Я уже говорил, что готов ради тебя на всё?

На следующий день Сичэнь вернулся как ни в чём не бывало. Словно между ними совершенно ничего не произошло. Будто Цзян Чэн вчера не умирал от бесконечных ярости и злости из-за неизмеримых смущения и стыда. Хотелось раскроить грёбаный череп и вырвать эти зудящие мысли. А Лань просто вернулся с привычным спокойствием и предложил выпить чаю. Что оставалось делать Цзян Чэну? Завопить, что эта сволочь сбежала после… После… Того самого! Он забирает свои слова об идеальности ёкая назад. Этот гад не заслужил тех похвал. Они сидели за столом и молча пили чай. Сичэнь старался сделать привычное выражение лица, но бровь изредка прыгала, а руки и вовсе подрагивали, когда он тянулся за чашкой. — Прости, я не должен был… — начал Сичэнь, но его прервал резкий удар по столу. Сервиз жалостно брякнул, дерево болезненно скрипнуло под напором. — Ещё раз попросишь у меня прощения, я точно тебя прикончу, — прошипел он, глотая чай, чтобы не сказать ничего лишнего. Впервые в жизни в гневе Цзян Ваньиня действительно сдержал безудержный поток ядовитых слов. Лишь взглянув на то, как Сичэнь нервничал и мялся, Цзян Чэн чувствовал медленное угасание безудержной ненависти. — Извини… Ой… То есть… — заикался Лань. Мужчина резко поднялся на ноги и подошёл к зеркалу, чтобы собрать волосы. Сичэнь озадаченно похлопал глазами и осторожно спросил: — Куда-то собираешься? — Да, в твою родную деревню, — бросил все ещё обиженный Цзян. Лань еле заметно улыбнулся, мысленно обещая себе, что непременно заслужит прощение. Ведь вчера… Он думал, что умрёт, если Цзян Чэн сделает ещё хоть движение. Это было так приятно, что он боялся сотворить нечто, о чём очень сильно пожалеет… Необходимо было срочно уйти как можно дальше, чтобы не навредить. Мысли в голове стали какими-то звериным, казалось бы, это полностью противоречит природе Цуру, он обычно нежный и милый, а то, что происходило в голове, совсем не соответствовало этим двум прилагательным. — Как долго до туда добираться? Я полечу на мече, ты? — спрашивал Цзян Чэн, намеренно отказываясь смотреть на Цуру. — Не особо долго, я полечу в теле журавля, — ответил Сичэнь, поправляя одеяния. Через некоторое время мужчины покинули дом. Цзян Чэн вчера пусть и был до чёртиков зол и не мог ни о чём думать, но всё-таки позаботился о том, чтобы освободить день. И пусть завтра он не сможет вынырнуть из-за нескончаемых свитков и не будет ни секунды свободного времени… Путь прошёл в молчании. Ваньинь лишь следовал за Цуру, который явно наслаждался полётом. Обижаться было тяжело, уже через час Цзян думал, что не особо-то и страшно то происшествие… Гордость не позволяла просто так взять и простить, а ведь так хотелось. Под ногами пролетали смазанные пейзажи: красно-оранжевые пятна деревьев, мелкие фигуры людей, крыши домов. Ветер бил в лицо и неприятно леденил кожу, даже дышать было довольно тяжело. Но взгляд отказывался отлипать от фигурки журавля впереди. Брови невольно нахмурились, он не должен был так сильно привязываться. Теперь это превратится в страдания и сплошные проблемы. Ведь именно так себе и представлял отношения Цзян Чэн. Наркотическая зависимость, эйфория, граничащая с безумием, бесконечный бред… Для него это болезнь, от которой почему-то никто не хочет лечить. А теперь эта болезнь кажется самым прекрасным, что происходило в жизни. Раздражает. Наконец, они прибыли. Журавль обратился человеком, прохаживаясь по знакомой каменистой дороге. Лёгкая улыбка тронула губы, но в глазах читалась давно забытая скорбь и грусть. Но