Ну, здравствуй, Оскар!

      Гермиона смотрела на небосвод, грозящийся обрушиться на её голову. Там сверкала яркая молния, точечно бившая по башням высоток, а гром низкими раскатами давил на барабанные перепонки всей своей мощью. Она наслаждалась такой погодой, потому что та была словно отражением её души, рвущейся и мечущейся в её маленькой грудной клетке, где рёбра тесно обволакивали лёгкие с обеих сторон, мешая дышать. Она набрала воздуха полную грудь и размеренно выдохнула, чуть вздрогнув, когда её вздёрнутого носика коснулась первая ледяная капля. Ветер выдернул пару прядей из её красивой причёски, над которой Грейнджер трудилась последние три часа, и бросил ей в лицо, как оскорбление. Гермиона приняла его с радостью, готовая подставить для такого плевка вторую щёку, если понадобится. Сегодня буря была на неё отчаянно зла. Не меньше, чем Гермиона сама на себя, а потому они были на равных. То, что рьяно билось в её груди, ища выход наружу, то, что скулило протяжно и выло на луну волком, находило отклик в погоде, выпавшей на этот день.       Грейнджер всё ещё помнила, как тот начинался. Когда она только проснулась, на улице светило солнце, и казалось, что стоит только выйти наружу, как ты сгоришь заживо, настолько ярко оно било по глазам, просачиваясь даже через самые тёмные занавески в её квартире в небольшом магловском районе. Вот уже как несколько долгих лет Гермиона жила здесь, не желая иметь ничего общего с магическим миром, желая, чтобы её имя стёрлось из памяти людей, знавших её. Она прикладывала для этого все усилия: скрывалась от Риты Скитер, нынешнего редактора колонок для Ежедневного Пророка; перестала писать письма бывшим друзьям, которым некогда клялась рассказывать о том, как складывается её жизнь, хотя бы в паре строчек; съехала в магловский район, никому не дав адрес. Всё её прошлое, от которого она так упорно бежала, осталось позади, оставаясь разве что уродливым рубцом на её запястье в виде букв, складывавшихся в позорное «грязнокровка», да ярко-чёрным пятном в памяти, которое даже самый мощный отбеливатель не спасёт.       Её палочка валялась в каком-то пыльном углу совершенно забытая, все книги, так или иначе связанные с Хогвартсом или волшебством, были сданы в макулатуру. Гермиона не помнила, когда последний раз делала что-то при помощи магии, а не при помощи рук и магловских предметов. Теперь вместо крепко закреплённого на поясе древка, к которому раньше тянулась рука при первом же сигнале опасности, она носила с собой перцовый баллончик, обхватывая его так же крепко, как раньше держала палочку.       Больше никто не тревожил её.       Никто не говорил, что она не заслуживает места в волшебном мире, не говорил, что ей не стоит принадлежать к обществу только из-за родословной. И к слову о родословной, Гермиона больше не общалась с родителями, хотя те были маглами и не были связаны с магическим миром.       Раньше ей приносило радость побыть в их обществе, обременить себя чашечкой чаю, вести пустые разговоры, разглагольствовать об учёбе. Но как только она решила покончить со своей старой жизнью, где ей больше не было места, разговоры об учёбе и друзьях стали напрягать, а долгие посиделки постоянно сокращались, стоило родителям хоть словом упомянуть что-то связанное с Хогвартсом. Признать честно, родители учились на своих ошибках, учились не спрашивать и не интересоваться о причинах, держать рот на замке, но те жалостливые взгляды, которыми они снабжали дочь, когда та изредка нет-нет да и заглядывала к ним домой, давили на девушку всей своей тяжестью. Атмосфера накалялась, а темы постепенно исчерпали себя, будучи державшимися только на маленькой девочке, которая приезжала домой на каникулы и восторженно рассказывала о школе, покорившей её сердце, о предметах, друзьях, шедших с ней бок о бок, мерзавцах, обзывающих её в школе.       Капля дождя смешалась с кровью, соскользнувшей с её прикушенного языка. Она обещала себе не думать о нём, пусть в такой день и не получалось не думать о чём-то другом. Потому что это был его день. День, когда Драко Малфой, осуждённый Пожиратель Смерти, убивший более ста тысяч человек, выходит из Азкабана. Вполне разумный вопрос будет, почему же за такие деяния его не приговорили к поцелую дементора? Может, потому что он слишком хорош внешне, чтобы целоваться с таким уродливым существом, а может, потому что благодаря своим деяниям наоборот недостоин этого «выражения любви», так как все его руки запачканы кровью. Не только руки… Когда Грейнджер видела его в последний раз, он был залит ею с ног до головы. И с этой стороны дементор на его фоне кажется гораздо чище. Может, Министерству стало жаль бедных существ? Какие бы варианты ни предлагались, всё было не тем.       Драко Малфоя действительно судили. Имена его жертв перечислялись часами, пока тот сидел за решёткой, от скуки уперевшись щекой в острый шип, мешающий ему двигаться, и нагло ухмыляясь. Когда список убитых волшебников был закончен, — о маглах предусмотрительно умолчали, — повис вопрос о людях, свидетельствующих в защиту мистера Малфоя. И тогда Гарри Поттер поднялся со своего места, пройдя к трибуне. Гермиона Грейнджер побледнела и вышла из зала, едва не переходя на бег, пока сердце продолжало набатом стучать в ушах.       Её ничего с ним не связывало. Абсолютно ничего. И она клялась Мерлину, что не будет ждать этого дня, считать часы и минуты, но тем не менее пометила этот день в календаре крестиком, а сердце ёкнуло, как только она открыла глаза рано утром. Она клялась Мерлину, что к тому моменту, когда его наконец выпустят из тюрьмы, она даже не вспомнит его имя, а в итоге всё, о чём она думала сегодня, — это Драко Малфой, вечно косо смотревший в её сторону. Как бы она ни отговаривала себя, мысли постоянно возвращались к тому, с чего всё началось.       Гермиона вновь задрала голову к небу, совсем потеряв момент, когда ледяные капли стали падать ей за шиворот, а причёска промокла насквозь, теперь больше похожая на птичье гнездо, чем на тот аккуратный пучок, собранный кверху. Всё, что ей оставалось, — это рывками хватать пресные капли ртом, давясь ими и подступающими к горлу рыданиями.       Дверь её подъезда была так близко, что стоило протянуть руку, как она коснулась бы ручки. Всего два шага вперёд, и ты в манящей сухости подъезда, где даже гром становится более приглушённым. Но Гермиона по-прежнему стояла на месте, чувствуя, как размазывается тушь по её щекам. Ей бы хотелось думать, что это дождь, но когда она мазнула языком по губам, куда скатилась первая проделавшая дорожку по щеке капля, почувствовала солёный привкус. Дементор её побери, ну что это за слёзы?       Она наивно попыталась утереть предательскую жидкость, скопившуюся в уголке глаз, рукавом тонкой кофты, промокшей насквозь, но сделала только хуже, размазав ту по всему лицу. Да и светло-бежевая ткань её любимой кофточки стала похожа на испачканный в грязи хвост гиппогрифа. И волосы теперь выглядели как облезшие тонкие хвостики фестралов. Дрожащая рука всё-таки потянулась к дверной ручке, скользнув по красивому кованому узору, изображавшему то ли тигра, то ли льва, — Гермиона не была вполне уверена, так как морда животного расплывалась перед глазами, а мастер словно старался сделать картинку более непонятной для зрителя. Зачем-то растянул морду, длинные усы, шедшие от носа-картошки, выглядели как полоски, так как растягивались по всей плоскости и окружности. Зато тот небольшой полый нимб, отдававший светлым металлом, чем-то похожим на серебро, которого тут не могло быть и в помине, учитывая то, за какие деньги Гермиона снимала это жильё, напоминал львиную гриву. Пальцы опасливо прошлись по раздутым щекам животного, наконец сомкнувшись вокруг гривы и потянув на себя. Ветер загнал крупные капли внутрь, заливая кафельную плитку пола. Гермиона чуть не поскользнулась, когда сделала шаг внутрь. Мерлин, до чего же хорошо было бы разбить себе голову об эту чудесную серую плитку!       Медленный старый лифт, не внушающий доверия любому нормальному человеку, — сразу отметим, что Гермиона вряд ли входила в их число, — с протяжным скрипом открыл двери перед своим единственным посетителем. Гермиона скользнула внутрь, нажав на стёртую кнопку восьмого этажа. Лифт закряхтел и закрыл двери, начиная свой медленный разгон, теперь ещё с меньшей скоростью из-за увеличившегося груза. Шум стоял такой, словно тот грозил по меньшей мере свалиться обратно, но Гермиона продолжала стоять истуканом, вглядываясь в разрисованную стену и думая о своём. Прилепленная в угол жвачка давно застыла, превратившись в абсолютно каменную массу, и Гермиона тронула её ради ей одной известной цели носком аккуратной чёрной туфли на невысоком каблуке. Она не считала высокие каблуки практичными, а потому отдавала предпочтения более удобным моделям. Жвачка, казалось, оставила на лакированной поверхности мелкую царапину, и Грейнджер тут же убрала ногу, тихо вздыхая, когда лифт дёрнулся и застыл. Двери с грохотом разомкнулись, на это ушло ещё несколько минут её бесконечного времени, которое теперь она даже не знала, куда потратить. Увлечений у неё больше не было, книги читать она перестала, и единственной отдушиной стало кафе напротив, куда едва ли заглядывала хотя бы парочка посетителей в день. Там Гермиона работала официанткой. Деньги малые, да и какая ей уже разница? Разве что кота раньше кормить надо было, а теперь и эта трата исчезла из её жизни вместе с поднятым трубой хвостом и наглой рыжей мордой Живоглота, свалившего невесть куда и так и не вернувшегося домой. Живоглот всегда был чрезмерно самостоятелен, Грейнджер давно привыкла к разного вида выкрутасам: тот мог пропасть на весь день и вернуться под ночь, мог уйти на целую неделю и где-то загулять, самый большой срок, на который Живоглот прощался с ней, составил две недели. Гермиона не удивилась, когда он ушел и в этот. Прошло две недели, три, десять. Кот так и не вернулся. И тогда Грейнджер сделала вполне логичный вывод: и не вернётся. Живоглот был последним, что связывало её с волшебным миром. Единственным, чему она позволила остаться. Животное всё-таки, негоже бросать своих пушистых и не очень друзей на произвол судьбы. И Гермиона не бросила.       Ключи от квартиры звякнули, когда она запустила руку в свою мизерную сумочку, куда теперь помещались разве что они да перцовый баллончик с удостоверением личности. Липовым, надо сказать. Она больше не отзывалась на своё имя с фамилией, а когда её действительно так звали, предпочитала смыться быстрее, чем её смогут заметить.       Провернула один оборот, вошла внутрь, вытирая ноги о полотенце, выложенное в коридоре вместо коврика.       — Живоглот? — охрипшим от душащих рыданий позвала она, каждый раз надеясь, что он всё-таки нашёл путь домой, решил вернуться. Ответом ей была тишина.       Она бросила ключи на невысокий стеллаж, стаскивая с себя туфли с промокшей насквозь стелькой и кофту, ещё больше испачкавшуюся в потёкшей туши. Гермиона плюнула на всё и протёрла глаза этой самой кофтой, как тряпкой. Поморгала, желая восстановить смазывающуюся от слёз картинку. Ничего не изменилось, это было ожидаемо. Всё осталось на тех же местах, на каких она оставила. Грязные носовые платки покоились на кожаной ручке дивана, пульт от телевизора был заложен за его спинку, расправленная кровать с одеялом, сброшенным на пол, и домашней футболкой, валяющейся сверху. На маленькой тёмной кухне на столе стояла тарелка вредных чипсов, на полу около пустой кошачьей миски, которую Гермиона обещала себе убрать вот уже несколько дней, стояла начатая бутылка пива. Оно показалось ей мерзким и не лезло в горло, а потому она оставила его недопитым. Недельные коробки из-под пиццы использовались в качестве подставки для ног и завалились в сторону стены, — этакая Пизанская башня. Балконная дверь была слегка приоткрыта, из-за чего едва держащиеся занавески, развевающиеся из-за проникающего внутрь ветра и его смелых бурных порывов, опасно поскрипывали и кренились, грозя обвалиться.       Гермиона босыми ногами прошлёпала к двери, плотно закрыв её, чтобы занавески всё-таки остались на своих местах. В небе сверкнул ещё один разряд. Грейнджер не вздрогнула, лишь медлительно подняла глаза, вглядываясь в небо, словно могла найти там ответы на свои вопросы.       Но отчего она действительно вздрогнула, так это от едва коснувшейся её щеки лошади, склонившей голову и мотнувшей гривой. Серебристая, озаряющая тёмную, мрачную пустую комнату ярким свечением, завораживающая сиянием, приглашающая подойти поближе.       Пальцы судорожно вцепились в занавески, чуть не оторвав их, — зачем только спасала от ветра? — когда лошадь наконец подняла голову, посмотрела Гермионе в глаза и начала говорить голосом Джинни, эхом разнёсшимся по комнате.       — Гермиона, знаю, ты не хочешь поддерживать связи, но ты, пожалуйста, помни, что я всегда рядом, — попросила Уизли ласковым голосом, явно сверившись с календарём. Зная, как Гермионе погано, зная, как она себя чувствует.       Пора бы было привыкнуть к визитам этой сереброголовой кобылы, однако Грейнджер лишь отшатнулась при звуке голоса подруги подальше, мотая головой из стороны в сторону и глуша рыдания в обратной стороне ладони. Вязкие слюни измазали обветренную кожу руки, а зубы оставили там внушительный отпечаток. Гермиона осела на пол, уткнувшись носом в колени. Все знали, какой сегодня день.       Кто-то принимал Драко Малфоя в качестве героя, кто-то — в качестве убийцы и маньяка, не знакомого с таким словом, как «милосердие». Гарри Поттер упорно доказывал всем первое, хотя никаких других доказательств, помимо его слов, не было и в помине. Гермиона не знала, чему верить, и относилась к совершенно другой категории. Она не принимала Драко Малфоя.

***

      В ванной валялась куча всякого барахла, гроза за окном постепенно успокаивалась, разве что небольшие порывы ветра по-прежнему трепали занавески, улетающие вглубь кухни. Небольшая косметичка по правую руку от Гермионы опасно кренилась в бок, чуть ли не падая в раковину, открытый бутыль с шампунем лежал на краю ванны, выливая содержимое наружу и делая воду ещё более пенной. Вся тушь, нанесённая ранее и подвергнувшаяся дождю, была тщательно смыта, покраснение глаз исправно замазано жутким слоем консилера. Намыленные волосы падали на хрупкие костлявые плечи, а любимое махровое полотенце приходилось постоянно поправлять, чтобы оно не размоталось и не упало наземь, не удержавшись на плоской груди, — если раньше там и были выпуклости, вполне возможно, способные заинтересовать хоть кого-нибудь, то теперь, когда девушка перестала нормально питаться, тая на глазах вместе со своим телом, все её выпуклости медленно превращались во впуклости.       Девушка посмотрела в зеркало, остервенело размазав очередной слой, перекрывавший синяки под глазами. Ямка между бровей стала лишь глубже, когда Грейнджер нахмурилась, совершенно недовольная внешним видом. Очередное полотенце, имевшее честь называться ковром, скукожилось, когда Гермиона повернулась на пятках и шагнула в сторону ванной, наклоняясь над ней и закидывая туда объёмные волосы. Запустила пальцы к корням, массируя кожу головы, смывая шампунь, отдававший чем-то, отдалённо напоминающим выпечку её бабушки. Поскребла ногтями кожу, окунула голову ещё больше, стараясь не задеть кожу лица. Пряди расплылись в разные стороны, стараясь всплыть на поверхность, в отличие от Гермионы.       Когда она наконец смогла смыть с волос намертво въевшийся шампунь, она замотала голову полотенцем и вновь подошла к зеркалу, подправляя испортившийся макияж. Карие уставшие глаза мазнули по отражению в зеркале, замечая выпирающие ключицы. Гермиона натянула полотенце повыше, продолжая заниматься лицом. Ей была неприятна её фигура. Ей не нравилась своя внешность. Не нравилось существовать в этом теле с мыслями, заполнявшими её сознание.       Сегодня она хотела выглядеть хорошо.       Не столько ради того, чтобы привлечь внимание кого-то, сколько… Это было полное враньё.       Она хотела привлечь его внимание, хотя даже не была уверена, что встретит его. Что звезды сойдутся в одной точке, что выпадет этот шанс, один на миллион, что они где-либо пересекутся. Но хотела быть самой обаятельной и весёлой. Только вот все её планы летели фестралу под хвост, как только она смотрела на себя в зеркало. Она не могла быть обаятельной с такой ужасной фигурой, от которой остались лишь кожа да кости, не могла быть обаятельной, когда похожа на скелет из класса по анатомии, не могла быть весёлой, когда все её мысли были запечатлены в усталом взгляде и внушительных мешках под глазами. Чьё внимание она собиралась привлечь, когда так выглядела?       Гермиона признавала, что перестала быть симпатичной. Лицо с возрастом вытянулось и стало больше похожим на лошадиное, что вкупе с заострённым подбородком и такими же острыми, словно ножи, чертами лица, только усугубляло картину. Некогда живые глаза померкли, морщинки между бровей, на лбу и возле глаз портили весь образ воздушности и лёгкости. Ямочки на щеках не появлялись уже несколько лет, её нынешние знакомые судачили, что она и вовсе не умеет улыбаться. Но что было ещё хуже, так это её кудрявые волосы, со временем начавшие сечься, ломаться, уходить в более блеклые цвета. Сейчас цвет её волос больше напоминал мышиный, чем прежний каштановый. Цвет лица стал больше похож на светло-пепельный, прямая осанка и гордо вздёрнутый подбородок переменились сгорбленностью и опущенной головой, а губы, — ох, её милые, пухлые, ярко-розовые девичьи губки, — стали в кровь искусанными, изодранными зубами, не ведавшими пощады и жалости. Кого она хотела очаровать? Она на секунду замерла, прислушавшись к своим мыслям, а потом стала ещё усерднее растушёвывать тональный крем, мазать консилер, красить ресницы и губы, наносить румяна на щёки.       Когда она наконец закончила и осталась более менее удовлетворённой увиденным, помимо страшного костлявого тела, которое замаскировать можно было разве что каким-нибудь мешком из-под картошки или моркови, рука её потянулась в сторону флакона духов, которыми она не пользовалась со дня его ареста. Пальцы замерли в сантиметре от флакона, словно уловив мельчайшие разряды, будто почувствовав, что если приблизятся ещё хоть на один жалкий сантиметр, то будут ошпарены кипятком, ударены током. Она вновь зажевала губу, бросая в сторону бедных духов затравленный взгляд. А потом, не дав себе времени передумать, нанесла их на запястья и шею. Запах шлейфом следовал за ней, когда она шла в сторону небольшого комода, где ящики страшно открыть, как бы на ноги не свалились. Гермиона аккуратно придержала ящик, выдвигая его наружу. Тот скрипнул, но поддался.       Каждый наряд болтался на ней, как на вешалке, что ещё больше раздражало девушку, угрожая и этой порции туши. Ей хотелось выглядеть если не неотразимо, то хотя бы прилично, но в любом из них она выглядела так, словно живёт на улице, не утруждая себя сменой одежды.       Лицо её помрачнело, когда она вспомнила о вешалке в шкафу с тёмно-бордовым платьем-футляром. Она специально завесила его разными шмотками, чтобы то не попадалось ей на глаза. Но сейчас, когда она поняла, что оно, похоже, единственное, которое может ей подойти, лицо её приняло суровый вид, брови нахмурились, вырезая на коже маленькую складочку. Оно было маловато ей в плечах и груди, когда она надевала его прошлый раз, но теперь… Гермиона взглянула на ткань, а потом взяла её в руки, покрутив перед глазами. Ей не хотелось его надевать. Но иначе она будет выглядеть не то что неопрятно, но и просто отвратительно. Ей вовсе не хотелось произвести впечатление отпахавшей в поле лошади.       Теперь уж в это платье она влезла с лёгкостью. Нижний край платья заканчивался чуть ниже колена. И, надо признать, как бы Гермиона ни относилась к своей фигуре, в этом платье она смотрелась очень даже неплохо.       Она кивнула сама себе, встала на высокие каблуки, забыв о их непрактичности, и вышла за дверь, коснувшись прохладного древка волшебной палочки, закреплённой на поясе, — та закатилась за стиральную машинку, и Гермиона еле её нашла.       Ярко-серебристая выдра, уменьшившаяся в размерах, скользнула по площадке, обгоняя свою хозяйку и прыгая в шахту лифта. Она спешила доставить сообщение. Гермиона собиралась выйти в люди.

