала, когда мы к ней в Годрикову впадину заглянем? — Куда? — вцепилась Петунья в нечаянный адрес. — Город Годрика, расположен к западу от Бристоля, там ещё церковь есть, красивая, — с готовностью повторил Гарри, как прилежный малыш, заучивший местоположение своего дома наизусть. Ох как Петунья заволновалась, в момент достала блокнот и ручку и поспешно записала вслед за племянником, бормочущим: — Дом девять, стоит на Клэм-стрит, зелененькая такая окраина, совсем рядом с кладбищем. Сейчас Петунья поверила племяннику сразу и бесповоротно, потому что никогда-никогда не говорила мальчику, какого цвета волосы у его матери. Записала и расплакалась, уронив руки на колени. Гарри опешил — отвалил рот и растерянно уставился на тётю. Хотел раскаяться и за всё извиниться, но Петунья запричитала: — Я же все эти годы хотела найти место последнего пристанища Лили… Стыдоба! Не знать, где родная сестра похоронена! Папу с мамой навещаю, а самой хоть не дыши! Отец, бедный, весь измучился, в глаза заглядывает: где его дочка упокоена?.. Тут и Гарри чуть не заревел в голосину… — Тётя Туни, ты говоришь про дедушку? Петунья кивнула, промокнула глаза передником и продолжила: — Ну да, про дедушку твоего. И ведь ко всем знакомым волшебникам обращалась: к Дамблдору, к Северусу, ни один не ответил… — Э-э-э, к… — Гарри себя чуть не выдал, но вовремя опомнился: — А кто это? — Дамблдор — это директор школы, где твоя мама училась, а Северус — наш сосед. Мы с Лили с ним в детстве дружили, когда жили в Коукворте, это город в Манчестере. — Значит, не ответили? — вернул Гарри мысли тёти на прежние рельсы. — Да, — переключилась та. — Уж летала Минерва к тому и к другому несколько раз, да всё без толку… — Кто-о-о??? — едва не взвыл Гарри, чувствуя, как в перегруженном мозгу шарики за ролики завинчиваются. — Минерва, сова твоей мамы. Лили её в честь преподавателя назвала, говорила, что ей приятно гонять туда-сюда профессоршу… Гарри звонко захохотал, не в силах удержаться от гениальной проделки своей матери. Сова Минерва! Петунья тоже посмеялась, согласная с тем, что шалость смешная, и снова заговорила: — Минерва так и живет в доме моих родителей. После смерти твоей мамы она прилетела к ним и осталась у них жить на задней террасе. Птица, наверное, волшебная, раз столько лет живет и не стареет. — Тётя Туни, я очень хочу увидеть дедушку с бабушкой! — Гарри молитвенно сложил руки, щенячьими глазками заглядывая в лицо Петунье. — А потом мы все вместе сможем съездить в Годрикову впадину. Петунья с сомнением оглядела руки и плечи племянника. Гарри машинально проследил за её взглядом, тоже оглядел свои плечи и додумался: — Я не буду колдовать, тётя, честно! В ближайшие выходные Петунья собрала мальчиков и котёнка, купила билет на поезд, и поехали в гости к Эвансам. Великобритания — остров небольшой, так что поезд их быстро домчал, всего за пару часов. Эти два часа Гарри не знал, как и прожить: всё в нём екало при мысли о живых дедушке с бабушкой, всё поверить не мог, что едет к ним… А увидев, едва не разрыдался от счастья — Гарри Эванс походил на него-взрослого. Радость была запредельная — он пошел в дедушку!!! Врал всё Снейп! Он ни на йоту не похож на Джеймса Поттера! Снейп либо слепой, либо идиот, раз видит то, чего нет. Седой, худой, невысокий, с доброй удивленной улыбкой, Гарри Эванс обнял подбежавших внуков, потом отстранил и принялся трепетно разглядывать мальчиков, держа их за плечи чуть подрагивающими руками. — Дадлик, как ты подрос! Гарри, как же я давно тебя не видел! Из последовавших разговоров Гарри узнал, что дедушка приезжал в Литтл Уингинг, когда мальчикам было два года. И так уж сложилось, что Дадлика Петунья возила к родителям чаще, чем проблемного племянника с его магическими нежданчиками. Во время таких отлучек с Гарри дома оставался Вернон, взявший