это не сравнить с тем, как выглядел Цзян Чэн, когда приходил на могилу родителей. Лань словно скучал по давнему другу, рассматривая его портрет. Мужчина подошёл и мягко обнял сзади. Тело двигалось быстрее, чем мозг, который был бы явно против этого. Сичэнь замер на пару секунд. А затем его ладонь мягко погладила руки, обхватившие торс. — Ничего, я в порядке. Спасибо, дар небес, — мягко произнес Лань. Цзян коротко кивнул и смущённо отодвинулся, с интересом переводя взгляд на лес. Энергия здесь была необычной. Лёгкой, можно сказать, совсем невесомой, но такой приятной и успокаивающей. Река, кажется, стала шире и течение ускорилось. Уже столько лет ее воды протекают здесь, неизменно питая лес своей влагой. Толстые стволы многолетних деревьев чередовались с совсем тонкими веточками молодых. Обычно Цзян Чэн ходил в лес на охоту ночью, пугающая энергия навсегда закрепилась в голове вместе с образом леса, но то, что предстало сейчас перед глазами в корне отличалось от привычного. Мужчина вдруг вспомнил тренировки с отцом, когда он был ещё совсем маленьким. Как они с Усянем сбегали от строгого учителя, носились по кочкам, спотыкались и падали лицом в мох и громко смеялись. Детский восторг накрыл его с головой и даже противные пауки, сидящие на паутине, сплетенной между деревьями, насекомые и прочая нечисть не портили чудесного настроения. Рука вдруг ощутила тепло. Сичэнь осторожно сжал пальцы Цзяна, застенчиво улыбаясь. В тёплых глазах читался вопрос, он спрашивал разрешения. Ваньинь, сам того не заметив, улыбнулся. И, не как обычно, а чуть сдавлено и осторожно. Его лицо озарила слишком счастливая и детская улыбка. Энергия и аура этого места настолько прекрасны, что обычным лесом его не назовёшь. Мужчины двинулись вперёд, они спокойно прогуливались. Тишина не давила, а расслабляла. Не хотелось нарушать идиллию, царствующую здесь. Лишь изредка Лань вставлял слово, когда видел необычную лечебную траву, произрастающую лишь в этих лесах. — То есть, люди не могут сюда попасть без твоего приглашения? — поинтересовался через некоторое время Цзян Чэн, склонившись над чудесным цветком. — Некоторые, чистые душой и телом, могут прийти и без моего ведома. Обычно, это дети, — ответил Сичэнь, наблюдая за мужчиной, аккуратно проводящим пальцами по изящным лепесткам цветка, напоминающего лотос, но пышнее, ярче и, к тому же, растущего не в воде. — То есть их никто не сможет найти? Они так и остаются здесь, умирая? — чуть удивлённо отозвался Ваньинь, изогнув бровь. Сичэнь лишь тихонько хихикнул. — Лес сам выведет их наружу, если потеряются. Здесь никто больше не умрёт. Цзян кивнул и поднялся на ноги, уже самостоятельно захватывая пальцами ладонь Сичэня, заставляя того счастливо улыбнуться. Спустя несколько минут они добрались до того самого персикового дерева из снов. Цзян Чэн узнал его мгновенно, как только оно попалось на глаза. Здесь преобладали дубы и сосны, персик остро выделялся на их фоне. Мужчина осмотрел знакомое дерево, пройдясь пальцами по его коре. — Родители говорили, что посадили его в честь моего рождения, и оно будет жить пока живу я. Никто и ничто не сможет ему навредить, — произнес Лань, вздохнув. — Этот лес замер во времени, когда… — он сжал губы, не желая заканчивать предложение. — Деревья и растения будут жить, пока я прихожу сюда, а после моей смерти, начнут гнить и умирать. А персик погибнет в то же мгновение, когда остановится моё сердце. Цзян Чэну крайне не нравилась тема его смерти. Да, у них ещё огромное количество времени в кармане, но это вовсе