***

      Джинни не видела Гермиону уже несколько лет и, честно сказать, не знала ни её адреса, ни того, как складывалась её жизнь. Она знала точно только одно: Гермиона жива. Ведь Патронусы не доставляют сообщения мёртвым.       Джинни старалась как могла призвать свою некогда лучшую подругу к разуму, но та скрылась в глубинах своего сознания и отдалилась ото всех, навсегда исчезнув с горизонта. Уизли исправно посылала ей сообщения Патронусами каждые две недели, но та ни разу так и не ответила.       Прошло две недели с прошлого сообщения, когда Джинни чуть ли не молила Гермиону хотя бы весточку послать о том, что всё в порядке. И теперь пришло время посылать новое. Джинни уже знала, что ответом ей послужит молчание. Все газеты уже несколько месяцев твердили одно и то же: Драко Малфой отбыл свой срок и теперь выходит на волю. Мелкие сошки в Министерстве, с которыми работал её муж, Гарри, перетирали кости Малфою настолько часто, что Джинни боялась, как бы те не истончились со временем.       Прошлым вечером Гарри пришёл с работы довольно поздно, привычно поцеловав рыжую макушку жены и обняв детей. Альбус радостно плёл ему небылицы о том, чем они занимались днём, — Уизли не переставала удивляться, какой же он выдумщик, — пока Гарри стоял перед ним и пытался выдавить из себя улыбку, даже не стараясь участвовать в разговоре. Джинни довольно быстро погнала детей спать, подоткнув им одеяла, а потом налила Гарри стакан огневиски и присела рядом, положив нежную руку ему на плечо.       — В чём дело? — крайне сухо осведомилась она. Не то чтобы ей было не жалко мужа, она, конечно же, интересовалась его проблемами, просто за столько лет успела выучить, что к жалости Гарри совсем не привык, реагируя на неё весьма резко. — Выглядишь потрёпанно, да и загруженный весь. Дело в Малфое?       Поттер передёрнул плечами, бросив на Джинни задумчивый взгляд.       — Как думаешь, если бы я нашёл доказательства, они бы перестали обвинять его?       Джинни задумалась. Драко Малфой был Пожирателем Смерти, занял место своего отца, когда того убили в бою, поднялся по своей так называемой карьерной лестнице, стал правой рукой Лорда, убивая людей тысячами. Естественно, что после победы Гарри люди хотели тишины и спокойствия, хотели наконец почувствовать себя в безопасности, не бояться за жизни родных. Драко Малфой мог пошатнуть их безопасность, они не доверяли ему и искренне недоумевали, что Гарри Поттер, всемирный герой, мальчик-который-выжил-дважды-и-чуть-ли-не-трижды, принял сторону их врага, защищал его всей душой и нелестно высказывался о тех, кто был иного мнения.       — Ты же знаешь, что этого не случилось бы, — мягко ответила ему Джинни. — Люди судят его за преступления, за то, что видели своими глазами, за преступления, которые он действительно совершал. Они боятся, что война может повториться снова. Никому не хочется войны, Гарри, кому, как не тебе, это знать, — тяжело вздохнула миссис Поттер, склонив голову ему на плечо, он в ответ прислонился щекой к её макушке. Так хорошо, когда есть, с кем поговорить.       — Я ведь тоже убивал людей, Джинни, но меня не судят за эти преступления, а восхваляют и считают героем, разве это справедливо?       — Они знают, на чьей ты был стороне, и знают, на чьей стороне был Малфой, — произнесла девушка, но, заметив тяжёлый взгляд Поттера, с укором направленный на неё, спешно поправилась. — Я имею в виду, что информация, которая попала к ним в руки, говорит о том, что Малфой — лишь жалкий Пожиратель…       — Джинни, прошу тебя… Не при мне. Мне сложно это слышать, ты же знаешь, я стольким ему обязан, — повесил голову её муж.       Она положила ладонь на его щёку, повернув лицом к себе и заглянув в глаза.       — Гарри, мы все ему обязаны, он сделал многое и предпочёл остаться в тени, зная, как все отнесутся к тому, что в последний момент он решил запрыгнуть в уходящий поезд. Ты отстоял его честь на суде, хотя он тебя об этом не просил, ты сделал всё возможное, чтобы вытащить его, но молва уже разошлась. Мы были не в силах что-либо исправить.       — Да. Да, конечно, ты права, — сбивчиво зашептал Гарри, зарываясь головой в ладони. — Знаешь, он ведь выходит скоро и… Вряд ли ему будет, где остаться на первое время. Я бы не стал вас беспокоить, если бы у меня были другие варианты, — Джинни уже знала, куда он ведёт.       — Гарри, но здесь дети! — выпалила она не подумав, замечая, как хмурится муж, как нервно сжимает губы, чтобы не сорваться.       Его невысокая фигура поднялась с места, удаляясь в глубь коридора. Иногда люди расходились во мнениях, иногда муж и жена могли повздорить, это абсолютно нормально. Но сейчас Джинни гложило чувство вины, потому что в кои-то веки она была не права.       — Я не это хотела сказать, ты же знаешь! — окликнула она его, Гарри даже не обернулся, сворачивая за угол. — Конечно, он может пожить у нас!       Она последовала за ним в спальню, мужчина уже сидел на кровати, сжав в кулаке край пушистого одеяла, используемого в качестве покрывала. Голова его была опущена, а челюсти — крепко сжаты. Едва ли он готов был сейчас слушать, что ещё она скажет, что наговорит, какую чушь ляпнет.       — Я имела в виду абсолютно другое, Гарри, — вяло начала она, остановившись в дверном проёме. Руки крест-накрест легли на небольшую грудь, что вздымалась от размеренных вдохов. — Люди, просидевшие столько лет в Азкабане, не возвращаются прежними. Они сходят с ума, бредят, умирают от дизентерии, уходят в депрессию, не едят и не пьют, становятся тощими как… — Джинни запнулась, почти приведя в пример покойного Сириуса. — Они теряют рассудок. Так какова вероятность, что Малфой останется в здравии? Стоит ли помещать тронутого умом человека в дом, полный детей? — обеспокоенно произнесла Уизли-Поттер. Голос её дрогнул.       — Я тебя услышал, — тихо просипел Гарри, уходя в себя.       Этой ночью они спали раздельно.

***

      Малфой был на взводе всё то время, что Поттер слонялся перед его глазами, любезно обхаживая, как какую-то новогоднюю ёлку, словно он был хорошенькой девушкой, которую ему срочно понадобилось соблазнить.       — Ну, хватит уже, Поттер, надоело, — хриплым прокуренным голосом гаркнул он, вынуждая того успокоиться. — Не мельтеши перед глазами.       То, как Поттер любезно подносил ему новые тряпки, то, как наливал в какой-то маленькой кафешке, — Мерлином забытое место, — кружку чая и каждый раз наполнял её, стоило Драко допить порцию, било наотмашь. Малфой вовсе не хотел любезностей. Они были ему непривычны, особенно от Поттера, что до того грёбаного суда вёл себя как последняя скотина, и Малфой будет полным мудаком, если не признает, что его такой вариант пиздец как устраивал.       — Хватит порхать надо мной, как какая-то мамаша-курица, сядь, блять! — рявкнул он снова, в этот раз притянув к себе Поттера за ворот рубашки. Та была белоснежной, да такой, что у Драко в глазах рябило от яркости. Небось выбрал самую лучшую, точно на свидание пошёл.       Поттер притих и послушно сел на место, обойдя стол, стараясь держаться от Малфоя как можно дальше. Драко видел, что Поттер чувствует себя виноватым. За то, что не отстоял честь, за то, что не смог помочь, за то, что не вытащил из-за решётки. Решётки — образное выражение, поскольку то, что ими называлось, было скорее своеобразным защитным куполом, не выпускающим наружу преступников. Всё, что у него было за последние несколько лет, — чахлый уголок его маленькой каморки, гордо звавшийся камерой, да парочка дементоров под боком. О, еда была самая разнообразная, как на курорте: обглоданные кости; пюре, не отлипающее от тарелки; протухшая рыба, воняющая так, что зубы сводит, которую не то что съесть, даже притронуться страшно; яблоки с потемневшей кожурой; и каша, безумно много каши, которая точно так же, как и пюре, засасывала в свои недра ложку, не позволяя её оттуда даже вытащить. Купол не был призван для защиты, а потому промозглый ветер, пробирающий до костей, исходящий со стороны холодного океана, посреди которого стоял чудесный санаторий Азкабан, доводил до отчаяния. Скрипя зубами, Драко спал на холодном камне, лишённый какой-либо койки или даже простого матраса, ел одну дрянь и смотрел на бушующий за стенами океан. Чёрные твари, от которых тоже не спасал купол, пытались полакомиться его счастливыми воспоминаниями, и Драко был бы полным идиотом, если бы не смог обхитрить их. Не то чтобы у него совсем не было счастливых воспоминаний, — счастливые моменты, пусть, может, и всего пару штук, заваляются у каждого, — у Драко они пылились в дальнем углу, а ещё он был природным окклюментом, а потому засунул их ещё дальше, в тот дальний угол, в котором царила вечная темнота, до которой даже дойти с фонариком невозможно. Всё, что он позволял себе делать, — это листать плохие воспоминания, погружаясь в свою боль, как в броню. Это помогло ему выжить. Помогло ли не сойти с ума? Драко не мог сказать с полной уверенностью.       — Да почему ты так пялишься, Поттер, словно призрака увидел? Не ожидал увидеть живым? — стоит отметить, что Драко не курил, просто голос его был простужен. Хронически простужен после стольких дней, а потому говорил он очень хрипло.       Поттер прокашлялся, заметно замялся, опуская глаза.       — Вовсе нет, я… знал, что ты выдержишь, — произнёс он до того тихо, что Малфой едва его услышал. — Джинни сказала, что…       — Ах, эта рыжая заноза в заднице, — рассмеялся Драко, совсем позабыв про то, как звучали эти переливы. Этот рокот звучал как начало грозы, может, поэтому гроза так нравилась Грейнджер? — Что ж, ну, если она сказала, то это само собой разумеется. Неплохая была девчонка, резвая жуть, не угнаться. Да и в квиддиче тебе могла зад надрать, а, Поттер? Как она там? — на последнем вопросе в голос даже прорезались тёплые нотки, контрастом выделяющиеся на фоне прохладной улыбки.       — Мы… поженились несколько лет назад, — пробубнил Поттер.       — Ещё скажи, что дети есть! — хлебнул сливочного пива из своего стакана Малфой.       Поттер неловко закашлялся и залился краской по самые уши, коря себя за такую растерянность. Совершенно неудивительно, что у него есть семья, правда ведь?       — Ясно, Поттер, — по-доброму усмехнулся Драко, не спуская орлиного цепкого взгляда с лица собеседника. За столько лет службы у Волан-де-Морта это вошло в привычку. Поттер поёжился от столь пронзительного взгляда, втягивая голову в плечи. — Если хочешь знать, я не удивлён. Всегда знал, что наступит время, и вы сойдётесь. Как я и говорил, Уизли резвая девчонка, своё не упустит.       Гарри лишь пожал плечами, готовясь вновь сорваться с места и предложить свои услуги. Весь этот разговор ему было неловко. Потому что Малфой тоже за это время мог завести семью и детей, мог жениться на той, кого полюбит всем сердцем, — пусть и поговаривают, что у Драко Малфоя его нет, — мог построить карьеру, как это сделал Гарри, взобравшись на пост Министра.       — Чего мне реально не хватает, так это нормального душа, яйца соплохвоста! Знал бы ты, какие там условия, — всю тему заключения Малфой словно поднимал на смех, сводя всё в шутку. Гарри по-прежнему принимал всё всерьёз. — Единственный наш душ был — это дождь с небес. Мерлин, стал обожать дожди, — зубы у Драко стали неровными и потрескавшимися, а оттого улыбка во все тридцать два стала скорее пугающей, чем привлекающей внимание, как это было раньше. Да и шрам в пол-лица, где ранее обожённая, словно языками огня, кожа стала сморщенной, делал своё дело, но в этом уже Азкабан был не виноват. Как бы Малфой ни шутил про то, что шрамы украшают мужчин, тем не менее старался повернуться к собеседнику чистой половиной — левой. Глаз на фоне правой же половины сверкал, как бриллиант, выставленный на аукцион и натёртый до блеска. Что вкупе с серьёзным выражением лица и низко посаженными бровями придавало ему суровый вид нелюдимого человека, которого хотелось обойти стороной.       — Ну, теперь тебе есть, во что переодеться, а как к нам приедем, там и душ примешь, — виноватым тоном произнёс Поттер. Реплики его были донельзя извиняющимися, пусть в них и не было ни одного «прости», которое могло завести Малфоя с пол-оборота.       — Так-так-так, погоди, Поттер, — нахмурился вдруг Драко. — К вам я ни за какие галлеоны не сунусь, наргл тебя дери. Ты мне лучше скажи, есть ли у меня по-прежнему доступ к ячейке в Гринготсе? Там я уже дальше сам порешаю, — холодный тон не терпел возражений, а потому Поттер сбивчиво объяснил ему новую систему банка, рассказал, как заново получить доступ к хранилищу, к какому гоблину лучше обратиться. Драко слушал его с хмурым выражением лица, изредка кивая на отдельные реплики, когда того требовалось.       Малфой быстро доел свою порцию горячего супа, наслаждаясь тяжестью пищи в желудке, позволяя Поттеру расплатиться на этот раз за обоих, обещая возместить всё с лихвой.       Они шагали по людному проспекту, огибая небольшие кучки, которые невозможно было обойти, так как те держали друг друга под локоть и шли в шеренгу. Мерзкие до ужаса. Малфою скрутило живот от того, как сильно ему захотелось оказаться наконец в одиночестве. За то время, что он пробыл в одиночной камере, он привык к нему и встречал как родного друга. Только в одиночестве он мог найти спокойствие, услышать звук её голоса, узнать в нём знакомую трель, почувствовать запах яблок, словно обмазанных карамелью и корицей. Когда-то давно он узнал, что её шампунь пахнет корицей с карамелью, заявив, что к такому аромату не хватает только яблок. Купил ей духи, подарил на Рождество. Как же она была рада!       Драко не заметил, как погрузился в свои мысли, врезавшись в незнакомого человека, тот брезгливо вытер плечо, косясь на одёжку Малфоя, который в ответ лишь скривился, оскалив уродливые зубы. После столкновения послышался тихий шёпот. На Драко стали оглядываться. Поттер, похоже, заметив то же самое, прибавил шаг, уводя Драко за угол и петляя незнакомыми ему доселе дворами. Это было что-то новенькое, ранее ему не приходилось прятаться по углам, нося гордую фамилию Малфой. Теперь его фамилия пускала в толпе зловещий шёпот, пугала людей, заставляя в страхе уносить ноги.       — Пожиратель! — послышался звонкий голос ребёнка, показывающего на Драко пальцем. Поттер виновато потёр затылок, утягивая Малфоя за собой вглубь проспекта.       — Прости, Малфой, не знал, что так выйдет. Все давно на ушах стоят, ничего не смог с этим сделать, — оправдывался он запинаясь. Детский лепет.       — Поттер, — запретное слово на букву «п» было произнесено, а потому Малфой начал скалиться и в его сторону, постепенно припирая к стенке. — Ещё раз ты, блять, это скажешь, и я ударю тебя.       Женщина, проходившая мимо и безошибочно узнавшая в Малфое «того самого» Пожирателя, о котором столько судачили, ускорила шаг, выбираясь из переулка уже чуть ли не бегом. Мерлин, спасибо, что хоть Поттеру решили не помогать.       Из Гринготса они вышли налегке. И лишь позвякивающие в карманах золотые галлеоны говорили об их пребывании там. Малфой вежливо попрощался с Поттером, оставив ему несколько монет за их обед, и сказал, что дальше устроится сам. Гарри не стал с ним спорить.       Однако в полночь в доме Поттеров зазвонил телефон. Раздражённый, полный разочарования и одновременно нежелания признавать правоту товарища голос послышался на том конце провода.       — Меня не захотели пускать ни в один грёбаный отель, сколько бы монет я им ни предлагал, — зло рычал он в трубку. — Сказали, что Пожирателям там не место. Вышвырнули, как псину паршивую, ей Мерлину. Я обходил все приличные отели, не гнушась потом и теми, что попроще. Клянусь, Поттер, если бы меня взяли в хоть один клоповник, я бы вряд ли тебе позвонил, но меня и оттуда выпнули. Пытался снять квартиру на несколько дней, пока не подыщу жильё получше, купить пробовал хоть какую-нибудь халупу, так и там взашей.       Гарри хотелось извиняться навзрыд, падать на колени и просить прощения несколько суток подряд. Это была и его вина тоже — он не справился. Поттер обещал ему защиту после своей победы, обещал, что отстоит права Малфоя, что оправдает его фамилию, и не смог. Общество перевесило. Битва оказалась заранее проигранной.       Но вместо извинений он назвал адрес их дома, говоря, что ждёт Драко у них.

***

      Джинни стояла, облокотившись на косяк и скрестив руки на груди, лицо её выражало смятение. Губы поджаты, брови нахмурены. Возмущение хлестало её кожу раскаленными цепями, когда Драко Малфой появился на пороге их дома, встреченный настороженным взглядом Уизли и виноватым, украдкой брошенным в её сторону — Поттера. Он застыл каменным изваянием, думая в ту же секунду развернуться обратно и идти дальше искать приюта, где его встречали бы с более радушным видом, только вот, милостивый Салазар, оказалось, что во всех местах его встречали с выражениями и похуже, не забыв отвесить вслед пару ласковых. Поэтому сейчас Малфой стоял на пороге дома Поттеров, переминаясь с ноги на ногу. Не сказать, что у него были плохие отношения с Джинни, но и хорошими их не назовешь. Он бесспорно уважал её и был без понятия, какого она о нём мнения. Одно было ясно сразу: в доме его видеть Джинни была не рада.       — Простите, если помешал, — развёл руки в стороны Драко, не решаясь сделать очередной шаг дальше коврика. Он усиленно делал вид, что вытирает ботинки.       — Вовсе нет, что ты! — с прежним рвением начал уверять его Поттер. Джинни и Драко, словно сговорившись, бросили в его сторону недоверчивые взгляды. Только вот если у Уизли тот был подогрет злостью и раздражением, то у Малфоя — усталостью. Он так чертовски устал что-то доказывать. Один Салазар знал, насколько тяжело ему было заявиться на порог этого дома.       И всё же после заминки Уизли махнула рукой в сторону гостиной, по-прежнему глядя на него подозрительно, словно во внутреннем кармане его куртки могла прятаться ядовитая змея, которую он непременно подложит их детям в кровати. Он хмыкнул себе под нос и прошёл вслед за хозяйкой, на ходу принимая извинения Поттера, у которого уже разве что мозоль на языке не появилась.       Когда Джинни налила им обоим крепкого чая, — Драко надеялся, что она не добавила в его кружку капельку яда, потому что глупо было бы умереть вот так, — снова повисла напряжённая пауза, полная молебных взглядов Поттера и вечно демонстрирующей свой профиль Джинни, которая не спешила на него смотреть.       — Стоит задавать вопросы о том, как ты поживаешь? — не очень учтиво спросила девушка.       — Не думаю, — отозвался Малфой, отхлёбывая из своей кружки. Хорошо бы, если там всё-таки был яд, может, хоть так он смог бы избавиться от гнетущей тишины и неловких пауз, сглаживаемых лишь… Да ничем они, Мерлин его дери, не могли сгладиться. Все острые углы, казалось, заточились и начали приближаться, желая пронзить Малфоя насквозь.       — Как Азкабан? Стоит ещё? — и снова некорректный вопрос, словно Джинни никогда не слышала о тактичности. Поттер нервно вздрогнул и закашлялся недавно сделанным глотком.       — Был бы разрушен, я бы вышел на свободу раньше положенного, — отбил её выпад Малфой.       — И то верно, — кивнула в ответ Джинни.       Чай был допит намного быстрее, чем должен, поскольку ни один из них не хотел больше чувствовать себя настолько некомфортно: Поттер хотел вытащить Драко из неловкой ситуации, Джинни не знала, как себя с ним вести, намеренно пуская в его сторону шпильки, а Малфой… Малфой на протяжении пяти минут не сводил взгляда с окна, за которым гремела молния. Старые привычки дёргали его за шиворот свитера и тащили под начинающийся дождь, чтобы успеть помыться. Надо же, насколько замашки аристократа могут самоуничтожиться, если подержать их в нужных условиях.       Поттер сам хотел проводить его в гостевую комнату, но Джинни, любезно улыбнувшись, едва не скаля зубы, между прочим, отняла у него это право, настойчиво порекомендовав идти спать. До комнаты они шли молча. Старые ступени скрипели под ногами, из-за чего уши Драко, привыкнувшего к тишине одиночной камеры, в которой слышно лишь шум волн, разбивающихся о стены, сворачивались в трубочку. Может, и лучше, что именно Джинни вызвалась провести его до комнаты. Поттер бы непременно завёл разговор, по тысяче раз повторяя, как же ему жаль. Уизли же упорно молчала, лишь оборачиваясь через плечо, чтобы удостовериться, что Драко шагает следом.       Раздался шорох, а потом из-за угла выбежали двое непослушных мальчишек со взъерошенными угольно-чёрными волосами. Как чёртики из табакерки, ей Мерлину. Оба уже довольно взрослые, с разницей на взгляд в два-три года. Как же много он упустил в жизни Поттера. Больная фантазия подсовывала ему картинки с ним в главной роли. Малфой в качестве отца, подумать только! Он мотает головой, выбрасывая это дерьмо из головы. Ему уже ничего не светит.       — А, это… — Джинни едва ли не седеет на его глазах. Дети смотрят на него с любопытством, заглядывая в потускневшие со временем стальные глаза и хмурые брови. Шрам на пол-лица не пугает их, как пугает всех детей этого возраста, отчего Драко уже заранее знает, какой факультет назовёт шляпа. Непременно Гриффиндор. Непременно по стопам родителей. Непременно куча неприятностей на задницы.       — Не стоит, — видя, как трудно ей даётся представление. И наверняка знает почему. Потому что Драко Малфой — Пожиратель Смерти, потому что детям даже близко подходить к нему не стоит, потому что он убивал таких непосед одним взмахом палочки, не моргнув и глазом. Он жмурится, не в силах отогнать воспоминания о своей первой жертве.       Стоит одному из мальчишек сделать шаг в сторону, как Драко выхватывает профессиональным взглядом клочок розового платья. За их спинами ютится юная девочка, закусывающая губу и постоянно бросающая взгляд в сторону его морщинистой кожи. Он непроизвольно поворачивает голову, оставляя её глазам лишь чистый профиль. Она рыжая и веснушчатая и до того похожа на Уизли, когда та была младше, что у Драко в сердце что-то ёкает.       — Мама, а кто это? — тонюсеньким голоском заинтересованно спрашивает она, выбираясь из-за спин братьев, готовых укрыть её.       — Это… — снова пытается подобрать нужное слово Джинни. И замолкает.       — Мы с вашим папой учились на одном курсе, — объясняет Драко. — Так уж случилось, что мне пришлось воспользоваться его помощью. Не переживай, милая, вы меня даже не увидите, — слова даются ему с трудом. Малфой ненавидит детей. А дети ненавидят его.       — И вы тоже учились на Гриффиндоре? — пытливо заглядывает ему в глаза малышка.       — Вот уж нет, — усмехается себе под нос мужчина. — Я учился на Слизерине.       — Джеймс говорит, что на Слизерине учатся одни неудачники и злюки, — Джеймс, значит. Драко поворачивает голову в сторону братьев, по лицу старшего понимая, о ком идёт речь. Тот с весьма красочным выражением лица закатывает глаза, копируя свою мать.       — Не все слизеринцы так уж плохи, — добродушно смеётся Малфой, пока девочка подходит ещё ближе, а Джинни вытягивается в струну. Драко готов поклясться, что слышит это натяжение.       Джеймс фыркает настолько громко, что даже Поттер-старший может его услышать с первого этажа. Но всё внимание Драко сосредоточено на маленькой девочке, что уже тянет руку к его лицу, касаясь морщинистой кожи, которая похожа на толстую плёнку, под которую попал воздух. Она змеями тянется по правой половине его лица, не касаясь левой, оставляя ту чистым листом. Когда маленькие пальчики проводят по коже, Драко едва не шипит сквозь зубы, преодолевая желание отстраниться и отвернуться, как делал тысячу раз до этого.       — Дядя, а откуда у вас этот шрам? — дубинкой по голове, девочка.       Воспоминания мелькают со скоростью света перед его лицом, позволяя в точности ощутить запах летевшей вспышки, его резких несдержанных движений, затуманенного взгляда и её потерянных глаз, созерцающих эту горячую волну, настигающую её со страшной скоростью. Драко так и застыл посреди коридора, уставившись в серый ковёр, вытоптанный ботинками.       — Этот шрам для меня — память. Напоминает о том, что я потерял, — шепчет Драко едва слышно, замечая осознанный кивок напротив.       — У меня тоже есть такой шрам, — поддакивает малютка, заворачивая рукав кофты. — Обожглась об сковородку, когда пыталась сделать завтрак, как тётя Гермиона. Мама тоже сказала, что это напоминание. О том, что нужно пробовать такие вещи в присутствии взрослых, — насупилась девочка. — А вас как зовут?       Джинни втянула воздух с едва слышным свистом.       — Драко, а тебя?       — А меня Лили, — прошептала ему на ухо девочка, заливаясь красивым переливчатым смехом. Так, словно рассказала шутку. Так, словно поделилась страшным секретом. Драко мысленно пообещал, что никому не расскажет об этой тайне, доверенной ему и бережно им хранимой.       Драко Малфой ненавидит детей, а дети ненавидят его.       Джинни подтолкнула их в спины, веля ложиться по кроватям, обещая, что поднимет их ни свет ни заря.       — Пойдём, Малфой, — позвала она устало. — Очень надеюсь, что ты к нам ненадолго.       Драко было нечего на это сказать, а потому он просто кивнул, пообещав себе решить квартирный вопрос как можно быстрее.

