ДИКОСТЬ

part 1: кайрос

Кайрос («kairos», греческий) — идеальный, неуловимый решающий момент, который всегда наступает неожиданно и создаёт благоприятную атмосферу для действий или слов. – Но он же совсем мальчишка… – Арсений, если бы меня интересовали твои советы, я бы так и спросил. Но, мне кажется, что я чётко и ясно дал понять, что от тебя требуется. За большим лакированным столом из темно-красного дуба в высоком кресле, оббитом тёмным бархатом, сидел мужчина в дорогом бордовом костюме. Его идеально начищенные туфли сверкали чистотой и блестели маленькими стальными носами. Каждый раз, приходя «на ковер», Арсений не мог оторвать от них взгляда. Такую необычную деталь мужской обуви он видел только у своего заказчика. Ни один другой мужчина, среди которых время от времени приходилось крутиться наёмнику, не мог похвастаться даже чем-то подобным. Возможно, дело было в непрактичности данной детали – на металле постоянно собиралась грязь, и специальному человеку приходилось постоянно протирать их; а может, никто просто не хотел составлять Хозяину конкуренцию. Ведь человек, сидящий в кресле напротив, был слишком властен, слишком богат и, в чём пришлось убедиться ещё раз, – слишком жесток. – Я вас понял, Станислав Владимирович. – Тогда я не смею тебя больше задерживать. Не желаю видеть тебя раньше, чем на моем пороге будет лежать голова этого пацана. Арсений коротко кивнул, сцепив ладони за спиной в жёсткий кулак. В этом доме приказы не обсуждаются никогда. Даже на службе в армии Попов не ощущал такой тотальной жёсткости. Но что такое служба в армии, а что – работа на самого страшного человека Петербурга? Прямо за спиной наёмника открылась дверь – аккуратный намёк от личных охранников Шеминова, что пора бы покинуть помещение. Арсений взял со стола фотографию с изображением очередного «заказа» и молча вышел из кабинета. Нет, Арсения ни в коем случае нельзя было назвать мягкосердечным. Он не испытывал никаких чувств, работая твердой рукой и без какого-либо сожаления. На его руках была кровь десятков людей. Возможно, если вспомнить Чечню, на которой он успел побывать будучи ещё совсем мальчишкой, – сотни. На своей должности в роли наёмника у Шеминова он был уже почти десять лет. За это время приходилось ни раз устранять конкурентов. Он успел застать самые «тёмные» времена Петербурга – послевоенное время, бандитские разборки «нулевых», всероссийский банковский кризис 2004-го… Да продолжать можно было просто бесконечно, ведь этот человек был не тем, кто старается наладить свою жизнь и существовать мирно. Арсений был ужасным человеком без стыда и совести. Но отчего-то, именно сейчас, когда в его руках была фотография улыбающегося мальчишки, которому едва исполнилось восемнадцать, у него впервые внутри что-то щёлкнуло. Щёлкнуло и подорвалось, как осколочная граната. В этом ребёнке он словно узнал самого себя, только окончившего школу и ещё надеющегося на хорошую жизнь, Арсения Сергеевича Попова. Руки крепко сжимали руль, ведя машину по мокрому асфальту вдоль набережной реки Мойки. Добравшись до педагогического института, Арсений остановил машину, паркуясь прямо напротив парадных ворот. К сожалению, всё складывалось слишком хорошо: людей было мало, припаркованных машин, среди которых его черный BMW с лёгкостью затерялся – много. Никто, проходящий мимо, даже не мог представить, что именно сейчас, именно в это мгновение, рядом с ними планировалось настоящее похищение человека. Попов взглянул на электронные часы, плотно сжимающие запястье – ровно 16:00. Сейчас как раз должен был прозвенеть звонок, после которого, по самому лёгкому расчёту, минут через пять, из института должна была выйти жертва. Нет, сейчас мальчишку никто не собирался похищать – что за вздор! – нужно было проверить все детали, собрать воедино карту его перемещения, проверить на наличие «хвоста» и вообще понять, что там за «кекс» такой. Мужчина опустил козырек, предназначенный для защиты от солнца. На внутренней стороне, рядом с солнцезащитными очками квадратной формы, всунутое наполовину в маленький кармашек крепилось фото «объекта». То самое, которое днём ранее дал ему Хозяин. Арсений снова пристально посмотрел на мальчонку, стараясь запомнить как можно больше деталей, чтобы точно не ошибиться. Но ошибиться, на самом деле, было не так просто. Того, кто ему нужен, Попов узнал сразу… Парень был очень высоким и худым. На нём, словно парус, развивалось чёрное худи, а узкие джинсы, не смотря на своё название, были не такими уж и узкими. Арсений наблюдал, как парень выходит из главных ворот, в сопровождении какой-то девушки. Про себя наёмник отметил, что было бы хорошо узнать, что это за девчонка, поэтому быстро вытащил телефон из кармана и сделал несколько фотографий, наводя кадр максимально близко. Парочка, весело болтая, двигалась в сторону Невского проспекта. Мужчина отпустил их на достаточно большое расстояние и только, когда те начали пропадать из виду, завёл машину. Он отъехал совершенно недалеко – лишь для того, чтобы скрыться от камер, расположенных при институте. Подобрав самое ближнее к перекрестку парковочное место, мужчина остановился и, натянув те самые солнечные очки, быстро вышел из машины. На перекрестке ребята повернули в сторону Адмиралтейства, по пути заглянув в небольшой магазинчик и купив по мороженому. Попов старался двигаться на приличном расстоянии, но благодаря большой толкучке на улице точно не переживал о том, что его заметят. В таком количестве людей можно было потерять даже своего собеседника. Почувствовав, что его точно не раскроют, Арсений сократил расстояние до своей жертвы и шёл уже, практически бок о бок с ними, иногда даже подслушивая части разговора. – …я так устала от этой Свириной. Она меня в наглую топит! – Да ладно, Свинина всех топит. Мне Диман рассказывал, что у нее без мзды никто ещё ни разу не сдавал. – А мне где эту мзду брать?! При моих «ста пятидесяти» в час, я ни то что на взятку ей, так себе на поесть еле наскребаю. – Да я тебе уже сотню раз говорил, Оксан, давай с отцом поговорю, от тебя к себе куда-нибудь устроит. Парочка резко остановилась, и Арсений чуть не врезался в их спины – успел вовремя сменить курс и пройти чуть дальше, остановившись у какой-то вывески с очередными экскурсиями. – Не надо мне подачек этих, Тош. Спасибо, но не надо, – девушка положила руку на плечо парня, при этом чуть отводя его в сторону от бесконечного потока туристов. – Я сама в Питер приехала и поступила, сама комнату сняла, учусь сама и зарабатываю. Всё, что мне нужно от тебя – стакан кофе раз в сутки и пирожное из «любящих». А папу твоего, я вообще всё ещё побаиваюсь… – Да Окс, – протянул парень, поджимая губы и приобнимая девушку за плечи. – Хорошо, как скажешь. Сколько у нас ещё времени? Пойдем, кофе тебе возьму, что ли. Девушка радостно кивнула, и парочка вновь продолжила свой путь по Невскому проспекту. По пути они заглянули в одну из кофеен и вышли через пару минут со стаканчиками кофе. Арсений, стараясь больше не подходить так близко, шёл за ними. Они остановились на Гороховой улице, почти у перекрестка с Адмиралтейским проспектом, у небольшого кафе с простым и лаконичным названием «Сибирь». Поболтав ещё некоторое время и обнявшись на прощание, девушка юркнула в ближнюю арку, скрываясь из вида в глубоких дворах Петербурга. Объект ещё пару минут стоял на улице, копаясь в телефоне. Успел дважды покурить и, ориентировочно через десять минут, уехал на прибывшем такси. Мужчина ещё некоторое время стоял поодаль, пока машина не завернула за угол. Первый день слежки подошёл к логическому завершению. Теперь точно было известно, что у объекта – Антона Шастуна, была подруга – Оксана, которая работала (иначе откуда у неё такая низкая ставка) официанткой в кафе «Сибирь». Такси, на котором уехал парень, явно было из таксопарка – Попов видел через стекло, как тот смотрел карту города перед тем, как тронуться. Последующие несколько недель наблюдений привели к тому, что Арсений точно убедился, что объект жил самой обычной жизнью типичнейшего подростка. Он опаздывал на учёбу, много курил, иногда сбегал с последней пары, общался в институте с небольшой группой людей, играл в «КВН», снова много курил, провожал свою подругу Оксану до работы (а она явно не была девушкой, ведь кроме дружеских объятий между ними не было замечено совершенно ничего), каждый день покупал ей кофе, иногда ходил на тренировку в зал, раз в неделю вечером ходил пить пиво со своими друзьями и опять много курил. Если не знать, что родитель этого мальчика – тот самый бандит Шастун, что в девяностых подмёл под себя целые предприятия, при этом не щадя жизней людей для достижения своей цели, можно было подумать, что в нём нет совершенно ничего особенного. И, проводя каждый день в постоянном контроле за ним, Арсению становилось неимоверно грустно, что именно этого паренька придется «убрать». – Какие новости ты хочешь мне рассказать? – вопрос Шеминова звучал в полной тишине. Кажется, можно было отчётливо слышать, как за окном стучали редкие капли дождя по карнизу. – Я отслеживал цель на протяжении месяца. – Я это знаю, Арсений. Поэтому и задаю вопрос: что ты хочешь мне рассказать? – Станислав Владимирович… Может вы всё-таки смените своё решение? Я могу выкрасть его, упакуем, как надо. Шастун за сына любые бабки отдаст, бизнес. Зачем мальчишку убивать? Он же мелкий совсем! – Арсений старался говорить, как можно спокойнее, но некоторое волнение внутри него всё-таки присутствовало. Говорить «нет» Шеминову было не так просто – уж весьма сильно напрягали два мужика за спиной, которые в любой момент могли спустить курок, если начальнику что-то не понравится. – Ты можешь выкрасть его, а можешь убить. Именно так, как я тебя и попросил, – ручка «Паркер» с золотым наконечником звонко стукнула по столу. – Если же ты не можешь выполнить просьбу, то это будет уже другой разговор. Взгляд тяжёлых тёмно-коричневых глаз устремился прямо в душу Попова. От одного этого чувства хотелось провалиться сквозь землю. – Не могу вот что понять, Арсений. В какой момент ты решил, что мои приказы можно обсуждать? – мужчина наклонил голову, всматриваясь всё глубже. – Если я сказал, что мальчишку надо убить, значит, его надо убить. А знаешь что, друг мой… Я даю тебе две недели на то, чтобы разобраться с мальчишкой. Если к концу октября мне не доставишь его труп – будешь лежать рядом. Не смотря на твой длинный послужной, мне не нужны те шавки, которые оспаривает мои приказы. – Я вас понял, – вновь коротко кивнул Арсений, опуская взгляд на торчащие из-под стола стальные «носы». – Я надеюсь на это. Потому что мне бы очень не хотелось терять такого ценного сотрудника, как ты. План был прост: Арсений настолько хорошо выследил весь маршрут движения мальчишки, что точно был уверен, что сможет подловить его в подворотне, по которой тот ходил каждый день, по пути домой. Там можно было крайне удобно припарковать машину, да ещё и «упаковать» в неё объект так, что никто не увидит. Ни камер, ни прохожих, ни окон. Но «насильная упаковка» планировалась лишь в том случае, если «объект» откажется следовать за Арсением добровольно. А шансов на это было крайне мало, ведь помимо того, что Попов умел хорошо убивать, он мог весьма неплохо вести переговоры, лгать и уговаривать. Мальчишка бы даже не догадался, что всё, что будет – лишь игра, которая рано или поздно приведет к его смерти. Попов остановил машину именно там, где и планировал. Как ожидалось – не было ни одного прохожего. Все окна на стене дома, выходящего во двор-колодец, были замурованы, а то одно окошко, которое было открыто, явно не использовалось уже ни один десяток лет. Сидя в машине, он ждал и, если честно, надеялся, что мальчишка не придёт. Куда было бы лучше, если бы он его упустил. Ну, бывает же, что подросток совершенно внезапно решает пойти куда-то к другу или вообще из дома сбежать – что было бы куда лучше. Однако, господь, молитвы убийцы, видимо, слушать не желал, ибо в скором времени из-за угла появилась знакомая высокая фигура. Всё в такой же черной толстовке и джинсах. Когда парень поравнялся с машиной, Арсений открыл дверь, совершенно спокойно вылезая из неё и облокачиваясь на крышу, с улыбкой глядя на паренька. – Эй, Антон, – парень, услышав своё имя, вздрагивает, останавливаясь. – А меня твой папка послал, – как ни в чём не бывало продолжает Арсений. – Зачем это? – настороженно интересуется подросток, медленно подходя к машине. – А я почём знаю? Сказал: привести куда надо, что предупредил тебя, говорил. – Меня ни о чём не предупреждали. Вы путаете с кем-то, наверное. – Ты, пацан, SMS-ки что ль не читаешь? – закатив глаза продолжает лить в уши наёмник, при этом всем своим видом показывая, как сильно его бесит вся эта затея. Парень тут же полез в карман, доставая из него телефон и открывая сообщение с номера отца, которое действительно повисло в шторке. «Не задавай вопросов. За тобой приедет машина, садись с ним. Объясню всё на месте.» Антон нахмурился, ставя телефон на блок и убирая обратно в карман. По одному его взгляду видно – клюнул. Арсений кивает, обходит машину с пассажирской стороны и открывает переднюю дверь. – Будьте любезны не ослушиваться батюшку. Парень помялся еще с минуту, переминаясь с ноги на ногу, а потом всё-таки прошёл к машине, усаживаясь на приготовленное для него место. – Вот и славненько, – отвечает Арсений, закрывая дверь и возвращаясь на водительское место. Чёрный «BMW» мчался по автостраде, ловко лавируя между встречающимися машинами. Антон долгое время старался даже не смотреть на водителя, чуть ли не показушно отворачиваясь к окну, стараясь переключить все свои мысли на мелькающий мимо пейзаж. По всему его виду можно было с уверенностью сказать, что парень дико переживал: его коленка время от времени отстукивала только ему известный ритм, а пальцы переплетались в настоящие узлы, иногда звеня кольцами друг об друга. – Куда мы едем? – голос юнца звучал робко, Арсений чуть ли не вздрогнул, когда он разрезал звенящую тишину. – На одну базу отдыха, – как можно более спокойно и правдиво ответил мужчина. – Зачем? – Я не обсуждаю приказы. К горлу подступил ком, от которого безумно хотелось разучиться дышать. Мальчишка рядом – ещё совсем дитя. Не смотря на свой почти двухметровый рост, он всё равно был ребенком. Только вырвавшись из школьных стен, парень поступил в институт, завел новых друзей, едва лишь начинал строить планы свою жизнь. Возможно, совсем недавно впервые по-настоящему влюбился, стал наконец-то сам покупать сигареты, гулять где и когда захочется. Его жизнь – совершенно далека от мира, в котором жил и живёт его отец. Этот парень, совершенно не такой человек, как Шастун. Кто знает, может быть он сам это понимает и делает всё, чтобы быть не таким, как тот, кто его породил. Эх, малой… Если бы ты родился в другой семье, то всё бы действительно было в твоих руках. А сейчас, вся твоя жизнь зависит лишь от одного человека, который не может ослушаться приказа. – Мы почти приехали, – вдруг отвечает Арсений, сворачивая с шоссе на узкую длинную дорогу, окружённую высокими соснами. Асфальт здесь – просто убожество. Пришлось знатно снизить скорость, чтобы не разбить всю машину, которая, к слову, стоит немало. Водитель такси в один конец старается не отвлекаться на мальчишку, но его волнение, кажется, начинает превышать допустимую норму. – У меня связь пропала. – На месте будет «вай-фай», – как можно спокойнее говорит мужчина, короткой улыбкой озаряя единственного пассажира. Машина остановилась у «КПП», расположенного у высоких резных закрытых ворот. Антон с интересом разглядывал вход, пока водитель вышел из машины, открывая проезд. Возможно, сейчас у него был последний шанс выбраться из ловушки – пока Арсений не видел, Антон мог бы тихо выбраться из тачки, обойти её и бежать по той самой дороге, куда глаза глядят. Возможно, он бы поймал попутку, уехал обратно в Петербург, добрался до дома и остался бы жив. Но он продолжал сидеть на своём месте, лишь с интересом разглядывая того, кто по легенде, работал на его отца. Антон пытался вспомнить: видел ли когда-нибудь этого человека раньше. Но нет, перед ним тот, кого лучше бы никогда и не встречать. Мужчина вернулся в машину, проехал на территорию базы и вновь вышел, закрывая за собой ворота. Дальше «BMW» двинулся по грунтовой дороге. – Вы не сказали, как вас зовут. – Арсений. Перед ними наконец-то показались здания. База отдыха, на которую наёмник вёз свой «объект», на самом деле была базой отдыха. Вот только, уже давненько не использованную по своему назначению. Это место принадлежало Шеминову. В документах, конечно, были указаны совершенно иные фамилии, но, по факту, владел им именно этот страшный человек. И именно по его приказу Арсений приезжал сюда с кем-то время от времени, а уезжал один. – Пойдем, – ответил мужчина, когда машина остановилась на парковке у одного из зданий. Он вышел со своего места, обходя машину и открыл дверь мальчишке. Тот затушевался на некоторое время, но через мгновение встал, возвысившись над своим похитителем почти на голову. Антон кивнул, идя следом за мужчиной. Вот же он – шанс сбежать. Но мальчишка, кажется, совершенно не думает об этом, либо же просто не хочет. – А отец где? – Должен быть внутри, – бросает в ответ мужчина, открывая дверь и проходя вперёд парня. Тот, словно ведомый неведомой силой, идёт следом. – Подожди тут, – Арсений открывает один из кабинетов, впуская в него юношу и закрывает за ним дверь. Ловушка закрылась. Жертва запуталась в паутине. Арсений не понимает, почему ему настолько не хочется выполнять этот заказ. Всё ведь так просто, и на месте этого мальчишки мог оказаться кто угодно. Он уже кучу раз был здесь, но отчего же решил отойти от прошлого плана? Обычно, жертва понимала, что ей конец лишь только её ноги касались земли. А тут, этот ребёнок сам идет туда, откуда он точно не выйдет. Мужчина заводит руку за спину, доставая из-под ремня, прикрытого кофтой, пистолет. Крутит его в руках, словно вспоминая истинное назначение. Этот заказ слишком жесток. Даже для него. Неужели, чем ближе к старости, тем сентиментальнее он становится? Ну почему этот мальчишка не оказался каким-то ублюдком?! Он не воровал деньги, не избивал слабых, не терроризировал однокурсников. Не было ничего ужасного, за что разум мог зацепиться и оправдать действия наёмника. Все те люди, кого он убивал раньше – были ублюдками. Они сами убивали, насиловали, избивали, шантажировали. Они были уродами во всех смыслах этого слова. Убивая их, мужчина чувствовал над ними превосходство. Чувствовал себя настоящим санитаром леса, который избавляет мир от таких тварей. Но сегодня его «заказ» был совершенно другим. Это был ни в чём не повинный простой Антошка, который хотел жить своей свободной жизнью. Но что было самое страшное, Арсений понимал, что если это не сделает он, то сделает кто-то другой. А этот кто-то был настоящим мясником. Цаи – тот, кто подчищает всех «соскользнувших», если что-то идёт не так. Что ещё более страшное, подчищает он и тех, кто заказ не выполнил. В этом мире криминала, либо ты – либо тебя. Арсений вновь тяжело вздохнул. Как бы он хотел, чтобы этого дня не существовало, чтобы он не брал этот заказ, чтобы не выполнял его столь идеально, чтобы мальчишка испугался левого незнакомого мужика в подворотне, не поверил ему и сбежал. Как бы этого до безумия хотелось. Мужчина перехватил пистолет, снимая с предохранителя. Прикоснулся к ручке двери и… – На колени, быстро! Громкий и резкий крик полностью окутал помещение. Мальчишка, до этого тупо стоящий у стены, разглядывая какие-то фотографии на ней, рухнул на колени со всего своего двухметрового роста. Он совершенно испугано, словно бедная барашка, смотрел на того, кто медленно приближался к нему, ведя перед собой пистолет. Арсений остановился в трех метрах от него и лишь тогда, впервые за всё время, они встретились взглядами. Антона трясло, и он смотрел на своего похитителя, наконец-то понимая, что происходит. Только сейчас он понял, что всё это время он был в лапах настоящего зверя, из которых теперь точно не сможет выбраться. То, как его испуганный взгляд медленно окутывало настоящее отчаяние, было видно издалека. Арсений сглотнул, когда на больших зелёных глазах выступили слёзы. – За что…? – почти неслышно, одними губами произнес мальчик. – Твой отец перешёл дорогу очень страшному человеку, – стараясь как можно более твёрдо, отвечал наёмник. – С помощью твоей смерти его заставят «подвинуться». – Но я… Я ни в чём не виноват… Прошу вас… – Я не могу ничего сделать, тебя уже заказали. – Пожалуйста, прошу, не убивайте!.. – заскулил парень, протягивая трясущиеся ладони к своему похитителю. Арсений дёрнулся на несколько шагов назад. – Я всё сделаю, прошу! Я уеду из города, куда угодно, если надо, я сделаю всё, что вы скажете! – парень тараторил так, словно от этого зависела его жизнь… – Ты пересмотрел тупых фильмов. Не бывает так, что ты хорошо попросил, а я тебя отпустил, – с некоторым рыком в голосе прохрипел Арсений. – Если я тебя не убью, то приказ никуда не денется. Но никто уже не будет сюсюкаться, как я с тобой… Тебя всё равно убьют. А потом и меня. Мужчина тряхнул пистолетом, указывая на дверь. Мальчишка снова вздрогнул, закрывая голову руками. – Вставай и выходи отсюда. Худые ноги тряслись от каждого шага. Мальчишка шёл вперед Арсения, пистолет почти упирался в его спину. Они вышли из здания через второй выход, прошли двор, выходя к резному забору, посреди которого находилась почти незаметная калитка. Арсений достал из кармана ключ, бросая его к ногам мальчишки. – Открывай. Тот, совершенно не слушающимися пальцами старался как можно быстрее открыть калитку. Это получалось у него просто отвратительно. С каждой секундой его дыхание всё сильнее нарушалось, появлялись дикие всхлипы. Арсений дождался, пока дверь откроется. – Ключи оставь в замочной скважине. И иди дальше. Они шли мимо высоких сосен. Антон трясся, время от времени озираясь назад, чтобы проверить своего похитителя. Тот уверено шёл следом, не отставая дальше положенного. Теперь мальчишке некуда было деваться. Даже если вдруг он решил бы бежать, выстрел не заставил бы себя долго ждать. – Арсений…, – вдруг тихо проскулил парень, вновь оглядываясь на мужчину с оружием. – У меня есть деньги, много денег… Отец заплатит вам очень щедро… Если надо, он сделает всё, чтобы вас никто не нашел. Пожалуйста, я прошу вас… Пощадите… Его голос был таким тихим, срывающимся на скулёж, от которого просто хотелось закрыть уши и больше никогда не вспоминать. – Ты не слышал, что я тебе сказал? Тебя всё равно убьют. Даже если это буду не я. Всё, что я могу сделать – убить тебя быстро, одним выстрелом. Если не будешь рыпаться. Кажется, в глазах мальчишки потух последний огонёк. Он опустил голову, закрывая лицо руками, продолжая идти дальше мелким шагом, цепляясь за свои собственные ноги и несколько раз чуть не падая. – Стой, – раздался строгий голос за его спиной. – Подойди к дереву и встань на колени. Антон, еле передвигая ногами, медленно подошёл к одному из деревьев, прижимаясь к стволу плечом. Его тело трясло, всхлипы уже давно перешли в самый настоящий плач. Кажется, мальчик до последнего надеялся, что что-то произойдёт и он будет спасён. Возможно, он верил в то, что Арсений передумает, или что откуда ни возьмись появятся настоящие люди его отца, как в фильме «Сёстры» и спасут его. Что не будет больше страха и выстрел никогда не прозвучит. Что завтра он снова пойдет в институт, встретится с Оксаной, купит для неё любимый лавандовый раф. Что в субботу он всё-таки поедет в Петергоф играть за институтскую команду «КВН» на их очередном слёте. Что вместе с Димкой поедет в Грецию летом, к его родственникам. Что Лёха даст погонять на своей тачке. Что он всё-таки закроет свою первую сессию. Что мама дома снова встретит его крепким поцелуем, напрочь пропитанным его тонким «LD» … Антон старался представить всю свою жизнь, которой, возможно, у него больше никогда не будет. Больше всего в этот момент он ненавидел только одного человека. И нет, этим человеком был не Арсений. Мужчина чётко дал понять – если не он, то придут другие. Он лишь марионетка в чужих жадных и омытых кровью руках. Тем человеком, которого Антон ненавидел большего всего на свете – его собственный отец. Именно из-за него он потеряет всё, что ему было предназначено. И как же сильно сейчас было жалко Оксану… Она ведь не переживёт смерть своего лучшего друга. Больше всего жить хотелось исключительно ради неё. Громкий хлопок прозвенел эхом, окутывая собой весь лес. – Вот так бы сразу, Арсений, – с ухмылкой медленно говорил Шеминов, поджигая толстую сигару, зажатую между пальцев. – Просто и без сожаления. Разве так сложно без пререкания делать то, что от тебя просят? – Прошу прощения, Станислав Владимирович. Больше этого не повторится. – Я знаю, что не повторится, Арсений. Мужчина поднял голову, встречаясь с глубокими карими глазами своего хозяина. На его лице зависла ужасно мерзкая улыбка, от одного вида которой хотелось плеваться. – Мне кажется, что срок твоей службы мне подошёл к концу. Брови наёмника дрогнули, сползаясь к переносице. Мужчина сильно напрягся, поднимая выше нос. Впервые за долгие годы службы Арсений не знал, как реагировать на слова своего хозяина. – Что вы конкретно имеете в виду? – Я предлагаю тебе игру. Если сможешь убить Цая – дам тебе свободу. – А если не смогу? – Тогда Цаи убьёт тебя.