отпуск. Наслушавшись этих печальных подробностей, Гарри завздыхал, только теперь начиная понимать, как много неприятностей он доставил Дурслям. Но зато сейчас наверстает! Чем Гарри и занялся, прилипнув к дедушке и не отходя от него ни на шаг. Он за дедом прямо хвостиком бегал… За бабушкой тоже хотелось, но она по болезни плохо ходила и больше сидела в кресле с вязаньем на коленях, укрытых теплым пледом. Когда дедушка садился в соседнее кресло, Гарри пристраивался тут же, садясь на пол к ногам бабушки Рози. И замирал в атмосфере семейного счастья, слушая бесконечные разговоры взрослых. Ближе к вечеру за окном промелькнула быстрая тень, и дедушка встал с кресла, проницательно глянул на внука и протянул руку со словами: — Пойдем-ка, Гарри, познакомлю тебя с Минервой. Глядишь, к тебе на службу перейдет, если понравитесь друг другу… Идя на заднюю террасу, Гарри в уме все виды сов-долгожителей перебрал, но ни одна не подошла к описанию Минервы. Потому что Минерва оказалась неизвестной породы, лично Гарри никогда не видел таких сов — размером с ястребиную, но стройнее, окрасом бежевая с золотистым отливом, как сипуха, но лицевой диск был как у филина, с косым разлетом «бровей» от клюва… — Знакомься, Гарри, это Минерва, афинская сова, — тепло шепнул на ухо дедушка. Гарри так и ахнул, вмиг вспомнив другую Минерву, не профессора МакГонагалл, а греческую — Афину Палладу. Одно из главных божеств античной Греции и Рима. Римская девственная богиня мудрости, войны, домашних ремесел, покровительница школьников и учителей. В античном и ренессансном искусстве изображалась в облике величественной матроны, облаченной в шлем и тогу с изображением совы, ниспадающую поверх доспехов. — Лили назвала птицу ещё до школы, а когда приехала на каникулы, долго веселилась от того, что в школе работает профессор с таким же именем. Это совпадение ей так понравилось, что она всем стала говорить, что назвала сову в честь профессора МакГонагалл, — с удовольствием рассказал дедушка. — А кто к ней перед школой приходил? — слегка растерялся Гарри. — Никто, — улыбнулся дедушка. — О том, что она волшебница, Лили рассказал Северус, наш маленький сосед. А в Косой переулок детей водила Эйлин, мама Северуса. Отстранившись от Гарри, мужчина выпрямился, простер руку к сове в известном жесте сокольничего, Минерва оттолкнулась от перил террасы и послушно перелетела на запястье, уселась и с любопытством вытаращилась на пацана. Глаза её оказались янтарно-желтыми, как у всех сов. — Она очень верная, — продолжил дедушка, чуть погрустнев. — Когда Лили не стало, Минерва прилетела к нам и поселилась на террасе, на зависть всем нашим соседям. Гарри озадаченно смотрел на дедушку, не совсем понимая, куда тот делся в его прошлой жизни, да ещё с такой приметной волшебной совой? Это вообще тот мир или какой-то другой, с альтернативной реальностью? В той жизни Гарри Поттер вырос, ничего не зная о дедушке с бабушкой, не подозревая о том, что он волшебник, что с одиннадцати лет он поедет в Хогвартс… Почему же сейчас всё по-другому? Тут его огрела новая мысль, заставившая похолодеть: а вдруг у того Поттера всё это отобрали? Посадили же невиновного Сириуса в Азкабан, куда-то пораскидали прочих волшебных родственников, ну и магглов могли прибрать по-тихому, чтобы вырастить из того Гарри покорного телёночка… Чтоб он, значит, ни к кому душевной привязанности не имел… Может, и котёнка они, того, пришибли, а у Поттера теленистого память подтерли, как Слизнорт сам себе или Реддл своему дяде Морфину. Как Похлебе. Как Гермиона своим родителям с внушением умотать в Австралию. Вот и ему, наверное, так же внушили, что дядя с тётей плохие, что родни со стороны отца у него совсем не осталось, что его защищает материнская жертва, а значит, он тоже должен пожертвовать собой во имя всеобщего блага… Ой, да пошел