***

      Уже на следующее утро Драко решил во что бы то ни стало найти себе приличную квартиру или хотя бы маленькую комнату, в которой смог бы жить, не чувствуя на себе укоряющих взглядов обитателей этого дома. Поттер по-прежнему, — герой, что с него взять, — был настроен великодушно, а у Малфоя эта великодушность уже в печенках сидела. Нечего разводить из прошлого трагедию. Было и прошло, и нет в этом ничего особенного.       Чай неприятно горчил, и Драко заметно сморщился, когда сделал очередной глоток. Простая глазунья и пару тостов с джемом — вот и весь завтрак. После еды в Азкабане это казалось пищей богов, пусть дети Поттеров и не казались настолько же впечатлёнными. Драко уплетал завтрак за обе щеки, хоть и боялся, что та тут же выйдет обратно, учитывая его норму питания в последние годы.       — Так ты уже подыскал себе что-то? — неуверенно спросил Поттер, поднимая на него свои сверкающие ясные зелёные глаза. Когда-то Нарцисса высаживала кустовые розы, её любимые, и цвет глаз Поттера как никогда чётко напоминал Малфою о листве этих цветов, заставляя невольно содрогнуться и вспомнить слабое тело матери, едва стоящее на ногах.       — Прости? — переспросил Малфой абсолютно рассеянно.       — Я говорю, ты хочешь съехать от нас? У тебя есть варианты? — голос его отчего-то казался обеспокоенным.       — Да-да, есть один вариантик, мне вчера с совой прислали ответ, думаю попытать удачи там, — вяло отозвался Малфой, пусть и пытался вложить в свой голос больше участия и радости. Выходило дерьмово.       — Что ж, — пожал плечами Поттер, пока Драко услышал облегчённый выдох Уизли. — Если нужна будет помощь, обращайся. Мы всегда рады тебя видеть в этом доме.       Скептический взгляд Джинни на всю комнату кричал громкое «не мы, а ты», косо посматривая в сторону Малфоя.       — Нет-нет, там стопроцентный вариант, они уже готовы заключить со мной договор, — отмахнулся Драко от навязчивых любезностей.       И пусть не было никакой совы и квартиры, не было никаких договоров и вариантов, кроме как поселиться на улице и свить там своё гнездо, — впрочем, и то было бы более уютным, чем его камера в Азкабане, — оставаться у Поттеров и чувствовать неприязнь ему не хотелось. Он за свои годы жизни натерпелся этого с лихвой. Привык. Но больше не хотел погружаться в это болото.       Когда завтрак был закончен, Драко собрал свои вещи и спустился вместе с лёгкой, как перышко, сумкой вниз, останавливаясь на пороге. Поттер нависал над ним шевелящейся тенью, пока Драко зашнуровывал обувь. Когда он выпрямился, Гарри пришлось запрокинуть голову. Слегка повёрнутая голова, чтобы собеседник не видел уродливого шрама, а потом и ухмылка лишь одним уголком губ.       — До встречи, Поттер, рад был повидаться, — протянул ему руку Малфой.       — До встречи, Драко, заходи ещё, — пролепетал Поттер. Драко лишь хмыкнул себе под нос, мол, ну да, обязательно.       Лёгкая морось въелась в швы его пальто, которое он успел купить в косом переулке, пока разбирался с Гринготсом. Драко задрал голову вверх, наблюдая за осадками, как за настоящим чудом света. Он часто видел такие капли, будучи запертым в своей камере, но вот так, чтобы над головой лишь чистое бескрайнее небо, слишком редко. В последний из таких моросящих дней он прижимал её к себе за талию и раскрывал зонт над их головами. Малфой помрачнел, поплотнее запахнул пальто и зашагал по переулку, отстукивая глухую дробь. Милые старушки таращили на него глаза, девушки предусмотрительно переходили на другую сторону улицы, а Драко всё ещё не сворачивал с намеченного пути.       Резкий круговорот, сталкивающий внутренности друг с другом, и Драко с глухим хлопком оказался посреди Косой Аллеи, сразу же заходя в небольшое помещение с яркими вывесками снаружи и огромной куклой клоуна, раскачивающейся из стороны в сторону. Внутри пахло чем-то сладким и неожиданно приторным, маленький коврик убегал из-под ног, когда ты пытался вытереть подошву, и Драко, плюнув на это дело, шагнул вглубь помещения. Чем дальше он продвигался, тем слаще пахло, словно Малфой пытался не утонуть в сладкой начинке торта.       — Добро пожаловать в магазин всевозможных вредилок! — послышался громогласный голос сверху, заставив Малфоя задрать голову. — Рады, что вы зашли к нам. Что желаете приобрести? — Джордж наверняка ещё не разглядел как следует своего посетителя, а потому придерживался плана. Маленькие бутыльки с аммортенцией грудились на полке и уходили высоко вверх, скрывая бледное веснушчатое лицо Уизли.       — Что-нибудь, что поможет мне стать нормальным, — хрипло отозвался Драко.       Джордж прибавил шагу, спускаясь по винтовой лестнице и наконец встречаясь взглядом со своим посетителем. Глаза его распахнулись шире в немом шоке, а уголки рта опустились вниз. Кулаки сжались, став белыми, как снег в Рождество, а весело приподнятые брови съехали, почти касаясь тускло-голубых глаз. Они стояли друг напротив друга целое мгновение, пока Джордж наконец не моргнул, оттаивая и произнося неверящее:       — Малфой?       — Он самый, — криво улыбнулся Драко, рассматривая блестящие витрины и искрящиеся у потолка фейерверки. Как же это не подходило к их ситуации.       А в следующую секунду Джордж сделал один размашистый шаг вперёд, притягивая Драко к себе в крепкие объятия и хлопая по спине.       — Какой же ты мудак, Малфой, — сдавленно прошипел он. — Чтоб ты своей гордостью подавился однажды!       — И я рад тебя видеть, — отстранился наконец Драко, шагая к небольшому диванчику на втором этаже. Джордж хромаючи последовал за ним, едва успевая.       — Даже не скажешь ничего? — горько прошептал Уизли. — Столько лет прошло, Годрик! Я даже узнал тебя не сразу, — Уизли, к слову, и сам немало изменился. Смерть брата повлияла на него бесповоротно, сделав юношеское жизнерадостное лицо более угрюмым и грубоватым. В этом ли было дело, Драко не знал, но посетителей в их магазине стало гораздо меньше, словно вместе со смертью Фреда из этого места улетучилась частица чего-то важного. Семьи, радости, лёгкой атмосферы и царящего здесь вечного праздника, который братья дарили всем присутствующим.       — Да нечего говорить, — помотал головой Драко. Уизли запустил пятерню в потемневшие рыжие волосы, теперь напоминавшие ржаной хлеб, и тяжело вздохнул.       — Мы все говорили, что поможем тебе, а в итоге…       — Даже не начинай, Поттер и без тебя отлично с этим справился.       — Думаешь, извиняться начну? — хмуро смотрит на него Уизли. — Яйца соплохвоста, да ты сам отказался от нашей помощи! Мы все готовы были это министерство к фестралам разорвать, выдвинуть Поттера в министры, изменить законы, лишь бы тебя вытащить из Азкабана, а ты просто сдался. Так что нет, Малфой, даже не думай, что я буду так же тебе яйца вылизывать. Ты сам виноват! Весь Орден готов был дать показания: и Джинни, и Рон, — хотя этот мелкий индюк больше всех возмущался, — и Гарри, — ты знаешь, сколько весят слова Гарри? Грюм тоже за тебя бы поручился. И Макгонагал бы это сделала. Гермиона вообще готова была… — и тут неожиданно замолк. — Прости.       Гнетущая тишина ударными волнами била по барабанным перепонкам, пока Драко пытался собрать фразы воедино. Комок в горле стал набухать, раздуваясь до размеров небольшого огненного шара, своим жаром подпаливающего его лёгкие. Он медленно выдохнул, давая себе время, которого у него больше не было. Время убегало от него, играло с ним в салочки, и Драко понял, что за это время не успел ничего. Только постепенно наращивать числа на счётчике, считающем его грехи.       — Как она? — выдавил из себя он, задевая болезненно пульсирующее нёбо, проводя по нему языком, закусывая внутреннюю сторону щеки.       — Никто не знает, — печально пожал плечами Джордж. — Она… Просто отстранилась от нас всех и не выходит на связь. Мы даже не знаем, жива ли она. Но Джинни утверждает, что да, — мотает головой Джордж из стороны в сторону. — Слушай, я правда не хотел, извини, что так вышло.       — Всё нормально, — отрезал Драко. — Я что зашёл-то… У тебя не будет чего-нибудь мощнее оборотного, но с теми же свойствами? — Джордж немного встрепенулся, смотря куда-то вдаль, в невидимую, маячащую за спиной Драко точку. На секунду Малфою показалось, что на дне зрачка показалась добродушная улыбка Фреда, готового отвесить ему подзатыльник.       Джордж поднялся со своего места и пошёл в сторону склада, тело его немного заносило на поворотах, из-за чего тот вписывался во все возможные углы в здании.       — У тебя уже тоже наверняка семья? — как бы между прочим спросил Драко. При слове «семья» Джорджа ощутимо передёрнуло и повело ещё сильнее.       — Да, я… женат, — сипло прошептал он, покручивая кольцо на безымянном пальце.       — Джонсон? — попытался неуклюже пошутить Малфой, понимая, что их диалог скатывается в болото ностальгии и вязкого прошлого, готового радушно утопить их в своей трясине объятий.       — Да, на Анджелине. Мы… ждём сына. — Неловко выдавливает из себя он. Словно всё, что происходит в его жизни после смерти Фреда, незаслуженно. Словно он не имеет права продолжать жить. Драко бы рад поддержать его и направить, указать на этот грёбаный свет в конце туннеля, но вокруг лишь одна непроходимая тьма, и выхода отсюда нет.       — Это… здорово, — старается подобрать слова Малфой. — Уже придумали, как назовёте?       Драко готов поклясться, что чувствует предстоящий ответ, который получит, на кончике языка. Он и сам знает, какое имя получит малыш. В честь покойного дяди. В честь самого лучшего человека на свете, который не дожил до своего двадцати одного года. В честь того, кто поселял в души людей надежду и дарил им пусть и кратковременную, но радость. В честь своего близнеца, которого Джорджу до сих пор отчаянно не хватает.       — Фред, — выдавливает из себя мужчина, замедляясь и открывая дверь подсобки. — Долго думать не пришлось, знаешь.       — Прекрасное имя, — соглашается Драко, хотя на языке ощутимо горчит и вяжет. Эта утрата ни с чем не сравнима.       Джордж достаёт небольшую пыльную коробку с дальних полок и ставит перед Малфоем, присаживаясь на корточки.       — Мы назвали его ликоподобным, — вот почему Джорджу так радостно от осознания того, что изобретенное ими с братом зелье может послужить людям. — Запретили продавать его, но в общем… Ты ж и не покупать собираешься, если посудить. А тебе зачем вообще? — хмурится Джордж. — Сбежать надумал?       — Да куда там, при выезде из страны всё равно остановят, даже если Санта-Клаусом прикинусь, — заминка повисает в воздухе. Драко мнётся, не желая жаловаться, а Джордж молчит, давая ему право самому решить, делиться этой информацией или нет.       Он делает вид, что сортирует ящики, которые уже и так отсортированы и разложены по полочкам. А Драко по-прежнему молчит.       — Знаешь, наверное, распродам всё это барахло, а потом закрою лавочку, — бубнит себе под нос Джордж. — Всё равно без Фреда уже всё по-другому. Ни посетителей, ни радости, ни новых привлекательных товаров. Фред был душой нашего магазина, я — телом.       Малфой готов поблагодарить его за такой отступ от темы, но легче от этого не становится, потому что все эти темы прошлого — словно по лезвию ножа. Острого, такого, что если не свалишься, так напорешься. У них у всех столько призраков за спиной, только стоит вспомнить, как они уже будут дышать тебе в затылок, пахнуть прошлым, касаться твоих плеч и волос, шептать на ухо своим родным голосом и зваться настоящими именами.       — Я ведь мог помочь ему, — вдруг произносит Малфой. — Но не стал. Стоял подле Лорда и наблюдал, как на него падает эта злосчастная башня. Рушится, закапывает его под своими обломками.       — Это не твоя вина, Малфой, — мрачнеет Уизли. — Здесь вообще ничьей вины нет, кроме как того, кто развязал эту войну.       Драко не согласен. Но всё равно молчит, не желая тревожить старые раны. Вместо этого берёт в руки пробирку, рассматривает.       — И как оно работает?       — О, всё просто! — тут же восклицает Джордж, на несколько минут приходя в себя, и Драко думает, что ему не стоит бросать этот магазин и их бизнес, не стоит забрасывать это дело, иначе он совсем загнётся. — Тут даже ничьих волос не надо, только в течение тридцати секунд представлять человека, чей облик хочешь принять. Ну, точнее сначала выпить, а потом представить! В течение тридцати секунд! Но самое главное не это… Знаешь, оно на вкус просто потрясающее, как газировка шипящая, — Драко принюхался, и правда не ощущая того противного запаха, которым отдавало оборотное.       — Почему ты хочешь закрыть магазин? — вдруг спрашивает Драко.       — Малфой, — с укором качает головой Джордж. — Это уже… Люди больше не заинтересованы в нашем ассортименте, прибыли у нас нет, соответственно и денег на новую партию и разработку — тоже. Это как пытаться поле пахать с помощью мёртвой лошади.       — Деньги — не такая уж большая проблема. Ассортимент — тоже. Сам же говорил, что Фред был душой этого магазина, а телом, как и мозгом, Джордж, был ты, — заглядывает ему в глаза Малфой. — Фред бы расстроился, узнав, что ты спустил фестралу под хвост все ваши усилия.       Джордж застывает на месте, пока Драко загружает в сумку несколько колбочек, распихивая ещё одну партию по карманам, другую засовывая под ремень по всему диаметру.       — Ну, спасибо ещё раз за помощь! Думаю, мне пора идти, — натянуто улыбается на прощание Драко, выходя из мрачного помещения подсобки.       Первое зелье приятно щекочет стенки гортани, плещется в желудке, пока Драко рисует перед собой образ дряхлого старика в костюме-тройке и тростью в правой руке. Лицо его ровное, не задетое шрамами, лишь только паутина морщинок искажает уголки глаз и губ. Джордж смотрит на него из темноты своего убежища так, словно хочет окликнуть, попросить совета, попросить о помощи, поплакаться в жилетку. Малфой лишь снимает тёмную фетровую шляпу с макушки в знак прощания и открывает наружную дверь, выходя на улицу и вдыхая свежий запах, поднимающийся вверх от влажного асфальта.       — Не скучай сильно, — брюзжит старик, закрывая за собой дверь.       А вечером на счёт Джорджа Уизли поступает пять миллионов золотых.