part 2: жуска

Жуска — тревожное состояние, в котором снова и снова прокручиваешь в голове прошедший разговор или диалог, с целью привести аргументы и во всем разобраться. Эстетика главы: https://vk.com/photo-213261982_457239106 — Ты бы повременил с убийством мальчишки, Актёр. Кажется, этот громкий и полностью властный голос окутал весь ближайший лес, отзываясь звонким эхом. Арсений стоял, мелко пошатываясь, крепко сжимая в руках ещё раскалённый после выстрела пистолет. Полные ужаса глаза мужчины блуждали средь деревьев, выискивая лицо того человека, голос которого заставил выйти из тяжёлого транса. И как он только не заметил слежку? Неужели настолько сильно был погружён в свои мысли? Но именно сейчас, прямо перед ним, целясь в его лицо из дробовика, стоял короткостриженый мужчина в квадратных очках с тонкой оправой и чёрном военном обмундировании. Лишь приглядевшись к форме, Арсений понял, что она явно не является ни военной, ни полицейской. — Эмир, дружище, мне кажется, ты его пугаешь, — вновь раздался тот самый голос, который звучал минутой ранее. И этим человеком был кто-то другой. Тот, кого сейчас не было видно. Он звучал с явной усмешкой, и это не могло не вызвать злость. — Арсений, опусти пистолет и брось его куда подальше. Посмотри, что ты уже натворил с этим мальчишкой. Ах, а какие пламенные речи ты задвигал... И, кажется, только сейчас наёмник вспомнил о том, зачем вообще оказался здесь. Встреча с другими бандитами настолько сильно выбила его из колеи, что Арсений не сразу осознал, что буквально в двух метрах от него стоит на коленях человек, от которого ему было поручено избавиться. Мужчина медленно перевёл взгляд на Антона... его испуганные и полные слёз глаза неотрывно смотрели только на своего похитителя. Но этот взгляд — словно загнанная лань, которую не один час преследовал лев, а в самый последний момент, когда когти которого уже впились в тонкую шею, раздался выстрел охотника. Мальчишка сидел на земле, испуганно прижимая к груди костлявые колени в грязных джинсах и что было силы, зажимая плечо, на котором некогда чистая ткань пропиталась багряным цветом. Но мальчик был жив.

Арсений промазал.

Наёмник разжал пальцы, и оружие с глухим звуком упало на жухлую листву. Актёр сделал шаг назад, когда из-за соседнего дерева вышел еще один мужчина — выше него самого чуть ли не на голову: светловолосый, голубоглазый, с кудрявой рыжей бородой. В отличии от первого, который явно имел не русское происхождение, этот создавал впечатление чисто русского молодца, на манер богатыря из древних былин. И глаза у него были добрые, малость даже печальные. Вот только пистолет-пулемет в его руках как бы намекал, что и с ним шутки плохи. Блондин легко выбил оружие из-под ног Актёра. Тот улетел так далеко, что даже Попов удивился его силе. И только сейчас, когда он был безоружен и взят на прицел сразу с двух сторон, перед ним показался тот, чей голос помешал убийству младшего Шастуна. Арсений узнал его сразу. И как только он не догадался, услышав манеру речи говорившего. — Стало быть, узнал меня? — худой мужчина, одетый в тёмное пальто, был известен всем, кто хоть как-то причислял себя к бандитской династии. Он наклонился, поднимая оружие, отброшенное из-под ног наёмника своим человеком. Медленно покрутил его в руках, касаясь ещё не успевшего остыть ствола, и улыбнулся, поднимая взгляд. — Добровольский... — тихим басом ответил Арсений, сжимая челюсть так сильно, что, кажется, можно было услышать, как скрипят его зубы. В мыслях крутились всевозможные варианты развития событий. В какой-то мере Арсений уже успел попрощаться с жизнью — он прекрасно понимал, что находится сейчас в крайне неудачном положении. Добровольский или же «Снежок» по прозвищу(по слухам, он был связан с торговлей кокаином), был такой же дрянью, как и Шеминов. Хотя, в отличии от Хозяина, чаще предпочитал более мягкие пути решения своих дел. «Вёрткий, словно глист» — постоянно твердил Станислав Владимирович, когда тот снова переходил ему дорогу. И правда, впервые увидев врага своего начальника лично, Арсений однозначно отметил изрядную худобу мужчины, впалые щёки, выступающие скулы и удивительно большой нос на таком непропорциональном лице. И двигался он резко, в какой-то степени даже манерно. — А ты, как я полагаю — Актёр. Ам... — он на секунду задумался, стуча пистолетом о свой острый подбородок, словно стараясь что-то вспомнить. — Арсений Попов, точно! — Откуда вы знаете, кто я... — Кто же не знает лучших шавок Шеминова, — рассмеялся мужчина, поправляя короткую чёлку. Он поднял руки, загибая пальцы всё тем же пистолетом, словно насмехаясь над Актёром. — Родился в Омске, в семье простых рабочих; ещё мальчишкой прошёл Чечню; уехал учиться в Петербург и попал под вербовку бандитов. А потом перешёл во владение Шеминова и служишь ему верой и правдой последние лет десять. Добровольский улыбался, словно гордился тем, что знает всю историю Попова. Он наконец-то убрал пистолет в карман, когда его неожиданно отвлек тихий жалобный стон. Бандит обернулся к мальчишке, встречаясь с его испуганным взглядом. — Макар, глянь, что там с этим. — Есть, — коротко ответил бандит-блондин и тут же без промедления шагнул к Антону, даже как-то слишком уж жёстко хватая его за худую руку, выворачивая плечо, чтобы лучше разглядеть ранение. Несчастный вновь задрожал, как осиновый лист, и застонал от боли. Богатырь отвечал коротко и по делу. — Плечо. Пуля прошла навылет. Вроде, ничего не задето. Жить будет. — Перевяжи его побыстрее. А то ещё окочурится от потери крови, вот обидненько будет. Мужчина достал из одного из многочисленных карманов, которые были у него по всей жилетке, плотный бинт, снова разворачивая к себе мальчишку и накладывая плотную повязку, которая уже больше напоминала жгут, чем классический бинт. Антон старался даже не дышать, чтобы не дай б-г лишний раз никого не разозлить. Он до сих пор не мог поверить, что остался жив, ведь буквально пять минут назад он уже успел попрощаться с жизнью и свыкнуться с тем, что останется навсегда в этом чёртовом лесу. А теперь он полностью зависел от людей, которые явно не были лучше того, кто его сюда привёз. Мысль, промелькнувшая у него в голове, пугала ещё сильнее: «А вдруг, они правда еще хуже...» — Вы оба идёте с нами, — весь добродушный манер главного бандита моментально пропал. Голос Добровольского звучал жёстко и требовательно. — Не убиваете сейчас, чтобы пытать потом? — Актёр сам не понимал как, но всё-таки собрал все силы, чтобы задать вопрос, который совершенно не давал ему покоя. — Шеминов меня в свои планы не посвящал — я лишь выполнял его приказы. — Посмотрите-ка, как заскулила собачонка, — в голосе наркобарона вдруг снова появилась ухмылка. — Иди давай, — вдруг подал голос нерусский, вновь тряся перед Арсением дробовиком. Попов сглотнул, поднимая руки на головой, и наконец-то взглянув на испуганного мальчишку. Выглядел он, честно сказать, паршиво. И в какой-то мере Арсению стало за это стыдно. Но что он мог, ведь ему просто нужно было выполнять последний приказ... Добровольский шёл впереди, ступая вальяжно, словно не по непроходимому лесу, а ковровой дорожке. Он всё сильнее казался Арсению слишком странным, нелогичным и слишком радостным в те моменты, когда этого не требовалось. Но причина столь странному поведению раскрылась немногим позже, когда они наконец-то добрались до машины. Пока Арсений вместе с бандитом, которого, кажется, звали Эмиром, ждал, когда из леса выйдут Макар с Шастуном, Добровольский начертил дорожку некого белого порошка прямо на своем телефоне, вдыхая его через нос, даже не беспокоясь о том, что он тут не один. Попов следил за ним исподлобья, стараясь не привлекать внимание. — В багажник их, обоих, — скомандовал бандит, садясь на заднее пассажирское сидение роскошного «BMW». Попов покорно повернулся спиной, когда ему связывали руки и так же покорно устроился в багажнике. Он прекрасно понимал, что сейчас совершенно не в том положении, чтобы даже пытаться как-то выбраться. Всё-таки не с теми людьми он играет, чтобы предпринимать такие глупые попытки — пристрелят и не дрогнут. И, только когда на мужчину свалилось ещё одно тело, Арсений понял крайнее неудобство своего положения. Антона буквально кинули на него сверху и, как Попов не пытался отползти глубже в багажник, получалось максимально не удобно. Конечно, грех было жаловаться — не по частям и то спасибо, но вот именно сейчас, когда над ними захлопнулась крышка багажника, мальчишку стало жалко ещё сильнее. Из-за его роста, который даже превышал рост наёмника, Шастуну приходилось сгибаться буквально в три погибели. А ещё, мужчина даже на расстоянии чувствовал запах крови, которая уже полностью пропитала наложенную бандитом повязку. Мальчишка старался молчать, но его стоны, постепенно становились всё чаще, и Арсений понимал, как тому больно. — Прости... — тихо процедил Актёр, когда машина тронулась с места. — Теперь мы с тобой в равных условиях. Антон ничего не ответил. Возможно, не услышал, будучи сосредоточенным на своих болевых ощущениях, а может, просто не захотел. В конце концов, Арсений прекрасно понимал нежелание мальчишки хоть как-то с ним контактировать — он должен был только что от него избавиться. Смогли ли бы вы в подобной ситуации мило болтать со своим несостоявшимся убийцей? Да и ситуация к общению мало располагает. Дорога до конечного места остановки заняла огромное количество времени. Жаль, что Арсений не мог дотянуться до своих часов, но он бы точно мог поклясться, что прошло не меньше двух часов. А ещё, он точно был уверен, что мальчишка несколько раз терял сознание. Это было ясно по тому, как сильно в какие-то моменты наваливалось на бандита его тело и замолкали стоны. В целом, вся поездка в багажнике представлялась Актёру не самым приятным занятием, и он всячески старался не думать о том, что будет, когда они доберутся до места. В те моменты, когда рёв машины прекращался и из салона доносились обрывки каких-то фраз, наёмник пытался различить хоть что-то, но ничего конкретного расслышать не удавалось. Оставалось лишь гадать, что будет дальше. Наконец-то, когда Арсений собрал своими костьми все кочки, через которые автомобиль, стало быть, пробирался, они остановились. И именно сейчас прежнее волнение, смежное со страхом, снова дало о себе знать. Мальчишка, кажется, полностью отключился, и оставалось надеяться, что не умер — уж слишком не хотелось наёмнику находиться рядом с его трупом. С улицы снова раздались голоса и хлопки дверей. Шаги приближались к самому багажнику, уже через мгновение крышка открылась, и Арсений был вынужден зажмуриться от яркого искусственного света. Тот самый светловолосый бандит, Макар, ловким движением рук перехватил Антона, закидывая его на своё плечо; второй — Эмир, потянул на себя самого Арсения, резким рывком заставляя его вылезти из машины. Всё тело ужасно ломило, и потому ему стоило достаточно больших усилий удержаться на ногах и не свалиться прямо на... чистейший кафельный пол. Только когда до него дошло, что находятся они явно не в тёмном подземелье, Попов огляделся по сторонам. Машина стояла в весьма богато обустроенном гараже, а рядом с «BMW», в которой они приехали, стоял новенький ярко-красный спорткар. — Макар, мальчишку в гостевую и позаботься о том, чтобы он не заляпал мне все простыни. И позвони Греку, пусть приезжает немедленно — за ним должок. Как только Арсений услышал знакомое прозвище, он вздрогнул. Не в этой компании наёмник рассчитывал услышать это имя... Арсения снова прошибло потом, а Добровольский выглядел так, словно был совершенно не заинтересован в том, что происходило вокруг него. Он до безумия спокойно наблюдал за отключившемся мальчишкой и прибывающим в полном ужасе Попове. Видимо, действие кокаина, которым он закинулся сразу, как только они добрались до машины, начало спадать. Либо же, его организм настолько сильно привык к употреблению, что отличить состояние «под кайфом» от обычного, «чистого», было не так просто. — Босс, а с этим что делать? — подал голос чернявый, дёргая Арсения за ноющее плечо. — А этого пока заприте в подвале. Мне нужно подготовится, перед разговором с ним, — Добровольский загадочно улыбнулся, и у Актёра по спине пробежался холодок. Бандит хотел подтолкнуть заложника вперёд, но Попов, собрав последние остатки ловкости, вывернулся, бросив пересохшим голосом «Я сам пойду». Бандит не протестовал. Место, в которое привели Арсения, не было простым подвалом. Оно, скорее, представляло собой настоящий бункер, с решётками на окнах и небольшими комнатками-камерами, словно специально предназначенными для того, чтобы содержать в них одного-двух людей. В одну из таких комнат закрыли и Арсения, предусмотрительно приковав цепью к железной трубе, ведущей к потолку. Буквально через минуту Эмир вернулся, принеся ему пластиковую бутылку воды и, оставив рядом с сидящем на полу мужчиной, снова молча ушёл. К брошенной бутылке наёмник присосался так, словно не пил последние несколько дней. Всё горло пересохло настолько, что ощущение такой живительной влаги причиняло чуть ли не физическую боль. Какие бы ужасы Попову не приходилось видеть на войне и даже на заданиях, которые курировал лично и в числе других людей, ему всё ещё было ужасно страшно от неизвестности, ведь просто невозможно было предугадать, что задумал такой неоднозначный человек, как Добровольский. Одно было ясно на сто процентов: не стоило ожидать ничего хорошего. Шанс того, что сейчас вернётся Добровольский и начнёт свои ужасные пытки, о которых весь бандитский мир Петербурга был наслышан, оставался слишком высоким. Вот только проблема в том, что Арсений для Шеминова на самом деле был лишь простой шавкой, выполняющей приказы, и никаким образом не влияя на их обсуждение. С момента заточения прошло ещё около часа, когда дверь камеры снова открылась и в неё вошел всё тот же брюнет. В его руках по-прежнему было оружие, но и без этого Арсений не стал бы с ним спорить — послушно ждал, пока тот снимал цепь, плотно зацепленную за крепко связанные руки и, когда услышал тихую команду, вышел из камеры. — Куда ты ведёшь меня, кавказец? — хриплым басом протянул Попов, поднимаясь по лестнице на первый этаж. — Я кабардино-балкарец, — коротко протянул Эмир, схватив заложника за плечо и толкая вперёд. — И лучше тебе вопросы свои попридержать. Дом оказался нереально большим. Актёр даже перестал считать повороты и двери, которые встречались им по пути. Единственное, в чём мужчина был точно уверен — этот дом был жилым и, судя по всему, принадлежал самому Добровольскому. Об этом чётко говорил семейный портрет, который Попов заметил в одной из комнат, когда его проводили мимо. На нём, невинно улыбаясь, были изображены четверо человек: сам Добровольский, красивая женщина с небольшими азиатскими чертами лица и двое детей — мальчик и девочка. Но тогда появлялся ещё более интересный вопрос: а зачем наркобарону Добровольскому вести его в самое сердце своей семьи? Они остановились у большой двери, сделанной из цельного массива тёмного дерева. Она была намного помпезнее тех, что вели в другие комнаты в доме. То, что за ней ждал хозяин дома, было само собой разумеющимся. Прямо перед дверью, одетый в чёрный классический костюм, полностью отличающийся от тех, в которых были ребята из машины, стоял мужчина средних лет. — Счастливчика привёл? — усмехнулся тот, что был у двери. — Я с тобой лясы точить не собираюсь, Батруха. К боссу можно? — процедил Эмир, кивнув куда-то за чужое плечо. — Можно, — с мерзкой улыбкой произнёс тот, открывая дверь. — Павел Алексеевич, к вам гости. И Попов оказался в таком же пафосном и вычурном, как и весь дом, кабинете. По центру — огромный стол с резными ножками в форме лап льва, позолоченные у выпущенных в блестящий паркет когтей — первое, что бросилось в глаза. Такое ощущение, словно у этих баронов был какой-то фетиш на странные блестящие вещи. У Шеминова — носы его туфель, у Добровольского — ножки стола. А за ним, лениво перебирая какие-то бумаги, сидел Добровольский. Мужчина явно не терял времени и переоделся. Попов даже не мог представить, сколько стоит его костюм из темного бархата. Потом взгляд перебежал дальше по кабинету: по стенам книжные шкафы с резными переплётами, какие-то явно дорогие картины, зеркала. Как во дворце, чёрт возьми! В самом центре кабинета стоял стул. Выглядел он намного проще, чем всё остальное убранство, но всё равно полностью повторял общий антураж дома. — Попов, я успел соскучиться, — улыбнулся худой мужчина, откладывая бумаги в сторону. — Присаживайся, — он кивнул на пустой стул. — Эмир, развяжи нашему гостю руки. Наверное, они изрядно затекли за то время, что мы добирались сюда. Бандит вытащил откуда-то из-за пазухи нож и одним движением разрезал путы, из-за которых Актёр уже не чувствовал свои собственные запястья. Только когда веревка была снята, он в полной мере ощутил всю ту боль, которая копилась в затёкших руках всё это время и, следом за ней, нереальный кайф от покалывания в кончиках пальцев. — Подожди за дверью, Эмир. Хочу с господином Поповым поговорить с глазу на глаз. Попов рухнул на предложенное ему место. Сил спорить с Добровольским совершенно не оставалось. Да и, если честно, этого совершенно не хотелось. — Извини, конечно, Арсений, что немного жёстко обошлись с тобой, но, сам понимаешь, — безопасность превыше всего. Ну так что, может, хочешь чего-нибудь выпить? Я недавно как раз приобрёл хороший коньячок, что скажешь? Попов лишь неуверенно кивнул, наблюдая за тем, как мужчина быстро поднимается со своего места, плавной и уверенной походкой направляясь к одному из шкафов, заставленных книгами. Лишь только сейчас Арсений заметил, что на одной из полок был устроен настоящий мини-бар — куча бутылок, как в магазине. Выбирай — не хочу. Добровольский взял одну из склянок, сразу за ней два снифтера и, поставив на стол прямо на недавно просмотренные бумаги, разлил по небольшой порции. Один из бокалов Павел Алексеевич протянул Попову, а второй взял себе, тут же залпом выпивая его. — Ух, хорошенький! Не обманул, падла, — словно кому-то третьему, невидимому, ответил мужчина, ставя бокал обратно на стол. Арсений чуть помедлил, но тоже залпом избавился от своей порции напитка. Коньяк обжог горло и на мгновение чуть не вызвал приступ кашля, но всё-таки удержался. — И так, Арсений, — тон мужчины вновь стал максимально серьёзным. — Тебе наверняка интересно, что именно произошло сегодня. Сегодня я и мои ребятки спасли тебя от ужасной ошибки. Этот мальчишка, — он вдруг сделал паузу, указывая пальцем куда-то вверх, через потолок. — Не просто «заказик», который нужно убрать. Он — единственный сынок Шастуна. Ты знал это? Арсений молча смотрел на Добровольского, стараясь даже моргать как можно реже. Молчание затянулось длительное время, и, кажется, хозяин дома был этому явно не рад. Актёр чуть не выронил бокал из своих и без того бьющихся мелкой дрожью рук, когда мужчина громко застучал по своему столу обеими руками — все ручки, пепельница, бокал и даже лампа, вместе со всеми другими предметами, лежащими на нём, затряслись в ужасном танце, и что-то даже звонко упало на идеально ровно выложенный паркет. — Я спрашиваю: знаешь ты или нет?! — Да! — чуть громче, чем следовало бы, ответил наёмник. Но, кажется, Павла Алексеевича даже такой ответ полностью устроил. — Это хорошо... — его тон снова стал спокойным и в какой-то мере даже ласковым. — Так вот, Шеминов попросил тебя избавиться от него, потому что считает, что так сможет проучить Шастуна за то, что тот, по его мнению, перешёл некоторые границы. Но я бы поспорил с данным утверждением. В более ловких руках этот мальчишка может стать куда эффективным оружием. И я могу с уверенностью сказать, что эти самые ловкие руки принадлежат мне, — мужчина сел в своё кресло, откидываясь на спинку и демонстрируя наёмнику свои запястья. Арсений сразу же отметил, настолько тонкие и длинные у него пальцы. и эти руки сейчас чуть не разбили столешницу в неожиданном приступе ярости. Этот человек в целом напоминал змею — худую и ловкую, плетущую какие-то свои козни, обходя лежащие на дороге камни. — А я здесь при чем? — стараясь звучать как можно спокойнее, подал голос Актёр. Добровольский снова улыбнулся, глядя на него чуть ли не с жалостью. — Знаешь ли ты, что Шеминов собирается избавиться от тебя сразу, как только ты вернёшься к нему?.. Словно ножом полоснуло по сердцу. Арсений смотрел на Добровольского, который выглядел так, будто сорвал джек-пот. Как бы Попов не старался выглядеть как можно спокойнее, змеюка чувствовал, что попал в точку. О таком развитии событий наёмник даже не думал. — Он не будет убивать меня — я хорошо выполняю свою работу, — закусывая щёки дальними зумами, цедил наёмник. — Возможно, ты прав, — задумчиво произнёс Добровольский. — А может быть, прав я. Кто знает... Ведь пока ты не вернёшься, это никак не получится проверить, верно? Попов снова напрягся. Он совершенно не понимал, что происходит вокруг него и в насколько ужасную историю теперь он оказался втянут.