ты в задницу со своим всеблагим благом, Дамблдор! Мысленно ругнувшись и тем самым отведя душу, Гарри протянул руку и осторожно погладил Минерву по светлым перышкам на грудке. Поднял глаза к лицу дедушки и тихо спросил: — Можно мне сменить фамилию? Не хочу быть Поттером. Что толку от фамилии того, кого я никогда не знал? Тётя с дядей меня вряд ли смогут усыновить, но я хотел бы стать Эвансом. — Это можно устроить, — чуть поблекшие, но сохранившие травяную зелень глаза Эванса сверкнули весельем. Гарри смотрел в них и видел безграничную любовь дедушки, истосковавшегося по внуку, которого видел всего раз со времени последней поездки. В Годрикову впадину поехали, как только смогли собрать бабушку Рози. Женщина из-за артрита давно не передвигалась на дальние расстояния, только у дома и в саду могла пройтись с палочкой или под руку с мужем. Но несмотря на это, долго не соглашалась усаживаться в кресло-каталку, ей отчего-то казалось, что если она сядет, то больше не встанет с него никогда. Но и отказаться от поездки на могилу дочери она не смогла, заливаясь слезами при каждой мысли об этом. Гарри себе губы в кровь искусал, видя всё это. Ну не должны родители хоронить своих детей, наоборот природой заложено! Но собрались-таки, со скрипом, болями и протестами, собрались и поехали. Пара часов на поезде от Манчестера сквозь графство Уилтшир мимо Бристоля и Бата, прямиком к Бриджуотеру, в котором хитро прятался городок Годрика. Таким образом Гарри случайно узнал, что по месту рождения он прописан в графстве Сомерсет. Так… теперь не облажаться, не заблудиться и привести родственников точно к тому кладбищу, в котором он побывал с Гермионой во время поисков меча Гриффиндора… Ну, кажется, справился — вон шпили знакомой церкви. — Сюда! — воскликнул Гарри, нацеливаясь на ориентир. Петунья налегла на ручки коляски с болезной матерью, разворачивая в нужную сторону. Дадли потянул за руку дедушку. Дошли неспешно, выискивая лучшие пути для коляски, миновали церквушку и вошли под сень старых дубов тихого, по-осеннему живописного кладбища. Долго стояли перед могилой Лили и Джеймса. Петунья по просьбе матери, присев на корточки, перебирала высохшие цветы, выкладывая к ним свежие букеты, купленные на станции. Гарри Эванс молча смотрел на надгробье, перечитывал высеченную на мраморе надпись с именем Лили и тихонько утирал текущие по щекам слезы. Притихшие Гарри и Дадли замерли поодаль, к ногам Гарри сочувственно прижался всё понимающий котёнок. И включалась потихоньку магия Защиты, остро реагируя на чувства маленького волшебника, оживала, росла и разворачивалась во всю ширь, накрывая собой города и все те места, где побывал, прошелся и жил Гарри. Литтл Уингинг, Коукворт, дом Эвансов, дом Дурслей, младшая школа, улочки, парки, магазины — всё это медленно и неуклонно становилось невидимым и ненаходимым для колдунов. Миссис Фигг, посланная Дамблдором на новое место жительства, слепо тыкалась во все стороны, внезапно потеряв цель своего переезда и оглохнув от воплей разозленных книззлов, запертых в переносках. От чокнутой на вид старушенции шарахался честной народ, а полисмены, напротив, начали присматриваться к бабке с орущими котами, потерянно топчущейся посередь дороги на Лондон. — Мэм, вы что-то потеряли? — вежливо осведомился бдительный констебль, выросший возле бабки, как из-под земли. — Да вот… ехала в… куда-то… — залопотала сбитая с толку Фигг. — Дамблдор велел выехать в пригород, э-э-э… В общем, в пригород Лондона мне надо, но не помню, куда… Полисмен вежливо покивал — пригородов этих у Лондона, что блох на болонке, задолбаешься все перечислять бабульке с амнезией. — Пройдемте-ка со мной, мэм. Ну, Фигг деваться некуда, покорно взялась за ручку тележки, груженой переносками с котами, и, подтягивая сумку на колесах, покосолапила за стражем порядка в