***

      Девушка с блестящими каштановыми локонами вышагивала по мощённой брусчатке, громко цокая каблуками. Не то чтобы ей было удобно или привычно ходить на таких высоких шпильках, но она старалась сохранять видимость, делая вид, что ходит на них каждый Мерлинов день. Успев подвернуть ногу, она наконец дошла до знакомой прежде двери, вознеся кулак над ней, чтобы постучать. Снаружи слышались детские вопли и выкрики, кто-то бегал, громко стуча ногами, кто-то хлопал дверцами шкафа. Раздался пронзительный плач, а потом крик Джинни. Гермиона узнала бы его из тысячи. Рука её замерла в сантиметре от двери, никак не решаясь сделать последний шаг. Всё, чего ей хотелось, — это развернуться, снова едва не сломав обе ноги, и убегать с такой скоростью, на какую только была способна, стремясь укрыться в своей скромной обители, где все окна были плотно зашторены, где за маленьким серым потрёпанным деревянным столом стоял лишь один стул, и где за все те годы, сколько она прожила там, не было ни одного гостя, пожелавшего навестить её. Ей нравилась эта атмосфера, и она вовсе не хотела ничего менять. Но отчего-то, по какой-то ускользавшей от её мозга причине, она стояла сейчас перед дверью Поттеров, осматривая пылинки на своём платье и снимая их длинными аккуратными ногтями. Сердце её трепетало в груди, словно пытаясь взлететь, размахивая симпатичными маленькими пёрышками, на которых не то что не взлетишь, даже не подпрыгнешь. Желудок сделал кульбит, когда костяшки коснулись шершавого дерева. Однако стука не последовало. Гермиона всё ещё боялась встретиться лицом к лицу с хозяевами, упасть в их крепкие объятия, ощущать на себе жалостливые взгляды, выслушивать нотации, сочувствующие реплики, придумывать сотню объяснений.       Сделав над собой усилие, она всё же тихонько постучала, надеясь, что в этой кутерьме никто даже не услышит, а она сможет выдохнуть и отправиться домой. Её сплетённый некогда кокон звал обратно, пока девушка с красивыми локонами и здоровой кожей, что сверкала на солнце, стояла и теребила палочку, прикрепленную к поясу. Выдох сорвался с её губ, когда она осознала, что звуки по ту сторону двери стихли. Она снова проследовала за изгибами и трещинами, оставшимися на палочке после войны, и растянула губы в улыбке, когда дверь распахнулась и на пороге возникла взъерошенная Джинни с побледневшим лицом и искусанными губами. Она смотрела на неё как на призрака, пока Гермиона усердно делала вид, что её жизнь складывается просто потрясающе.       Джинни слегка откашлялась. Гермиона заметила, что девушка стала больше походить на женщину. Её длинные рыжие волосы стали на тон темнее и были заплетены в неряшливый пучок сзади. Простенькое домашнее платье с замызганным фартуком, руки, утомлённые домашними хлопотами. Глаза Джинни стали серее, словно кто-то внутри неё погасил свет. Она отошла в сторону, приглашая Гермиону войти. А та уверенной походкой, виляя бёдрами, проследовала внутрь.       Неловкость, возникшая между ними сразу после того, как Джинни открыла дверь, не желала улетучиваться, с каждым оборотом лишь набирая ход. Но Грейнджер всё ещё упорно давила из себя улыбку, вся сверкая, как звезда на самой верхушке новогодней ёлки. Платье выгодно подчёркивало её изменившуюся фигуру, скрывая излишнюю худобу и делая её скорее преимуществом, чем недостатком. Джинни оставила Гермиону в гостиной и пошла на кухню, чтобы налить им чаю, вернувшись в итоге с неначатой бутылкой ирландского виски.       — Не знала, пьёшь ли ты огневиски или сливочное пиво, поэтому вот… — скованно произнесла женщина. Позади неё показалось угрюмое лицо Альбуса, прикусившего губу и смотревшего на Гермиону со всей серьезностью.       — Мам? Это тётя Гермиона, да? — спросил Альбус, поглядывая то на свою мать, то на незнакомку, ютящуюся в углу дивана. Гермиона могла поклясться, что чувствует пружины своими костями.       — Да, Альбус, иди к себе, — просяще взглянула на него Джинни. А взгляд её стал до того уставшим, что Гермионино чуткое сердце тут же откликнулось, спеша рассказать всё, что крылось в её сломленной, побитой душе.       Альбус, будучи самым проницательным ребёнком из всех детей Поттеров, оставил мать в покое, тут же поднявшись по лестнице вверх, бросив на Гермиону насупленный взгляд. Было видно, что он хотел спросить её о чём-то. Почему она так долго пропадала, почему не навещала их, почему больше не играла с ними как раньше.       — Вижу, у тебя всё хорошо? — скептически спросила Джинни.       Гермиона приосанилась, подгибая под себя ноги, и ласково улыбнулась. Уголок губы задрожал, выдавая её напряжение, но она тут же взяла себя в руки.       — У меня всё прекрасно, — кривя душой ответила Грейнджер. Улыбка стала ещё шире, сверкнув белизной зубов. — У меня отличная работа, прекрасная квартира и молодой человек.       Брови Джинни взлетели в воздух.       — Молодой человек? — переспросила она неверяще. Гермиона же вручила себе Оскар за то, насколько правдоподобно и невозмутимо звучал её голос.       — Да, его зовут… — она слегка замялась, как бы размышляя, стоит говорить его имя Джинни или нет. Язык сам сложился в вылетевшие впоследствии буквы, с ехидством припоминая Гермионе последние размышления. — Оскар. Его зовут Оскар.       — И он… волшебник? — удивлённо спросила Джинни.       — Да, и очень талантливый. Он учился в Ильверморни. Мы… живём вместе, вскоре планируем пожениться, — хмыкнула Гермиона. Речь её становилась более плавной и уверенной. Она сама себе готова была поверить, если бы за всем этим маскарадом не скрывалась одинокая квартира и такая же одинокая душа, вычерпанная с ложки, а потом и, не стесняясь, с черпака.       — Рада за тебя, — замявшись, наконец подобрала нужные слова Джинни. — Хорошо, что всё так складывается. Главное, что ты счастлива, да? — голос её прозвучал до боли жалобно.       — Да, это главное. — Подтвердила Гермиона, качнув головой. Уголки её губ на секунду уплыли вниз. — Никогда ещё не чувствовала себя так хорошо. Наконец-то начала жить дальше. И знаешь, словно заново дышать научилась! — никогда ещё Грейнджер не лгала так мастерски. Потому что правда заключалась в том, что она задыхалась. Тонула и не могла сделать и вдоха.       Уизли на все её реплики кивала, отвечала порой невпопад, задавала совершенно дурацкие вопросы, ответы на которые уже давно услышала. Сидела настолько потерянная и даже не знала, что сказать. Всё это время она заботилась о Гермионе, думала, что та в беде, что ей плохо, одиноко, пакостно, а на деле Грейнджер давно пошла вперёд, оставив позади тот груз, что мешал ей выплыть на поверхность. И Джинни, несомненно, была рада за неё. Только вот глаза отчего-то слезились.       — И ты пришла, чтобы…? — побоялась продолжить вопрос Уизли.       — Попрощаться, наверное. Не могла уехать не попрощавшись, — продолжала плести свою грандиозную ложь Грейнджер. — Оскар ведь родом из Ирландии, хочет сыграть свадьбу там. Да и говорит, что после войны Ирландия пострадала меньше, а оттого и восстановилась быстрее. Хочет, чтобы мы переехали туда. Там и для детей условия лучше. И для волшебников в целом.       — Понятно, — выдавила из себя Джинни. — И ты больше… не вернешься?       — Вряд ли. Останусь в Ирландии, открою второе дыхание, заведу детей. Буду жить нормальной жизнью, а не от крестража до крестража и от выдоха до вдоха, — засмеялась Гермиона. Количество косметики на её лице придавало сил. Никто не мог видеть, насколько погано ей было, и это играло на руку. — Знаю, ты бы хотела поддерживать общение и узнавать, как мои дела… Но, Джинни, пойми и ты меня. Мне будет проще отпустить своё прошлое насовсем и больше не вспоминать. Поэтому давай без долгих писем и Патронусов, ладно?       — Я… Понимаю. Понимаю, через что ты прошла. Но, Гермиона… Разве твоё прошлое было настолько плохим, чтобы вырвать эти страницы с корнем? — червячок сомнения начал подтачивать сознание, подкидывая воспоминания с первого и второго курсов. Почти все они в большинстве своём были беззаботными. Она вспоминала их с тёплой улыбкой, и душа её расцветала. В её прошлом достаточно того, о чём она не хотела бы забыть. Он был таким воспоминанием.       — Я не знаю, поймёшь ли ты… Но с Оскаром я словно начала новую жизнь, — не ответила на вопрос Гермиона. — А мне большего и не надо. Только шанс начать всё заново.       Джинни кивнула, разлив по стаканам крепкое пойло. Ирландский виски. Столько совпадений, а не одно из них им не было. Потому что всё это было отстойной выдумкой, действовавшей Гермионе на нервы. Всё, чего ей хотелось, — стянуть с себя эту отвратную шкуру и больше никогда не притворяться счастливой. Это черпало из неё столько сил…       — Скоро должен прийти Гарри… Ты… поговоришь с ним? — боясь спугнуть, спросила Джинни. Этот вечер был полон тоскливых вопросов, пропитанных болью предстоящей утраты. Очередной.       — Да. Да, конечно, — спокойно отозвалась Гермиона, хотя всё внутри замерло и перестало дышать вместе с ней. — С ним тоже стоит попрощаться. Как там Рон? Ещё помогает Джорджу с бизнесом?       И Джинни рассказала Гермионе о последних новостях. О том, что Рон скоро женится, что попал в ряды Гарпий, решив связать свою профессиональную жизнь с некогда любимым хобби. Рассказала, что Джордж теперь тащит бизнес сам, что хочет прикрыть эту лавочку насовсем, понимая, что у него ничего не выходит. Гарри, несмотря на занимаемую им должность Министра, успевал уделять внимание детям и часто возил их на матчи Рона. Джинни же сейчас перешла в статус домохозяйки, пока Лили не станет чуть старше и не сможет позаботиться о себе сама и частично помогать матери с домашними обязанностями. Рассказала о невесте Рона, её звали Синтия. По словам Джинни она была чертовски симпатичной брюнеткой с ярко-голубыми глазами и спортивной атлетичной фигурой. Рон крайне восхищался её характером, часто рассказывал об их общих интересах и о том, как часто они выбираются в город и проводят время вместе. Они были родственными душами и прекрасно понимали друг друга. Гермиона искренне была рада за друга. У них двоих всё равно бы ничего не сложилось — отношения исчерпали себя ещё на стадии неловких объятий и осознания симпатии. Но дальше не пошли. Гермиона предложила ему остаться друзьями, и пусть Рон дулся на неё первое время, вскоре забыл о своей обиде, пустившись во все тяжкие. Сколько же девушек он перебрал… Гермиона едва могла вспомнить. Но теперь он, кажется, остепенился, нашёл ту самую, которую боготворил и ценил.       — Передавайте ему привет от меня, — попросила Гермиона, замечая, как бледнеют щёки Джинни. — В чём дело?       Руки покрылись мурашками, и Гермиона потёрла запястья друг о друга, нервничая. Эта повисшая пауза ей абсолютно не нравилась.       — Он… не рад будет о тебе слышать. Когда ты пропала, он носился, как полоумный, по всему Лондону, стараясь отыскать тебя, помочь. Ты бы его видела… Извини, но… лучше не напоминать ему о тебе. Он будет не рад слышать о том, что это было твоё решение, забыть нас всех и оставить в прошлом.       Гермиона медленно сглотнула, допивая свой стакан залпом.       Послышался скрип двери и стук ботинок, а потом приветливый голос, зовущий Джинни по имени. Она скрылась в широком проёме, оставив Гермиону в пустой комнате. Послышался шёпот голосов, Гермиона едва могла разобрать их лепет, пока в гостиную не ворвался взъерошенный Гарри с широко раскрытыми глазами. Он смотрел на неё так, словно видел впервые. Грейнджер поёжилась.       — Гермиона? — проронил он. — Что ты тут делаешь?       — Она пришла… попрощаться, — опередила её Джинни, встретив шокированный взгляд мужа. — Уезжает в Ирландию с женихом, хочет начать новую жизнь. Я всё правильно говорю, Гермиона?       — Всё верно, — кивнула она, подавляя желание выйти из этого дома, закутаться поплотнее в пальто и попасть в своё убежище.       — И кто он? Кто твой жених?       — Его зовут Оскар, вы не знакомы, — спокойно ответила Гермиона, смотря, как загорается гневный румянец под круглыми очками.       — Оскар… Очень мило. И как он, хорош? Достаточно, чтобы бросить нас всех и забыть то, через что мы прошли? — Гарри порой мог быть достаточно резким. Гермиона привыкла к этой сумбурной грубости. Привыкла когда-то давно, но, услышав сейчас, обомлела, плотнее прижавшись к спинке дивана.       — Гарри! — воскликнула Джинни.       — Что, Джинни? — волчком повернулся он к ней. — Неужели я что-то не так говорю? Она исчезла, никому ничего не сказав, не объяснив причины. Мы искали её фестрал знает где, посылали совы знакомым, спрашивали, не видели ли они её. Да я даже на правах Министра рылся в архивах, высматривая её имя. А сейчас она заявляется к нам на порог, ведёт себя как ни в чём не бывало. Рассказывает о каком-то Оскаре, о трудной судьбе! У нас у всех трудности. Мы все пережили войну. Но нашли в себе силы жить дальше, держась друг за друга. Оскар! Подумать только! — грозно сверкнул глазами Поттер. Гермиона вся скукожилась. — И ты веришь ей? — обернулся он к Джинни. — Потому что я не верю ни единому слову.       Джинни опустила руку на его плечо, пытаясь успокоить мужа, Гермиона чувствовала каждую пружину, вжимающуюся ей в спину, пока дети голосили на втором этаже, во что-то играя.       — Ты грёбаная трусиха, Гермиона. Вот, что я тебе скажу! И если ты думаешь, что я, зная тебя столько лет, поверю, что ты вдруг обрела внезапное счастье, что живёшь припеваючи, то ты ни черта за столько лет не узнала меня! Ей богу, если тебе так нравится обманывать саму себя и всех вокруг, пожалуйста! Если хочется и дальше скрываться от всего мира — прячься! Только не нужно потом появляться в этом доме и врать нам в глаза, заверяя, что у тебя всё отлично! Ирландия, да? Да езжай хоть в Мерлином забытое место, только не забывай, что таким образом прошлое из памяти не стереть, раз уж про друзей ты уже забыла, — её маска, тщательно скроенная сегодня утром, начала разваливаться по швам и падать ей под ноги, но она терпела, стойко держа спину прямо, вынося яростный взгляд непрощающих зелёных глаз.       Она опустила голову, разгладив складки на идеально выглаженном платье.       — Хочешь знать, что тебя выдало? — спросил Гарри и, так и не дождавшись ответа, продолжил. — Ты вся такая идеальная, вся при параде с фальшивой улыбкой от уха до уха на губах пришла к нам. Но знаешь, в чём твоя проблема, Гермиона? Сколько бы ты ни старалась, сколько бы ни лгала, глаза твои не светятся. Они такие же тусклые, такие же мёртвые, как последний раз, когда я тебя видел. Можешь даже не доказывать мне обратное. А знаешь, когда они действительно горели? — едко бросил Гарри, заставив Гермиону замереть на месте, как жертву, к которой подбирается хищник. Глаза её предательски увлажнились, засверкав. — Удивительно, что хоть это ты ещё в силах вспомнить.       Гермиона встала с дивана и бросилась к выходу, когда рука Гарри ухватила её за запястье. Она остановилась, обернувшись на него, уже не скрывая боли в глазах.       — Выпей со мной, раз прощаешься, — сбавив обороты, произнёс он.       И отпустил её руку. Грейнджер была вольна уйти, если захочет, но она пожелала остаться. Тело её опустилось в кресло напротив, а горечь в глазах была затоплена первым же осушенным за один глоток бокалом. Джинни поспешно удалилась, сославшись на детей, и Гермиона осталась с Гарри наедине, готовая слушать его нотации.       Ноги его были широко расставлены, локти поставлены на колени, а голову он опустил на сцепленные в замок руки.       — Прости, погорячился, — тяжело выдохнул он. — Мне не стоило упоминать…       — Забудь, всё хорошо, — за это «хорошо» Поттер чуть вновь не открутил ей шею, пусть и остановился на прожигающем взгляде.       — Что за Оскар? — уже спокойно спросил Поттер, наливая себе очередную порцию виски.       — Мой… давний знакомый, жил с моими родителями на одной улице, а потом он поступил в Ильверморни, а я в Хогвартс, — зачем-то продолжила врать она, скармливая эту ложь Поттеру.       — Ясно… И ты… правда собралась в Ирландию? — поднял на неё глаза Поттер, отхлёбывая из своего стакана.       — Это правда. Оскар считает… что там нам будет лучше.       — А ты?       — Что я? — удивлённо захлопала глазами Гермиона.       — Ты как считаешь? Тебе будет там лучше, чем здесь? — равнодушным тоном пояснил Поттер, заглядывая в её глаза и пытаясь выцепить жалкие клочки правды, которой за этот вечер не прозвучало. Ни одна грёбаная фраза не была правдой.       — Я знаю, что там мне будет гораздо лучше. Это правда мне поможет, — настолько убедительно, насколько могла, сказала Гермиона.       И, посмотрев на Поттера, поняла, что тот не верит ни единому её слову.

***

      Малфой перестал ловить косые взгляды на улице, и это, безусловно, его только радовало. Теперь никто не прожигал спину свирепыми взглядами, не хватал за шкирку, пытаясь затащить в тёмный угол и нарываясь на драку. Драко умел драться и научился делать это довольно хорошо за предыдущие годы, но чтобы вот так, без особого смысла, когда даже не требуется пускать в ход кулаки, — это было чем-то из ряда вон выходящим. Драко не мог себе позволить осквернить репутацию ещё больше. И по судам бы затаскали, из которых Поттер так усиленно пытался его вытащить, и схлопотал бы только ещё больше запретов. Да у него даже на палочке счётчик запретов уже ломился от количества.       Поэтому, скрючившись и вцепившись покрепче в трость, Драко перешёл на другую сторону улицы, оглядываясь по сторонам. Мимо пролетела полноватая женщина, едва не сбив его с ног, и Малфой с хрипами и неразборчивыми выражениями погрозил ей кулаком, прежде чем взглянуть на вывеску перед собой. Магическая недвижимость была давно сброшена со счетов, все владельцы квартир, едва услышав имя Малфоя, смешно выпучивали глаза, хватали ртом воздух, а потом отказывались вести с ним диалог. Драко это надоело. Хотелось поселиться в скромном небольшом домике, вполне приличном для одинокого человека, коим Малфой являлся, и жить припеваючи, ни в чём себе не отказывая. И если раньше у него и были какие-то предубеждения насчёт жизни в магловском мире и маглов в целом, то теперь, не имея лучшего варианта, Малфой стоял перед риэлторским агенством, запрокинув голову и разглядывая витиеватые буквы на вывеске. Теперь эта неполноценная жизнь, какой он считал её ранее, стала казаться раем во плоти.       Он коснулся дряхлой рукой резной ручки и открыл дверь, та поддалась с лёгким скрипом, и Драко, не дав себе времени передумать, тут же шагнул внутрь.       — Здравствуйте, чем могу помочь? — выглянула из-за угла молоденькая девушка со светлыми волосами до плеч. Довольно миниатюрная и с широкой улыбкой на лице она подплыла к нему коротенькими, меленькими шагами, двигаясь до того легко и непринуждённо, словно парила. — Давайте я вам помогу присесть?       Драко сперва пришёл в ярость от этого неуместного предложения. Помочь присесть? Он же не инвалид, в конце концов. А потом, вспомнив, в каком теле находится, почтительно склонил голову, зацепившись за хлопчатобумажный рукав вежливой барышни. Она такими же плавными шагами довела его до кожаного дивана и только после того, как дряхлый старик упал на диван, скрипнув зубами, отпустила его руку и пошла за каталогами.       — Вы живёте один или с женой? — сразу поинтересовалась она. Драко возмутился, взглянув на варианты, которые она собиралась ему предложить. Старые полуразрушенные хижины, стоящие на краю мира, покосившиеся на один бок, крыльцо раскурочено, окна выбиты, в ступенях можно потерять ногу при подъёме.       Малфой неловко прокашлялся и заглянул ей в глаза, отрицательно покачав головой.             — Милочка, — кивнул он на папки с вариантами, — поверьте, я не бедный человек. И уж чего мне точно не надо, так это разваливающейся хибары, которую надо по-хорошему перестроить, прежде чем начать в ней жить.       Девушка заметно смутилась, перебросив пряди волос, упавших ей на лицо, за плечо, и поднялась с места, стремительно краснея.       — И какие варианты вас… интересуют, сэр? — захлопала глазами девушка.       — Хороший современный дом, в котором есть все условия для проживания. Цена меня мало интересует, можете себе представить? В целом, любой приличный дом подойдёт.       — Что ж, — пробормотала она себе под нос. — И в каком районе?       — Тихий и отдалённый подойдёт, — пожал плечами старик.       — Тогда у меня есть два варианта.       Девушка быстро выложила на стол фотографии, не забыв спросить о том, видит ли Малфой вообще то, что она ему показывает. Первый вариант казался довольно мрачным и готическим, высокий шпиль крыши упирался в небосвод, а о количестве комнат Малфой даже боялся спрашивать, как и о наличии летучих мышей на чердаке, потому что, по его мнению, именно в таком доме они предпочитали жить. Внутри дом выглядел даже более мрачным, чем снаружи, и тогда Драко, обхватив запястье девушки, мягко попросил её перейти к следующему варианту.       Небольшой светленький домик сиял аккуратными окнами, выходящими в небольшой сад, где яблоневые деревья закрывали вход на территорию.       — Предыдущие хозяева оставили мебель, — поясняла она, показывая фотографии.       Внутри домик был таким же милым. Два этажа, окна спальни обращены к солнечному свету. Из мебели ничего лишнего, только самое нужное и оставили. Весь дизайн выполнен в светлых тонах.       Драко ещё раз посмотрел на фотографии и кивнул сам себе.       — Этот в самый раз, — девушка, тут же подскочившая на месте, начала виться вокруг него кругами, порхать, обхаживать, расписывая все плюсы этого дома. Драко поторопил её, не медля попросив перейти к договору.       И вот, когда тот, наконец, был заключен, а Драко отвалил неплохую долю денег, предварительно обменянных на магловские фунты, он вышел оттуда с заново открывшимся дыханием. Теперь ему не только не надо будет скрываться, — если только он не соберётся покорять волшебный мир своими дрожащими старческими руками, — но и выгнать его не смогут. Больше он не станет оглядываться на косо смотрящих и ночевать на холодной улице. Это в прошлом.       Драко зашёл за угол неприметного здания, скрывшись в тени, и аппарировал, в последний раз запечатлев волшебный мир перед глазами.