не значит, что эти мысли не причиняют боли. Желая отвлечься, Ваньинь обернулся, в поисках хотя бы развалин когда-то неплохого дома. Но его встретили лишь пышные кусты самых разных растений. Бутоны сияли на ярком осеннем солнце. Каждый вид, словно придуман умелым художником: индивидуален и интересен. Они росли на земле, стенах, заборе, полностью поглощая дом. Сичэнь подошёл ближе, поклонился, а затем сорвал один чудесный ярко-синий бутон. На его месте тут же вырос новый. — Ты хорошенько позаботилась о том, чтобы выведенные тобой виды ни за что не вымерли, — тихонько пробурчал Лань, будто самому себе. Сичэнь протянул интересный цветок рядом стоящему Цзян Чэну. Когда мужчина принял его, повернулся к дому и спокойно заговорил: — Мама, я нашёл своего предназначенного. Посмотри, как он прекрасен. Цзян Чэн вдруг почувствовал жар на щеках. Будто и правда пришёл знакомиться с родителями мужа… На мгновение показалось, что его лица коснулись чьи-то руки, но это был лишь обычный лёгкий порыв ветра, так приятно охладивший кожу. Кожа покрылась мурашками, а губы растянулись в улыбке. Мужчина не знал, что можно сказать. Да и не нужно было. Лань повернул к нему голову, приблизился и осторожно чмокнул в кончик носа. Цзян Чэн, продолжая глупо улыбаться, потянулся и поцеловал уже в губы. Аккуратно и мягко, но достаточно требовательно. Сичэнь принял ласку, сильнее сжав ладонь. — Всё ещё прошу твоей руки и сердца, — счастливо произнес Сичэнь, когда они отдалились. — И по-прежнему получаешь отказ, — ответил Ваньинь, тихонько посмеиваясь. Казалось, не может быть момента, который был бы счастливее этого. На сердце легко и спокойно, в голове ветер, знаменующий заветное облегчение от нескончаемых тревожных мыслей. Они оба были готовы навсегда остаться прямо здесь и стоять так до скончания веков, не отрываясь друг от друга. Листва кружилась вокруг них в медленном танце, растения тихонько покачивали листочками, будто в знак одобрения, солнечные лучи приятно щекотали кожу. Сичэнь вдруг прижал к себе с такой силой, что кости чуть ли ни не трескались под натиском. — Если бы ты знал, как я счастлив сейчас… — выдохнул он. — Кажется, сейчас расплачусь от радости. — Не стоит, — посмеялся Цзян Чэн, мягко поглаживая голову Цуру. — Если ты заплачешь, я не смогу этого пережить. И когда он успел так сильно обнаглеть и забыть про всё существующее снаружи? Когда он позволил любви затмить собой эти мысли? Возможно, они вернутся позже. Скорее всего, он причинят потом боль и Сичэнь ему тоже, но всё это будет потом, в будущем. А сейчас он лишь хочет вдыхать этот дурманящий аромат хвои, сжимать его в объятиях, пока руки не откажут, целовать, пока губы не онемеют, чувствовать его сердцебиение, гладить мягкие волосы, пальцами проходиться по каждому сантиметру кожи, слушая тихие стоны, позволить ему трогать себя, делать всё что угодно. Даже если бы Сичэнь сейчас достал меч и проткнул его насквозь, Цзян Чэн, кажется, и не шевельнулся бы, полностью отдавшись в руки Цуру. Ему хотелось доверять. Ничто не могло противиться этому чувству. Мужчины перебрались на берег речки. Сидели, смотря на закат. Возвращаться в Орден не хотелось. Сладостная нега окутала их, позволяя по-настоящему дышать. Он сидел на берегу и, наконец, дышал, жадно глотая воздух. А рядом сидел Сичэнь. Причина, по которой он здесь, а не на дне. Лань осторожно стряхнул с плеча Ваньиня жёлтый листик, аккуратно заправив непослушную черную прядь за ухо. На эти действия он получил слишком влюблённый взгляд… Сердце сжалось, даже дышать стало тяжело. Он