***

«...мы инсценируем убийство. Сделаем такие фотографии, от которых кровь будет стыть в жилах даже у такого человека, как Шеминов. От лица мальчишки ничерта не останется. А ты вернёшься к нему с ними и скажешь, что дело выполнено. Если я не прав и Шеминов никак не планировал твоё убийство, просто отойдёшь от дел, как и планировал. Не беспокойся о том, что обман раскроют — я сделаю всё так, что даже лучшие шавки никогда не разведают правду. А ты уедешь в свой Омск или куда ты хочешь, и чёрт там ногу сломит, не то что сучки Шеминова. А если я всё-таки оказался прав... То ты вернёшься ко мне и отплатишь за то, что я тебя спас маленькой услугой. Поверь, мне не нужна твоя вечная служба, как «этому». Я лишь хочу уничтожить его...»

***

Арсений сидел в своем «BMW» напротив набережной Обводного канала, куря уже третью сигарету подряд. Он не мог поверить, что с ним происходит. Было просто невозможно, что, во-первых, он попался; а во-вторых, что согласился на эту опасную авантюру против Шеминова. Мужчина который раз листал в руках фотографии, которые всего несколько часов назад передал ему Добровольский. До сих пор кровь стыла в жилах от одного только выражения лица, когда он вручал наёмнику снимки. На вопрос Арсения, как им удалось сделать такие правдоподобные кадры, Павел совершенно легко ответил, что снимки полностью настоящие. И именно тогда Попов, несмотря на весь свой криминальный опыт, почувствовал себя безобидным и зелёным. На фотографиях, полностью изуродованный, лежал самый настоящий бездыханный труп молодого человека, который, как две капли воды, был похож на младшего Шастуна. И вот сейчас, когда Арсений более-менее пришёл в себя, продумал все слова, которые скажет своему хозяину, было совершенно невозможно заставить себя встать с сидения и пойти туда, где будет решаться его дальнейшая судьба. Но никакого пути назад не могло быть.

***

– Вот так бы сразу, Арсений, – с ухмылкой медленно говорил Шеминов, поджигая толстую сигару, зажатую между пальцев. – Просто и без сожаления. Разве так сложно без пререкания делать то, что от тебя просят? – Прошу прощения, Станислав Владимирович. Больше этого не повторится. – Я знаю, что не повторится, Арсений. Мужчина поднял голову, встречаясь с глубокими карими глазами своего хозяина. На его лице зависла ужасно мерзкая улыбка, от одного вида которой хотелось плеваться. – Мне кажется, что срок твоей службы мне подошёл к концу. Брови наёмника дрогнули, сползаясь к переносице. Мужчина сильно напрягся, поднимая выше нос. Впервые за долгие годы службы Арсений не знал, как реагировать на слова своего хозяина. А еще более ужасным было то, что Добровольский, сука, оказался прав. – Что вы конкретно имеете в виду? – Я предлагаю тебе игру. Если сможешь убить Цая – дам тебе свободу. – А если не смогу? – Тогда Цаи убьёт тебя.

***

Арсений привык жить, оглядываясь по сторонам. С его-то «профессией» это было в пределах нормы. Но никогда раньше мужчина так быстро не гнал по автостраде, стараясь приехать к точке, адрес которой держал исключительно в своей голове. Сейчас надежда была только одна — что за ним нет погони. Потому что плутать узкими проездными дворами, стараясь сбить неизвестно вообще существующую ли слежку, было бы очень опрометчиво в данный момент. Больше всего сейчас хотелось как можно скорее вернуться туда, откуда он уехал некоторое время назад — в логово наркобарона, в тонких и цепких руках которого сейчас полностью была вся жизнь Попова. Добровольский был прав: он знал то, о чём Арсений даже не догадывался. Информация, которой он поделился, была настолько конфиденциальной, что Актёр даже представить себе не мог, кто мог слить её. Значит ли это, что у Добровольского есть шавки даже среди людей Шеминова? Да и вообще, с чего бы Павлу Алексеевичу идти навстречу Попову и предупреждать его о планах хозяина? Было до сих пор совершенно не ясно, почему тот решил удружить именно Попову. Возможно, всё дело в том, что именно ему было приказано избавиться от мальчишки? Возможно. Но почему-то его было просто не убить? Сколько же было шансов, пока он брёл под дулом Эмира — что в лесу, что дома. В общем, в голове созревало огромное количество вопросов, которые хотелось задать лично и как можно быстрее. Машина подъехала к чугунным воротам и остановилась у домофона. Арсений приоткрыл окно, собираясь было что-то сказать, но неожиданно раздался тихий писк, и ворота разъедались в разные стороны, пропуская его машину в богато украшенный внутренний двор. На входе его уже ждал Макар вместе с двумя другими мужчинами, которых Арсений видел впервые. Он вышел из машины, поднимая руки в жесте капитуляции и осторожно подходя ближе. Двое «других» уже держали его на мушке, а бородатый ухмыльнулся, смерив всё тем же немного печальным взглядом. — Павел Алексеевич говорил, что ты быстро вернёшься, но я даже не думал, что настолько, — бандит громко рассмеялся, пропуская наемника в дом. — Проходи, дорогу ты уже знаешь. На удивление, все трое остались там же на входе, пропуская Арсения одного. Благо, память мужчины была достаточно крепкой, от чего он с легкостью нашёл дорогу до кабинета. Там, у дверей, его встретил тот же мужчина в костюме, безоговорочно пропуская к начальнику и даже не подкалывая своими мерзкими фразочками. Вот только Добровольского на своем месте не было. Арсений прошёл к тому стулу, на котором сидел в прошлую их встречу, и устроился, нервно закинув ногу на ногу. Буквально через минуту входная дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет влетел совершенно счастливый и, кажется, нанюхавшийся в очередной раз, Добровольский. — Сколько лет, сколько зим, Арсений! — он обошёл наёмника по кругу, похлопал по плечам и сел на своё место за письменным столом. — Ну что, я был прав? — с улыбкой спросил барон, складывая руки на столешнице и переплетая пальцы в плотном замке. Арсений коротко кивнул. Ему всё ещё было не так просто привыкнуть к такому необычному поведению. Шеминов, в отличии от Добровольского, всегда придерживался какой-то одной линии поведения. Он говорил тихо, спокойно, размеряно... Словно тигр, обходя добычу по кругу, шепча на ушко что-то убаюкивающее, и отходил, позволяя своей шавке воткнуть нож в самое сердце жертвы. А вот Добровольский — полный контраст. Он кричал, сильно жестикулировал руками, улыбался и даже кривлялся в какой-то мере. Арсений, привыкший почти всегда молча соглашаться со своим хозяином, впервые столкнулся с тем, что кто-то подобного статуса старается вывести его на разговор. Попов кивает. — Ну, так может быть, ты хочешь теперь узнать, зачем ты нужен мне? — Арсений кивает снова. Добровольский кривится, недовольно фыркая. — Тебе Шеминов язык отрезал напоследок? — Нет, Павел Алексеевич. Простите, я просто... Худой мужчина, совершенно неожиданно для Арсения, резко переваливается через стол, оказываясь к наёмнику ещё ближе, заглядывая в серьёзные голубые глаза. Его голос опускается так низко, что Попову с трудом удаётся его узнать. Если бы не видел лично, когда бы не поверил. — Шеминов избавляется ото всех, чья сила и значимость начинает превышать его собственную... Он просто боится, что его собственные шавки прокусят руку, которой он кидает им мясо...

***

Как только Арсений вошёл в комнату, лицо мальчишки вытянулось в гримасе полнейшего ужаса. Антон до сих пор не мог забыть, как этот человек собирался убить его. Мальчик, выросший в полном вакууме, до встречи с Арсением совершенно не знающий, что вокруг него может происходить что-то настолько ужасное, просто до сих пор не мог свыкнуться с тем, что его жизнь никогда не будет прежней. В его голове, самое страшное, что могло с ним произойти — отравление дешёвым алкоголем или неудачный приход от смешанной с химией травки. Но никак не похищение, попытка убийства, а потом все эти люди, которые выглядели так, словно вышли из очередной серии «Улиц разбитых фонарей». Плечо, боль в котором была настолько сильной, что не помогало даже обезболивающее, которым заботливый бритый доктор обколол всю его руку, снова напомнило о себе, как только он встретился с голубыми глазами, цвета ледяного океана. Антон в полном ужасе смотрел на своего убийцу и просто не верил, что остался жив после встречи с ним. А ведь если бы не Павел Алексеевич, он бы сейчас точно гнил где-нибудь в глубокой могиле, всё в том же лесу. — Антося, что за взгляд? — голос Добровольского, который вышел из-за спины наёмника, мгновенно вернул к реальности. — Ой, да не смотри ты на него так, — ещё более ласково произнёс мужчина, проходя в комнату и садясь на кровать рядом с сидящим на ней испуганным Шастуном. — Арсений просто выполнял приказ своего прежнего хозяина. А сейчас правила игры изменились, и теперь Арсений выполняет мои приказы. Добровольский провёл ледяной и потной ладонью по лбу мальчишки, убирая в сторону его спутанную и изрядно отросшую кудрявую чёлку, и широко улыбнулся. — А мой приказ сейчас только один — сделать всё, чтобы с тобой, мой мальчик, всё было в полном порядке. Я надеюсь, что вы забудете все свои разногласия и сможете подружиться, — ещё более испуганный и полный непонимания взгляд Антона устремился прямо на Добровольского. Тот покачал головой, словно разговаривал с детсадовцем. — И даже не думай отнекиваться. Арсений — хороший боец, меткий стрелок и честный человек. Если он дал мне обещание помочь сохранить тебе жизнь, он его выполнит. Вот только прямо сейчас вернуть тебя домой мы пока не можем, поэтому придется чуточку подождать. Добровольский поднялся с кровати, поправляя свой бархатный пиджак. Он снова посмотрел на Арсения, который мялся в дверях. — Только жить вы будете не здесь, а на специальной квартире. Не хочу, чтобы вы мне лишний раз перед глазами мотались. Собирай вещи, Шастун. Ах да, Арсений, с машиной своей можешь попрощаться. Пусть пока у меня в гараже постоит до лучших времён. Антон медленно поднялся с кровати, держась за своё плечо. — Павел Алексеевич... Мне нечего собирать, — тихо, почти шёпотом ответил парень. — Ну, тогда пойдём прямо сейчас, — ещё более радостно ответил Добровольский, махнув за собой рукой.