***

      На этой улице стояло всего три небольших домика, разделённых разве что несколькими сантиметрами между, и если бы окна домов вдруг решили посмотреть друга на друга, Драко бы смог увидеть дома соседей насквозь, настолько близко они стояли. Но это вряд ли было существенным минусом, а потому Малфой коснулся шероховатыми пальцами кованой решётки и открыл её, проходя на территорию своего дома. Трава здесь была запущена, как и понравившиеся ему яблони. Он оглянулся вокруг, но несмотря на то, что пели птицы, чирикая и пересаживаясь с ветки на ветку, а погода радовала греющим во всю солнцем, из-за чего под твидовым пиджаком и белой рубашкой скапливалось такое количество пота, что можно было набрать целое ведро, соседей видно не было. Драко вглядывался в мутные окна, стараясь разглядеть признаки жизни, но, не найдя таковых, просто пожал плечами, вставляя стальной ключ в замочную скважину. Дверь с тихим протяжным скрипом отворилась, впустив Драко внутрь. Тишина дома звучала оглушительно и пела ему серенады. Но Малфой давно привык к тишине, а потому лишь вдохнул поглубже воздуха в лёгкие, подавив желание присесть в дальний угол, вжавшись в него как можно сильнее, и остановился посредине небольшой гостиной.       Ключи задрожали в руках, когда солнечный луч попал на его лицо, резанув глаза. Драко вздрогнул и выпустил его из рук — протяжный звон разнёсся по комнате, облетая все тени и возвращаясь обратно. Сколько он помнил себя, ему никогда не приходилось жить одному, к тому же в магловском доме. Сперва это были родители, где эльфы исполняли любое твоё слово беспрекословно. И хоть чай их попроси принести, хоть с обрыва кинуться в реку, всё готовы были сделать, лишь бы хозяин был счастлив. Может, и не зря Грейнджер так пеклась об этих созданиях.       В голове промелькнули каштановые пряди вьющихся волос и её красивая улыбка, ни коим образом несравнимая с его обломанными зубами, которыми ещё нужно будет заняться. Он даже не знал, как она там сейчас: чем дышит, чем живёт, права каких существ отстаивает. Всё это казалось далёким, настолько далёким, но в то же время близким, что аж сердце щемило. И дом он этот выбрал только потому, что знал, что ей бы он понравился. Все эти светлые оттенки, минималистичный набор мебели, небольшой сад. Ей бы понравился этот дом, однозначно.       Так странно было знать о её вкусах, помнить каждую подробность, каждую мелочь, когда больше ты не знаешь о ней ничего. Драко помнил какую-то девочку из прошлого, что приветливо махала ему рукой и широко улыбалась. Конечно, сперва она скалила зубы, как и всё их Трио, они были неразлучны и очень близки. И хоть у Драко был свой квартет, о котором было даже вспоминать тяжело, он мечтал о такой же крепкой дружбе. Мечтал дружить с Поттером, пожимать ему руку, общаться как ни в чём не бывало. Уизли никогда ему не нравился, можно было легко списать это на несхождение характеров, но всё дело было лишь в ней — в неугомонной девочке-зубрилке с дикой копной необузданных волос. И он, не имея лучших способов привлечь внимание Поттера к своей персоне, в котором так отчаянно нуждался, чтобы утолить своё эго, задевал и Грейнджер. По касательной. А там уже и Уизли палец в рот не клади, только дай заступиться за друзей. Так и жили.       Их отношения, которые они оба отрицали, начались несколькими месяцами после того, как он нашёл её, — маленькую напуганную девочку, которая никак не могла разобраться в своих чувствах к другу — плачущей на лестнице, но при этом неизменно упражнявшуюся в заклятьях. Долбанные птички, окружившие его своей бумажной стаей, тихие всхлипы и зло горящие глаза. Он помнил Грейнджер в тот день так чётко, что можно было изобразить на бумаге, а потом не отличить от реальности.       Гермиона подняла руки и сделала несколько шагов назад, не спуская с него гневного взгляда.       — Уходи, проваливай! — кричала она в истерике, пока бумажные птички врезались крыльями в его платиновые волосы, желая ударить как можно больнее. Задеть так же, как задели её. Боль в глазах затапливала шоколадные радужки, и Драко медленно, шаг за шагом, стал подходить ближе, пока трепыхание крыльев отдавалось звоном в ушах.       Он словно пытался не спугнуть истеричного, сбивающего всё на своём пути пикси, беспокойно хлопающего крыльями и летающего из одного конца комнаты в другой.       — Спокойно, Грейнджер, — сбавив тон, попросил он.       — Пришёл поиздеваться? Так чего ты ждешь?! Давай, назови меня грязнокровкой, назови меня вонючим грязным отродьем, не заслуживающим находиться в этом мире. Давай, Малфой!        И лишь тогда Драко понял, что переборщил. Переборщил с издевками, с дразнилками, с грубыми словами, летящими в её сторону и совершенно её не касающимися. Довольно откровенно было бы сказать, что Грейнджер его раздражает. Это было правдой, всё так, однако… Они были похожи.       Не считая происхождения и факультетов, не замечая постоянной вражды между ними, они были похожи: Гермиона любила читать и учиться, хотела быть лучшей на своём курсе, лучшей в своём городе и стране, Драко тоже. Грейнджер делала это, чтобы заслужить своё место в этом мире, к которому не принадлежала, Драко — чтобы удержать законное место, данное ему по праву рождения. Грейнджер ценила своих друзей, Драко тоже. Грейнджер была талантливой, как бы Драко это ни отрицал, Малфой тоже. И схожестей, не считая самых очевидных, было больше, чем различий.       Он подождал, пока гнев Грейнджер улетучится, и присел рядом, смотря на мельтешащих в воздухе птиц. Вся её боль была заметна в дырявых крыльях этих созданий, чей писк был больше похож на крики о помощи.       — Давай сделаем перерыв? — предложил он, словно они несколько часов писали совместное эссе, а теперь пришла пора пить чай.       Она захлопала глазами и перевела на него зареванный помутневший взгляд.       — От чего? — хриплым голосом уточнила она, когда молчание затянулось.       — От нашей вражды.       Столько лет взаимных упрёков и частых стычек и ссор, столько лет взаимной ненависти прервались одной тихой фразой, когда сил на презрение уже не осталось. У Драко дома творился полный бедлам, у Грейнджер — в сердце. Тишина между ними не напрягала, и тогда они безмолвно согласились взять перерыв от вражды, который затянулся на многие годы.       Драко очнулся с сигаретой в зубах, стоя на заднем дворе. Платиновые волосы растрепались и падали на глаза, которые теперь были на мокром месте. Столько воспоминаний, столько забытых обид и выстроенных на их месте счастливых воспоминаний, чтобы однажды вернуться к тому, с чего начинали.       Руки слегка тряслись, и он словно наяву услышал громкий скрежет её пера. Он не мог даже представить, что однажды сможет полюбить грязнокровку. Родители прививали ему совсем другое.       Сперва это было дружбой. Они вместе делали домашнее задание, писали эссе, перебрасывались заумными фразочками, поняв, что их достижения в учёбе, и без того немалые, могут лишь удвоиться, если они станут помогать друг другу. Грейнджер помогала ему подтянуть чары, он ей — зельеварение. Ничего особенного.       Только вот через год она стала тихонько поддерживать его в матчах по квиддичу и беспокойно вздыхать, когда он делал опасные манёвры. Они проводили столько времени вместе, что уже и не помнили времена, когда всё было наоборот. Их дружба только укреплялась, а количество общих тем росло.       А потом началась война.       Она подкралась незаметно и тихо похлопала по спине, чтобы, когда ты обернешься и услышишь её зов, она вонзила тебе нож в спину, больно ударив по яйцам. У Драко это был полностью поставленный на уши дом, где повсюду стал слышаться напуганный покорный шёпот о скором возвращении Сами-Знаете-Кого, у Гермионы — мучающийся кошмарами Поттер, хватавшийся за лоб при каждом удобном случае.       Выручай-Комната подстроилась под их настроение, погасив свет, сделав его приглушённым, словно это могло подарить им покой, которого они так жаждали. Гермиона смотрела на него уставшими глазами, а потом, преодолев это бесконечное расстояние в два шага, врезалась в него грудью, крепко вцепившись в плечи. Он, почувствовав её маленькие ладошки и короткие ногти на плечах, обвил её талию, едва не сломав ей позвоночник. Он потерял грань, когда их объятия переросли в более, чем дружеские. Сперва это было неловкое поглаживание в районе лопаток, потом закинутая на плечо рука. Сейчас же она льнула к нему, словно он мог спасти её от кошмара, творящегося снаружи, словно это было необходимым глотком воздуха, когда в твои лёгкие набирается одна вода.       Драко притянул её ближе к себе, вдыхая запах волос. Сладкая карамель впитывалась в пазухи носа, не давая дышать ничем другим.       — Ты в порядке? — глухо произнесла она, уткнувшись носом в его плечо.       — Не переживай, Грейнджер, справлюсь, — в ответ прошептал он.       Маленькие пальчики сместились на ворот его рубашки, оглаживая, сжимая. Скользнули по шее, мазнув за ухом. Драко неосознанно выдохнул громче обычного, клоня голову в бок. И тогда она встала на носочки, касаясь губами жилки на его шее, пробираясь дорожкой до мочки уха.       Она была такой правильной. Во всём, что касалось учёбы, друзей, выбора. Но в какой-то момент её выбор оказался неправильным, пав на Драко Малфоя, жившего хаосом, заводившегося с пол-оборота, не умевшего делить мир на чёрное и белое, как это делала она. У неё всё было расставлено по полочкам, у него — крутилось в бешеном темпе, находясь в беспорядке.       Он притянул её ближе к себе, а потом, слегка отстранив, заглянул в глаза, желая убедиться в осознанности. Грейнджер смотрела на него под лёгкой дымкой, глаза её были затуманены, а дыхание участилось. Она облизала губы в тот момент, когда Драко потянулся вперёд, притягивая её ещё ближе к себе, ещё теснее, впиваясь губами в её, находя их, терзая, мучая. А Грейнджер лишь глухо мычала, когда он кусал её губы, тут же зализывая ранки, и податливо прогибалась в спине.       Он был не тем, кто ей нужен. Но ему была нужна она. А он был чертовым эгоистом, когда дело доходило до его желаний.       Драко прикоснулся к губам, потому что сигарета горчила, отдавала её клубничным бальзамом для губ, мазала безбожно. Убивала.       Через какое-то время ситуация разрешилась сама собой. Драко принял метку, Грейнджер отправилась на поиски крестражей. Они жили в разных мирах, но постоянно встречались на их границе, сталкиваясь лбами, губами, характерами и силой воли. У Драко Малфоя не было силы воли, и только так можно было объяснить то, что он никак не мог её отпустить. Они ходили по этой границе, касались друг друга руками, но никогда не заходили дальше. Их миры не пересекались.       Драко был слугой самого тёмного волшебника всех времён, Гермиона — лекарем и действующим бойцом Ордена. Они научились не просить друг друга жертвовать чем-либо, но постоянно жертвовали, сталкиваясь на поле боя.       Её потемневшие со временем волосы, собранные в пучок, показались в толпе, и Драко нырнул в неё, чтобы оказаться ближе и следить за ней своими глазами. Знать, что с ней, как она. Бороться плечом к плечу, просто по разные стороны. Он никогда не спускал с неё глаз — это было его главным правилом. Грейнджер была натренирована, но недостаточно.       Он оттолкнул локтем раненого волшебника, следуя за ней по пятам. Даже не сосредотачивался на вспышках, делая всё, чтобы не выпустить её из общей картины, не оставить за её пределами. Гурьба шатающихся тел пролетела, аппарируя, мимо, врезаясь в тени друг друга, цепляясь пальцами в шеи. А Драко шёл за ней, как ведомый, отбивая вспышки, летящие в её сторону.       Аластор Грюм врезался в его подтянутое тело, сбив с ног, и Драко полетел на землю, кувыркаясь, получая удары в бока, рёбра, грудь и скулы. Но всё, что его интересовало, — это сбившаяся картинка Грейнджер, шатающаяся и смазанная из-за количества ударов. Драко нащупал на поясе древко, зажав в кулаке, и, прицелившись, нанёс удар во всевидящий глаз Грюма, наконец от него отвязавшегося. Взгляд метался по толпе, никак не находя Грейнджер, а мракоборец перешёл в решительную атаку, пуская одну вспышку за другой. Драко тихо рыкнул и отбил их все, подставляя локоть, обёрнутый драконьей кожей, ставя щит и уворачиваясь. Грюм подбирался всё ближе. И как бы Малфою ни хотелось сбросить со счетов очередного бойца, он бросил в него обезвреживающую вспышку. Не смертельную, и на том спасибо.       Грузное тело Грюма свалилось Драко под ноги, и он, чуть не наступив на вывихнутое при падении плечо Аластора, двинулся в ту сторону, где последний раз видел Грейнджер. Но её и след простыл. Драко крутил головой, осматривал раненых, но никак не находил её. Паника начала брать вверх.       Где-то вдали слышались неразборчивые крики и мелкие опасные вспышки, отдававшие зелёным. Драко распихал борющихся, шагнув в неизвестность. Пучок расплёлся, щёки побагровели, дыхание сбилось. Грейнджер едва стояла на ногах, хватаясь за бок, а напротив — Люциус Малфой, испепелявший её взглядом. Стопы Драко словно примерзли к полу и обтянулись крепкими лианами. Он не мог сдвинуться с места, не мог заставить себя бежать на помощь. Все крики вокруг будто стихли, а телодвижения замедлились. И всё, что стояло перед его глазами, — слабеющая с каждым мигом Грейнджер, и отец, желающий её убить.       Адское пламя вырвалось из палочки отца, грозя сжечь и Грейнджер, и всех людей, стоящих рядом. Крик, сбитое дыхание, копошение. А потом адский жар, раскаляющий его щёку и поднятая броня, скрывающая их, как зонтик — от дождя. Огонь нещадно палил кожу, уже облизывая кости его скулы, сжигая ресницы напрочь, пока он смотрел Гермионе в глаза с немым укором. «Почему ты сунулась сюда без меня?» — читалось в нём. Люциус видел слишком много, смотрел на них своими ястребиными глазами, доставшимися сыну, и не прекращал огонь, решив спалить их обоих, если уж на то пошло. Драко оказался быстрее.       Мёртвое тело отца, завывающий плач матери и холодный расчётливый взгляд стальных глаз, следящим за этим действом, не имеющим ни конца ни края. Он знал, что так было правильно. Он знал, что должен был так поступить. Но отчего-то сердце всё ещё ныло, пусть и в сознании стал вырисовываться вполне прозрачный план, зародившийся из эскизов в нечто более грандиозное.       Лоб уткнулся в ладони, взгляд застыл на редеющей траве, за которой был необходим уход. Шрам на пол-лица ощутимо заныл, напоминая об их общем прошлом. Драко не знал, на что способен ради неё. Но оказалось, что на всё. Всё, что угодно. Всё, что она захочет, всё, что попросит, всё, что не будет озвучено, но спасёт ей жизнь.       Драко берёг её как зеницу ока, постепенно поднимаясь в глазах Лорда. Отец больше не был помехой, место правой руки теперь пустовало, и Драко был намерен сделать всё, чтобы его занять. Стелиться перед ним, как Белла, ползать на коленях, получать проклятья в спину, если это могло помочь Поттеру победить, а Грейнджер — жить спокойной жизнью, где никто не станет покушаться на её жизнь только из-за происхождения.       И через пару лет тайных встреч и вечных недомолвок на фоне массовых убийств, им же совершаемых, он выкопал себе кровавую траншею, приведшую его к месту правой руки. Его шрам служил неплохим образом жестокости и беспринципности, хищный взгляд с вечным укором и стальной цепкой хваткой, доставшийся от отца, наводил на всех холодный ужас. Стоило Лорду заикнуться — Драко исполнял приказ.       Его явно не ждали на пороге Ордена, когда Грейнджер, посмотрев на него странным подозрительным взглядом, всё-таки посвятила его в тайну.       — Одно предложение, которое обеспечит вам победу, — не успев зайти, начал он. — Я знаю, где искать оставшиеся крестражи и как их уничтожить. Вам останется самая лёгкая часть.       Знал бы кто, как предательски быстро билось его сердце в этот момент. Но за тщательно натянутой улыбкой мерзавца никто даже не заметил его волнения. Никто, кроме неё, поджимавшей губы и опускавшей взгляд. Никто не знал об их отношениях, никто не знал о его привязанности к Грейнджер. Если бы знали, стали бы крутить им как угодно, пользуясь этой информацией, надевая поводок на шею. Но так уж вышло, что Малфой взял этот поводок в руки и надел его себе на шею сам, готовый на любые выкрутасы хозяев.       — Зачем, Драко? — облизнула губы она, снова подходя настолько близко, что он мог почувствовать сладкую карамель. Яблоки бы ей к этому аромату, и будет просто восхитительно. — У нас уже есть шпион, Снейп доставляет нам достаточно информации, и…       Драко заткнул её плавным, тягучим поцелуем, потому что Снейп здесь был абсолютно ни при чём. Снейп мог помочь и направить, сделать шансы равными, Драко же мог положить конец войне в своём нынешнем положении, когда так близко подобрался к Лорду. Драко не собирался быть шпионом, Драко собирался помочь им убить Лорда.       — Просто помолчи, ладно? — прошептал он в её ухо, ведя мокрую дорожку вдоль шеи.       Он не дарил ей подарков, не считая тех самых духов с яблоком и платья, в котором «среди этой тьмы будет сиять», но он склонил чашу весов в её сторону, чтобы они смогли победить. Один за другим, он уничтожал крестражи, впитывая в себя гнев Лорда как губка, черпая силы из своей любви к Грейнджер.       Оставалась лишь змея, прежде чем Поттер смог бы подобраться к Лорду. Последняя решающая битва, разрушенный до основания Хогвартс, куча ненужных смертей, от которых в сердце дыра появилась, которую не залатаешь.       — Что будет потом? — вдруг спросила Гермиона, гладя его обнажённую грудь. Старый диван под ними противно скрипел, пружины впивались в спину и бока, но их это не волновало.       Драко никогда не задумывался над тем, что будет после. Для него всегда было лишь сейчас, в которое нужно что-то решать.       — Мы выступим в твою пользу в суде, дадим показания. Ты сможешь избежать срока, Драко. И тогда мы можем поселиться где-нибудь в магловском мире и жить спокойно, забыв об осуждении, — чётко выговаривала она, рисуя размытые фигуры на его коже кончиком ногтя.       — Да, обязательно будем, — прошептал Драко в её макушку, целуя. Липкий страх начал разливаться в его груди, потому что в этот момент он наконец понял, что всё кончено.       Его убийства никогда не оправдают, Азкабан даст ему пожизненное, если не приговорят к поцелую дементора, а с его великим впечатляющим прошлым, с которого до сих пор капала кровь, отдающая металлическим запахом, поцелуй ему обеспечен.       — Но давай сначала победим.       Его «обязательно» никогда не сбывалось. Тюремная камера впечатляла своими крохотными размерами, стены давили со всех сторон, спеша прижать Драко к полу и размазать по нему, как слизь флоббер-червя. Он уже не надеялся на помилование. Столько месяцев беспрерывных судов, гневных выкриков и не знающего, что с этим делать, Поттера, что Малфой давно понял свою судьбу.       И вот он, весь грязный, в тюремной робе, сидит на коленях, когда Гермиона, чистая и приятно пахнущая его любимой карамелью и яблоками, заходит в бордовом платье под цвет факультета и победителя, которое он ей подарил, в его камеру. И ему неприятно видеть её здесь: в этой грязи, где нет ничего чистого, в этой беспросветной тьме, где нет ни одного лучика. Только она, затмевающая всё вокруг своим светом.       Ему даже целовать её противно. Боится запачкать.       Если раньше было «запачкаться», то сейчас именно так — «запачкать».       Потому что теперь он весь грязный, а она — чистая, святая. А он никчемный и потерянный и потянет её на дно, если не обрубить это всё с корнем. Выкорчевать, забыть, оттолкнуть.       А поэтому он делает то, что умеет лучше всего. Превращается в мерзавца и сверкает своими стальными глазами в её сторону, не говоря ни слова, пока она распинается перед ним, рассказывая, какой милый и светлый домик присмотрела им двоим. Себе одной, Грейнджер. Себе одной.       Столько лет службы у Тёмного Лорда, столько лет со склонённой головой, когда у самого в пасти резаки сверкают, — неплохой стаж актёра.       — Убирайся, Грейнджер, — цедит он.       Она притихает, готовясь, как обычно, залезть на его колени и уткнуться головой в грудь, свернувшись калачиком, как делала раньше.       — Драко, в чём…       — Убирайся! Пошла прочь! Проваливай! — уже срывает голос он. Она отшатывается, как от пощёчины. — Мне не нужна твоя защита в суде, просто убирайся и никогда не появляйся в моей жизни. Всё, что сейчас происходит, — твоя вина. Это ты меня в это втянула. Грязная кровь она как наркотик, Грейнджер. Но сейчас я начал слезать с него, кажется. Это ты во всём виновата, грязнокровка! — рыкает он, замечая, как и без того маленькое тело Грейнджер сжимается всё больше. — Не знаю, что ты со мной сделала. Но это было полной глупостью, связываться с тобой. Больше всего на свете сейчас я хочу, чтобы ты исчезла. Было прикольно позабавиться с тобой, вкусить запретный плод, но не более. Я бы никогда не позволил этому, — он махает рукой, имея в виду их отношения, — продлиться. Поэтому убирайся, Грейнджер. Мне нахуй не нужна твоя ебаная помощь.       Она вылетела из его камеры, хлопнув дверью и высоко задрав подбородок, чтобы слёзы не покатились по щекам раньше времени.       А потом зачем-то появилась на суде.       Он сверкнул глазами в её сторону. В этом взгляде так и читалось «уйди, ты позоришь меня».       Никто не знал, что благодаря громким речам Поттера, судя по которым он не убил ни одной живой души осознанно, а потом и сделал всё, чтобы убить Лорда, чуть ли не самолично вонзив нож ему в грудь, ему дадут большой срок, а потом и вовсе скостят тот. Ему ничего не оставалось, кроме как прокручивать сутулую спину Грейнджер в голове, когда та вылетала из зала суда, едва сдерживая рыдания.       Спустя несколько лет в одиночной камере он смирился. Она должна была жить без него, строить свою жизнь, а не носить передачки в Азкабан и смотреть в его пустые глаза, изучать его тощее тело, на котором рёбра можно пересчитать.       Однако, когда его мир окончательно развалился, у него всё ещё осталась частичка её. Он взмахнул палочкой, выпуская из её кончика прыткую светящуюся выдру, скользящую по воздуху вокруг его головы и обдувая лёгким ветерком.