полицейский участок. Те же проблемы настигли и Флетчера с Гестией Джонс, и Кингсли Бруствера, и Дедалуса Дингла, в разное время посланных Дамблдором и застрявших точно так же, как Фигг, на окраинах вокруг Лондона, напрочь перезабыв пункт назначения. Бруствер и Джонс, поняв, что с ними что-то не то, тут же трансгрессировали прочь, не привлекая к себе лишнего внимания, Дингл, будучи наивным волшебным валенком, начал расспрашивать прохожих, но только больше запутался, прося показать то, не зная что… А Флетчер затупил, как старуха Фигг, с той лишь разницей, что гремел крадеными котлами вместо орущих котов. Его тоже препроводили в ближайший полицейский участок. И всё бы обошлось, но Флетчер запаниковал, подумав, что арестовали за кражу котлов, и оказал сопротивление властям. Пришлось полисменам паникера скрутить и переправить к мозгоправам. Те послушали бред насчет какого-то города, исчезнувшего с лица земли, и про мальчика, который никак не находится, переглянулись и, оглушив бомжеватого психа слоновьей дозой психотропных препаратов, определили новоиспеченного Джона Доу в Бедлам. Лицо Дамблдора по мере доклада Бруствера и Джонс становилось всё уже и длиннее, пока борода не коснулась пола. Не поверив своим стукачам, Дамблдор самолично решил проверить, правду ли они говорят об аресте Фигг и Флетчера. Фейспалм полицейских надо было видеть, когда на их глазах на том месте, где давеча были замечены странные кретины в дурацких балахонах, появился ещё один чудик — хиппующий дед с бородой до Мерлина, со вплетенными в неё бубенчиками-колокольчиками, и в вырвиглазной фиолетовой мантии и шляпе. Реакция бобби была молниеносной, отработанной до автоматизма на преступниках: не успел Дамблдор и чирикнуть что-то в свое оправдание, как был повязан по рукам и ногам в смирительную рубашку. Длинную шишковатую палочку, которой он начал было махать, попросту выбили из заломленной за спину руки. Дамблдору пришлось использовать всё свое красноречие и недюжинный ум, чтобы без потерь покинуть полицейский участок, избежав при этом визита психиатров. Пешкодралом добравшись до окраины Лондона, долго ползал в пыли, ища свою палочку. Ползающего дедушку заметила другая полицейская бригада. Участливо спросив, что он ищет, и получив ответ «волшебную палочку», бобби переглянулись и сцапали дедка под белы рученьки. Снова участок, истерика, скандал, ругань и хохот. Пинок под зад, и снова долгое пешее путешествие на окраину Лондона. На сей раз Дамблдор догадался подождать ночи, чтобы поискать палочку. Но увы, нагрянул ночной патруль с бригадой номер три. Поглазев на пятую точку кого-то ползающего в пыли у мусорных баков, патрульные без разговоров вышли из машины и направили стопы в сторону деда-панка… Третий привоз в участок, ругань и требование переодеться наконец в нормальную одежду, может, хоть теперь отстанут, а? Ну, Дамблдор в пиджаке с бородой навыпуск выглядел ненамного лучше помоечного бомжа, да полисменов сообразили упредить насчет старого придурка, копающегося в пыли у мусорных баков… Палочку Дамблдор нашел и поспешно трансгрессировал прочь. Выдохнул, поддернул куцый пиджак и прошел в ворота школы. Добрел до своей башни и наткнулся на целую делегацию преподов под своей дверью. — Ну что ещё у вас случилось? — устало спросил он, едва ворочая языком. Вперед вышла Минерва МакГонагалл, прямая, словно указку проглотила, и срывающимся голосом доложила: — Из Книги Учета Хогвартса исчез Гарри Поттер. Мы все встревожены, Дамблдор, мы не знаем, что и думать… Пол ушел из-под ног, стены зашатались и рухнули на голову. А потом померк свет. Что случилось? Да ничего особенного, просто Гарри сменили фамилию, и Поттер, как род, прекратил свое существование. Зато по земле пошагал ещё один славный Гарри Эванс, достойный внук своего дедушки, логичное и верное его продолжение.