***

Арсений забрал из своей машины всё, что только могло ему пригодиться — из бардачка блокнот с записями и номерами телефонов (оба телефона, которые принадлежали Антону и Арсению, пришлось отдать людям Добровольского с целью последующего уничтожения), с заднего сидения прихватил свои тёплую куртку и худи, из багажника вытащил свою сумку с вещами и рюкзак Антона. Худи он сразу протянул мальчишке, потому что тот дрожал как осиновый лист, и уже через десять минут они оба сели в тонированную машину, за рулём которой сидел тот самый мужчина в костюме, которого Эмир назвал Батрухой, что стоял у двери кабинета Добровольского, и направились к новой жизни, в которой им придётся выживать вместе. Квартира, которую Добровольский выделил для жизни своих подопечных, оказалась в старом доме на Васильевском острове. Арсений прекрасно знал этот район и потому прекрасно понимал, куда именно их привезли. Дом, в котором им придётся жить, населяли в основном всякие маргиналы, но большинство квартир были пустыми — их жильцы либо съехали, либо умерли. Повезло, что квартира, которая досталась им, была не такой ужасной, как подавляющее большинство. Три комнаты, свой санузел и кухня; окна, выходящие одновременно во двор и на торец дома, выходящий на проезжую часть. Около одного из окон — пожарная лестница — хороший план для возможного отступления. Комнаты хоть и обустроены старенько, ещё по-ленинградски, зато вся мебель имеется и даже плотные шторы на окнах, чтобы не выдавать появление новых жильцов. — Павел Алексеевич сказал, что врач придёт завтра с утра. Он принесёт лекарства мальчишке и продукты. Все просьбы и передачки исключительно через него. А сегодня питаетесь этим, — мужчина протянул Арсению полупрозрачный пакет, в котором явно только что купленные хлеб и докторская колбаса. Попов протянул пакет маячившему рядом мальчишке и кивнул в сторону кухни, чтобы тот разобрал продукты и наконец-то оставил взрослых наедине. — И еще кое-что, — снова продолжил мужчина. — Надеюсь, ты знаешь, что с этим делать. Он достал из внутреннего кармана своего пиджака пистолет и протянул его Попову. Тот ловко выхватил оружие из рук и прокрутил на указательном пальце, открывая магазин и проверяя количество патронов — полный. — Стрелять только в самом крайнем случае — если кто-то целится мелкому в затылок. Старайтесь быть тише воды, ниже травы — это точная формулировка Павла Алексеевича, которую он попросил передать. А ещё, напоминаю, что пездюка ты защищаешь ценой собственной жизни. Уж не облажайся, а то Добровольский будет в гневе. А я бы не рекомендовал тебе видеть, какой он бывает, когда что-то идёт не по его плану. — Понял. — Вопросы остались? — Тебя как звать? — Тимур Тахирович, — усмехнулся мужчина, важно поправляя ворот своей кипельно белой рубашки. — Ну всё, бывай. Попов кивнул, выпуская мужчину из квартиры. Как только дверь захлопнулась, провернул оба замка и проверил, закрылось ли. Сразу следом быстро и неимоверно ловко поставил оружие на предохранитель и спрятал его за пояс, накрывая сверху своей футболкой, и повернулся в сторону гостиной. По прямой от него, придерживаясь за круглый стол советской модели, стоял мальчишка, всё ещё испуганно глядя на своего спутника. — Я убрал продукты... — Ну молодец.

***

— ...к окнам не подходи; двери никому не открывай; телевизор смотри только на минимальной громкости; на телефонные звонки даже трубку брать не смей. Связываться ни с кем даже не думай. Для всех сейчас ты умер. Если появится информация, что ты зашёл в хоть какую-то социальную сеть, то вся история, которую так заботливо придумывал Павел Алексеевич — пойдет по одному месту. Пока не будет никаких распоряжений от Добровольского — никакого самоуправства. Во всем слушаться меня. Беспрекословно. Если скажу ползти — ползёшь; скажу плясать — пляшешь. Если скажу заткнуться и свернуться калачиком под кроватью, то ты как хочешь, хоть в три погибели свернись, но чтобы из-под кровати и пятки не торчало. Всё понял? — Да... — голос Антона дрожал. Попов кивнул в ответ, глядя на испуганного мальчишку. — Ты боишься меня? Антон молча кивнул, ещё сильнее сжавшись на табуретке. — Не бойся. Павел Алексеевич верно сказал: я не мог ослушаться приказа. Сейчас мне нет никакого смысла причинять тебе вред. Давай, не дрейфь! Сейчас взрослые дяденьки уладят свои дела, и отправишься домой к мамке с папкой, — Попов резко встал из-за стола и подошёл к плите, которая стояла тут, кажется, с самого момента постройки дома, и выглядела, к слову, соответствующе. — Есть хочешь? Мальчишка снова вздрогнул, но очень быстро закивал. Кажется, только сейчас он вообще вспомнил о существовании своего желудка, который, такое впечатление, что уже полностью прилип к рёбрам с внутренней стороны организма и ссохся до размера горошины. — Хочу. — Разносолами нас не балуют, но как-никак, еда и в Африке еда. Арсений открыл один из ящиков, висящих на стене. Покопался в нём, гремя кружками и какими-то блюдцами, пошуршал зачем-то заткнутыми между посудой, пакетами. Выбрал самую чистую на вид ёмкость и поставил на стол перед мальчишкой два гранёных стакана. Потом ещё чуть помедлил, снова взял их, быстро сполоснул под проточной водой — якобы это поможет добавить им хоть немного чистоты, и поставил обратно. Благо, в одном из ящиков нашёлся чай. Правда смотреть дату изготовления совершенно не хотелось — судя по слою пыли, который находится в квартире буквально везде, можно было предположить, что не жили здесь как минимум несколько лет. Мужчина быстро поставил кипятиться чайник, из принесённых продуктов соорудил бутерброды. Перед мальчишкой положил целых четыре, ибо тот и правда выглядел слишком голодным. Складывалось впечатление, словно он не ел как минимум неделю. А себе сделал в половину меньше — кусок еле лез в горло. А вот чай оказался очень даже кстати. И, если не думать, что по этим чайным пакетикам могло бегать... да что угодно, было достаточно сносно.

***

Первый день на тайной квартире выдался самым сложным. Оказалось, что у Шастуна дико болит плечо и тот не может думать ни о чём, кроме как о нарастающей боли. Однако, ничего, кроме просроченной «ношпы» в доме не оказалось, а выходить из квартиры, даже в аптеку, было строго-настрого запрещено. В общем, мальчишку пришлось уложить в постель и вкинуть в него несколько таблеток сразу, наивно надеясь, что это хоть как-то поможет. Но, пока Антон корчился в спальне, изображая подобие сна, у Арсения было достаточно времени, чтобы разведать всю возможную информацию про то место, в котором им придётся существовать. Таким образом, разбирая альбомы, всевозможные блокноты и документы в одном из книжных шкафов, что стояли в гостиной, стало известно, что раньше квартира принадлежала бабульке-блокаднице, которая умерла лет «цать» назад. А потом, её квартиру унаследовал внук-алкаш, который и пропил столь дорогое имущество буквально год назад (если судить по газетам, дата последних и совпадала с выводами Попова), и с тех пор квартира стояла нетронутой. Каким образом она попала во владения Добровольского — загадка, в которой, если честно, совершенно не хотелось разбираться. Арсений просто старался не думать над тем, что происходило в этих стенах до того, как квартира потеряла своего хозяина... Хотя, слоило отдать должное — она практически не создавала впечатление бывшей в употреблении алкоголика и почти полностью сохранила антураж бывшей хозяйки, хоть и не сохранила никаких ценностей. Ближе в полуночи, Шастуну становилось всё хуже. Мальчишку постоянно бросало в жар, и пот стекал с него сплошным потоком. Попову пришлось вспомнить всё, чему его учили в армии: нашёл самую чистую тряпку в доме (даже сполоснул её с содой, которую нашёл на кухне), набрал таз холодной воды и буквально каждую минуту протирал лицо несчастного, сталкиваясь с его совершенно обезумевшем взглядом. Именно сейчас Антона было настолько жалко, что в какой-то момент Актёр был готов наплевать на запрет Добровольского и всё-таки быстренько добежать до соседней аптеки... Но, к счастью, всё закончилось так же быстро, как и началось. Шастун наконец-то уснул, крепко сжимая в своих длинных руках огромную перьевую подушку. Попов улёгся на диване в гостиной, ещё около получаса глядя в маленькую щёлку между плотных штор, в которую проглядывал свет фонаря. Он совершенно не мог представить, что вся эта история с его последним, как хотелось, заказом, обернётся столь страшной историей.

***

Утро началось в девять утра от неожиданного звонка в дверь. Попов вскочил с кровати, хватая пистолет, что всю ночь провёл под подушкой. Как можно тише передвигаясь по старинному паркету, он прильнул к входной двери, вглядываясь в маленький глазок. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть в мутном стекле знакомую лысину. Наёмник спрятал оружие за пояс и быстро открыл дверь. — Долго открываете. Не ждали, что ль? — Позов... Врачом, которого прислал Добровольский, оказался тот самый Грек, которого Арсений знал достаточно близко. Он быстро закрыл за ним дверь, всё ещё не веря своим глазам. — Что зыришь так, словно призрака увидел? — мужчина протянул Актёру полный пакет продуктов, снял со своего плеча сумку и следом за ней, вешая одежду на вешалку в прихожей, чёрное пальто. — Ты же, блять, клялся, что больше в бандитских разборках не участвуешь... Что у тебя жена, дети... Какого чёрта я узнаю, что Добровольский тебя к Шастуну приставил?! — Арсений закипал, сжимая пальцы, крепко держащие шуршащий целлофан. — Я правда хотел это закончить, Арс. Но сам понимаешь, что быстрый уход — это только могила. А я помирать пока не намерен. Слушай, давай я сперва сделаю то, зачем пришёл, а потом уже поговорим. Иди продукты разбирай. Надеюсь, ты не разучился варить кофе? И Позов, совершенно игнорируя негодование наёмника, взял свою сумку и пошёл по квартире в поиске больного. Мальчишку он обнаружил сразу, в первой же комнате, словно знал, где его искать. Антон проснулся от звонка в дверь, хоть с кровати и не поднялся, полулёжа на ней и испуганно глядя на пришедшего. — Давно не виделись, Антошка, — улыбнулся мужчина, присаживаясь рядом с ним. — Как чувствуешь себя? — Рука болит... — выдавил из себя парень, до боли прикусывая губу и не поднимая уставшего взгляда. — ...у него ночью была лихорадка. Еле сбросил ледяной водой, никаких лекарств нет, — раздалось откуда-то из-за спины. Антон мгновенно встрепенулся и, кажется, сильнее вцепился в надетую на себя чужую кофту. — Так, Арсений, оставь нас и иди кофе вари, — строгий голос Позова всё-таки смог заставить наёмника покинуть помещение, при этом достаточно тихо прикрыв за собой дверь. — Пугает он тебя? — спокойно спросил врач, помогая Шастуну снять рукав худи. — Ага... — честно признался несчастный. — Бывает. Меня тоже пугал раньше. Так, ну, давай, показывай, что там у тебя, — и Грек принялся за осмотр ранения.

***

— ...повезло, что ничего лишнего не задел. А так, просто нужно время и постоянное лечение. Пострадает ещё недельку-другую и придёт в себя. А вот что делать с тем, что он боится тебя до безумия — я не знаю, — Позов поставил маленькую чашку с ароматным горьким кофе на грязный стол. — Я вот чего не понимаю... Какого чёрта здесь именно ты? — наёмник поднял на Грека суровый взгляд, буквально просверливая его насквозь. — Насколько я помню, в последний раз ты клялся Шеминову в вечной службе... — Некоторые вещи меняются, — легко ответил врач, поглаживая подбородок, покрытый короткой щетиной. — Насколько помню я, ты тоже служил ему верой и правдой, сколько я тебя знаю. — Шеминов натравил на меня Цая. Глаза Грека округлились, чашка чуть не выпала из онемевших пальцев. — ...что он сделал?! — Натравил Цая. — Это я услышал. Что ты такого сделал, что он решил столь радикально избавиться от тебя?! — Видимо, срок службы подошёл к концу. Такое случается, — Арсений поднял свою чашку, которая, кажется, когда-то давно была частью очень дорогого сервиза, и сделал небольшой глоток. — А вот от тебя Шеминов не стал бы просто так отказываться. — Пришлось немного поиграть на обоих полях. Арс, Шеминов бы не отпустил меня просто так. Поэтому, пришлось принять некоторые предложения Добровольского. Если бы не он, то Катя с детьми уже бы точно... — Дим, — голос Арсения стал тише, мужчина старался заглянуть в самую душу. — А если он узнаёт? — Не узнает. Моя семья под личной охраной Добровольского. Многие могут такому только позавидовать. Я не лезу в его планы, поэтому не знаю, чего именно он хочет. Хотя нужно быть идиотом, чтобы не знать, что он хочет убрать Шеминова с дороги. Да и знаешь, в сущности, ничего страшного, в отличии от тебя же, я не делаю! Просто лечу некоторых людей, которых попросит Павел Алексеевич. Поставить мальчишку на ноги — моё последнее задание. А потом я уеду в Воронеж к Кате и детям. И смогу зажить нормальной жизнью. Арс, — он снова сделал небольшой глоток кофе. — Тем, кто ступил на этот кровавый путь, рано или поздно приходится платить по счетам. В моём случае, этот счёт не столь велик, и я его уже почти выплатил. В конце концов — я врач. Я давал клятву Гиппократа и должен лечить несчастных. А то, что чаще всего эти несчастные не самые благочестивые люди этого мира, для меня, в сущности, ничего не меняет. Все имеют право на жизнь. Мужчина сделал небольшую паузу, глядя куда-то за тонкую шторку на окне. Арсений пытался переварить всю информацию, которую вывалил на него старый знакомый. — ...и пора бы мне уже идти, а то засиделся тут у вас. Ты это, Арс, не забывай кормить мальчишку, а то его, того и гляди, ветром сдует. Давай, поиграй в хорошего папочку, — Грек ухмыльнулся, вставая со своего места и ставя пустую кружку в грязную раковину. — Да и прибрался бы ты тут. Павел Алексеевич всё равно раньше, чем через месяц, вас отсюда не выпустит. Я приду завтра после обеда. Принесу кое-какие лекарства, будешь уколы мальчишке в задницу колоть. Тебе надо что? — Принеси сигарет. И побольше.