***

      Диван в новом доме, бездушно брошенный прежними хозяевами на попечение новых, врезал свои пружины в больной позвоночник, и Драко, едва открыв глаза, приложил невероятные усилия, чтобы принять сидячее положение. Всё тело нещадно ныло, на руках отпечатались резкие полосы, выделяющиеся на бледной коже, оставшиеся от грубых волокон рогожки. Малфой обхватил своё запястье, крутя кистью, пытаясь восстановить кровообращение и набраться сил, пока в голове всё ещё выборочно крутились переполошенные прошлым днём воспоминания.       Боль съедала его по кусочкам, тщательно жуя и даже не выплёвывая обратно, и Драко медленно разваливался, не находя ничего лучше крепкого кофе, сваренного на скорую, пусть и больную, руку.       Ложка тревожно позвякивала о края кружки, пока он размешивал мерзкий растворимый кофе, хуже которого он не пробовал никогда в жизни. Но это было очередной вариацией пытки, попыткой искупления, а потому Драко не жаловался. Малфой вообще не имел склонности ныть о своих проблемах, делиться ими с окружающими и ожидать, что с их уст сорвётся хоть одно слово поддержки. Новенький смартфон лежал по левую руку, сверкая ещё не тронутым царапинами экранчиком, Драко даже не знал, зачем купил его, если телефонная книга выглядела как чистый лист. Ни одной кляксы, ни одного пятна.       Первый глоток непривычно обжёг горло, и Драко поперхнулся, выплёвывая чёрную жидкость на белоснежную простыню. Капли забавно расплывались, виляя и впитываясь в ткань, просачиваясь, спеша коснуться столешницы. Малфой провёл по ней рукой, пытаясь убрать последствия, но было уже поздно. Слишком поздно что-то менять, поздно пытаться вернуть всё на свои места. Скатерть была уже испорчена.       Кофе допить возможность так и не представилась, когда Драко на нервах схватил свой телефон, выскакивая на улицу, чтобы вдохнуть в себя немного свежего воздуха и ещё каплю сигаретного дыма. В горле всё ещё першило. То ли от неудачных попыток продолжать жить как ни в чём не бывало, то ли из-за обожжённой плоти, смазанной щедрой порцией никотина. Драко зажмурился, смотря, как женщина, — его соседка, живущая через пустующий дом, — пытается спустить с лестницы внушительных размеров коляску. Её пыхтение и ворчание были слышны даже на другом конце улицы, а потому Драко, не успев выкурить и половины, потушил ту о бетонные ступени, широким шагом направляясь в сторону мамочки, коршуном кружившей над своим ребёнком.       Десять шагов, девять.       — Доброе утро, мэм, — хриплым голосом выдавил из себя он. Восемь шагов, семь. — Может, вам нужна помощь?       Плечи её содрогнулись, а потом она с милой, но натянутой улыбкой, повернулась в его сторону, вздрогнув при его виде. Ликоподобное давно вернуло всё на круги своя, а шрам на лице, уродующий смазливую внешность и растягивающийся по всей правой половине, не придавал добродушности. Драко застыл вместе с соседкой, уставившейся на него, как на экспонат в музее, находящийся в секции ужасов. Уголок её губы дрогнул и повис, не удержавшись на миловидном лице.       Драко не делал попыток подойти ближе, лишь стоял вдалеке, взирая на неё из-под густых белёсых бровей и указывая подбородком на коляску. И всё же, после затянувшейся паузы, она, наконец, встрепенулась, махая рукой в сторону по-девичьи розовой тележки, прикрытой маленькой сетчатой крышей. Ребёнок, словно прислушиваясь к диалогу с незнакомцем, притих, прекратив гундеть и возиться.       — Д-да, простите, — собралась с мыслями она. — Оливка последнее время ужасно спит. Это сокращённо от Оливии. Думала, хоть на воздухе сможет сомкнуть глаза и прекратить трепать мне нервы. Тоже ведь спать хочется. А насчёт помощи… не отказалась бы, молодой человек, спасибо, что предложили, — взгляд её метнулся к крайнему дому, осмотрев нежилую территорию. — Не привыкла иметь соседей, — объяснила свою заминку она.       Шесть шагов, пять, четыре, три. Ненавязчивый запах детский смесей и чистых простыней, стирального порошка и присыпки доносился из-под закрытого пространства. Женщина же пахла полевыми цветами и смотрела на него настолько яркими зелёными глазами, что можно было, приняв её за ведьму, сжечь на костре. Он крепко вцепился в коляску, легко отрывая её от земли и слыша развеселившуюся малышку, решившую, что такие аттракционы ей нравятся. А в следующую минуту уже поставил на землю, ещё пару метров продолжая катить её в сторону забора. Женщина шла подле него, и голос её звучал до того утончённо и мягко, что Малфой невольно вспомнил Нарциссу.       — Спасибо вам ещё раз огромное, что помогли с этой бессонной, — нараспев произнесла она, сворачивая небольшую крышу и наклоняясь к ребёнку, чтобы поправить смявшиеся от вечного кручения пелёнки.       Маленькая девочка, задрав миниатюрные ножки кверху и засунув в округлившийся рот палец, смотрела на него не мигая глазами, как две капли воды похожими на материнские. И Драко замер, продолжая эти безмолвные переглядки. А потом малышка вдруг улыбнулась, начав смеяться.       — Вы ей нравитесь, — заговорщицки прошептала старшая копия, ненавязчиво касаясь его плеча и похлопывая. — Заходите к нам на чай, если будет время.       Дружелюбие незнакомой ему пять минут назад женщины несколько смущало. Всё-таки Драко никак не попадал под категорию тех мужчин, которым хотелось доверять, а уж тем более пускать в свой дом. За эти несколько метров он узнал, что звать его новую знакомую Мэделин, что живёт она в этом доме, где даже за садом некому ухаживать, что сама она шьёт платья на заказ, хотя раньше мечтала стать балериной, и что Оливия, за которой нужен глаз да глаз, как бы иголки себе не запихала в рот, очень смешно ползает. И Драко, не любивший чужое общество, в конце концов расслабился, получая от этого одностороннего диалога удовольствие.       — А муж ваш против не будет? — задал дежурный вопрос Драко, намереваясь вежливо отказаться впоследствии.       — Был бы муж, — хмыкнула Мэделин, велевшая использовать только краткую форму имени. — Знаете, тяжело иногда приходится, и мужских рук совсем нет. Всё одна на себе и тащу, пока эта свинья где-то гуляет, проветривая свои причиндалы, — грозно выговорила она на одном дыхании. Глаза её в миг расширились. — Ой, простите. Не хотела вас грузить своими заботами, вам наверняка и своих хватает.       — Ну что вы, ничего страшного, — Драко по-прежнему был ошеломлён такой откровенностью, да и замечать стал только сейчас, что Мэд-то, двумя годами младше или старше, а по сути его ровесница.       И хоть ребёнок бы вряд ли ему помешал, если Мэделин действительно понравилась ему как женщина. Да что уж там, если быть откровенным, если бы его кто-то зацепил, он бы закрыл глаза и на четырёх детей и на мужа, однако, — сердце противно заныло в груди, — думая обо всём этом, он представлял лишь одну конкретную женщину, надеясь, что детей у неё всё же нет, как и мужа. Мэделин была утончённой, Драко даже назвал бы её аристократичной: прямой аккуратный нос, светло-русые, собранные в аккуратный зализанный пучок, волосы, открытый взгляд, готовый поведать тайны и провести по тёмным уголкам души, смягчая твёрдую поступь мягкой шелковистой зеленью; миндалевидная форма глаз и хлопанье длинных тёмных ресниц. Мэделин была прелестна, однако Драко не чувствовал к ней и доли того, что чувствовал к той девушке с вечным беспорядком на голове, курносым носом и ехидными репликами через слово, составляющими её лексикон, чередующийся со сложными терминами.       — Что ж, может, и зайду как-нибудь, — постарался смягчить напряжённую улыбку Драко, из-за чего малышка, не спускающая с него глаз, начала смеяться. Они оба оторвались от созерцания друг друга и повернулись к этому существу с едва режущимися зубами. Мэделин улыбнулась, слегка покачивая коляску.       — Если всё же надумаете, обязательно заходите! — с радушием произнесла она, понимая, что их и без того затянувшийся разговор подходит к концу.       — А вы в случае чего обращайтесь за помощью, — любезно кивнул ей Малфой.       — Спасибо, Драко! Вы очень любезны, — её порхающая походка и полные участия реплики даже импонировали ему, но имя, вылетевшее с её уст впервые за всё время разговора, неприятно резануло по слуху так, словно было его личным Круцио.       — Тогда до встречи? — поспешил уйти он.       — До встречи!       И Драко быстрым шагом, умоляя себя не оборачиваться и никогда больше не выходить из дома, прытью пустился к спасительной двери своего пристанища. Ветка больно ударила по шраму, едва не выбив ему глаз, а влажные капли, собравшиеся на листьях, упали за шиворот, заставив Драко передернуть плечами.       — Кыш, — послышалось с улицы, и Драко, мысленно убивая себя за этот поступок, всё же повернулся, выглядывая из-за листвы прогоняемого. Мэделин повышала голос, махала руками, пока её интонация скакала всё выше, переходя в угрожающий шёпот.       Маленькими шажками Драко пробрался к изгороди, высматривая розовое пятно коляски. Ещё пару маленьких шажков, и Малфой вновь стоял посреди улицы, вглядываясь в рыжее пятно, сидевшее у коляски и недовольно махающее хвостом.       — Как хорошо, что вы всё ещё здесь! — взвизгнула соседка. — Не могли бы его убрать?.. — жалобно проскулила она. — Вы не представляете, как я не люблю котов! Мне одна такая в детстве морду разодрала, так я к ним больше и не приближаюсь.       А Драко так и стоял на месте, пока Мэделин продолжала ругаться на всю улицу и пытаться отогнать кота, пусть и все попытки были бесплодными. Её резкие взмахи руками ни капли не пугали животного, не желающего уходить, а Драко всё смотрел на него, не смея отвести взгляда, обводя им каждую мелочь, плешь рядом с ухом, подранный хвост и зелёные нахальные глаза. Движение хвоста, наконец, замедлилось, и кот, всё ещё наблюдая за ступором Малфоя, вильнул пушистой задницей и поднялся с насиженного места, начиная неторопливо идти вдоль дороги.       Драко никогда бы не перепутал эту наглую морду ни с чьей другой. Сомнений не оставалось: это был Живоглот. И Малфой, ведомый одними инстинктами и рыжей пушистой задницей, последовал за своим проводником, уводящим его в сторону бескрайнего поля.

      ***

      Чем дальше они уходили, тем больше Драко казалось, что кот на самом деле является маньяком. Иначе зачем ему тащить за собой человека по буеракам, заставлять карабкаться на холмы, цепляясь за торчащие из-под земли острые ветки. Ноги его уже стёрлись в кровь, а волосы слиплись между собой, пропитавшись потом.       — Куда ты меня ведёшь, скотина? — вопрошающе посмотрел на него Малфой, подозрительно сощурив глаза. И мог поклясться, что если бы Живоглот мог закатить глаза, он бы это сделал, предварительно ляпнув что-то вроде: «Сам как думаешь, мешок костей?»       Деревьев становилось всё больше, и теперь, вместо одиноко торчащих берёз, Малфой мог назвать открывшийся перед ним вид вполне оформленным сосновым лесом, принявшим его в свои объятия. Следующая кочка чуть не заставила его изваляться в земле, когда Живоглот, смерив его презрительным взглядом, пошёл дальше, ни на секунду не замедлившись. Драко бубнил ругательства себе под нос, но всё ещё следовал за безумным рыжим котом, желающим, скорее всего, свести его в могилу.       Срубленное дерево, оставившее на своём месте пень, появилось как никогда кстати, и Драко, сморенный изнурительной ходьбой, завалился на него с протяжных кряхтением, походя на старика, не выпив и капли ликоподобного зелья. Оглянувшись в очередной раз и увидев, что жалкий человек перестал за ним следовать, Живоглот присел, смотря на него зелёными фонарями.       — Что смотришь, шерстяной? — злобно процедил Драко. — Хуй знает, куда ты меня ведешь, но если продолжим в таком духе, я пас.       Коту не хватало лишь ехидно вздёрнуть бровь и произнести нахальное, кричащее: «Неужели?». И Драко казалось, что он действительно сходил с ума, разговаривая с котом, но Живоглот не был обычным котом, а потому, казалось, понимал каждое слово, вылетающее изо рта Драко. Губы его презрительно скривились, и он сплюнул на землю, растирая вязкую лужицу носком ботинка и доставая из внутреннего кармана лёгкой куртки пачку сигарет. Кот склонил голову и возмущённо мяукнул.       — Я устал, ясно? — развёл руки Драко, а потом чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Дым привычно забился в лёгкие, вылетая резкими выдохами и хриплыми покашливаниями. Кот всё ещё смотрел на него, не спуская ехидных глаз, словно Драко мог испариться. — Не только от… ходьбы. Просто устал так… жить, — сжатая речь прерывалась долгими затяжками, при которых взгляд его смещался куда-то в сторону, застывая в одной точке, словно парень думал о чём-то своём.       Живоглот отвернулся от него, послав на три буквы, а потом, вильнув рыжим хвостом, скрылся за деревьями. Переборов первичное желание сорваться с места и погнаться за ним, Драко остался сидеть. Ноги всё ещё гудели, а в голове была полная каша. Живоглот бросил его в чаще леса, и Драко корил себя за то, что остался, за то, что не пошёл. Рука потяжелела, едва поднимаясь ко рту, чтобы донести сигарету и прислонить к пересохшим губам, требующим хотя бы несколько глотков воды.       Внутри всё бунтовалось, органы вздрагивали от мелких вспышек, пролетавших перед глазами, и Драко прикрыл их, ощущая, как бурлит внутри гнев, спеша вылиться в нечто более грандиозное. Вкусовой фильтр под крепко сжатыми пальцами треснул и упал в траву, укатившись в другую сторону, и Драко, тяжело вздохнув и всё ещё не наблюдая кота на горизонте, размеренно выдохнул, выпуская из себя едкий пар. Всё внутри него дребезжало, не успокаиваясь даже от щедрой порции никотина, и Драко, вглядевшись в листву деревьев и не замечая там и намёка на рыжеватость, прокричал, неожиданно сильно напрягая голосовые связки:       — Ну и пошёл ты, блядьё рыжее! Вот и проваливай! И чтоб я твоей плешивой шкуры даже близко рядом с собой больше не видел, понятно? — кожа лица, выделив шрамы, сильно покраснела. Венка на лбу запульсировала чаще, когда, видимо, услышав его невменяемые крики, кот всё же появился из-за деревьев, смотря на него донельзя возмущённо.       Они пару секунд смотрели друг на друга, изредка моргая, прежде чем Драко наконец встал со своего места, махнув рукой в том направлении, куда они двигались несколькими минутами ранее. Живоглот, отбросив когтистой лапой охапку листьев, двинулся вперёд, больше не оборачиваясь. То ли его оскорбили пламенные высказывания Драко, то ли он и сам больше не хотел с ним иметь ничего общего, но отныне больше прислушивался к шагам позади, даже не встречаясь с Малфоем взглядом.       Спустя пять минут впереди стал слышаться отдалённый шум, напоминающий движение машин по трассе, и Драко, изумлённо посмотрев на кота, прибавил шагу, равняясь с ним.       — Куда мы идём, чёрт возьми? — не выдержал он, когда линия леса внезапно закончилась, сменяясь крутым склоном, усыпанным иголками и поломанными ветками. В самом внизу две магловские девушки щедро посыпали друг друга листьями, не замечая присутствия человека, озирающегося по сторонам и сверяющего отсутствующим взглядом линию похожих друг на друга домов, сделанных по одному стандарту. Кирпичные, абсолютно не различающиеся между собой, они возвышались над дорогой по обеим сторонам, образуя своеобразный тоннель.       Земля под ним ощутимо тряслась из-за въезжающих в горный тоннель машин, несшихся со скоростью в более ста километров. Кот не сбавил темп, уже спускаясь к подножью, пока Драко, едва не поскользнувшись на листве, наконец начал спускаться, вынув руки из карманов, чтобы в случае чего смягчить приземление. Сделав крутой поворот в девяносто градусов, кот свернул налево, углубляясь во внутреннюю часть домов, где и были, судя по всему, входы в подъезд. Замечая пугливые взгляды прохожих и ускоряющиеся шаги, Драко застегнул куртку, оставив застёжку под самым подбородком, и уткнулся в прохладную ткань носом, следя лишь за мелкими шагами кота, виляющего бёдрами из стороны в сторону.       Они остановились у мрачного подъезда, где кирпич приобрёл почти чёрный оттенок, а лампочка над дверью неустанно мигала, словно спешила поделиться неким шифром. Кот терпеливо сел возле двери, поглядывая на светящиеся окна верхнего этажа.       — Ну и что теперь? — нетерпеливо вопросил Драко, переминаясь с ноги на ногу. Потому что, как бы то ни было, а прохлада постепенно касалась его тела, заставляя дрожать. Мерзко и холодно.       Кот впервые после тех фраз обернулся в его сторону, и Малфой услышал приглушённый звук, чем-то похожий на фырканье. Дверь, наконец, открылась, выпустив пожилую пару, Драко уставился в асфальт, разглядывая красочное пятно бензина, переливающееся в свете непостоянного фонаря, и ожидая, пока пара пройдёт мимо. Живоглот призывно мяукнул, обращая на себя внимание. И Драко, едва успевший словить закрывающуюся дверь и заработав убийственный взгляд кошачьих глаз, недобро сверкнувших в его сторону, вошёл внутрь, оглядывая чуть ли не заброшенное, на первый взгляд, помещение. Однако детские велосипеды стояли, оперевшись на стену, а из почтовых ящиков торчала целая гора рекламных буклетов и писем. И Драко постепенно стал подниматься, на этот раз обогнав недовольного Живоглота. Старый лифт, готовый сорваться с тросов, облупленная штукатурка. Кот махнул хвостом, бегом поднимаясь по лестнице, а Драко последовал его молчаливому совету.       Остановились они, лишь достигнув восьмого этажа, замерев напротив тусклой двери, выкрашенной в бордовый. Капли засохшей краски неравномерно легли на поверхность, напоминая кровь, и Драко вздрогнул, обратив свой взор на кота.       — Здесь… — облизнув губы, начал он, зацепив зубами корочку. — Живёт твоя хозяйка?       Кот напряжённо моргнул, а потом, не дав своему спутнику времени передумать и сбежать, вдруг коснулся когтями бордовой двери, надавливая и проводя ими вниз. Вверх-вниз. Вызывая такой тошнотворный звук, что в пору было бы закрывать уши. Кошмарное ощущение зародилось внизу его живота, поднимаясь всё выше и останавливаясь в районе грудной клетки. Там, где гулко билось сердце, грозя вырваться наружу и упасть прямо в ладони, чтобы можно было перевязать красивой лентой и вручить прямо Грейнджер в руки.       Послышались торопливые шаги и приглушённое бормотание. Звукоизоляция здесь была ни к чёрту.       А потом щёлкнул замок и дверь медленно, как бывает только в фильмах в самых важных моментах, отворилась, заставив задержать дыхание. Он не мог встретиться с ней взглядом, не мог проронить ни слова. Да и не нужно это было. Потому что первое, что он услышал, это слабое жалобное мяуканье и сдавленный выдох, который Драко самоуверенно принял на свой счёт.       — Глотик, куда ж ты пропадал?! — со своей извечной интонацией произнесла Грейнджер, разве что голос слегка изменился, став старше, грубее. Послышался шорох, когда Гермиона наклонилась, чтобы взять на руки кота, но тот, рыжий неблагодарный ублюдок, пронёсся мимо хозяйки в глубь квартиры, даже не дав взъерошить шёрстку.       А потом всё замерло и перекувыркнулось, завращавшись в бешеном темпе. Старая кафельная плитка, уложенная непонятными ромбиками, перестала успокаивать, и, решив, что больше, чем он уже потерял, ему терять нечего, Драко наконец поднял глаза, сталкиваясь с выразительными ореховыми — напротив, распахнувшимися в изумлении. Он не видел её столько лет, а она, казалось, почти не изменилась. И, словно готовилась к его приходу, надела то самое платье, подаренное им. Тогда она едва в него влезла, решив отложить до лучших времён, которые могли и не настать. А ещё… Драко судорожно вдохнул, впуская в лёгкие радиоактивный запах яблок, шлейфом летящий в его сторону.       — Драк… Малфой? — исправилась резко она, сумбурно и неуверенно одёрнув юбку платья. Весь её позвоночник неожиданно распрямился, и она маленькой вытянутой тенью застыла в дверях, так и не сделав попыток ни закрыть дверь, ни впустить внутрь. Малфой другого и не ожидал.       — Грейнджер, — на выдохе произнёс он. — Я могу зайти?