верил… Как бы не давил эти мысли, но надеялся на ответ, пытался убедить, что и в дали от него сможет жить спокойно. Что сможет легко и просто отпустить. Он бы действительно ушёл, если бы Цзян Чэн попросил, но принять отказ… Вряд ли бы ему это удалось. Но теперь Цзян смотрит на него так, тянется к нему сам, даря тепло… Такой потрясающий, что можно сойти с ума. Даже его хмурое или злое лицо было слишком чудесным. Даже злые слова, срывающиеся с губ, похожи на искусство. Всё в нём прекрасно настолько, что невозможно было дышать. — Заберу тебя, спрячу в этом лесу, и никто нас больше не найдёт, — пытался шутить Лань, нарушая длительную тишину, в которой они только и делали, что сверлили друг друга говорящими сами за себя взглядами. — Звучит, как угроза, — усмехнулся Цзян Чэн. Сичэнь, сладко потянувшись, улегся на траву, удобно устроив голову на коленях Ваньиня. — Можно сказать, я спросил у тебя на это разрешение, не рассчитывая на согласие, — отозвался Сичэнь, носом утыкаясь куда-то в складки одеяний. Цзян Чэн лишь вздохнул. — Как бы сильно я не хотел быть с тобой постоянно, Орден и Цзинь Лина не брошу точно, — пальцы утопали в гладких волосах, аккуратно расчесывая и массажируя кожу головы. Это занятие показалось крайне увлекательным. — Я понимаю, поэтому и не смею о подобном просить… Только шутить, — ответил без доли грусти Лань, не отводя взгляда от Цзян Чэна. — Скоро нужно будет возвращаться, — уведомил чуть печально Цзян, на что получил лишь вздох. — Я рад, что ты привёл меня сюда. Тут и правда чудесно. Сичэнь улыбнулся, ощущая, что щеки уже затекли, но прекратить не мог. И ведь этот мужчина теперь принадлежал ему… Лишь спасение мира в прошлой жизни могло подарить такую удачу.

***

— Хочу от тебя детей, — проговорил беззаботно Сичэнь, помахивая ногами, закутанный в одеяло на кровати. Цзян Чэн, отошедший, чтобы попить, ведь силы уже на исходе, поперхнулся чаем. Лань на кровати довольно хихикнул. Общение с Вэй Усянем явно не шшло ему на пользу! Спустя примерно месяц после слов Ваньиня, что теперь Вэю позволено появляться в Ордене, кицунэ явился на порог и притащил с собой такое количество вина… Цзян Чэн и во снах столько не видел. Такое чувство, что он этот месяц только и делал, что скупал алкоголь. На вопросы, откуда такое добро, он лишь беззаботно пожал плечами и ответил: «Моё возвращение нужно как следует отметить!» Уже через час в Ордене не осталось трезвых учеников. Разве что Сичэнь, превратившись в журавля, успел скрыться. В общем, Цзян спустя примерно пару месяцев смог смириться и забыть про прошлые обиды. Он принял Усяня, который стал навещать чересчур часто. Пока Цзян Чэн был занят по делам Ордена, кицунэ и Цуру проводили время вместе. И оба влияли друг на друга. Сичэнь научился понимать шутки и шутил сам, а Усянь потихоньку начал вникать в искусство. Они даже несколько раз ходили в театр и на выставки! Казалось бы, беспризорник Вэй Усянь, которому лишь бы посмеяться, и добровольно пошёл на такое серьёзное и «скучное» представление… Это шокировало даже больше, чем шуточки Сичэня. Цзян Чэн всё-таки принял предложение от Ланя и под яростный смех Усяня и слова, что у них обоих отношения ёкай/человек, так ещё и оба на Ланях (почему-то это показалось ему крайне забавным), они поженились. Цзинь Лин был очень удивлён. Долго противился, обижался, грозился больше никогда не возвращаться в Орден Цзян, но в итоге принял решение дяди. Да и к тому же Сичэнь казался ему крайне интересным. Секрет Сичэня они раскрыли, потому что скрывать это было глупо и