part 3: энуэмент

Энуэмент — горькое чувство, когда хочется вернуться в прошлое и поделиться с самим собой советом или полученным опытом. А ещё, мне подарили шикарный арт к данной работе! Вы только гляньте, какая красота у нас теперь есть: https://t.me/ne_nudi/2337 После ухода Позова, Арсений ещё некоторое время просидел на кухне. Он пытался собрать мысли в своей голове хоть в какое-то подобие плана, который помог бы понять, как ему дальше сосуществовать с этим мальчишкой. Как назло, сейчас в его голове была настолько глубокая пустота, что чёрная дыра в далеком космосе могла бы только позавидовать. Арсений понимал, что и без того постоянно меняющаяся жизнь, которая раньше хотя бы как-то создавала видимость какой-то стабильности, теперь превращалась в самый настоящий цикл вечно меняющегося нечто, на которое он совершенно не мог повлиять, даже самую малость. Теперь его жизнь полностью зависела от того, что ему скажет Добровольский. А его, в отличии от того же Шеминова, Актёр ещё совершенно не знал и даже не мог предугадать, куда может повернуть его сумасшедший план. Попов до конца не представлял, как Павел Алексеевич собирается вернуть сына Шастуну, да так, чтоб о том, что мальчишка жив, не узнал никто лишний и информация не добралась до ушей Шеминова. Поэтому сейчас Попову оставалось только одно — свыкнуться с ролью няньки и постараться сделать так, чтобы мальчишка как можно скорее пришёл в своё нормальное состояние и не поехал кукухой, находясь в одной квартире с человеком, который совсем недавно был готов лишить его жизни. А ещё, очень хотелось надеяться, что Антон — не такой глупый мальчик, каким кажется на первый взгляд, и на полном серьёзе понимает опасность своего положения и не попытается сбежать от Попова в первый удачно подвернувшийся момент. Ибо если Арсений его упустит, Добровольский точно не погладит по головке и ни о какой свободе речи точно быть не может. Но был ещё один момент, не дававший покоя: Арсений не знал, как вести себя с подростком. Он и воспитание детей — слишком далёкие берега очень широкой реки. Оставалось действительно надеяться на то, что Шастун будет вести себя адекватно и максимально собранно, если это будет требоваться. И всё-таки даже если они не «приживутся», как бы сильно не хотелось бы сбежать — нельзя. Никому нельзя. Ни Антону, ни Арсению. И вообще, единственная связь с внешним миром — врач, благодаря которому они будут получать и продукты, и медикаменты, и сигареты. А вот о том, что мальчишке нельзя дать подзатыльник, никто ничего не говорил! Поэтому, в случае чего, можно будет применить лёгкое рукоприкладство и надеяться на то, что тяжкое не понадобится. Попов поднялся со своего места, проходя в спальню, где на кровати лежал свернувшийся в калачик мальчишка. Его острые коленки, обхваченные длинными руками, упирались прямо в подбородок. Стоило Арсению показаться в дверях, как тот резко вскочил из удобной позы, отползая как можно дальше и прижимаясь спиной к стене. Его взгляд, снова ужасно испуганный, не мог оторваться от наёмника. — Может уже перестанешь пялиться на меня так? — строго спросил мужчина, опираясь плечом на косяк двери. — Ты не сможешь весь месяц бояться меня. Плечо болит? Антон быстро закивал, всё ещё не выдавливая из себя ни одного слова. Арсений обратил внимание на его пальцы — только сейчас он заметил на его руках несколько колец. Обычные железяки, которые тот нервно перекручивал пальцами. Удивительно, как после всего, что ему пришлось пережить, они не слетели и не потерялись где-нибудь в багажнике у Добровольского. — Обезболивающее надо или перетерпишь? — Дмитрий Тимурович сказал, что лучше потерпеть. А то может быть привыкание. — Ну как знаешь. Тогда иди есть. Арсений сделал шаг назад, отступая от двери в тьму коридора, следя взглядом за Антоном. Как только тот начал подниматься с кровати, наёмник двинулся обратно на кухню. Быстро достал из старенького трясущегося время от времени холодильника, выкладывая на кухонный стол пару сырых яиц и уже частично съеденные со вчерашнего дня кусок колбасы и хлеб. — Готовь, — кивнул он на продукты, зашедшему следом Антону, а сам уселся на табуретку, перед которой ещё стояла недопитая кружка кофе. — Надеюсь, плиту от спичек зажигать умеешь? — Умею, — тихо ответил Антон, подходя к плите и доставая из коробка одну спичку, предварительно потряся его, проверяя их наличие. Он достаточно ловко зажёг плиту, поставил на конфорку старую чугунную сковородку и хотел уже было налить на неё масло, но Арсений резко прервал его, от чего мальчишка вздрогнул так сильно, что чуть не разлил на пол всю бутылку. — Прокали сковородку сначала. Чёрт знает, сколько она тут стоит. Антон снова кивнул, стоя перед плитой и ожидая, пока прокаливание займёт достаточно времени и, следовательно, чтобы снова не получить от наёмника. Слишком уж его громкий голос и грозный вид пугали. Совершенно внезапно было сейчас услышать от наёмника «теперь лей». Масло мгновенно зашкворчало на раскалённой сковороде, и дальше готовка прошла без неприятностей. Арсений смотрел за тем, как мальчишка жадно поглощал свой долгожданный завтрак, и не заметил, как провалился в глубокие мысли. Мужчина с грустью вспоминал свою родную квартиру. Скорее всего, Шеминов уже устроил там самый настоящий обыск и разгромил всё, что только можно разгромить. Было и дебилу понятно, что после резкого исчезновения, он будет искать свою сбежавшую игрушку повсюду. И, конечно, будет ужасно злиться, осознавая, что всё идёт не по его плану. Да, если бы не Добровольский, Попов бы точно попался Цаю в течение ближайшего времени. А может, тот уже ждал на квартире, ещё только когда Арсений возвращался к Шеминову, в полном, как тот рассчитывал, незнании. Но ему даже никогда не придёт в голову, что Арсений может прятаться под крылом у Павла Алексеевича — совершенно неожиданного для подобной роли человека. — ...вы меня слышите? — тихий и неуверенный голос Антона буквально выдернул из раздумий. Арсений вопросительно посмотрел на него. — Чего г-ришь? — Я спрашивал, могли бы вы рассказать мне, что происходит... Попов ухмыльнулся, почёсывая бороду. Эх, мальчишка, ты даже не представляешь, что происходит. И, даже если Арсений тебе это расскажет, вряд ли ты в это поверишь. Попов задумался о том, стоит ли Антону знать всю ту информацию, которой располагает он сам? Может быть незнание спасёт его от некоторых последствий, которых точно не получится избежать? Папочка дома в любом случае устроит сынку самый настоящий допрос с пристрастием. — Ты вляпался в разборки опасных дяденек, — не без издёвки в голосе ответил мужчина, допивая до дна свой уже полностью остывший кофе. — А если на самом деле?.. — А я тебе и не вру. Но уверен ли ты, что информация тебе чем-то поможет? Может лучше жить в неведении дальше? Арсений не заметил, как перегнулся через весь стол, ткнув пальцем прямо в грудь мальчишки, от чего тот снова испуганно задрожал, опуская голову и глядя на тот самый палец наёмника. От такой реакции Актёр просто не мог не улыбнуться. Он встал со своего места так же резко, как и двинулся на Антона, оставляя его в одиночестве. — Оставаться нам тут с тобой надолго, — раздался его громкий голос уже из ванной комнаты. — Так что доедай и начнём уборку. Я не хочу жить в этом говне. Сразу следом раздался звук льющейся воды, и Антон сообразил, что, судя по всему, мужчина набирает воду куда-то в таз или иную ёмкость. Мальчишка постарался закончить свой завтрак как можно быстрее. Подхватил со стола свою тарелку и чашку сопроводителя, поставил всё в раковину и, помедлив минуту, ища хоть какое-то моющее средство и не найдя ничего, кроме соды, принялся мыть посуду. Всё последующее время оба провели в уборке. Антон, кажется, даже немного перестал бояться Арсения и, похоже, отвлёкся от боли в плече. Несмотря на то, что в первое время ему была некомфортно двигать им, со временем это прошло. Либо же Антон привык к этому ощущению и перестал обращать на него внимание. Спустя пару часов они уже могли нормально коммуницировать между собой, обговаривая что и куда стоит положить, а что вообще лучше выбросить куда подальше, чтобы даже перед глазами не мельтешило. Шастуну пришлось взять на себя уборку всех самых высоких мест в доме — забрасывать хлам на антресоль, протирать шкафы и всё подобное. А в какой-то момент, когда на Антона чуть не завалилась стопка старых журналов, зачем-то лежащих наверху шкафа вперемешку с какими-то пустыми коробками, Попов искренне смеялся над его лицом и ситуацией в целом. Казалось, что именно в это мгновение между ними пропало всё прежнее напряжение. Если то, что между ними происходило, можно было назвать напряжением. — Я кое-что нашёл! — раздался голос Антона, который, к удивлению Попова, звучал громче и увереннее, чем раньше. Попов поспешил к нему из ванной, где занимался протиранием зеркал и, неожиданно для себя, увидел мальчишку, стоящего на высокой табуретке, рядом с последним по счёту книжным шкафом, прямо под самым потолком с пыльной бутылкой вина в руках. — Закрытая! Наёмник улыбнулся, смерив его взглядом. — Не урони, а то это будет весьма печально. — Храню, как зеницу ока! Антон спрыгнул с табуретки, действительно достаточно крепко держа свою находку в руках, и подошёл к Арсению, протягивая трофей. Попов быстро перехватил её из чужих рук и вчитался в этикетку. — Грузинское. Не самое дорогое, но неплохое по качеству. В принципе, если оно не испортилось за годы, то можно и выпить, — мужчина покрутил бутылку в руках, ища дату разлива. — А что с ним может стать? — Скиснет. Ну, если что, ты это сразу поймешь. Так, срок годности превышен лет на пять, но, надеюсь, это не проблема. — Откуда вы так разбираетесь в винах? Арсений поднял взгляд, встречаясь с глазами мальчишки. Тот выглядел совершенно спокойно и, если бы Попов не был в курсе, в каком состоянии он был всего часов шесть назад, никогда бы не поверил. Складывалось впечатление, что Шастун младший мог легко переключаться между состояниями и адаптироваться к тому, что происходит вокруг него. А это, несомненно, был весьма большой плюс. Может быть, проводить с ним время здесь будет не так уж и тяжело, как казалось раньше. — Жизненный опыт, — коротко ответил Арсений, разворачиваясь и неся бутылку на уже полностью отмытую кухню. — Заканчивай с гостиной, а я пойду ужин готовить. Сегодняшний ужин не изобиловал разносолами. Арсений готовил исключительно основываясь за том, что еда — лишь средство поддержания жизни и нечего там выдумывать. В меню всё самое простое: варёные макароны и пара котлет, которые, к слову, даже оказались не такими плохими, как того ожидал Актёр. Стоило отдать должное Греку — он покупал нормальные продукты и на него точно можно было положиться. А вот на «сладенькое» у них было красное сухое. Арсений открывал его ножом, потому что просто нигде не смог найти штопор, но, судя по тому, как ловко у него это получилось, подобное приходилось проворачивать ни раз. И вот, как только пробка проскользнула внутрь, он прижал бутылку к носу, под пристальный и взволнованный взгляд Антона. — Не испортилось, — с лёгкой улыбкой подвёл итог мужчина, разливая тёмно-алый напиток по двум, совершенно разным между собой, бокалам. — Приятного аппетита, — коротко ответил Антон, приступая к ужину. В ответ Арсений кивнул и сделал первый глоток.

***

Арсений старался пить, как можно меньше и медленнее. В какой-то момент даже подумал разбавить напиток простой водой — была бы весьма хорошая идея, но отчего-то со своего места не поднялся. Мальчишка пил быстрее него, но, кажется, что его вино практически не брало. Видимо, возраст имел какой-то вес в этом вопросе. А может, виновата усталость и ужасная тревожность, которые совершенно не хотели отпускать. Они старались не разговаривать друг с другом, но вино всё же развязало язык. Уже в процессе Арсений заметил, что отвечает на очередной вопрос Антона, на который, если честно, трезвым он отвечать бы и не стал. — …а почему именно я? — его голос звучал тихо, почти не различимо. И, возможно, если бы не тишина, которая стояла в квартире в столь уже поздний час, Арсений бы его вовсе не услышал. — Потому что ты Шастун, — коротко ответил мужчина, глядя на Антона тяжёлым взглядом. — …что вы имеете в виду? Арсений потёр переносицу. Как опрометчиво было надеяться, что парень не задаст этот вопрос. А больше всего удручало, что сейчас Арсений вполне мог ответить на него. Он поднялся со своего места, обходя мальчишку вокруг и двигаясь к выходу из кухни. Антон вскочил со своего места, метнулся за ним следом, но резко остановился в дверях, прямо перед наёмником, который неожиданно замер, глядя на мальчишку. Только сейчас Арсений понимал, как же сильно тот похож на своего отца. Попову приходилось видеть его только один раз, но даже этого одного раза хватило. Около полугода назад Шеминов позвонил ему посреди ночи и потребовал, чтобы тот немедленно приехал офис, с целью сопровождения на некую встречу, которая состоится в течение ближайшего часа. И что у него, у Арсения, есть пять минут на сборы. Эта встреча проходила в стриптиз клубе, который принадлежал одному из бизнес-партнёров Шеминова. И он, по доброте душевной предложил двум шишкам Петербурга встретиться в его заведении, чтобы территория была безопасна для и нейтральна для обоих. И именно на этой встрече Арсений понял, что Шастун — ещё тот ублюдок. Наёмник ловил лишь обрывки максимально подобранных фраз, которые явно продумывались таким образом, чтобы никто из ненужных ушей их не понял. Но даже до Попова дошло, что дело касалось какой-то женщины, которую прессовал Шастун. И, судя по всему, грозился типичнейшей для того времени расправой, от одного упоминания которой волосы на руках вставали дыбом. Но Андрею Шастуну было совершенно плевать на все предложения, которые выставлял Шеминов. Попов молчал и старательно делал вид, что он глухой, ибо понимал, что нужен здесь в принципе только для того, чтобы если что-то пойдёт не так — закрыть своим телом хозяина. И вот таким образом, даже после одной единственной встречи, Арсений точно понял, с кем Шеминов имеет дело. И вот сейчас перед ним стоял не кто-то, а единственный сын того самого ублюдка. Антон — такой же высокий, как его отец. У них одинаковые зелёные глаза миндалевидной формы и, кажется, свои огромные уши мальчишка унаследовал именно от него. Одним словом, мужчину почти прошибло потом, когда он осознал, насколько сильно они похожи. Наёмник высоко поднял нос, отмечая, что, на удивление, для своего возраста, мальчишка уже почти перерос его самого. А ведь Арсений считал себя достаточно высоким. — Твой отец — чёртов ублюдок, который перешёл дорогу всему городу. Я не знаю ни одного человека, кто бы относился к нему хотя бы нейтрально. И я полностью понимаю, почему Шеминов отправил меня убить тебя. Возможно, это был на самом деле единственная возможность доказать ему, что и на него можно найти управу. Наёмник хотел бы замолчать, но поток его слов было уже не остановить. Он цедил каждое, смакуя и заново переживая тот день, когда он, Попов, из охотника сам стал жертвой. И теперь, из-за всего, что произошло, ему приходится торчать на какой-то убогой квартире чёрт знает где, среди алкашни и наркоманов, жрать из советских гнилых сковородок, пить просроченное вино и таскаться с каким-то пездюком, который и двух слов связать не может. Но именно сейчас, от каждого своего слова, Арсений физически чувствовал, как у мальчишки напротив него по спине идут мурашки и холодеют руки. Как его и без того большие глаза округляются ещё сильнее, как начинает трястись нижняя губа. Господи, б-же, ещё не хватало, чтобы он разревелся. Сколько ему там? Девятнадцать? — Простите меня… — голос Антона тихий, болезненный, напуганный. Мальчишка быстро обходит Арсения, стараясь ни на секунду не прикасаться к нему, и убегает в ту комнату, которую за короткое время уже начал считать своей. Антон захлопывает дверь, очень жалеет, что на ней нет щеколды. Каждый день, проведенный вне дома, кажется настоящим Адом. Он до сих пор не мог поверить, что вот так просто можно было оказаться в заложниках. Что это случилось по его собственной глупости. Антон — обычный подросток, который ещё не успел в своей жизни сделать ничего плохого. Он только закончил школу, только поступил в институт, только начал заводить какие-то знакомства, учиться быть самостоятельным. Ему всё ещё было тяжело, но он старался. Старался сделать всё, чтобы выйти из-под опеки отца, состояться, как отдельная личность. Как единица общества. Антон чувствует, как по щекам текут слезы, пытается стереть их рукавом, но выходит не очень — новая партия тут как тут. Перед лицом всплывает образ мамы. Всё то время, как он оказался здесь, он изо всех сил старался не думать о том, что происходит там, в его привычном мире красивого и элитного Петербурга. Этот мир, в который его погрузили насильно, — совершенно другой. Он холодный, грязный, жестокий и бандитский до самой глубины потаённой души. Он пахнет смертью. И боль в плече не даёт об этом забыть. Такой, каким его можно увидеть в тех самых сериалах по телевизору, которые так ненавидит мама. Мама… Она такая тёплая, нежная, заботливая. Она так сильно любит Антона, готовит ему завтрак, вешает зимой носки на батарею, чтобы утром он надел тёплые, уговаривает отца отпустить его учиться туда, куда ему хочется. Мама делает всё, чтобы его жизнь была лучше, чем у других. Когда Антон просит самостоятельности — снимает ему квартиру. Когда просит заботы — всегда готова принять его дома. И сейчас, перематывая в голове всю свою жизнь, Антон ловит всё то, что так старательно она пыталась скрыть от него. Отец никогда не был приятным человеком, даже в стенах дома. Антон, откровенно говоря, не любил его. Кажется, отцовские чувства по отношению к нему закончились когда-то давно, когда ещё совсем маленький Шастун не оправдал ожиданий Андрея. Особенно, когда в пятом классе заявил, что хочет быть учителем. А потом, когда получил от одноклассника в глаз и не смог дать сдачи. Антон до сих пор помнил тот тяжёлый и осуждающий взгляд отца, когда он отчитывал сына за то, что тот уже ничего не добился, и он жалеет, что его сын вырос таким. А потом, когда Антону едва исполнилось двенадцать, он впервые увидел, как плачет мама. И лишь спустя ещё два года узнал, в чём именно была причина её постоянных слёз. Шастун старший и не то, чтобы сильно скрывал свои измены от жены. Однажды Антон даже видел, возвращаясь домой из школы, как в машину его отца садится какая-то женщина с длинными светлыми волосами. Но даже тогда, осознавая, что его отец — не самый лучший человек, парень представить себе не мог, что он плюс ко всему — самый настоящий бандит. Гангстер, твою мать. А, что ещё страшнее, Антон даже не мог представить, что когда-нибудь сам будет втянут в его дела. Антон нехотя, но верил каждому слову наёмника. Представить, что его отец самая настоящая мразь, было не так сложно, ведь на то были все первичные признаки. И Антон был уверен, что сейчас, когда он пропал… а скорее всего, как сказал тот вечно обдолбанный Павел Алексеевич — мёртв, единственная, кто на самом деле льёт по нему слёзы — это его мама…

…и Оксана.

Оксана… Милая и добрая Оксана. Было просто страшно представить, что происходит с ней. Как она представляет последний их день вместе — Антон был уверен, что так и есть. Парень точно знал, что она наверняка корит себя за то, что пошла гулять с подружками и не смогла встретиться с ним. Что не позвонила вовремя, не написала «с добрым утром», что её не было рядом, когда это случилось. Сердце разрывалось лишь от одной мысли о том, как она рвёт на себе свои мягкие светлые волосы, как снова и снова пьёт успокоительные и, наверняка, не ходит на учёбу. Как же хотелось просто крепко обнять её, зацеловать всё лицо и сказать, что с ним всё хорошо и нужно лишь время и Антон снова вернётся домой. И, даже если они не смогут снова ходить вместе в институт, и даже если ему придётся куда-то переехать, с ним всё будет хорошо, и он, самое главное, жив. В одну секунду Антон вздрогнул. Он совершенно забыл о том, что здесь, среди всего хаоса, осталось хоть что-то, что могло напомнить ему о нормальной жизни. Под кроватью, измятый и грязный, лежал его рюкзак. Там, среди тетрадок с ненавистными лекциями (к которым, если честно, Антон сейчас хотел бы вернуться сильнее всего), лежал блокнот, который подруга подарила ему совсем недавно. Парень резко потянулся за ним, на ходу вытирая уже почти высохшие дорожки слёз. Внутри — настоящий кавардак, но Антон тщательно роется в нём, стараясь как можно быстрее добраться до заветного подарка. И вот он был у него в руках: маленькая книжица размера А5, с переплётом-пружинкой и плотной чёрной обложкой. А внутри, на обложке, надпись, выведенная золотой ручкой красивым и аккуратным почерком:

«Антону, с наилучшими пожеланиями из Кёнигсберга

от Оксаны :3

Осень, 2010 г.»

Парень жадно вчитывался в каждую букву, стараясь не упустить ничего. В своей голове раз за разом перематывает, старается вспомнить голос Оксаны, который теперь казался таким далёким и совсем ненастоящим. Да если бы он знал, что всё будет именно так, он бы никогда не вышел из дома… Из университета… От мамы… Да как угодно! Лишь бы не это всё! Ведь, оказывается, не так просто существовать, осознавая, что для всего мира ты сейчас мёртв. Мальчишка трёт глаза и вырывает листы с какими-то совершенно ненужными сейчас каракулями. Какие-то заметки, в которых теперь уже точно нет никакого смысла. Вот список того, что мама попросила купить домой; а вот расписание пар, которые перенесли из-за какого-то собрания в актовом зале. И, чёрт возьми, как же сейчас горько. Антон роется всё в том же рюкзаке, находит синюю шариковую ручку и расправляет блокнот на полу. Он старается выводить буквы как можно аккуратнее, но и без того кривой почерк, за который он ни раз получал от учителей, был еще ужаснее, чем обычно. Буквы сливались в одно сплошное месиво из вновь льющихся слёз и тремора. Стержень плотно впивался в разлинованные в мелкую клетку листы. Антон медленно чеканил в своей голове каждую букву, вкладывая в неё настолько сильное значение, насколько это было возможно.

«я вернусь

домой.

Жди меня, Окси.»

Антон не замечает, как его слёзы начинают литься всё сильнее, а трясучка в руках превращается в дрожь по всему телу. Это была самая настоящая истерика, которую просто невозможно было остановить. Антон пытался дышать ровнее, сжимал сам себя за плечи, впивался пальцами в кожу до появления белых полумесяцев на ней. Каждый вдох лишь сильнее сковывал тело, Антон не мог даже выпрямиться. Он уже полностью сполз на пол, ударяясь головой о подлокотник дивана. Слёзы застилали лицо, Антон чувствовал, что задыхается. Лишь громкий грохот заставил его кое-как поднять голову. Единственное, что он мог разглядеть, кроме ватной пелены перед глазами — испуганное лицо наёмника. Арсений прибежал к нему сразу, как только услышал грохот в комнате. Он поймал мальчишку, тело которого билось в самой настоящей агонии. Крепкие руки старались поймать голову, при этом не повредив ничего на залитом слезами лице. Арсений сперва что-то кричал, потом перешёл на шёпот, но Антон не мог разобрать ни одного слова. В ушах только ужасный гул, который больше напоминает грохот ста тысяч поездов, которые мчатся со скоростью под двести километров час, проезжая, как назло, мимо его раскалывающейся головы. Попов всё-таки умудряется поймать мальчишку за руки и хоть как-то заставить его тело перестать двигаться. Он укладывает голову несчастного на свои колени и очень долго гладит, стараясь привести в чувства. Антон всё ещё плачет и кричит, но хотя бы перестаёт задыхаться и может наконец-то разогнуться. Его длинные ноги упираются в стену, и Арсений тянет его на себя, вытягивая в самый центр комнаты. Антон цепляется за чужие руки, сжимает их, что было силы, и, кажется, наконец-то начинает успокаиваться. Арсений сидит над ним, неотрывно глядя на лицо, которое всё ещё скривлено гримасой, полной ужаса. Он совершенно не понимает, что сейчас делать и что делать не стоит. Вот чего он точно не ожидал от этого мальчишки, так это подобной сцены. Хотя, к слёзам он был, в принципе, вроде как, готов, но к самой настоящей истерике, которая выглядела, как припадок — готовым никак нельзя быть. Обязательно нужно будет рассказать об этом Позу. Вдруг, это какой-то приступ эпилепсии или чего другого… Не хотелось бы, чтобы мальчишка помер по собственной глупости или по глупости Арсения. Вот за подобную вещь нести ответственность точно никак не хотелось. Взгляд Попова падает на лежащий на полу блокнот. Тот самый, в котором Антон пытался что-то писать всего пару минут назад. Мужчина с трудом, но всё-таки разбирает написанный в нём текст, и всё его тело сжимается в маленький комок. Арсений с болью смотрит на Антона и, кажется, только сейчас понимает, как ему тяжело на самом деле. Этот парнишка, несмотря на свой высокий рост, вроде как, не малый возраст, на деле является самым настоящим ребёнком, который далеко не по своей воле попал в ужасную ситуацию и уже точно никогда в жизни не сможет её забыть.