***

      Гермиона заинтересованно склонила голову, в сомнении прикусив нижнюю губу и тут же зализывая ранку, быстро скользнув по ней языком. За плечами её горел непотушенный свет где-то в глубине квартиры, и по тихому звону посуды, небрежно затронутой появившейся недавно на пороге рыжей мордой, Драко предположил, что там находилась кухня. То маленькое пространство, которое раньше они собирались делить, сталкиваясь каждое утро. Характерами, носами, губами, испытывая непреодолимое желание быть как можно ближе. Но по мере взросления характеры ожесточились, оба ощетинились, выпустив наружу все шипы и иголки, установив тысячи барьеров; носы в порыве ненужной гордости задрались кверху, отвернувшись друг от друга, а губы стёрлись из-за того, как часто они их поджимали, угрюмо молча и держа затаённые обиды глубоко в себе. Теперь два незнакомых человека, раньше знавших друг друга так же хорошо, как Историю Хогвартса, стояли друг напротив друга, не смея оголить хоть кусочек души, принадлежавший когда-то другому.              Малфой смотрел на её пушистые некогда волосы, теперь поредевшие и принявшие мышиный цвет, на искусанные в кровь губы, на осунувшееся лицо и не мог признать в ней ту, что зажигала в нём искру лишь одним взглядом.       В конце концов она отошла в сторону, неустойчиво облокотившись на хлипкую дверь, едва держащуюся на петлях. Её квартира была пыльной и неубранной, забросанной вещами, заваленной хламом, который у хозяйки не было сил разбирать. Драко чувствовал энергию этого места и сутулился в плечах под её весом. Первые шаги дались с трудом. Где-то в глубине разносился шум льющейся воды, за спиной послышался лязг закрытой двери и неторопливые шаги Гермионы.       — Зачем ты здесь? — сиплым голосом пролетело в тишине. Драко развернул плечи, поглядывая за её скованными движениями, так и не дойдя до кухни. Лампочка над ними, спешащая сорваться с провода, почти доставала до его макушки, и была настолько холодной, словно Гермиона не зажигала её ни разу.       — Для того, чтоб поговорить, — устало отозвался он, ни коим разом не упоминая Живоглота, нагло приведшего его сюда, не дав ни единой инструкции.       — Есть о чём? — поджала губы она, ныряя в тесное пространство между его телом и пустой стеной, окрашенной в неприметный серый. — Столько раз разговаривали, а толку-то? — послышалось из недр кухни, где щёлкнул чайник, начиная постепенно закипать.       Прижавшись к косяку при входе, Драко сложил руки на груди, пожав широкими плечами. Тень повторила за ним, копируя каждое движение, делая его более масштабным, весомым. Значимым. Поясница её вжалась в кухонный уголок, чайник за спиной продолжал тихонько свистеть и булкать, пока довольный Живоглот прохаживался по столешнице с видом победителя, наевшись до отвала и свалив на пол пару вилок.       — Всегда есть о чём, — отозвался парень. — Да и сколько раз, Грейнджер? Мы поговорили о нас лишь однажды.       — А ощущение, словно миллионы раз. И каждый раз это приводило нас… — Гермиона резко выдохнула, сделав пару шагов по направлению к форточке. Прохладный ветер шмыгнул внутрь, заставив её поёжиться.       — Закрой, замёрзнешь, — вылетело у Драко, заставив перенестись на несколько лет назад. Язвительно поджатые губы и лёгкая улыбка девушки, тронутой его заботой.       — Это больше не твоя забота, — опустила глаза Грейнджер, распахнув форточку ещё шире.       Драко досадливо рыкнул, метнувшись в порыве закрыть её самому, но в последний момент принудил себя остановиться.       — А чья-то? — осторожно спросил он, надеясь на отрицательный ответ. Хмурый непонятливый взгляд Грейнджер остановился на уровне его рукавов.       — Что? — переспросила она, не уловив вложенный в слова смысл, думая о другом, пытаясь разобраться в комке противоречивых чувств, спутавшихся в единый клубок, где нет конца, за который можно было бы потянуть, чтобы всё распутать.       — Чья это забота, Грейнджер? — повторил вопрос он, выражаясь точнее. Девушка повела плечом, снимая чайник и разливая кипячённую жидкость по кружкам с отломанными краями.       — И это тоже не твоё дело, — елейно улыбнулась она, растянув губы. — У меня всё прекрасно, Драко, если ты это пришёл узнать, — имя, сорвавшееся с её губ, ударило под дых, заставив судорожно выдохнуть. — Прекрасно, — настойчиво повторила она, уговаривая больше саму себя, чем парня, стоящего напротив. Гора мышц под тканью вязанной кофты казалась донельзя напряжённой. — Без тебя прекрасно.       Малфой тяжело сглотнул, наслаждаясь металлическим привкусом из прикушенного до боли языка.       — А у меня нет, — прохрипел он, еле вытолкнув из гортани мычание, едва сложившееся в слова. — Без тебя всё пошло по пизде. Катится туда до сих пор. Я хотел бы попробовать снова, — чайный пакетик выскользнул из её рук, приземлившись на пол.       Драко тут же присел, хватаясь за него, словно за спасательный круг, Гермиона сделала то же самое. Их взгляды на мгновение столкнулись, указательный палец Малфоя порхающим прикосновением скользнул по её костяшке, заставив вздрогнуть.       — Вернись ко мне, — прошептал он, словно это было последней фразой перед смертью. Он отчаянно молил о пощаде, звал на помощь, как утопающий, барахтался в этой засасывающей трясине, пытаясь найти поддержку в её глазах, затопленных шоколадом. Раньше ему казалось, что тот молочный, сладкий настолько, что от приторности хочется пить, сейчас же плавленная горечь шоколада сверкала печалью и безмолвной, погашенной некогда яростью.       — Драко, я… — хватала она ртом воздух, наконец найдя в себе силы отвести взгляд и подняться. Выпрямить трясущиеся ноги, едва разогнув колени. Выпрямить спину, едва не сломав хребет. Малфой так и сидел, поглядывая на место, где несколько секунд назад столкнулись их руки. — У меня своя жизнь, и я… начала всё заново. Строю карьеру, иду по головам, — отрешённо хмыкнула девушка, отрывистыми движениями распаковывая следующий пакетик и внимательно глядя на края кружки.       Драко наконец поднялся, отступая на два шага назад, собираясь держать заданную ей дистанцию. Стул скрипнул, когда он коснулся его икрой, и Драко рухнул на него, едва ли находясь в силах, чтобы удержать себя на ногах. Её плавная речь вызывала мурашки, а усталый голос звал его, просил заключить в объятия и никогда больше не отпускать, но она всё ещё не подпускала его к себе, всё ещё выстраивала защитную линию, проводила черту, пересекать которую было запрещено.       Две кружки с заваренным чаем приземлились на стол. И, прежде чем он смог бы коснуться её руки, перехватив кружку в свои, она отдёрнула её, словно ошпарившись. Её напряжённый взгляд завис в одной точке, разглядывая уродливые пятна на скатерти, съехавшей в бок и оголяющей тёмное дерево стола, а губы вновь попали зубам на растерзание.       — Джордж сказал, ты совсем не выходишь с ними на связь, — ненарочито произнёс Драко, делая глоток из своей кружки. Всё ещё так, как он любит. Всё ещё помнит пропорции и степень крепости.       — Так и есть, — столкнулась с ним взглядом Грейнджер, замалчивая продолжение фразы и не спеша погружаться в детали. Поплывший взгляд вновь скользнул в сторону, остановившись на двери холодильника, где единственным украшением являлась маленькая записка с указанием времени, держащаяся на обычном чёрном магните.       — Почему? — сжав кружку в обеих ладонях, проронил удивлённо Драко. — Вы… поссорились?       Гермиона вжала голову в плечи, стараясь спрятаться от него, спрятаться под своей бронёй, выгнать из своего убежища, пусть и не особо уютного, зато способного сокрыть её в своих недрах.       — Нет, ничего такого, — неубедительно отозвалась она. — Не ссорились. Просто… у них своя жизнь, у меня — своя. И им нет места в моей жизни, как и мне в их. Мы всего лишь… повзрослели, — шумно сглотнула она, запивая свою горечь приторно сладкой горячей жидкостью, осевшей на языке.       — Но в их жизни есть место для тебя… Как и в моей, — добавил зачем-то он.       Она отрицательно покачала головой, давя печальную ухмылку.       — Может… может и так. Гарри не говорил тебе? — подняла резко голову она, вглядываясь в шрам на его лице, в знакомые черты, одним давним утром обнаруженные в её постели. Его голова на соседней подушке, волосы разметались, почти сливаясь с белизной наволочки.       — О чём? — свёл брови Малфой, прикрывая глаза на секунду. Эта передышка казалось ему необходимой, но никак не могла облегчить участь.       — О моей скорой свадьбе и…       — Свадьбе? — вскочил с места Драко. — Какой свадьбе, Грейнджер, Мерлин тебя дери?! — он вновь обвёл взглядом пространство вокруг, вглядываясь в столовые приборы и кухонную утварь, небрежно брошенную около раковины. Зрачки его опасно сузились, руки со вздувшимися венами опустились на стол, слегка содрогнув поверхность.       — Моей свадьбе, — равнодушно произнесла она. — Сядь, будь добр, — тон похолодел, руки легли на стол, пальцами сложившись в замок.       Малфой медлительно опустился обратно, сверля её глазами, она не спешила прерывать их молчаливый диалог, вглядываясь в его радужки с таким же усердием и ломая одной силой воли. Резкий выдох расколол тишину напополам.       — И как его зовут? — сощурил глаза Драко, откинувшись на спинку стула.       — Оскар, — растянула его имя она.       — Оскар, — эхом повторил Драко, ощущая имя другого на языке, проглатывая его, съедая вместе со своей гордостью. — Волшебник?       — Очень талантливый, — мечтательно улыбнулась девушка, притянув кружку к своей груди, словно таким образом могла согреться. Плечи сжались, тело пробрало дрожью.       Драко быстро встал со своего места, заставив её подскочить на месте. Он удовлетворённо хмыкнул и в два шага добрался до форточки, с громким хлопком закрывая её, заставив мелкие щепки осыпаться на пол рядом с миской. За окном зажигались огни города, машины упрямо сигналили, пытаясь обогнать друга друга в попытке миновать пробку из-за случившейся аварии. Какие же маглы глупые! Изобрели технику, а пользоваться ей так и не научились.       — Оскар, — вновь повторил он насмешливо, скользя языком по нижним зубам и ухмыляясь. — Это его имя?       — А что же ещё? — возмущённо парировала Гермиона, даже не повернувшись.       — У тебя прекрасное воображение, Грейнджер, — хмыкнул он, опираясь на спинку её стула и барабаня по ней пальцами. — Может, побалуешь парочкой эротичных моментов?       Щёки её вспыхнули, краска добралась до кончиков ушей.       — Малфой! — нарочито возмущённо прикрикнула она.       — Малфой! — передразнил её он. — Уже наверняка водил тебя на свидания.       — Водил, и ещё на какие, — распалялась всё больше девушка.       — Познакомил с матерью?       — Разумеется, — закатила глаза она.       — Должно быть, и серенады под окном пел, — нараспев произнёс он, крайне забавляясь происходящим. Грейнджер вспыхнула ещё больше, громко фыркнув. — И вы, конечно же, переспали?       — Не твоё собачье дело, Малфой!       — Не жадничай, Грейнджер! — елейно протянул он. — Столько интересного! И как он? Лучше меня? Ты кончаешь с ним или он не тянет? — наклонился он к самому её уху.       Грейнджер вздрогнула и развернулась к нему лицом, опасно сощурив глаза и столкнувшись с ним нос к носу. Его щёку обдало горячим дыханием, ресницы спутались с прядью её волос.       — Это. Не твоё. Дело. — Прошипела она, всё так же глядя ему в глаза.       В этот раз Малфой лишь улыбнулся, сверкнув исправленными зубами.       — Ну, разумеется, — состроил гримасу он. — Грейнджер, и всё же? — выгнул бровь Драко. — Он лучше меня?       — В сто раз! В миллионы лучше, чем ты! — огрызнулась девушка, всё же вспомнив, что стоит соблюдать дистанцию.       Но рука Драко уже сомкнулась на её шее, не дав увеличить расстояние.       — Даже так?       — Даже так!       — Рад за тебя, — хмыкнул Драко, опустив взгляд к её губам. Грейнджер трепыхалась от возмущения, пытаясь вырваться из его цепкой хватки, пока его пальцы зарывались в её волосы, притягивая всё ближе к себе. — Но я бы предпочёл проверить, правда ли это, — выдохнул он ей в губы, заглушив всплеск её злости губами, накрыв её искусанные своими, притягивая ещё ближе к себе, направляя наверх, вытягивая из жёсткого сидения, заставляя подняться.       Он нависал над ней, с жадностью врываясь в пространство её рта, прерывая любые проявления недовольства. Спиной прижал Грейнджер к дверце холодильника, случайно отцепив единственную записку с указанием времени. Ногти её вцепились в его предплечье, то ли стараясь оттолкнуть, то ли удержаться на ногах, то ли притянуть ближе к себе. Она тяжело дышала, едва успевая глотнуть немного кислорода в перерывах между бешеными порывами, следующими друг за другом. А где-то в груди Драко раздавалось утробное рычание, заставляющее Гермиону покрепче сжать бёдра и податливо прогнуться в спине, позволив притянуть себя ещё ближе.       Ноги оторвались от пола, а в следующую секунду ягодицы коснулись холодной, мокрой от капель воды столешницы. Две тарелки, выстроенные башней, зазвенели, начав раскачиваться, пока Грейнджер задыхалась от ярости и восторга одновременно, обхватывая Малфоя за пояс, скрещивая лодыжки за его спиной, поджимая пальчики на ногах от предвкушения. Умелые грубые пальцы трепетно скользнули вверх по её ребрам, заставив Гермиону выдохнуть и слегка запрокинуть голову. Зубы Малфоя легко сомкнулись на девичьей коже, оставив яркий след, губы, не останавливаясь на этом, пробежались вверх, оставив невесомые поцелуи за её ухом.       — Драко, — молебно произнесла она, приводя в хаос мысли в его голове и уравновешивая свои. Что она творила? Почему позволяла ему целовать себя?       А Малфой не спешил останавливаться: ладони легли на тонкие бёдра, медленно поднимаясь выше вместе с тканью её платья. И тогда её мозг наконец отключился, дав сбой и прощально махнув рукой, оставив девушку разбираться с этим безобразием, творящимся на маленькой кухоньке, самой.       Выпуклость в районе его паха упиралась в её бедро, заставив Гермиону поёрзать и в конечном итоге прижаться ближе. Малфой пробормотал что-то хриплое, накрутив волосы на свой кулак и вжавшись в неё резким толчком. Тарелки, не выдержав подобного напора, как и их хозяйка, впрочем, с протяжным финальным звоном скатились друг с друга и рухнули вниз, разбиваясь на миллионы осколков. Где-то на фоне, прорываясь через шум крови в ушах и бешено колотящееся сердце, раскатами ухающее в груди, зашипел Живоглот, уматывая прочь, чтобы не напороться на эти крохотные частицы.       Оторвавшись от её губ, он наконец перевёл дыхание, раскрыв глаза, чтобы посмотреть на её приоткрытые губы, хватающие воздух, на податливое тело в его руках, раскрасневшиеся щёки, призывно раздвинутые ноги.       — Лучше меня? — прошептал он ей в губы, заставив в возмущении распахнуть глаза.       — В миллионы раз, — едва слышно.       Пальцы скользнули по намокшей полоске белья, и Драко медленно вдохнул, ощущая в воздухе запах духов, которые он ей дарил, так и не допитого чая, шерсти, летающей в воздухе целыми клочьями, невымытыми тарелками, стоящими здесь уже хрен побери сколько. Но запах её тела не перебивал ни один из них. Запах её геля для душа с тягучей карамелью, запах её возбуждения и протяжных мольб, льнущего к нему тела. Малфой никогда бы не позволил себе забыть, как она пахнет. Но со временем, проведённым за решёткой в Азкабане, этот букет ароматов притупился, потускнел, сейчас разливаясь на языке сладкой палитрой, настолько яркой, что в глазах рябило.       — Фантазии всегда лучше реальности, — хмыкнул Драко, вглядываясь в её расширившиеся зрачки.       — Оскар не… — вздрогнула Гермиона как от пощёчины, начиная трезветь.       — Не фантазия? — ехидно поднял уголок губы Драко. — Твоя квартира начинается и заканчивается лишь тобой. Какая свадьба, Грейнджер? Ты, должно быть, шутишь? — девушка попыталась вырваться из его рук, чтобы заполучить преимущество, не потерять гордыню, но Драко всё так же упорно сжимал на её талии ладони, не давая даже развернуться или отдалиться. — Готов поспорить, в твоей ванной лишь одна зубная щётка. Твоя. И элементы посуды, расчитанные на двух человек, думаешь, смогли бы сбить меня с толку? Ты ешь из одной, пока другая стоит грязная, и моешь всегда по одной, делая это только тогда, когда понадобится наложить себе еды. Две кружки? Из одной ты пьёшь кофе по утрам, когда нет силы продрать глаза, из другой чай, когда у тебя меланхоличное настроение, и почти никогда их не моешь. Думаешь, я не заметил, как ты быстро сполоснула её перед тем, как налить туда чай? Споласкивания недостаточно, чтобы перебить въевшийся запах и привкус кофе. В твоей спальне-гостиной, которую мы проходили, я заметил краем глаза две подушки. Ровно столько нужно, чтобы ты могла спокойно заснуть. Ты никогда не могла спать лишь на одной. В шкафу лишь твои вещи, сейчас разбросанные в твоей комнате по полу. И твоя квартира пахнет исключительно тобой, — закатил глаза Малфой, замечая потерянный взгляд напротив, мечущийся по кухне в поисках оправданий. — Даже не пытайся убедить меня в обратном. Я несколько лет был правой рукой Лорда, развив такую внимательность, какая тебе и не снилась. И если ты эти детали невооруженным взглядом не замечаешь, это не значит, что они не кричат. Они буквально орут мне: «Драко, у неё абсолютно никого нет, она едва выходит из своей норы и зарабатывает сущие гроши, боясь связаться с друзьями, которые непременно начнут её жалеть, узнав, во что она превратила свою жизнь. И потому она врёт всем подряд, говоря о своей скорой свадьбе и прекрасной жизни, как в карьере, так и в любви, хотя совершенно не умеет врать, потому что предательский румянец на коже выдаёт её с головой». И ты можешь придумывать сколько угодно отмазок, говорить, что вы никогда не жили здесь, не проводили здесь время, а живёте в его квартире, я всё равно тебе не поверю. Потому что никогда, Грейнджер, клянусь, ты бы никогда не променяла собственную крышу над головой на чью-то другую. Я выучил тебя за эти годы наизусть, а все последующие, проведенные в камере, подмечал детали, запоминая их, отмечая и обещая себе никогда не забывать. Потому что это ты, Грейнджер, и едва ли я знаю себя настолько же хорошо, как тебя.       Грейнджер уткнулась лицом в ладони, хлюпая носом и пытаясь незаметно утереть выкатившуюся из уголка глаза слезу.       — И даже сейчас, Грейнджер, я знаю, что тебе нужно время, чтобы обдумать всё, что я только что сказал и сделал, чтобы прийти к определённым выводам, — поджал губы Малфой, наконец давая ей личное пространство. — И я дам тебе его. Столько, сколько нужно.       Кот, из любопытства заглянувший на кухню, лениво махнул хвостом, ловко минуя все осколки, чтобы пробраться к миске. Скандал скандалом, а еда по расписанию. Драко достал из верхней тумбочки, где она всегда хранила кошачий корм, маленький пакетик, накладывая ненасытной зверюге еды. Тот благодарно заурчал и тут же принялся за свою вечернюю порцию.       Шуршание маленького листочка, тихий стук и скрип ручки по бумаге, а потом громкое, эхом пронёсшее по кухне, пусть и произнесённое шёпотом:       — Ты знаешь, где меня найти.       Где-то в коридоре хлопнула дверь, а Гермиона так и сидела на столешнице, раскачиваясь взад-вперёд, окидывая взглядом кота и пол, усыпанный осколками.

***

      Гермиона сидела, уткнувшись взглядом в пыльную поверхность столешницы, где тоненький слой смазался от соприкосновения с её бёдрами. Пылким, страстным, способным сжечь её до тла, довести до точки кипения, расплавить стальной стержень. Сейчас все её мысли плясали энергичный джайв, подпитывая сердце не хуже нескольких стаканов кофе, заставляя его стучать пуще прежнего. Пальцы её зарылись в тонкие пряди волос, чуть оттягивая их, наслаждаясь ненавязчивой болью. Дыхание, наконец, замедлилось, и девушку постепенно отпустило, она откинула голову, скатившись вниз по сидению стула. Кот зелёными глазами наблюдал за ней из-за угла, боясь подойти ближе, словно она могла задать ему вопрос, на который у него бы не нашлось ответа. С тихим выдохом она поднялась с места, заправив непослушную прядь волос за ухо, и взяла телефон в руки, начав раскручивать.       Пальцы сами заплясали по экрану, пока на них не высветился номер, записанный как «Джо Кристен». Послышались тихие гудки, и Гермиона, всё ещё с сомнением глядя на экран, поднесла трубку к уху, вслушиваясь в нервирующее гудение. Спустя пару минут на том конце послышался достаточно дружелюбный голос, вежливо спрашивающий задумчивое, но искромётно пролетевшее «Здравствуйте, кто это?». Переборов сиюминутное желание сбросить вызов, Гермиона схватилась за телефон двумя руками, барабаня по нему пальцами.       — Это Жизель Уолберг, я работала у вас в прошлом… — услышав добродушный смешок на заднем фоне и различив, как Джо перекладывает трубку из руки в руку, зажимая ту между плечом и головой, Гермиона нервно закусила губу.       — Жизель, сколько лет прошло? — засмеялся мужчина. — Помню-помню, прошлый сентябрь, лучший работник месяца, и так и не обнаруженная пропажа. Как ты поживаешь?       — Простите, я, наверное, ошиблась номером, — попыталась отклониться от своего прежнего плана Грейнджер, уже тысячу раз отругав себя за дурость и переменив решение.       — Жизель, не пори горячку. Хочешь ещё немного подзаработать? Без проблем! Не хочешь — тоже никаких вопросов. Просто приходи, ладно? Я жутко по тебе скучаю.       — Простите, что так вышло, — виновато произнесла девушка. — Я не хотела так внезапно пропадать и… стоило бы объяснить причину, предупредить. Мне очень жаль, я так виновата перед вами, — распиналась она.       Джо на секунду притих, где-то издалека слышался шум возни и приглушённое перекрикивание, прерывающееся звоном посуды.       — Мисс Уолберг, — сурово произнёс он. Морщины на его лице наверняка стали в несколько раз чётче. — Прекратите извиняться, сейчас же. Разные обстоятельства бывают, все мы люди, а не роботы, — понимающе протянул он. — Хотите, расскажу вам одну забавную историю при встрече?       «Люди, а не роботы». Гермиона была чёртовой волшебницей, прошедшей через магическую войну, и всё ещё не могла найти в себе силы двигаться дальше, а не протирать дыры, сидя на одном месте. Не могла взять себя в руки.       Джо был добрым и отзывчивым боссом, зачастую дающим своим официантом чаевые со своей зарплаты. Гермиона не раз находила в своих чаевых гораздо больше тех жалких монет, какие ей оставляли на самом деле. А Кристену не нравилось её унылое выражение лица, пусть чуть позже он свыкся и с этим. Но ещё больше, чем делать людей счастливыми, Джо любил рассказывать истории из своей жизни, травить байки и непристойные анекдоты, способные вогнать в краску даже самого распущенного официанта.       И Гермиона бы соврала, если бы сказала, что ей не нравилась его манера общения, его забавные истории с причудливым, но поучительным концом, всегда подходящие под ситуацию, и его неизменная лёгкая улыбка, проникавшая в самые потайные уголки сердца.       — Я… даже не знаю, — сиплым голосом отозвалась Гермиона. — Последнее время столько дел и трудно найти даже несколько минут, — судорожными фразами, еле выталкиваемыми из горла оправдывалась она. Находила тысячи слов, чтобы прекратить эту изощрённую пытку.       — И всё же, — Гермиона чувствовала, как он ласково улыбается, понимая гораздо больше, чем она когда-либо была в силах сказать. — Приходите послушать историю, когда найдёте минутку. Обещаю, что она вам понравится.

