Фатум

      Узнав от Юлианы, что Воропаев соизволит выпустить её из квартиры, потому что они срочно улетают в Египет, Катя испытала, пожалуй, первую положительную эмоцию за весь день. Наедине со своими мыслями, без возможности занять себя делом она коротала время, разглядывая удивительно светлую гостиную Александра. Отчаянно хотелось сосредоточиться хоть на чём-нибудь, лишь бы не прокручивать в голове все связанные с Андреем воспоминания, не думать мучительно о том, что они уже никогда не поговорят открыто, не попрощаются друг с другом, не расстанутся по-человечески. Да и зачем? Разве у них что-то было? Что такое две ночи, тем более для Андрея Жданова?       — Господи, почему нельзя просто стереть всё это из памяти… — пробормотала Катя, со вздохом поднялась с дивана и подошла к камину — непонятно, декоративному или настоящему.       Она в них не разбиралась, да и не он её заинтересовал, а всё, что стояло на каминной полке. Фотографии в рамках. Александр, Кира и Кристина, обнимающиеся и смеющиеся. Искренне хохочущий Воропаев — зрелище крайне странное. Кате показалось, что на карточках не было никого, кроме этой троицы, но потом заметила единственную, на которой были запечатлены, по всей видимости, Воропаевы-старшие. Юрий Александрович, чьи черты определённо унаследовал сын, и его жена, миловидная женщина с добрым лицом и светло-русыми волосами. На журнальном столике под свежим номером «Ведомостей» лежала изрядно потрёпанная книга — «Степной волк» Германа Гессе. В оригинале. Александр знал немецкий?.. Катя помнила, что высшее образование он получил не где-нибудь, а в Гарварде. Надо думать, в университетах Лиги плюща преподают не один иностранный. Из чего, интересно, состоят его вечера, кроме свиданий с роскошными женщинами и встреч с сёстрами, вряд ли частых? Он всегда создавал впечатление человека самодостаточного, даже слишком — так что, наверное, ему достаточно общества себя любимого.       Катя вдруг в полной мере ощутила свою усталость — накатила новая волна слабости. Еле добрела до дивана, позволила себе прилечь и сразу провалилась в тяжёлую дрёму. Обычно она спала очень чутко, но в этот раз не услышала даже громкий звук открываемого дверного замка.       — Просыпайтесь, Катерина Валерьевна.       Она вздрогнула и мгновенно проснулась. Не сразу сообразила, где находится. Лицо её было мокрым от слёз — ей снился Андрей.       — Я… — она растерянно потёрла лоб, не глядя на Воропаева. — Что вам от меня нужно?       — Могу сказать, что мне определённо не нужно — чтобы вы устраивали сиесту на моём диване, — хмыкнул Александр и сбросил пальто. — Пушкарёва, у вас как с давлением? А то впечатление, что семьдесят на двадцать — ваша рабочая норма.       Она пожала плечами. Какое ему-то дело до её давления?       — Я пойду, мне срочно нужно домой, — вспомнила Катя и резко встала, тут же сев обратно — голова немилосердно закружилась.       — Сидите, не то занесёт так, что вывалитесь из окна, — предостерёг Воропаев. — Я отвезу вас домой, но сначала сварю нам крепкий кофе. Без него вы нежизнеспособны.       — Да я обычно чай…       — На чайную церемонию времени нет, а на двойной эспрессо — вполне.       Через несколько минут он принёс ей ароматный чёрный кофе в маленькой чашечке. Катя не сразу приняла её из его рук — сомневалась.       — Травить вас нет совершенно никакого резона, — озвучил очевидное Александр. — Ну, умрёте вы, и кому тогда достанется «Зималетто»? Родителям или вашему с Клочковой жениху? Нам эти сложности ни к чему.       Катя понимала, что он прав, да и кофе слишком манил и щекотал рецепторы, пах жизнью и энергией. Она выпила его за несколько глотков.       — Спасибо.       — Теперь одевайтесь, и поедем.       Катя смотрела на него во все глаза. Он не то чтобы разговаривал с ней уважительно, но определённо не излучал привычную неприязнь. Его интонации напомнили ей о нескольких особенно строгих университетских преподавателях, никогда не выходивших за рамки формального общения со студентами. Она забралась в его авто совершенно обескураженная, в полном недоумении. Ясно было одно — у него был свой интерес, который он пока не раскрыл.       — Я могла бы и сама доехать, — почти сварливо заметила она, когда он сел за руль.       — Катерина Валерьевна, по шкале от одного до десяти… насколько вы себя не уважаете?       — Простите?..       — Я заманил вас к себе в квартиру, воспользовавшись вашей слабостью. Вынудил вас провести там несколько часов против вашей воли. Приехал, чтобы доставить вас домой, и вместо того, чтобы отнестись к этому как к должному, вы говорите, что могли бы доехать и сами? Да вы требовать должны, чтобы я домчал вас не то что домой, а до аэропорта.       Она выводила его из себя и шокировала. Ему ещё не попадались такие экземпляры. И ведь когда дело касалось Андрея и их махинаций, она словно по щелчку превращалась в кремень, защищалась и нападала, но зато во всём остальном была образцовой терпилой.       — Чего вы от меня хотите, Александр Юрич?       — Чтобы вы ответили на мой вопрос, для начала. Очень не люблю, когда меня не слушаются.       — А я не ваша подчинённая, чтобы вас слушаться, — вспылила Катя. — Вынуждена вам напомнить, что ситуация скорее обратная.       — Неплохо, — хмыкнул Воропаев. — Вы небезнадёжны.       Некоторое время они ехали по серой Тверской в молчании.       — У меня к вам исключительно деловое предложение, на которое вы, конечно же, не согласитесь. Во всяком случае, сегодня, — убеждённо проговорил Александр, заранее принимая своё поражение. — Но зато вам будет о чём подумать в Египте.       — Тогда не тяните, потому что у меня нет никаких сил на ваши любимые драматические паузы.       Александр ухмыльнулся почти довольно.       — Уважаю женщин, которые ценят своё время. Так вот, Катерина… Я пришёл к выводу, что наши с вами интересы пересекаются. И вы, и я хотим наказать Андрея Жданова.       Катя фыркнула.       — Я понимаю, что вы человек влиятельный, но даже у вас вряд ли есть миелофон, чтобы с такой уверенностью заявлять, чего хочу я. Если угодно, я хочу одного: никогда больше не видеть никого из членов совета директоров. Включая вас.       — Ну, это утопия, — беззаботно произнёс Александр. — Москва маленькая, светская Москва — и того меньше. Вы неизбежно будете видеть наши милые лица на всевозможных тусовках, тем более работая с Виноградовой. Или скажете, вы этого не понимали, когда соглашались попробовать себя в пиаре?       Катя, конечно, уже лелеяла мечту повстречать Андрея на одной из вечеринок, причём выглядеть при этом совсем иначе. Банальные девичьи фантазии, но ведь она и не была исключительно калькулятором с продвинутым набором функций.       — Молчите? Значит, я попал в точку. Думаю, я не ошибусь, предположив, что сейчас вы как никогда хотите измениться и внешне, и внутренне. Продемонстрировать несчастному, что он потерял. Женщины, даже такие умные, как вы, устроены одинаково.       Катя продолжала хранить молчание — признавать его правоту по-детски не хотелось, но и врать тоже. К сожалению, он всегда считывал её ложь.       — Я предлагаю вам взаимовыгодную сделку, Катерина Валерьевна. Юлиана явно возьмёт вас в оборот, пока вы будете в Египте, и это будет как нельзя кстати.       — Возьмёт в оборот? — не поняла Катя.       — Ну, вы же не собираетесь до конца дней своих ходить в одежде из золотого фонда музея Мосфильма? — он покосился на её невзрачное пальтецо.       Ей было обидно. Не так, как в тот день, когда он высмеял её неудачное преображение, но ничего приятного в его словах не было. Показывать это она не собиралась.       — В чём суть сделки? Вы до сих пор ничего не сказали.       — Мы с вами сыграем в отношения. Так, что все поверят.       Катя расхохоталась от неожиданности.       — Смейтесь, смейтесь, — снисходительно сказал Воропаев. — А вот Андрюше будет не до смеха.       — Вам-то это зачем? Неужели вы настолько его ненавидите, что готовы терпеть меня? — отсмеявшись, спросила Катя. — Нет, это какой-то бред…       — Мне мало забрать у него компанию, — в низком голосе было столько тихой ярости, что Кате стало не по себе. Воропаев редко позволял эмоциям прорываться наружу, тем более при посторонних. — Я хочу забрать у него всё. Вы получите возможность грандиозно отомстить, но не только. Приведя себя в порядок и получив официальный статус моей женщины, вы обретёте совершенно другой уровень жизни и чувство защиты. Потому что, уверяю вас, над женщинами Александра Воропаева ещё никто не потешался.       — По-прежнему не понимаю ваших мотивов.       — Вы оформите доверенность на управление «Никамодой» на моё имя.       — Чтобы вы просто продали «Зималетто»? Никогда.       — Зачем же? Мои планы изменились, Катерина. На сегодняшнем собрании Павел усомнился в моих способностях управленца, и я всерьёз разозлился. Мне опостылела гегемония Ждановых, от которой страдал ещё мой отец. Нет, продавать компанию я не собираюсь. Я хочу самолично вытащить её из болота, в котором она оказалась по вашей с Андреем милости. Хотите — укажите условие о сохранении «Зималетто» в доверенности, мне до этого дела нет. Вы мне — доверенность, я вам — статус.       Катя пыталась осмыслить порождения воспалённого ума озлобленного Воропаева, но у неё не получалось. Мозг от всех потрясений просто выдохся.       — Кстати, дополнительный бонус, — как ни в чём не бывало продолжал Александр, — заключается в том, что я не собираюсь обсуждать вас за вашей спиной. Ни с кем, даже с сёстрами. И Кира, и Кристина будут убеждены, что у нас всё серьёзно.       Они приехали во двор Кати на Соколе, и Воропаев заглушил двигатель.       — Сейчас я кажусь вам безумцем, но со временем вы осознаете привлекательность моего предложения.       Катя покачала головой.       — Это вы завтра проснётесь и решите, что у вас была белая горячка.       — Знаете, что отличает выдающихся людей от заурядных? Способность поверить в безумную идею.       — Андрей однажды поверил, и это привело компанию к краху, — пробормотала Катя.       — Его план был не безумной идеей, а глупостью, не имевшей под собой никаких оснований, никаких расчётов.       Катя запоздало поняла, что не называла Воропаеву никаких координат, а он привёз её точно к нужному подъезду.       — Откуда вы знаете мой домашний адрес? — нахмурилась она.       — Помилуйте, кто же в деловом мире не знает адрес офиса компании «Никамода»?       — Ну да, — она усмехнулась. — Действительно.       — Идите собирайтесь, Катерина Валерьевна. Но не берите с собой слишком много — девяносто процентов вещей вам просто не понадобятся. Я отвезу вас в аэропорт.       — Вам что, нечем заняться? — изумилась Катя.       — А я сегодня не способен работать. Слишком много мыслей. К тому же мне нужно переброситься с Юлианой парой слов.       — Александр Юрич… — Катя вдруг стушевалась. — Кира Юрьевна… знает… про нас с Андреем?..       Он кивнул.       — Ясно, — убито выдохнула Катя.       — О чувствах Киры раньше нужно было думать.       — Я думала. Только об этом я и думала… Но ничего не могла с собой поделать.       Катя мысленно чертыхнулась. Почему она вообще делилась с Воропаевым настолько сокровенными вещами? Может, он всё-таки подмешал в кофе какую-нибудь добавку, развязывающую язык? Чушь. Внутри их странных отношений никогда не было нужды в сыворотке правды, потому что они друг другу не врали. Нет, конечно, Кате приходилось скрывать от него истинное положение дел в компании, но и тогда она ощущала, что её актёрская игра его не впечатляла. Он всегда понимал, что ситуация в «Зималетто» не могла быть такой, какой она рисовала её в раздражавших его своей идеальностью отчётах, и просто ждал. Летал вокруг коршуном, готовый в любой момент нанести удар. И нанёс.       Когда она ушла, Воропаев остался наедине со своими размышлениями. Он анализировал поведение Пушкарёвой, её реакции и красноречивое молчание. Иллюзий он не питал — вероятность, что она не согласится, была велика. Но заинтересовать её у него получилось. А если она всё-таки решится, он накажет и её. Он добьётся от неё настоящего чувства, но не даст взамен ничего, кроме совместных выходов в свет. Пушкарёва слишком привыкла быть Катенькой: для Андрея, Малиновского, лучшего дружка Зорькина и наверняка авторитарного отца. Ей неведомо, что это такое — когда вокруг неё не пляшут, не смягчают каждую фразу, чтобы ненароком не обидеть, не подстилают соломку и не душат гиперопекой. Она ещё не сталкивалась с холодным циничным безразличием, позволяющим соблюдать интересы друг друга — и только. Пусть Юлиана хлопает крыльями над своей подопечной. Тем сильнее будет контраст по возвращении в Москву, тем больше Пушкарёвой захочется переломить ситуацию и добиться от него того отношения, к которому она привыкла. Она вовсе не так проста, как хочет казаться; кроме очевидно низкой самооценки в ней есть и понимание своей исключительности и, что уж греха таить, значимости для «Зималетто» и всех, кому небезразлична судьба компании.       Она вернулась на удивление быстро, с очередным анахронизмом в придачу.       — Чемодан на ручке? — Воропаев не удержался от этого риторического вопроса, открывая багажник.       Пушкарёва только руками развела, а он попытался представить себе их квартиру и не смог. Да он её и не увидит, даже если когда-нибудь там окажется — просто задохнётся от пыли веков уже на пороге.       