***

Прийти в себя у Антона получается только через час. Его ещё долго бьёт мелкая дрожь, и всё это время Арсений сидит рядом с ним. В какой-то момент мужчина ловит себя на мысли, что уже достаточно долго разговаривает с мальчишкой о какой-то чуши. Глупостях, которые никак бы не смогли прийти к нему в голову всего неделю назад. — …почему все зовут вас «Актёр»? — Антон успокаивается уже почти полностью, но его голова всё ещё лежит на коленях мужчины, а руки сжимают ткань его джинс. — Когда-то давно хотел пойти в театральный, — глядя куда-то в стену, отвечает наёмник, сидя на полу и прижимаясь спиной к дивану. — А почему не пошли? — Война была. — А потом? Когда война закончилась? — После трёх лет на фронте тебе уже как-то не очень хочется играть в театре, — грустно улыбнулся мужчина, стараясь отмести из своих мыслей любые воспоминания, связанные с тем временем. — Да и времена другие уже были. Не было денег, жилья. Возвращаться домой в Омск не хотел по многим причинам. Да что уж там — был молодой, глупый. Вот и связался с людьми, которые могли дать и деньги, и жилье. А то, что взамен приходилось делать некоторые незаконные вещи, было тогда уже совсем не важно. — Шеминов...? — Антон произнес его имя тихо, словно бандит, как Волан де Морт , мог чувствовать каждого, кто произносит его вслух. — Да какой там. В то время он сам был мелкой сошкой, работающей на каждого, кто готов платить. Там были другие люди, имена которых сейчас слишком известны, чтобы их называть. Кто-то помер, кого-то убили. А кто-то пробился в политику и сидит на своих местах, доживая век на хорошем счету. — И неужели вы не хотели бросить всё… «это»? — Хотел, — малость напрягшись, отвечал Арсений, облизывая пересохшие губы. — Но всё немного пошло не по плану. Так, ладно, тебе уже лучше? Мальчишка одернул руку, в которой была плотно сжата чужая штанина. Антон мгновенно понял, что время откровений закончилось и отстранился от наёмника, который встал с пола слишком быстро, как только вес чужого тела сместился с него. — Ну так иди лекарства пить. Антон молча кивнул, поднимаясь с пола, опираясь на диван. Он быстро убрал блокнот обратно в рюкзак и бросил тот на прежнее место. Только сейчас до паренька дошло, что наёмник наверняка видел его записи, но то, что он совсем ничего не сказал — давало надежду, что это останется между ними. А ещё, очень хотелось бы, чтобы то, что предшествовало их долгому и, собственно, первому разговору, не вышло за пределы этой квартиры. Шастун не помнил, когда у него в последний раз был такой страшный приступ паники. Кажется, не меньше, чем несколько лет назад. Паренёк думал, что подобные вещи в его жизни закончились, но, судя по тому, что было сегодня — они вернулись и даже с новой силой.

part 4: назланмак

Назланмак («nazlanmak», турецкий) — притворяться безразличным, когда на самом деле страстно чего-то желаете; говорить «нет», подразумевая «да». Эстетика главы: https://vk.com/photo-213261982_457239109 Арсений не может понять, как ему вести себя дальше. Он старается избегать мальчишку всё оставшееся время, пока они ужинают, пока Антон тихо смотрит телевизор в гостиной, пока они ложатся спать — каждый в своей комнате. Арсений с таким неимоверным желанием ждёт, когда придёт Позов, что не может буквально найти себе место. Вспоминая события вечера, он долго вертится в своей постели, пытаясь уснуть, но засыпает только через добрых два часа. На утро они с Антоном встречаются на кухне, и Попов никак не может отделаться от мысли, что мальчишка не отрывает от него взгляда и словно хочет что-то сказать, но никак не может решиться. Решается он прямо перед самым приходом Грека. Арсений даже вздрагивает от такой неожиданной реакции. — Арсений Сергеевич, прошу, не говорите Дмитрию Тимуровичу о том, что вчера было. Голос Антона взволнованный, взгляд — снова испуганный. Он стоит в дверях своей комнаты, и Арсений замечает, как мальчишка снова и снова нервно ломает свои пальцы. — Антон, я должен сказать. Иначе, если вдруг такое повторится, я должен знать, что мне делать. — Такое не повторится, Арсений Сергеевич. — С чего ты взял? — Попов поднял подбородок, недовольно ухмыляясь и смотря на мальчишку. — Просто... просто такое уже было, но очень давно. Случается в стрессовых ситуациях... — Почему тогда там, в лесу, ты вёл себя совершенно нормально? — наёмник немного помедлил и продолжил. — Ну, относительно. — Потому что... — он сильно прикусил губу, глядя исключительно на свои носки. — Потому что я тогда не думал о том, что будет с теми, кто меня знает. А вчера... — Так, всё, иди в комнату, — резко прервал его Арсений, закрывая глаза. — Вы не скажете Дмитрию... — Иди, я сказал! — его голос был строже, чем до этого. Антон коротко кивнул и убежал к себе, тихо прикрывая за собой дверь. В этот момент раздался звонок в дверь.

***

Дима сидел на уже полюбившемся месте на кухне, пока Арсений варил кофе. Его приятнейший аромат в этой квартире был как глоток свежего воздуха. На столе стояла хрустальная ваза, которую Попов нашёл в платинном шкафу и отмыл от слоя непонятно откуда взявшегося жира, заполненная до краёв какими-то конфетами. — Я смотрю, вы всё-таки прибрались, — подметил Грек, оглядывая помещение, которое точно стало намного чище с момента их последней встречи. — Ты конфет столько нахрена, спрашивается, купил? — недовольно процедил Попов, следя за быстро образовывающейся пенкой на варящемся на плите кофе. — Как зачем? Мальчишку порадовать, — отвечает Позов, берет одну из конфет и бросает её себе в рот, расправляя в руках обертку. — У меня дети по ним с ума сходят. — Он не ребёнок, — бросает наёмник, снимая турку с огня и разливая ароматный горячий напиток по двум чашкам. — То, что ты в его возрасте уже был куда взрослее, не даёт повод не считать этого ребёнка — ребёнком. Ему всего девятнадцать, Арс. — Уже девятнадцать, — недовольно парирует мужчина, ставя перед гостем одну из чашек, а сам присаживается напротив него. — Арс, сейчас такие времена, что ему вот как раз сейчас — «только ещё». Позов, сверля надменным взглядом свой кофе, берёт чашку и с удовольствием делает маленький глоток, который мгновенно обжигает губы. Арсений следит за ним неотрывно, сам решая чуть подождать, пока кофе остынет. — Дим, — вдруг совершенно спокойным голосом спрашивает Актёр. — Есть новости? — Ты про Шеминова? — уточняет Грек, раскрывая ещё одну конфету. — Именно. Сколько нам здесь ещё сидеть? — Пока сидите, — кивает мужчина, прожёвывая прилипающий к дёснам шоколад с нугой. — Добровольский как-то не делится со мной своими планами. Если сказал, что нужно ждать, значит, нужно просто ждать. Арсений вдруг поднялся со своего места, подошёл к двери, ведущей на кухню, и тихо прикрыл её, возвращаясь на место. — Дим, что-то херня какая-то получается, — Актёр наклоняется почти к самому уху Грека, переваливаясь через весь стол. — Меня слили в няньки мальчишке, пока Добровольский там крутит какие-то дела. Ты должен знать, чего он задумал. Я не верю, что с теми качествами, которыми я обладаю, единственное, что мне можно поручить — это охрана мальца. — Арс, — взгляд врача мгновенно стал серьёзным, он чуть отстранился от него, ожидая, пока Попов сам сядет на своё место, и только тогда продолжил. — Все прежние разборки, в которых ты участвовал, — хер на постном масле, по сравнению с тем, что сейчас происходит. Арс, что Шеминов, что Добровольский, что, мать его, Шастун — три весьма влиятельных человека города, а может быть и страны. И сейчас ты охраняешь, блять, единственного сына одного из них, пока второй плетёт козни и думает, как убрать третьего. Ты всё еще думаешь, что выполняешь роль обычной няньки?! Арсений замолчал, обдумывая всё, что сказал ему Грек. С такого ракурса он еще не пробовал посмотреть на проблему. До этого момента Арсений думал лишь о том, что его заперли в квартире, лишив любой возможности действовать самостоятельно. Он медленно поднял чашку, делая небольшой глоток. — Арс, — вновь продолжил Позов. — Если они как-то разберутся сами и единственное, что тебе придется делать — просто сидеть здесь, следя за тем, чтобы на мальчишку шкаф не упал, а потом просто вовремя привести его в указанное место — это будет лучший период в твоей жизни. Что ты вечно на рожон лезешь, я не понимаю?! Сиди, кофе свой пей и не ной! Попов молча слушал, а потом просто кивнул Позову. Наверное, он на самом деле был прав, и все то, что он успел себе надумать — сущий бред. — Дим, меня волнует кое-что, — осторожно начал наёмник. — Вчера у мальчишки был самый настоящий припадок. Я не знаю, что делать, если это произойдёт снова. — Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Позов, отставляя чашку на стол. — Это была... истерика? — У меня спрашиваешь? — мужчина приподнял одну бровь. — ... его трясло, он плакал и кричал, я еле смог его успокоить. — Б-же, что ты с ним сделал?! — взгляд Позова становился все серьёзнее. — Ничего! — запротестовал Арсений, только сейчас понимая, как это выглядит. — Почти ничего... Мы просто перед этим разговаривали, и я немного выплеснул на него эмоции... — Господи, блять, Попов! — всплеснул руками мужчина, поднимаясь со своего места. — Ты одними речами своими можешь довести взрослого человека до самоубийства, не то что маленького мальчика! — Стой! Не иди к нему. Он просил, чтобы я не говорил тебе об этом. — Иди в жопу, Попов! — громко выругался Грек, садясь обратно на своё место. — Рассказывай мне всё, что было до и после. Постарайся не упустить деталей. Я подумаю, что с этим делать... Арсений рассказал всё, что произошло вчера в их квартире. Как мальчишка психанул и убежал в спальню, как Арсений пытался заставить себя сидеть на месте и не побежать за ним, не врезать ему от собственных психов. А потом, как мчался в ту самую закрытую комнату, в которой что-то большое слишком резко и тяжело свалилось на пол. Попов рассказывал, как мальчишку трясло и он задыхался, и как ему пришлось того успокаивать. Но только свой рассказ мужчина закончил чуть иначе, чем было на самом деле. Несмотря на то, что Греку Актёр доверял безоговорочно, ему совершенно не было необходимости знать, о чём они потом разговаривали, и о той тетрадке, что лежала рядом с мальчишкой, когда Попов ворвался в спальню. Грек, кстати, на удивление, обнадёжил Попова, сообщив тому, что скорее всего, это была простая истерика, вызванная неимоверным стрессом. Врач пообещал принести каких-нибудь успокоительных в следующий раз и порекомендовал давать их мальчишке вместе с другими препаратами. А ещё строго настрого запретил орать на Антона и вообще делать что-то, что может ему навредить, ещё раз напомнив о том, чем это может обернуться для них всех. А потом Дмитрий Тимурович осмотрел Антона, поменяв ему повязку. К счастью, заживление шло полным ходом и оставалось надеяться, что всё закончится очень быстро. Жаль, правда, что шрам точно останется на всю жизнь. — Я завтра не приду, — говорил медик уже в дверях, обуваясь. — У меня смены на работе ужасно поставили, поэтому сейчас я безвылазно в клинике. — И когда тебя ждать? — Надеюсь, что послезавтра дойду. Либо в пятницу. Ну, еды вам хватит, так что не переживай. А занять себя чем-нибудь сможешь. — Ага, — недовольно кивнул Попов, закрывая дверь за Греком и вернулся на кухню. Мужчина достал из пакета, принесённого греком, блок сигарет. Вскрыл целлофановую упаковку, достал одну пачку и быстро добрался до заветной сигареты. Сколько он не курил — можно было даже не считать. Горький едкий дым тут же заполнил собой все лёгкие. Арсений подошёл к окну кухни, чуть приоткрывая форточку и выдыхая в неё. — Арсений Сергеевич... — тихий голос Антона раздался откуда-то из-за спины. Мужчина даже не повернулся, но коротко кивнул, мол, «Чего тебе»? — А можно мне тоже сигарет? На этот раз Попов обернулся, поднял бровь и смерил мальчишку по-отечески недовольным взглядом. — И давно ты куришь? — Класса с девятого, — парень мялся в дверях, переступая с одной ноги на другую, неотрывно глядя на своего невольного сожителя. — И как тебе папочка разрешил? — Он не знает. — Неужели за столько лет не почувствовал запах? — Арсений развернулся к окну спиной, опираясь на подоконник, и скрестил руки на груди. — Не так уж и часто он был дома... — взгляд Антона опустился куда-то на пол. Попов наклонил голову, глядя на его дрогнувшие брови. Как же сильно сейчас этот мальчишка отличался от того, за которым Попов следил почти месяц. Тот Антон был совершенно другим. Он был громким: весёлым, радостным. Каждый раз, когда появлялась возможность — прыгал от радости и бегал даже за кофе до прилавка от столика. Этот же Антон, что стоит сейчас перед ним... Забитый, холодный, изнеможённый, бледный и напуганный... Сердце вновь мерзко сжалось, причиняя чуть ли не физическую боль. С каждым таким движением Арсений всё сильнее начинал ненавидеть сам себя. Ведь это он являлся той самой причиной, по которой жизнь этого мальчишки отныне испорчена навсегда. — Ну бери, — мужчина кивает на пачку сигарет, лежащую на столе, и протягивает зажигалку из своего кармана. Антон быстро цепляет пачку, достаёт из неё сигарету и так же быстро принимает из рук Арсения зажигалку и, пристроившись рядом с ним на подоконнике, наконец-то затягивается такой необходимой для жизни вещью. А Арсений смотрит сейчас только на Антона. Снова разглядывает, пытается понять, что на самом деле он сейчас должен чувствовать. Почему-то до этого максимально хладнокровный и даже жестокий Актёр, находясь рядом с этим мальчишкой, начинает чувствовать что-то, чего точно не должно быть в нём. Ответственность — да, забота — нет. На самом деле наёмнику сейчас достаточно сильно хотелось бы просто выключить все возможные эмоции и перестать думать об этом. Но мужчина раз за разом перекручивает в голове всё, что касается этого мальчишки. Он смотрит за тем, как нервно паренёк вытягивает из сигареты весь никотин, как снова перебирает пальцы. Он так сгорбился, что сейчас Попов точно мог смотреть поверх его головы и именно сейчас наёмник замечает, что у мальчишки, оказывается, волосы кучерявятся. — Можно вторую возьму? — коротко спрашивает паренёк, поднимая взгляд на мужчину. — Можно, — холодно отвечает Арсений, проводя взглядом Антона, который снова тянется за пачкой, берёт сигарету и... всё по новой. Сейчас между ними словно произошёл некий момент, который мужчина просто не мог описать себе. Сидя на этом подоконнике, раскуривая одну пачку на двоих, Попов не чувствовал себя тем, кем был раньше. В его напрочь затуманенной голове появилась мысль, которая больше никогда не даст покоя: Арсений проникается к мальчишке и на самом деле начинает волноваться за него.

***

С того инцидента на кухне прошло уже несколько дней. Арсений старался как можно меньше думать о своих мыслях, которые начинали всё чаще посещать его голову. Больше всего отчего-то было обидно за то, что жизнь мальчишки и до того, как началась вся история с похищением, не представляла особенной радости. Единственные, благодаря кому он вообще радовался, как оказалось, были мама и Оксана. Об этом Антон очень осторожно поделился с Поповым после ужина. Мужчина, на своё же удивление, достаточно внимательно слушал, стараясь не упустить ни одной детали и не спугнуть. А Антон, кажется, почти не волновался. Он рассказывал о своём одиночестве так спокойно, словно в этом не было ничего особенного. И от этого Арсению становилось как-то особенно грустно. Почему-то он надеялся, что та жизнь, к которой Антон вернётся через некоторое время, была другой. Была на самом деле счастливой и даже радостной. — ... знаете, мне даже как-то странно думать о том, что скоро я вернусь домой, — с лёгкой ухмылкой продолжал паренёк, — Не так уж скоро, не зарекайся, — прервал его Попов, допивая свой крепкий чай. — И всё же... — мальчишка встал из-за стола, собирая грязную посуду и ставя её в раковину, заливая водой. — Что будешь делать, как вернёшься? Думал уже об этом? — Попов не понимал, зачем задаёт подобный вопрос, но интерес брал своё. — Мне кажется, отец отправит меня куда-нибудь на деревню к бабушке. А вы? — Что? — мужчина нахмурился, глядя на худую спину, на которой, как на вешалке, висела футболка. — Ну, как сдадите меня, что будете делать? Вы говорили, что это ваше последнее задание. — А, ты об этом... — Попов откинулся на стену, глядя куда-то в потолок. — Я хотел уехать отсюда. — Куда? Если хотите, чтобы я не задавал таких вопросов, то... — Антон продолжать мыть посуду, по одной ставя на стол чистые тарелки. — Хотел съездить в Омск, повидать родителей и бывшую жену. А потом куда-нибудь подальше, чтобы никого больше не видеть. Мальчишка замер с губкой в руках. Ему пришлось немного помедлить перед тем, как задать следующий вопрос. — Вы были женаты? — Да, совсем недолго. — Но вы говорили, что уехали в Петербург еще совсем молодым. Когда успели? Актер ухмыльнулся, отрицательно покачивая головой. В мыслях вновь появились воспоминания, которые он уже не один год старательно гнал от себя. — Я женился в восемнадцать по глупости. Вместе с ней уехал в Питер. А потом, когда вернулся с войны, мы развелись. После развода она вернулась обратно в Омск — всё просто. — А зачем вы хотите увидеться с ней? — Просто узнать, как она, — достаточно сухо ответил наёмник, вставая со своего места и подходя к раковине, подкладывая Антону еще одну грязную кружку. — А потом куда хотите поехать? — На восток, — уже более мягко ответил Арсений, и парень повернулся, встречаясь с ним взглядом. — Почему на восток? — Всегда мечтал увидеть Амурский залив. Арсений загадочно улыбнулся, уходя в гостиную, оставляя Антона наедине с недомытой посудой.