***

      И к концу дня, устав от бесконечных споров с самой собой, Гермиона наконец вышла из своей квартиры, закрыв за собой дверь. Кот проводил её нечитаемым взглядом, с укором оставив свою рыжую шерсть на чёрном лёгком пальто.       Лифт ехал ужасно долго, вводя Гермиону в состояние шока и неприятного ступора, с дурацким приставучим желанием развернуться и войти обратно в своё жилище, где можно было бы запереться и никому никогда больше не открывать двери. Однако этажи постепенно сменялись, старые дряхлые стены кабинки не умолкали, громко треща, а скрипучая дверь подъезда с каждым минувшим становилась всё ближе, и ближе, и ближе. Грейнджер зажмурилась, едва не скрипя зубами, и пусть прежде все эти громкие звуки в каком-то роде успокаивали её, сейчас же хотелось кричать настолько громко, чтобы заглушить их собственным голосом.       Она вышла из подъезда, удивлённо посмотрев на свои осенние сапоги и на лужу, в которую случайно ступила, едва выйдя из подъезда. В здании напротив уже почти не горел свет, подсвечиваясь лишь вывеской над заведением, гласившей о расположении кафе. Маленькие лампочки гасли и сверкали, сменяя друг друга, и девушка неуверенной походкой перешла улицу, подозрительно оглядываясь по сторонам.       Несмотря на то, что за окнами было темно, Гермиона знала, что Джо всё ещё ждёт её. Ждёт, чтобы рассказать историю, предназначенную лишь для неё, ждёт, чтобы лишний раз растопить её окаменевшее сердце, ждёт, чтобы подтолкнуть в нужную сторону и сказать те самые слова, которые она хочет, но так боится услышать.       Колокольчик, закреплённый с той стороны, весело прозвенел, пуская посетительницу внутрь, и стоило ей пересечь порог, как со стороны кухни появился крупный мужчина, несущий в руках две чашки кофе.       — Ты вовремя! — восторженно выпалил он, указывая на дальний столик, из окна около которого было видно дорогу, по которой неслись никогда не замедляющие своё движение машины, сигналя и светя фарами.       Они мелькали, сливались в одну картинку и растворялись в темноте туннеля, засасывающего их в свою дыру. Мягкий кожаный диван под ней слегка проскрипел, когда девушка присела, пододвинувшись поближе к окну. Джо присел напротив неё, выставив две кружки на стол. От кофе пахло просто божественно, а пар, поднимающийся от горячего напитка, щекотал щёки.       — Вы знали, что я приду? — вдруг спросила Гермиона, прикусив щёку изнутри.       Мужчина лет пятидесяти, сидевший напротив, расплылся в улыбке, присущей взрослому, объясняющему маленькому ребёнку очевидные вещи.       — Разумеется, — лишь пожал плечами он. — Может, я знаю тебя и недолго, но уже успел выучить некоторые черты твоего характера.       Их молчаливые паузы заполнялись хлюпающими глотками, пока Джо снова не открыл рот, всматриваясь в её усталое лицо, осунувшееся из-за недоедания и отсутствия сна. Девушка полностью измотала себя, пытаясь вникнуть в бурный поток своих мыслей.       — Когда-то давно, — сделал очередной глоток её бывший начальник, — мой сын, тогда ещё бывший лишь непослушным маленьким четырёхлетним ребёнком, заявился ко мне весь в слезах. Ох, сколько же их тогда пролито было! — всплеснул руками мужчина, едва не разлив свой кофе. Взгляд его затуманился, направляясь куда-то вдаль, уносясь к воспоминаниям настолько далёким, что и представить сложно. — Сейчас-то он уже вымахал. Лось, повыше меня будет, да и крепче! А тогда был совсем маленьким, едва до бедра мне доставал. Конечно же, я спросил, что у него случилось, на что Питер, так мы его назвали при рождении, расплакался ещё сильнее, через рыдания пытаясь донести до нас, что его любимая улитка куда-то пропала. Знала бы ты, сколько причитаний было.              — Организовали мы поиски, провели спецоперацию. И абсолютно нигде не было и следа её присутствия! Как сквозь землю провалилась! Но Питер был так опечален, что мы продолжали искать и все последующие дни. Да и куда же, думали мы, она могла, чёрт подери, деться! Не выскочила же из квартиры, как собака или кот, когда мы дверь открывали! Но ни следа присутствия, она словно… исчезла, — продолжал он. — И спроси меня, где её обнаружили!       — И где же? — захлопала глазами Грейнджер.       — Не поверишь! В её же раковине! Всё это время она просто пряталась от всех и не хотела быть найденной!       Гермиона залилась смехом, поглядывая на задумчивого мужчину краем глаза.       — Мой сын, чуть подросший и ставший подростком, часто превращался в своего детского питомца. Прятался в своей раковине, не выходил на контакт, не хотел быть найденным. А мы, его близкие, как и тот маленький мальчик, которым он когда-то был, искали его повсюду, стараясь заставить его выбраться из своей крепости. Родные всегда переживают за вас, детей, и иногда нам больно смотреть, как вам плохо, что вы стараетесь защититься от всего мира.       Джо не торопился продолжать.       — И… что произошло дальше?       — Вырос. — По-доброму усмехнулся мужчина. — Стал по-другому смотреть на вещи. Да и раковина больше не подходила ему по размеру. Так о чём это я… Иногда, чтобы выбраться за пределы своей раковины, мы должны перерасти свои страхи и предрассудки, а иногда наше мнение о мире за пределами раковины ошибочное. Потому что пока мы прячемся от всего мира, мир не перестаёт развиваться. Проходят года, люди меняются, меняется мир вокруг них. А, возможно, мир никогда и не был таким, каким мы его себе представляем. Возможно, наши страхи — лишь наше очень хорошее воображение.       — Я редко ошибаюсь в своих суждениях, — отпила из своей кружки Гермиона.       — Иногда нам лишь кажется, что мы никогда не ошибаемся. А оказывается то, что нам на самом деле нужно, было так близко, только руку протяни, а мы постоянно от этого отгораживались, предпочитая справляться со всем самим, — загадочно прошептал мужчина.

***

      А позже этим вечером Гермиона, закутавшаяся в плед, столкнулась взглядом с ветхими страницами знакомой от корки до корки книги. История Хогвартса маячила на периферии, весь вечер маня её к себе. Единственная, не отданная в макулатуру. И Грейнджер, поддавшись соблазну, наконец встала с кресла, взяв её в руки и нежно пробежавшись по потрёпанной обложке пальцами.       В тот вечер она впервые перечитала Историю Хогвартса с того самого дня.

***

      Драко пытался приготовить яблочный пирог. Смешал тесто, залил им яблоки, поставил в духовку. Но навыки его обращения с магловскими приборами всё ещё оставляли желать лучшего, а потому, спустя несколько минут почувствовав запах гари, исходящий с кухни, Малфой подскочил с места, едва не снеся косяк по дороге.       Полотенцу, сорванному со спинки стула, тут же нашлось применение, Драко размахивал им из стороны в сторону, заходясь кашлем и пытаясь добраться до окна. Плотный, густой дым едва развеивался, никак не желая улетучиваться с уютной кухни, едва заставленной мебелью, но уже частично обжитой. Резкие телодвижения и махания руками не улучшали ситуацию, когда входной звонок громко прозвенел, заставив парня закинуть полотенце на плечо и быстрыми шагами направиться в сторону двери.       С той стороны его поджидала Мэделин с ребёнком на руках и пышными локонами. Оливия пускала слюни на её красивое платье, заставляя женщину ещё упорнее трезвонить в чужую дверь. Проскрипев, та открылась, и Мэд тут же открыла рот, начиная тараторить с ужасной скоростью.       — Господи, извините, ради бога, но совершенно не с кем оставить Оливию, а мне срочно нужно ехать на встречу, — оглянулась она на ждавшее её такси. — Не могли бы вы с ней посидеть? А чем у вас так пахнет? — нахмурилась она.       — Это… А, не берите в голову! Разумеется, я могу посидеть с Оливией, — и, едва он успел договорить фразу, как Мэделин, рассыпавшись в благодарностях, всучила ему маленькую слюнявую бестию со сверкающими глазами, повесила на его руку пакеты с подгузниками и прочим, быстро бормоча инструкции по уходу за ребенком, и, не дождавшись внятного ответа или хотя бы осознанного взгляда, удалилась прочь, уже захлопывая за собой дверь машины. — Ну, привет, маленькое создание, — всё ещё недоуменно смотрел на ребёнка Драко, хлопая глазами и не вполне понимая, что с ним делать.       Оставшийся день проходил словно в тумане. Орущий ребёнок, грязные подгузники, открытое нараспашку окно, пропахшая гарью квартира, запутавшиеся пелёнки, испорченный пирог, сожженный до состояния уголька, и заплаканная Оливия, не желающая давать взрослому состоятельному дяденьке отдыха.       Едва успев сообразить, откуда доносится звук, Драко только спустя пять минут различил дверной звонок, сперва приняв его за назойливое жужжание духовки, за крики за окном, за плач Оливии. Но, вскоре осознав, что звонят действительно в его дверь, ринулся открывать, схватив Оливию с дивана и прижав к груди, начиная легонько покачивать её, чтобы та перестала плакать. Драко молился, надеялся и верил, что по ту сторону стоит мать девочки, пришедшая забрать её, но Мерлин оказался немилостив, столкнув все неприятности друг с другом и сбросив их ему на голову.       Потому что по ту сторону двери стояла уставшая Грейнджер, смотрящая на его обслюнявленную майку с открытым ртом. Взгляд её недоуменно скользнул по детскому лицу, нос сморщился, учуяв запах гари, а потом она, ещё пару минут подумав, ступила на порог его квартиры, не сказав и слова.       — Открой духовку и окно полностью, ребёнка положи вон на то кресло и закутай как можно плотнее, до туда сквозняк не достанет. И это окно тоже открой, Драко, — своим привычным учительским тоном отдавала распоряжения она, взявшись за дело, уже намывая тарелку, прежде с лёгкостью содрав с неё намертво присохший пирог.       Через полчаса Оливия мирно сопела у неё на руках с абсолютно сухими подгузниками, запах практически испарился, а вся посуда была чисто вымыта, как и дом — приведен в адекватное состояние.       — Ты… отец-одиночка? — запоздало спросила она.       И тогда Драко засмеялся, с кряхтением опустившись в кресло напротив. Почему-то на руках у Грейнджер Оливия вела себя гораздо спокойнее и уснула со скоростью света, а сейчас даже не промычала ничего, услышав резкий громкий звук, прервавший тишину и приглушённый шёпот.       — Всё это время ты так думала? — зарылся лицом в ладони Драко, не в силах поверить в глупость заданного вопроса. Она неуверенно кивнула, сдавленно хихикнув. — Это… дочь моей соседки, не моя, — покачал головой Драко.       — Твоя соседка? Ты живешь не один?       — Грейнджер! — с иронией воскликнул Драко. — Соседка, живущая в доме, находящемся через дом от моего. Я ни с кем не живу, даже удивительно, что ты могла так подумать, увидев, в каком состоянии находится мой дом.       — Я просто…       — Накрутила себя?       — Накрутила… — признала Гермиона.       — Тебе нужно меньше думать, — привычно отозвался Драко, совершенно позабыв о том, как тесно эти слова связаны с их прошлым.       — Кстати, о моих мыслях… — сдавленно произнесла Гермиона, отводя глаза в сторону.       Малфой терпеть не мог, когда она так делала. Преодолев расстояние в два шага, он присел рядом с ней на колени, не желая беспокоить ребёнка, и коснулся пальцами её подбородка, заставляя посмотреть на себя.       — Ты подумала о нас? — с надеждой спросил он, затаив дыхание, зная, как трудно ей, должно быть, говорить на эту тему. Она медленно кивнула, заторможенно моргнув. — И, раз ты здесь… Ты не против попробовать снова?       Медленный поворот головы и мазок по губам. Драко зачарованно скользнул взглядом по ранкам от зубов, прежде чем, аккуратно минуя спящую Оливию, поцеловать её. Медленно, тягуче, наслаждаясь этим, как неспешным сновидением. Лучшим в его жизни и, он отчаянно верил, что не последним.       Звонок в дверь заставил их оторваться друг от друга. И Грейнджер, нехотя остранившись, поднялась вместе с ребёнком, медленно шагая к двери.       — Драко! — раздалось с той стороны.       — Мэделин, как прошла встреча? — расслабленно произнёс Малфой с играющей на губах улыбкой, Грейнджер лишь толкнула его локтем в бок, шикая на него и прося прекратить.       — О, отлично, — смутилась женщина. — Я могу… забрать Оливию? надеюсь, она не доставила вам неудобств?       — О нет, что вы! — опередила Драко Гермиона, передавая спящую девочку матери. — Совсем нет.       Драко прикрыл рот кулаком, закашлявшись и давя смех, расходящийся в груди.       Она смерила его скептическим взглядом, прежде чем подарить милую улыбку Мэделин и попрощаться с ней, едва ли не расцеловав друг друга в обе щеки. Когда дверь за уже отвернувшейся женщиной наконец закрылась, в неё изнури впечаталось тело Грейнджер, прижатое крепким — Малфоя. Кудрявая голова взметнулась вверх, замечая искорки в его глазах, утопая в них, пламенясь, плавясь.       Казалось, дай немного пороха, и они подожгут весь квартал.       Настойчивые губы Малфоя слились с её губами, терзая их, мучая. И этот поцелуй, полный мучительного ожидания, горьких обид и сказанных когда-то слов, смешавшихся в крепкий коктейль, бил наотмашь и был никак не похож на то тягучее и плавное касание губ, пропитанное одной лишь нежностью.       Гермиона тянулась за ним, стоило ему сделать шаг назад, направляя их к кровати. А потом, не желая больше терпеть этих несуразных танцев, Драко в одно движение поднял её, обхватив за бёдра и заставив обвить себя ногами. А Грейнджер, добравшись до мочки его уха и мазнув по ней языком, заелозила бёдрами, услышав приглушённое рычание.       Лестницы пролетали под его ногами, стена врезалась в её спину на особо крутых виражах, но в конечном итоге они достигли кровати, валясь на неё тяжёлыми мешками, тут же сплетаясь друг с другом, сливаясь в клубок змей, цепляясь друг за друга, как утопающие.       Драко толкнул Гермиону в грудь, заставив опуститься на подушки, прядь его волос коснулась её живота, когда он стал вести дорожки поцелуев до груди, медленно поднимая ткань полупрозрачной обтягивающей кофты. Под его руками заметно выпирали рёбра, и Драко, поцеловав каждое из них, вгляделся в её затуманенные похотью радужки, с укором поджав губы.       — До чего ты себя довела, — едко прокомментировал он, сжимая одной рукой миниатюрную грудь, впиваясь губами во взбухший сосок.       Вторая рука скользнула под резинку штанов и трусов, лёгкими касаниями поглаживая лобок, спускаясь чуть ниже, а потом собирая влагу на пальцы. Грейнджер ещё сильнее прогнулась в спине, отчаянно застонав. Тело её мелко подрагивало, губы призывно раскрылись, так и маня поцеловать.       — Ты скучала только по этому? По тому, как я трахаю тебя? — вдруг спросил Драко, заставив её открыть глаза, когда пробежался пальцами по влажным складочкам.       — Нет, — сдавленно прохрипела она, елозя бёдрами по простыне, пытаясь насадиться на его пальцы, почувствовать больше. Возрождаться и умирать под его руками, под ним.       — А по чему ещё? — хрипло спросил Драко, поправляя внушительную выпуклость в районе паха.       — Я скучала… по тебе, — ахнула Гермиона, почувствовав проникновение первого пальца.       Драко не спешил торопиться, размывая ощущения, стирая границу между ними, проникая глубже и чаще с каждым разом, но всё равно недостаточно. Этого было мало. Гермиона молебно зашептала что-то бредовое, раскачивая бёдра, подставляя шею под его поцелуи, задевающие все оголённые нервы.       И тогда, вобрав её сосок в рот, Драко добавил второй палец, постепенно увеличивая темп. Мокрые хлюпающие звуки стали лишь сильнее, лёгкий ветерок, пройдясь по потной спине Драко, заставил слегка вздрогнуть.       — Драко, пожалуйста! — вскрикнула она, когда он добавил и третий.       Он сгибал их, задевая особо чувствительные точки, массировал её клитор большим пальцем, по-прежнему осыпая поцелуями всё её тело.       Попытавшись встать, чтобы раздеть его, Гермиона потерпела поражение, снова оказавшись откинутой на подушки. Драко сам снял с себя футболку, одним резким движением откинув её на пол, залитый лунным светом. Где-то во дворе слышался шум машин и приглушённые детские крики, но Малфой слышал лишь её тихие учащённые вздохи, срывающиеся на протяжные стоны, и пружины кровати, скрипящей под ними.       Пряжка ремня звякнула, и Драко, стянув с себя джинсы, подполз к ней ближе, подтягивая за бёдра к себе. С губ сорвалось тихое ругательство. Потому что девушка под ним была абсолютно-чертовски-нереально-восхитительно прекрасна. Её распластавшиеся по подушке волосы, хриплое дыхание, тихие фразы, обращённые лично к нему, и жар, исходящий от её промежности, готовой к тому, чтобы принять его.       — Какая же ты красивая, Грейнджер, — прошептал он, приставляя головку к её входу.       И, не дав ей возразить, поцеловал её, скользнув языком в рот и толкнувшись бёдрами навстречу. Первый приглушённый стон потерялся у него во рту, второй же разнёсся эхом по всей комнате. Он мял её грудь, целовал шею и вбивался в её тело, словно в первый и последний раз.       Драко, на самом деле, не знал, будет ли тот последним. Лишь надеялся, что ещё не раз увидит под собой эту прекрасную ведьму, извивающуюся под ним и просящую ещё больше. Он бы дал ей всё, что она захочет.       Всё, о чём попросит и о чём не попросит.       То, что даже побоится произнести вслух.       Потому что он знал её. Знал лучше всех остальных. Знал её тело, мысли, угадывал фразы, которые она произнесёт дальше, книги, которые захочет обсудить, страхи, планы на будущее, которые так волнуют, не даря покоя.       Толчки его были резкими и совершенно необузданными. Он не мог держать себя в руках, не мог остановиться или замедлиться, потому что для него это было бы всё равно, что сойти с ума. А видеть её закатывающиеся от удовольствия глаза и порхающие веки было сродни выстрелу в голову. Последнему, контрольному, который все мозги превращает в сплошное месиво, смазывая все мысли и оставляя лишь яркий неизменный отпечаток. Чёткий рисунок на обратной стороне век. Гермиона, застывшая во времени и вставшая рядом с ним.       Темп становился с каждым разом всё хаотичнее, и тогда Драко просунул руку в пространство между их телами, находя чувствительную точку и начиная обводить её по кругу, увеличивая скорость вместе со скоростью рваных толчков.       Гермиона цеплялась за его плечи, царапая кожу, вгрызаясь в него зубами, напрягаясь всем телом и впадая в забытье, пока Драко размашисто вбивался в её тело, оставляя заметные укусы и засосы на её теле.       А потом всё вокруг взорвалось, смешавшись в яркую вакханалию, не похожую ни на что из того, что они видели прежде. Калейдоскоп картинок и эмоций, вспыхнувший перед глазами.       Драко оставил поплывший вместе с тонкой струйкой пота поцелуй на её виске, улёгшись сбоку и опустив тяжёлую руку, уже не способную держаться на весу, на её талию.       — Не прогоняй меня больше, — вымученно просипела Гермиона ему в макушку, ероша волосы своим дыханием.       — Никогда больше, — зажмурился Драко, ещё ближе прижимая её к себе.

      ***

      — Говорит, что сегодня познакомит нас со своим парнем, — удивлённо пробормотал Гарри, всё ещё не имеющий понятия, как реагировать на подобные заявления. — Они с Оскаром придут вечером к нам, если ты, разумеется, не против, — прошептал Гарри, оставляя поцелуй на её макушке.       Джинни добродушно усмехнулась, взмахивая палочкой, чтобы вода начала закипать. Слева гремела посуда, моясь. Справа сердито фырчал и шипел на все лады чайник.       — Не против, конечно, — заключила она и, повесив полотенце на спинку стула, повернулась к своему мужу, обвивая руки вокруг его талии и утыкаясь носом в сильную грудь. Зелёные глаза блеснули за стёклами очков, и парень покрепче прижал её к себе, путаясь пальцами в рыжих волосах, ставших на тон темнее со временем.       — Мне всегда казалось, что она… ну, недоговаривает, — шёпотом сказал он. — Что нет никакого Оскара и их совместной жизни, нет ничего счастливого. В нашу последнюю встречу она так пыталась делать вид, что в её жизни всё складывается отлично, что совсем забыла про то, насколько потух её взгляд. Я просто… очень беспокоюсь. Столько наговорил ей тогда…       Джинни заглянула ему в глаза, вкладывая в него всё, что хотела бы сказать, но потом всё же разомкнула губы, слипшиеся из-за сухости.       — Думаю, она понимает твоё состояние, Гарри. Уж не знаю, как там у неё складывается жизнь, — грустно подметила Джинни. — Но нам с тобой остаётся только ждать, когда она сама попросит о помощи, и быть рядом, когда это произойдёт. Мы никак не сможем исправить ситуацию насильно… Как бы нам ни хотелось.       — А что ты думаешь насчёт этого Оскара? — с недовольством спросил Гарри, отводя взгляд в сторону и недовольно поджав губы. Джинни прекрасно знала, какой ответ он ожидал услышать. Тот, что подтвердил бы его мысли.       — Если она… действительно счастлива с ним, то почему бы и нам не радоваться, — пожала плечами девушка. — Кто бы он ни был, сегодня мы увидим его. Я уверена, что всё пройдёт хорошо.       Заразившись её спокойствием, Гарри наконец кивнул, замечая, как легко его жена всё раскладывает по полочкам, искореняя любой намёк на негатив.       Ровно в шесть часов вечера во входную дверь постучали, и Гарри, отбросив газету в сторону, быстрым шагом достиг двери, задержав дыхание. За спиной послышались лёгкие, едва слышные шаги, наученные опытом сидения с едва уснувшими детьми, а потом нежные руки легли на его плечи, позволив выдохнуть.       Наступающее рядом с ней спокойствие позволило слегка повернуть дверную ручку, а потом, когда рука Джинни легла сверху, провернув и шепнув на ухо о том, что всё пройдёт замечательно, дверь наконец распахнулась.       Глаза Поттера широко раскрылись, когда он увидел, с кем под руку стоит всеми любимая и почитаемая Гермиона Грейнджер с играющей на устах улыбкой. Красивое лёгкое, летнее, развевающееся платье малинового цвета, здоровый тон лица, розовые щёки, набранная мышечная масса и сверкающий взгляд.       Ухмылка исказила лицо Поттера, встретив такую же со стороны её парня. Брови Поттера взмыли ещё выше, прежде чем он, отойдя от первичного шока, протянул руку Драко Малфою, чья рука покоилась у Гермионы на спине, и прошептал едва слышно, подмигивая Гермионе:       — Ну, здравствуй, Оскар.