проблематично. Яростные противники ёкаев, конечно, пытались возникать, но их было слишком мало и никто бы не осмелился пойти против главы Ордена с подобной репутацией. Мужчины жили душа в душу. Конечно, случалось, что Цзян Чэн приходил злой и пытался докопаться до Сичэня, но терпение и непробиваемая стойкость перед грубостями быстро заставляли устыдиться своим действиям. Лань прощал слишком быстро и от этого становилось ещё хуже! Сичэнь относился к Цзинь Лину, как к родному. Притаскивал из своего леса кучу растений, угощал чаем, даже пробовал обучать искусству борьбы веером и однажды притащил котёнка. Когда Цзян Чэн сказал, что у племянника уже есть собака, и они явно не подружатся, Сичэнь выглядел крайне опечаленным. Цзинь Жулань сжалился над Цуру и принял подарок. И котёнок с Феей сдружились так, что и не оторвёшь друг от друга! Кто бы мог подумать? Котёнка назвали Красоткой. Сичэнь лишь покачал головой, когда услышал имя. Кто знает, был он разочарован или же одобрял. Цзян и Сичэнь часто делили ложе. То, каким был Лань в постели… Дикий, неуправляемый, слишком горячий… Его поведение гармонично граничило между жестокостью и наслаждением. Каким бы неуправляемым он не был, если Цзян скажет чего-то не делать, он не станет. Он не думал только о собственном удовольствии, если Цзян Чэн не был удовлетворён, то какой вообще во всём этом смысл? Цзян Чэн сидел в одних нижних одеяниях, сползающих потихоньку с плеч. Кругом укусы и засосы, они так приятно побаливали. Пульсировали под кожей, напоминая о себе, но совсем не раздражая. Лань без стеснения осматривал своего партнёра. Каждый раз, как в первый… Каждый день с ним был прекрасным. Он любил его всё сильнее. — Ты сейчас серьезно? — откашлялся Цзян Чэн, похлопывая себя по груди. — Абсолютно. Неужели, ты не хочешь наследника, — спокойно ответил Сичэнь, кивнув. Цзян раскрыл беспомощно рот, без сил что-либо ответить. — Думаю, тебе будет слишком тяжело выносить ребёнка, пока работаешь, поэтому это могу быть я. Ты обычно снизу, но придётся разок поменяться, — говорил слишком буднично Сичэнь. Будто новый вкус булочек с ярмарки обсуждают… — Ты ведь тоже хочешь деток? Мужчина и рад бы что-нибудь ответить, но слова застряли где-то в горле. — Пилюля деторождения?.. — вздохнул Цзян Чэн, неловко почесывая взлохмаченные волосы. — Ага, даже мужчина с её помощью родить сможет. Чудодейственная вещица. Ваньинь вздохнул. — Обсудим это позже, я подумаю над твоим предложением, — он подошёл к кровати, подбираясь к Сичэню. — Ого, ты меня не отверг, а сказал, что подумаешь! Уже победа! — посмеялся Сичэнь. — Запрещу я тебе с Вэем общаться, — проговорил Цзян Чэн, мягко покусывая ухо Ланя. Тот поежился, словно от щекотки, но начал ластиться, словно большой кот. — Как ты жесток, — отозвался он, когда его повалил на кровать и уселись на бедрах. — Продолжишь болтать? — чуть озлобленно проговорил Цзян Чэн. — Хорошо, признаю. Я действительно сегодня веду себя странно. Просто я очень хочу от тебя ребёнка, — уже спокойнее и без той самой смешинки в голосе проговорил Сичэнь. Ваньинь, довольный возвращением Ланя, чмокнул того в губы, спускаясь ниже. Но Сичэнь лишь обнял, прижал к себе и как-то слишком счастливо сказал: — Я уже говорил, что пойду ради тебя на всё? — Конечно, уже очень и очень много раз, — посмеялся Цзян Чэн, уткнувшись носом в грудь Сичэня. — А то, что люблю тебя до безумия? — Почти каждый день, — улыбнулся Цзян Чэн, обнимая Сичэня в ответ. На некоторое время повисла тишина. Когда Лань уже думал засыпать, снизу донеслось: — И я тебя люблю.