***

Антон слишком часто начинает ловить себя на мысли, что общение с Арсением ему становится приятно. Парень всё чаще старается задавать такие вопросы, на которые наёмник точно ответит, и ответ этот можно будет развить в более долгий разговор. Возможно, дело заключается в том, что ему просто не хватает человеческого общения, а может, всё-таки в Арсении. На удивление, он оказывается не таким страшным, как Антон рисовал себе в самом начале. И, хоть Антон всё ещё не может смотреть на него, не отводя взгляд, что-то всё равно определённо меняется. А в какой-то момент, когда мужчина выходит из душа в одних штанах и маленьким вафельным полотенцем на плечах, Антон, до этого мирно попивающий чай на кухне, чуть ли не давится конфетами, которые в свой последний визит принёс врач. Кажется, только сейчас он замечает, как хорошо выглядит наёмник. Сразу становится заметно, что большую часть жизни он провёл в спорте. Капельки воды быстро стекают по увенчанной мелкими родинками спине. Антон ловит себя на мысли, что слишком долго пялится на мужчину, и сильно сжимает собственное запястье, хоть как-то выныривая из того едкого чувства, что уже полностью окутало голову. Попов проходит на кухню, садится на подоконник, достаёт сигарету из заранее приготовленной на этом месте пачке и закуривает. Антон чувствует, как краснеет. Внутри начинает дико разливаться самая настоящая магма. Мальчишка старается не смотреть на Попова, но краем глаза всё-таки цепляется взглядом за обнажённые плечи. Что-то очень терпкое и давно запрятанное внутри разливается по всему телу. — Эй, нормально всё? — Попов толкает Антона в спину, стряхивая пепел в железную банку. — А? — Шастун мгновенно вскакивает со своего места — такое короткое прикосновение наёмника сейчас ощущается, как высоковольтный разряд тока. — Да, всё нормально. Просто плечо заболело резко. Я пойду полежу. Парень буквально вылетает из кухни, по пути закинув кружку в раковину, и врывается в свою комнату. Он очень надеется на то, что наёмник ничего не заподозрит, и у него получится просто отсидеться. В голове словно каша какая-то, Антон рушится на диван с высоты всего роста и утыкается лицом прямо в подушку. Сердце бьётся, как сумасшедшее, перед глазами всё тот же мужчина, только что вышедший из душа. Полуобнажённый, влажный, полностью расслабленный. И только Антон сейчас взвинченный настолько, что с его помощью точно можно было бы запитать электричеством весь Петербург. Антон крепко сжимает в руках пуховое одеяло, стараясь не думать, не думать, не думать, не думать!... Парень чувствует, как его член пульсирует, упираясь в кровать. Антон безумно корит себя за это, но совершенно ничего не может с собой поделать.

part 5: кайнойокан

Кайнойокан («koi no yokan», японский) — чувство, что вот-вот влюбишься в человека. Музыкальная рекомендация: Максим Свобода — Новокаин

«...губы обветрены, пальцы поломаны— новокаином

Мы заморожены восточным воздухом— соленым дымом

Песни отложены, прямо под кожу мне...»

Дни затянулись в одни сплошные сутки. Позов, несмотря на то, что обещал прийти через пару дней, не появлялся практически неделю, и это, несомненно, не могло не тревожить наёмника. Он, конечно, старался делать всё, чтобы Антон не замечал его неспокойствия, но мальчишка был не так глуп, чтобы не заметить, что единственный человек в его окружении на данный момент ведёт себя крайне дёргано и прилипает к дверному глазку, слыша любой шорох в подъезде. В голову Арсения начали закрадываться неспокойные мысли. Из-за того, что единственный посредник между ним и реальным миром сейчас отсутствовал, мужчина начал придумывать самые изощренные пути развития событий. Во-первых, он напрочь запретил Антону вообще подходить к окнам и открывать шторы. Во-вторых, теперь даже телевизор необходимо было смотреть на самой минимальной громкости. Кажется, что если бы была возможность включить на нем субтитры вместо текста, Арсений бы так и сделал. А ещё не мог не волновать вопрос заканчивающейся еды и других запасов. Именно поэтому порции начали сильно сдавать в объёме, а каждая сигарета делилась на двоих. Они все еще не обсуждали это, но и Антон понимал, что наёмник сейчас не расположен болтать — старался быть как можно тише и вообще практически не выходил из своей комнаты. Постепенно, волнение от мужчины передалось и ему, и теперь Антон сам прислушивался к любому шуму, который слышался поблизости. На десятый день их заточения раздался звонок в дверь. Арсений рванул в прихожую так быстро и так тихо, как только мог. Прежним движением прильнул к глазку. Испуганный Антон смотрел за ним через тонкую щёлку двери, готовый, в случае чего, отпрянуть и прятаться за всем, за чем только поместится. А может и прыгать в окно — чем чёрт не шутит, всё могло быть. Хотя, что-то адекватное в голове твердило: «Те, кто придут причинить вам зло, — не будут звонить в звонок, а вышибут дверь к чёртовой матери». Арсений медленно повернул ключ, впуская в квартиру запыхавшегося Позова. Антон выдохнул, прижимаясь спиной к двери. — Какого чёрта, Дим?! Обещал пропасть на пару дней, исчез почти на две недели! — Арсений закрыл за другом дверь, обходя его со всех сторон, и перехватил из чужих рук полный всякого съедобного целлофановый пакет. — Поговорим на кухне. В самый последний момент, когда Антон уже собирался лечь на кровать, до него долетели тихие слова врача и быстрые шаги обоих мужчин до кухни. Следом — захлопнувшаяся дверь. И именно от этого по спине мальчишки пробежал холодок. Антон прекрасно понимал, что что-то в любом случае произошло, и он был более, чем уверен, что его в эти дела никто просвещать не будет. Парень тихо приоткрыл дверь и вынырнул в коридор, просачиваясь в ванную комнату. Это помещение было смежным с кухней, а под самым потолком находилось забитое тонкой фанерой окно. Антон встал на край ванной, держась за стену, выложенную кафельной плиткой, и практически прижался ухом к фанере. Через неё, благодаря хлипкой конструкции, было слышно лучше, чем через закрытую дверь. Тон голосов мужчин явно не обнадеживал. — ... Арс, я старался сбежать, как можно быстрее. Я прекрасно понимал, что ты тут заперт, но меня пасли дурачки Шеминова! — Кто? Цай?! — голос Попова дрогнул, и, кажется, Антон слышал, как мужчина громко подвинул табурет, на котором обычно сидел. — Если бы это был Цай, я бы с с тобой сейчас не разговаривал! Ты помнишь что-нибудь про Рустама? — Блять, да! — Он и казах этот... — Нурлан? — Именно. — Они связывались с тобой? — Нет, но я несколько раз видел их в клинике. Пришлось делать вид, что я никуда, кроме работы и магазина не хожу. Арс, мне очень опасно ходить сюда, понимаешь? — Дим, мне нужна связь с Добровольским. — И как я тебе это устрою? Ты думаешь, что я могу ему просто так позвонить и попросить, блять, к тебе заехать?! — Но нужно ведь что-то сделать! — А что ты сейчас сделать можешь? Поедешь вместе с мальчишкой к нему домой и будешь качать какие-то права? Арс, у тебя сейчас единственный план, который нужно выполнить — следить за ним здесь, никуда не вытаскивая свою тощую задницу! — Это все, что ты можешь предложить? — Арс, я сегодня пришёл в последний раз. Пока они не сойдут с моего хвоста, я больше здесь не появлюсь. Вот, — раздался звук шуршащих купюр. — Возьми деньги, это всё, что у меня сейчас есть. Я принёс всякие крупы и консервы, сколько смог унести. Этого вам хватит надолго. Просто прошу, не твори глупостей. Как всё станет ясно, Добровольский сам к тебе кого-нибудь отправит. — Ты меня кинуть собрался?! — Я думаю о своей заднице! О своей семье — в первую очередь! Ты мне друг, Арс, и ради тебя я бы пожертвовал многим. Но не своей семьёй! И ты, чёрт возьми, знаешь это! У каждого сейчас своя роль, Актёр. И я свою уже сыграл. — Я понял тебя, — голос Арсения звучал так холодно, каким Антон его ещё не слышал. — Ты должен простить меня. — Я не держу на тебя зла. Ты и правда должен думать о своей семье. А я должен думать о том, что предназначено мне. Иди домой, кофе сегодня не будет. Снова раздался звук сдвигающейся табуретки, и из кухни резко распахнулась дверь. Оба мужчин вышли в коридор, а Антон оказался заперт в своем убежище. Он пытался даже не дышать, чтобы не выдать свое присутствие. — Как появится возможность, я приду. — Будь осторожен, — ответил наёмник и проводил Позова. Шастун уже собирался спрыгнуть с ванной, но вдруг в комнате резко включился свет и мальчишка замер, испуганно глядя на Попова. Мужчина стоял в дверях, скрестив руки на груди и неотрывно глядя на паренька, который чуть ли не застыл в полете. — Ну, раз ты теперь в курсе того, что происходит, — строго начал наемник, — то не вижу смысла повторять ещё раз. — Я, я не... — Не подслушивал? — брови мужчины поднялись почти до самой чёлки, он смотрел на Антона таким взглядом, каким обычно смотрит преподаватель на экзамене, спаливший студента на списывании и слушающий его отговорки и попытки выкрутиться. — Я просто думал, что вы не расскажите, что происходит... — Происходит жизнь, малец, — покачал головой мужчина, разворачиваясь и идя в гостиную. — План остаётся все тот же. Мы сидим на месте. — Арсений Сергеевич! Антон спрыгнул с ванной, буквально вылетая из комнаты следом за наёмником, и чуть не врезался в него. Успел отскочить, лишь столкнувшись с тяжёлым взглядом. Антон смотрел на мужчину всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы отвести взгляд и начать снова запинаться. Арсений стоял рядом с ним непоколебимой стеной, и сейчас Антон просто не мог поверить в то, что этот мужчина может вообще хотя бы о чём-то волноваться. Иногда, признаться честно, парень вспоминал тот день, когда Актёр вёл его под дулом пистолета. Но теперь его мысли были о другом. Не о том, что он чуть не погиб, становясь лишь обрывком чьего-то плана. А о том, как искренне мужчина просил у него прощения. И сейчас, стоя перед ним в комнате, осознавая их общее одиночество и чувствуя на себе взгляд тяжёлых голубых глаз, Антон не мог даже вытянуть из себя и слова. Именно в это мгновение Шастун полностью принял тот факт, что он, кажется, влюбился.

***

Позов, как ожидалось, не пришёл ни на следующий день, ни через два дня. А это значило именно то, о чём переживал Арсений: за ним на самом деле была самая настоящая слежка, и хотелось надеяться, что перед тем, как прийти к ним на Васильевский, врач удачно сбил след. Во всяком случае, тот факт, что за ними так и не пришли, явно говорил о том, что ему это успешно удалось. И, уже через некоторое время, взволнованность и дёрганность Арсения начали спадать. Антон даже смог снова разговорить его, под предлогом общего развития, уговорив мужчину научить его правильно варить кофе. И, хоть Попов сперва отказывался, сетуя на то, что тот просто испортит зёрна, то через несколько часов уговоров всё-таки согласился. И вот сейчас они оба стояли на кухне, неотрывно следя за быстро появляющейся в турке пенкой. — Снимай! — резко скомандовал мужчина, немного толкая мальчишку в бок, когда он в какой-то момент зазевался. Антон быстро схватил полотенце со стола и снял турку, ставя её на холодную поверхность стола. — Разливай теперь, — Арсений подставил две чашки поближе к мальчишке, неотрывно наблюдая за его руками. — Осторожнее, не пролей. Паренёк кивнул, стараясь лить горячий кофе как можно аккуратнее. Но он всё-таки шатается от горячего пара и проливает немного. За что получит оценку в виде тихого цока языком. «Заслуженно», — думает Антон и сразу моет грязную посуду, чтобы не оставлять её в раковине и лишний раз не гневить любящего чистоту наёмника. Попов выставляет чашки на стол и садится на свое место, вдыхая кофейный аромат. Он ждёт совсем немного, делает небольшой глоток и тщательно смакует его. А Антон сидит напротив, ожидая оценки своего учителя. — Не лучший кофе в моей жизни, — констатирует мужчина. — Но пить можно. Шансы есть — научишься со временем. И впервые за долгое время наёмник награждает мальчишку улыбкой. Шастун смотрит будто лишь на него, не в силах оторвать взгляда. И Антону кажется, что этот момент — лучшее, что происходило в его жизни. Эта улыбка — лучшая награда. Этот мужчина уже не казался Антону таким ужасным, каким был в первый день их, так называемого, знакомства. Помимо той, «бандитской» стороны его личности, была и другая, о которой, кажется не знал никто, кроме Антона и Дмитрия Тимуровича. И то, о втором мальчишка старался не думать, потому что знал, что тот факт, что врач временно не сможет приходить к ним, причиняло Арсению крайне неприятные чувства и, стоило завести разговор в это русло — мужчина напрягался. А значит, тогда напрягался и Антон, потому что чувствовал то же самое, что его надзиратель. За время, проведённое вместе, Антон успел узнать Арсения куда ближе. Он обязательно отжимался по утрам, потом принимал душ — сперва кипяток, после охлаждая себя ледяной водой. Из душа выходил на кухню с влажным полотенцем на голове и варил кофе. Раньше только для себя, а теперь, еще и для Антона. Они вместе завтракали на кухне, курили одну сигарету на двоих — для экономии. После Арсения сигареты не казались такими горькими — дым словно становился мягче. А может, все дело в том, что фильтр еще хранил отпечатки его губ. А потом, целый день, они занимались каждый своими делами. Арсений много читал — благо книг в квартире было достаточно. Вечером смотрел новости и иногда по этому поводу тихо ругался. Антон чаще смотрел телевизор и время от времени делал записи в своем блокноте, который за время их заточения стал ближе, чем просто тетрадка. Читать паренёк тоже пытался, но ничего толком не могло заинтересовать его. Хотя, какая-то книжка про пиратов, которую он наугад достал из стеллажа, оказалась ничего такой. Но только в процессе чтения он все равно неумолимо быстро засыпал. Поэтому приходилось занимать себя чем-то ещё. Плечо, кстати, практически полностью зажило, лишь изредка причиняя лёгкий дискомфорт: были неприятные ощущения, но проходили достаточно быстро, поэтому хотя бы вопрос здоровья больше не поднимался. А ещё, Антон не мог перестать пялиться на Арсения. Это происходило всегда — когда он качался, читал, варил кофе, просто лежал на кровати или курил. Пару раз, ночью, по пути в туалет, Антон не мог удержатся и заглядывал в гостиную, где среди мягких одеял, в одной футболке (а иногда и без неё), спал наёмник. Однажды Антон даже слишком долго засматривался на мужчину, и тот не вовремя проснулся, спрашивая, всё ли в порядке. Антон тогда какую-то чушь выдумал, что мол, только пришёл, но Арсений, вроде как, ему поверил. Было даже немного печально от той мысли, что это может когда-нибудь закончиться, ведь помимо всего того, что уже было отмечено, Антон с Арсением много разговаривали. Несмотря на то, что разговоров было много, Арсений практически ничего не рассказывал о себе. Возможно, дело было в том, что Попов в принципе старался не распространяться о своей личной информации, а может, дело было в том, что мальчишка всё-таки являлся сыном очень опасного человека, который, в случае чего, мог найти и сожрать Арсения с потрохами. Но, как бы то ни было, Антон с радостью впитывал в себя всё, о чём говорил мужчина, и даже кофе уже научился варить таким, чтобы ему нравилось. Всё начало меняться слишком неожиданно. В какой-то момент Антон закашлялся, стоя на кухне. Какая-то глупость, вроде того, что слюна не в то горло попала, но он совершенно не мог представить себе, даже в самом сладком сне, что крепкая рука Арсения может опуститься на его спину и касаться так осторожно, как никто и никогда не касался. Его голос был взволнованным и тихим, по спине парня сразу пробежала волна мурашек. — Ты в порядке? — Д-да... Антон выгнулся в спине, отпрянув от наёмника, усаживаясь на подоконник. Мужчина не собирался отходить, а лишь пристально смотрел за ним. — Просто неудачно вдохнул, — он вцепился в пачку сигарет, доставая из неё последнюю, и взглянул на Попова. — А есть ещё? Мужчина потянулся к висящему на стене шкафу, открыл его и пробежался взглядом по полкам. Обернулся, с сожалением глядя на мальчишку. — Не-а. Отчего-то вдруг стало страшно. У них ещё было достаточно еды и других бытовых вещей, а вот сигареты подошли к концу. И сейчас Антон держал в своих руках последнюю. — Нам нужны еще сигареты, — ответил парень, глядя в глаза своему телохранителю. — Позов не придёт, — коротко парировал тот. — Значит, вам нужно сходить за ними. — Значит, нам пора бросать курить, — мужчина неожиданно добро улыбнулся, склонив голову на бок. Он неотрывно следил за тем, как Антон ловко поджигал последнюю сигарету от спичек, лежащих всё на том же подоконнике — зажигалка уже давно покинула этот мир. — Я не готов к этому, — с улыбкой ответил Антон, изнутри прикусывая губу от столь продолжительного взгляда. На самом деле Антон уже давно заметил, что что-то в наёмнике явно изменилось. Он стал мягче, чем раньше, стал позволять Антону какие-то вольности, которые раньше отчего-то пресекал. Кажется, уже как несколько дней парень вообще не ощущал себя в заложниках. Складывалось чувство, что они просто живут вместе. Да, не в самом уютном месте, без возможности выйти куда нужно и когда нужно, но зато, в целом, все было в порядке. Единственное, что иногда возвращало к реальности — пистолет, который Антон иногда видел в руках Арсения. Он, словно напоминание о том, что их жизнь сейчас принадлежит совершенно другим людям и всё это спокойствие лишь временное. Взгляд Арсения прожигал насквозь. Сердце Антона стучало, как сумасшедшее. Он сейчас безумно сильно надеялся на то, что мужчина этого не замечает. Но, кажется, его испуганное лицо и совершенно точно краснеющие уши выдают любое волнение. У него внутри чуть ли не случается самый настоящий взрыв вулкана, когда мужчина медленно наклоняется к нему, неотрывно глядя в зелёные глаза... и выхватывает сигарету своими изящными пальцами. Сердце вырывается из груди и падает на пол прямо под ним. — Дуй в свою комнату, — вновь равнодушно говорил мужчина, и Антону не нужно повторять второй раз. Его буквально ветром сдувает в спальню. А перед глазами — только он. Чёрт возьми, это точно было какое-то издевательство! Антон рухнул на кровать, закрывая глаза руками. Он чувствовал себя ужасно. Это невозможно было объяснить. Впервые в жизни он испытывал подобные чувства. Да и не просто к кому-то, а к мужчине, который чуть ли не вдвое старше его, да ещё и не самого хорошего содержания... Антон просто не мог поверить, что влюбился в бандита. И он, этот самый бандит, хотел бы надеяться, что ничего не замечает. Шастун крепко закусил свою губу, впиваясь пальцами в покрывало. Он чувствовал, что всё выходит из-под контроля. *** Антон помнит свой первый поцелуй. Нет, не те глупые моменты, когда соприкасаешься губами со своей пятилетней подружкой в детском саду. А вот прямо по-серьёзному, с языком. Когда вы понимаете, что то, что происходит между вами, — самый настоящий поцелуй. У кого-то он случается дома, пока родители уехали на дачу; у кого-то в школе на перемене; кто-то сосётся в подъезде. Но у Антона всё было немного не так. Чуть более неправильно... Его первый поцелуй был на первом курсе университета. Прямо на посвяте [праздник, в честь посвящения в студенты], где собрались все его одногруппники. И было это в изрядно пьяном состоянии, прямо в процессе игры в бутылочку. Только его партнером в этом деле была не какая-то милая студенточка, а очень красивый рослый блондин. Между ними не было никакого общения, кроме того поцелуя — ни до, ни после. Просто все ребята, под дикие улюлюкания хлопали и требовали продолжения банкета. Кажется, даже сам Антон был бы не против, если бы это продолжение последовало, потому что Колька — тот самый парень, который оказался из параллельной группы — целовался просто великолепно. У Антона тогда все тело дрожало от его ласк и крепких объятий. И объятия эти были по голой коже, прямо под футболкой. Но на этом все и закончилось. Антон пытался потом найти его в институте и даже нашёл, но Колян чётко дал понять, что это только игра и он исключительно «по девочкам». А потом, после поцелуя, какая-то девочка завела его в туалет, и тогда у Антона случился первый секс. Только он её совершенно не хотел. Единственное, благодаря чему вообще смог сделать хоть что-то — мысли о предшествующем поцелуе. Антон даже не запомнил, как она выглядела, не помнил и имени. Вот так просто для него произошло вступление во взрослую жизнь. А потом, каким-то образом, отцу Антона попалось видео, на котором его сын целовался с парнем на этом злосчастном посвящении. И, как Шастун младший не пытался доказать отцу, что все это было просто глупостями, тупой игрой и банальным спором — тот не унимался и вовсе обложил сына такими эпитетами, от которых ему до сих пор на душе паршиво становилось. Правда, за что можно отдать должное — маме отец так ничего и не сказал. Но к сыну его отношение полностью изменилось: «Я всегда знал, что с тобой что-то не так». Эти слова буквально въелись под корку мозга, в самые кости. И именно сейчас, Антон безумно боялся. Боялся, что человек, к которому он впервые чувствует что-то подобное, не просто откажет ему, а может сделает ещё что похуже... У них только наладились отношения и так не хотелось всё это потерять. Но Антон твёрдо решил, что ему нечего терять. Не попробуешь — не попробуешь. И вот сейчас, посреди ночи, когда из гостиной уже было слышно тихое сопение наёмника, Антон стоял у своей двери, не решаясь сделать и шагу. Коленки ужасно тряслись, а сердце, кажется, отбивало настоящую чечётку. Паренёк ломал свои же пальцы, молился всем б-гам и ругал себя за собственную глупость. Но он всё-таки решился и сделал осторожный шаг в сторону открытой комнаты. Арсений спал, как того и следовало ожидать. Сегодня было прохладно, и потому на нем была надета чёрная футболка, которую они вместе нашли в квартире среди чужих вещей. Антон стоял в дверном проёме, неотрывно блуждая глазами по мужчине. Сейчас он казался еще более красивым, чем обычно. Мальчишка не мог оторвать взгляд от вздёрнутого кончика носа, на который падал лунный свет из чуть приоткрытого окна. Как заворожённый, Антон медленно подошёл к дивану, опускаясь перед ним на свои острые коленки. Сейчас у него был самый последний шанс передумать, убежать, скрыться. Еще пара секунд и повернуть назад будет попросту невозможно. Антон медленно наклоняется, касаясь тонких плотно сжатых губ мужчины. Всё, что происходит в следующее мгновение, происходит слишком быстро. Антон не успевает сориентироваться, как его руки хватают с нереальной силой и прижимают к кровати. Резкая боль в запястьях вызывает неосознанный стон, мальчишка зажмуривает глаза, безумно жалея о том, что всё-таки решился на такую глупость. Когда Шастун вновь открывает глаза, ему в подбородок больно умывается ствол заряженного пистолета. — Какого чёрта, Антон?! Голос наёмника хриплый ото сна. Никогда раньше Антон не слышал его таким. Мужчина медленно ослабляет руки. Кажется, что только сейчас он понимает, что произошло и что перед ним ни кто иной, как тот самый мальчишка, с которым он живёт. — Что случилось, почему ты не спишь? Мужчина хмурится, пытается проморгаться и убирает пистолет обратно под подушку. Он хочет сказать что-то ещё, но не успевает. Холодные пальцы Антона касаются его колючих щёк и тянут на себя. Сразу следом, не теряя драгоценного времени, он накрывает чужие губы дрожащим поцелуем. Сердце стучит, как сумасшедшее. Антон боится, но понимает, что нельзя отступать. Уже попросту некуда — он уже целует Арсения. И Арсений, прибывает сейчас, кажется, в таком же ужасе, что и Антон. Его сердце стучит так же часто, глаза в ужасе мечутся по лицу подростка, Кажется, что сейчас между ними схлопнется вся вселенная. Губы Арсения шершавые, лицо колючее, дыхание горячее и язык такой мягкий и влажный. Антон не может и просто не хочет разрывать это. Он старается вложить в поцелуй все свои небольшие умения, делает так, как когда-то на вечеринке делал Колян. И, от чего становится всё страшнее с каждой секундой поцелуя — Арсений не отстраняет его от себя. Щёки Антона пылают, дыхание сбивается. Он обхватывает мужчину за плечи и тянет на себя. Тот, на удивление, наваливается сверху. Может быть, он не понял, кто перед ним? Точно нет — Арсений назвал его по имени. Не понял, что происходит? Нет — он уже сам целует мальчишку, крепко, но все равно как-то неуверенно сжимая его плечи и буквально подминая под себя. Антон старается целовать так, чтобы доставить максимальное удовольствие. Он облизывает чужие губы, посасывает язык, сладко причмокивает, чувствует, как щетина колит щеки. Все эти ощущения в скопе дают настолько сильное возбуждение, что Антон сейчас был готов на что угодно, если бы мужчина этого захотел. И в то мгновение, как эта мысль пришла в голову Антона, он ощутил, как что-то достаточно твёрдое прижимается к его ноге. С губ срывается вязкий стон, рука неосознанно заползает под черную футболку, обхватывая крепкую спину. Но ровно в это мгновение их поцелуй прерывается, и Антон чувствует себя так, словно у него отобрали кислород. — Арсений...? — тихо шепчет он, встречаясь с совершенно обезумевшим взглядом.