По дороге в аэропорт она молчала — не так, как до этого, а гораздо более сосредоточенно, явно погрузившись в себя. Взвешивала «за» и «против»? Ехать в тишине было скучно.       — А что же святое семейство не вышло на улицу всем составом, помахать платочками вслед? — полюбопытствовал он.       — Я их остановила ценой собственных связок, — мрачно ответила Катя. Голос её действительно был охрипшим.       — Не захотели, чтобы они увидели меня или я — их?       — И то, и другое. Сказала, что меня отвезёт… Андрей Палыч.       Она прикусила губу, стараясь не думать о том, как ей на самом деле хотелось, чтобы вёз её сейчас именно он, а не Воропаев с его безумными предложениями. Если закрыть глаза, можно было на пару мгновений окунуться в эту волшебную иллюзию с головой, представить, что она их откроет — а рядом будет Андрей. Не поникший и убитый, а весёлый и полный заразительной энергии, как в лучшие дни своего президентства. Президентства, её стараниями подошедшего к концу. Простит ли он её хоть когда-нибудь? Вспомнит ли через несколько лет добрым словом? Она вопреки желаниям каждой своей клеточки вернулась в реальность.       — Александр Юрич, будьте добры никому не сообщать, куда именно я улетела. Ни при каких обстоятельствах. Особенно… особенно Андрею.       — Само собой. Понаблюдаю за страданиями юного Вертера с превеликим удовольствием.       Господи, как же он её раздражал. Если бы не воспитание, она с радостью ударила бы его по самовлюблённой физиономии. Но нельзя же было ударить кого-то просто за то, что он плохой…       — Включите какую-нибудь музыку, — довольно невежливо попросила она в надежде, что он заткнётся.       Он поставил что-то из Depeche Mode — на это её музыкального кругозора хватило, хотя времени всерьёз слушать песни или смотреть фильмы у неё никогда не было. Она снова прикрыла глаза, а он прислушивался к словам песни и думал, думал, думал. Не опускался ли он до ждановского уровня, предлагая ей эту авантюру? Не пожалеет ли, растоптав эту странную девушку? Не продиктовано ли всё, что он хотел затеять, банальной завистью к тому, как легко Андрею доставались всеобщие любовь и преданность? Нет, он смотрел вглубь своего сознания со всей честностью и понимал, что никогда не завидовал Жданову. От того, что всё само плыло к нему в руки, он никогда не умел ничего ценить, не умел правильно распорядиться таким богатством, удержать. Добиваться и зарабатывать было гораздо интереснее, чем просто снимать пенки.       I have all the time in the world to make you mine.       Александр улыбнулся, окончательно убеждаясь в правильности принятого решения. Теперь дело оставалось за малым — чтобы Пушкарёва в своём Египте промариновалась до нужного ему состояния.       — Приехали, — объявил Воропаев, с трудом найдя на парковке свободное место.       — Я счастлива, — с сарказмом откликнулась Катя. Она и правда была рада перспективе наконец-то от него отделаться.       В аэропорту они быстро нашли Юлиану в окружении нескольких ярких чемоданов на колёсиках и, конечно, с зонтом в руке. Брови её взлетели, когда она увидела их вместе.       — Очень интересно, — она сощурилась, с подозрением вглядываясь в Воропаева. — Сашенька, ты-то как оказался провожатым?       — Не поверишь, по собственной воле. Отойдём, Юлиана?       — Катенька, подожди меня здесь, времени у нас, к счастью, достаточно.       Когда они отошли от Пушкарёвой на достаточное расстояние, Виноградова мгновенно выключила всякую любезность.       — Воропаев, что тебе нужно от этой девочки? Не поверю, что ты трудишься извозчиком по доброте душевной.       — Пока ничего. А вот от тебя кое-что нужно — чтобы ты сделала из неё человека.       — Вот уж Катя — всем человекам человек.       — Значит, сделай из неё женщину. Такую, которую не стыдно будет показать людям.       — И кто будет бенефициаром? Ты?       — Весь цивилизованный мир, Юлиана. С нынешними вводными Пушкарёва так и продолжит прозябать на позициях секретарей и личных ассистентов.       — Что за игру ты ведёшь, Саша?       — Готов вложиться материально — в рамках разумного, конечно.       — Не понимаю.       — Иногда понимать не нужно.       — Я это сделаю, но не для тебя, а просто потому что она этого заслуживает. И деньги твои нам не нужны. Всё, сгинь, нечистая сила, — Юлиана погрозила ему зонтиком и поспешила к Кате, потерянно стоявшей посреди зала.