part 6: эрос

Эрос — тип страстной любви. Это чувство, основанное на физическом влечении и соответственно проявляющееся в сильном чувственном сексуальном притяжении. Эротическая любовь подобна искре: легко вспыхивает и тут же гаснет. Она редко приводит к глубоким и прочным отношениям. Если эрос взаимен, то партнёров тянет к друг другу как магнитом. Сильно выражено стремление к полному физическому обладанию. Любовники, обуреваемые эросом, искренне полагают, что они созданы друг для друга. Антон испуганно блуждает взглядом по лицу перед собой. Арсений так близко, и он... улыбается. И в его улыбке есть что-то, что Антону совершенно не нравится. Мальчишка закусывает губу, ёжится. Становится как-то не по себе, и он снова жалеет о том, что сделал. Хочется исчезнут прямо сейчас, несмотря на то, что буквально минуту назад он был просто неимоверно счастлив. — Вот оно что, — скалится мужчина, надменно смерив запуганного мальчишку взглядом. — Так ты педик. Хриплый смех раздаётся страшным эхом по всей комнате, задерживаясь в каждом углу. Антон сейчас чувствует себя настолько неуютно, что больше всего хочется сбежать обратно в свою комнату, спрятаться под одеялом и больше никогда не вылезать из-под него. Да даже в том багажнике, где вёз его Добровольский, было куда уютнее, несмотря на все особенности того положения. Но крепкие руки наёмника держат за запястья и не дают сдвинуться с места, придавливая всем своим весом. Ещё минуту назад Шастун был готов на всё, что от него захочет этот мужчина, но сейчас, всё выходило из-под контроля и становилось ещё страшнее, чем казалось раньше. — Я просто... — парнишка пытается оправдываться, пряча взгляд. Он сейчас сильнейше жалеет о том, что в комнату поступает хоть какой-то уличный свет — видеть взгляд перед собой было просто невыносимо. — Я... — Хочешь сказать, что ты не педик? А что же ты тогда в моей кровати делаешь? Уши Шастуна горят похлеще, чем тот уличный фонарь за окном. И даже где-то внутри стало так неприятно и стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Ощущение граничит с тем, как родители палят тебя за просмотром порнографии. — Зачем ты тогда... — Зачем я что? Что ты там мямлишь? — Арсений наклоняется ещё ближе, заглядывая в глаза мальчишки, которые тот пытается прятать, что получается, к слову, не очень удачно, исходя из того, в каком положении они сейчас находятся. — Зачем ответил на поцелуй? — Шастун так сильно закусывает свои губы, что на них выступает маленькая капелька крови. Попов отстраняется, отпуская руки мальчишки, но при этом никуда не слезает со своего удобного места на его теле. Арсений смотрит на парня высокомерно и на его лице всё та же издёвка, которую он старался спрятать и это получилось у него равно на долю секунды. — Было интересно, что ты задумал. Но, как я вижу, это всё, на что тебя хватило, — мужчина вздохнул даже с некой печалью в голосе. — Ты что, девственник? — Я п... Черт... Ам... Нет! Антон приподнимается на локтях, пользуясь его не совсем устойчивым положением, пытаясь выскользнуть из-под своего мучителя. И, возможно, в другой раз у него бы это даже получилось, но именно сейчас, руки наемника вновь упираются в его плечи и силой укладывают обратно на кровать. Парень пытается сказать хоть что-то, но его тело словно пробивает очередной разряд тока, когда мужчина приподнимается, оказываясь уже над грудью Шастуна и в тусклом уличном свете паренёк видит, как тот приспускает свои спортивные штаны, выставляя перед лицом мальчишки весьма внушительных размеров возбуждённый орган. Попов подаётся вперед, направляя член к губам парня. — ...и чтоб никаких зубов. Голос наемника тише, хриплее и, Антону даже показалось — мягче. В голове просто каша, Антон не понимает, как всё происходящее вообще может происходить. Но, одного только взгляда снизу-вверх на мужчину хватает, чтобы его собственный член вздрагивал, утыкаясь в пряжку ремня. Шастун чуть подаётся вперёд, высовывая язык и прикасаясь им к горячей головке. Возможно, всё могло бы быть куда проще, но в жизни Антона это был первый минет, который он делал сам. Наверное, Антон надеялся, что ощущения будут какими-то другими, потому что к тому, что такой огромный член будет буквально насаживать его рот, он оказался совершенно не готов. Как мальчишка не старался прятать зубы, иногда это казалось совершенно невозможным. В такие моменты сверху раздавался невнятный стон, а член утыкался в самое горло, напрочь перекрывая дыхательные пути. И сейчас, когда даже слюну сглотнуть было просто невозможно, Антон ужасно жалел всех тех девочек из порно. Хотя, было совершенно опрометчиво думать, что ему это не нравилось. Над ним был мужчина, по которому он просто ужасно сох уже не первый день и, чёрт возьми, готов был отдаться, как угодно. Вот и отдавался, без возможности даже отдышаться. Хотя, признаться честно, Антон надеялся, что наемник будет чуть более... мягким. Резким движением Арсений двинулся назад, покидая такой горячий и мокрый рот Шастуна. И, наконец-то у мальчишки появилась возможность вдохнуть. Антон жадно хватал ртом воздух, глядя на мужчину из-под прикрытых век. Попов ухмыльнулся, обхватывая свой собственный член и снова прижимая к опухшим губам. Антон интуитивно снова открыл рот, облизывая член горячим языком. — Стой, — коротко бросает Арсений, отодвигаясь от парня и ложась на спину. Его ладонь обхватывает запястье мальчишки и тянет на себя. Тот покорно движется следом, становясь над ним на коленки. Антон понимал без слов, но то, как Арсений сейчас произносил слова — напрочь сносило голову. — Теперь так, — снова бросает наёмник и другой рукой опускает голову мальчишки вниз, заставляя опять уткнуться во все еще твёрдый орган, возбуждённо подрагивающий от прикосновений. — Получше языком работай. Я хочу кончить. От одной только фразы коленки задрожали, и Антон сразу забыл обо всех неудобствах, которые ощущал ранее. Он снова охватывает головку губами, посасывает её, нежно лаская языком и, закрыв глаза, снова насаживает свой рот, стараясь теперь получше прятать зубы. Почему-то Антон думал, что в случае «неудобств», Арсений может просто встать и уйти. А этого сейчас совершенно точно не хотелось. Хотелось только доставить ему удовольствие, не думая над тем, как на утро будет болеть глотка от этих беспощадных фрикций. Антон понимает, что всё закончилось, когда обе руки Арсения с силой прижимают его голову к себе, заставляя член уткнуться в самое горло. Он кажется таким огромным, что Шастун точно забывает, как дышать и чувствует каждую пульсацию. И потому, когда что-то горячее вливается в его гортань, в сопровождении хриплого стона, он сразу понимает, что произошло. Антон ждёт несколько секунд, пока руки не отпустят его голову и только потом, стараясь двигаться как можно медленнее, выпускает член изо рта. Горький вкус мгновенно отзывается на языке, и мальчишка впервые пробует чью-то сперму на вкус. До этого ему приходилось пробовать только себя, в порыве познания своего тела несколько лет назад… Парнишка чуть приподнимается, совершенно затуманенным взглядом ловя перед собой чужой силуэт. Арсений сейчас красивее, чем когда угодно до этого. Лежит на кровати, раскинув руки. Его грудь тяжело вздымается, губы чуть приоткрыты в блаженной улыбке, и даже прикрытые веки сейчас выглядят также красиво, как и его небесно-голубые глаза. Штаны приспущены, на животе ещё полу-возбужденный член, над которым Антон старался, как мог. Шастун пытается запомнить каждую деталь, которую видит, чтобы потом множество раз вспоминать этот момент во время мастурбации. — Ладно, это было неплохо… — стонет Арсений и его губы расплываются в широкой улыбке. Сердце Антона ёкает в самые пятки и щёки снова заливает румянец. — Я… Что теперь...? — парень закусывает губу, встречаясь взглядом с наёмником. — Ну, то есть… — Иди в свою спальню, окей? — Угу… Антон поджимает губы и старается делать вид, что ему всё равно. Но это совершенно не так. Хотя, на что он только надеялся? Что Попов предложит ему остаться на ночь в своей постели? Что предложит помочь ему «разобраться с собственным возбуждением»? Или может неимоверное количество комплиментов о том, как он отлично поработал ротиком? Нет, Антон. Ты получил ровно то, на что и рассчитывал. Хотел, чтобы тебя поимел Арсений — он тебя поимел. А теперь, будь так любезен, дай поспать. Мальчишка поднялся с кровати, поправляя собственную одежду, и молча вышел из комнаты, краем глаза наблюдая за тем, как мужчина заправляет свои штаны. Уже лёжа на своей кровати, крепко сжимая свой член и закусывая кулак, чтобы хоть как-то заглушить собственные стоны, Антон будет вспоминать, как член Арсения упирался ему в самое горло, как он крепко сжимал его за волосы и как его стоны разносились по всей комнате. Хриплые, мягкие, благодарные. А лишь от одного вида только что кончившего Арсения у мальчишки снова внизу живота затягивался узел, от которого сердце пропускало удар за ударом. Впервые за долгое время Антон смог кончить с настоящим кайфом для себя, а не так, чисто для того, чтобы сбросить напряжение. *** Но напряжение, как оказывается, лишь нарастало. На следующее утро, когда пришло время выходить из комнаты, Антон понял, что ему до безумия стыдно. Ему страшно даже показаться на глаза Арсению, потому что теперь, вместо привычного его лица представлялось то, которое он видел ночью. Наёмник сидел на кухне и пил свой кофе. Кофе он сварил только на себя, даже не предложив Антону. А это уже было слишком большим прыжком назад, потому что уже как неделю варить кофе с утра стало задачей Антона, с которой он, кстати говоря, весьма неплохо справлялся. Но только не сегодня. Сегодня он сидел за закрытой дверью до талого, а Арсений даже не думал над тем, чтобы зайти и разбудить его. Но, самой неожиданностью стал звонок в дверь. Антон слышал, как Арсений подорвался со своего места — зазвенела чашка на столе — и аккуратно, словно кот, подобрался к двери. Сам Антон не заметил, как вскочил с кровати, хватая свой рюкзак с пола и уже закинув его на плечо, прижался к двери. Сердце снова ушло в пятки. Осознание того, где он находится и в какой роли — ударило по голове обухом топора. За дверью тихий шорох. Арсений явно смотрит в глазок и в этот момент сердце Антона замирает. Больше всего сейчас в жизни он боится услышать тихую и очень чёткую команду Арсения. Но вместо этого, слышит звук открытия замка и такой приятный бархатистый голос врача. — Ну здорова, — бросает Позов и следом слышится шуршание пакетов. Антон, облегчённо выдыхая, сползает на пол, обхватывая свои колени руками. Как же он только смог забыть о том ужасе, что происходит вокруг него? Всё его сознание уже давно было забито лишь наёмником и словно вытеснило то, что они оба сейчас находятся в заточении. — Чёрт возьми, Грек, — с явным облегчением выпалил Попов, быстрее закрывая дверь за пришельцем. — Я уже забыл, что тебя нужно ждать. — А я вот пришёл. Проблему решил и вернулся, как только смог. Ты думал, что я тебя навсегда тут одного оставлю? Так, как там твой мальчишка? Ты его не убил тут ещё? "— Нет, только трахнул…", — мелькает в голове Антона, когда в дверь рядом с ним осторожно просовывается лысая голова. — Ты тут чего сидишь в полной боевой готовности? — с удивлением спрашивает Позов, глядя на мальчишку, сидящего под дверью со своими немногочисленными вещами. — Арс, ты что тут ребёнка загнал?! — кричит мужчина куда-то назад, в коридор. — Ничего я с ним не делал, — строго и как-то слишком отрешённо бурчит Арсений с кухни, шурша пакетом с продуктами. — Он тебя обижает? — уже намного мягче и тише спрашивает врач, заходя в комнату, прикрывая за собой дверь и помогая мальчишке подняться с пола. — Н-нет, всё хорошо, — смущённо отвечает Антон, снимает с плеча рюкзак и кидает обратно на пол, ногой подкидывая дальше под диван. Под тяжёлым взглядом Грека он садится, послушно складывая руки на коленях. — Нет, правда. Всё правда хорошо. Мы нашли общий язык. Позов качает головой и кивает мальчишке, намекая на то, что пора раздеваться. Осмотр прошёл быстро. Как Грек и рассчитывал, рана от пули на плече Антона затянулась достаточно быстро. Всё же ему очень сильно повезло, что выстрел не задел чего-то нужного и тот не остался инвалидом. А то, что рука иногда ещё побаливает — дело времени. Шрам, конечно, останется, но и чёрт с ним. Напоследок Грек просил Антона лишний раз не поднимать тяжести и позвал его на кухню обедать. Антон, несмотря на то, что смотреть в глаза Арсению всё ещё не хотелось, соглашается — голод берёт своё. А на кухне Арсений уже во всю готовит. Диме — кофе, себе и Антону — еду. Как обычно, без изысков, но всё равно лучше, чем пустой рис с гречкой жрать. А ещё, первым делом Шастун обратил внимание на сигарету, зажатую в губах наёмника. Он скурил её уже практически полностью, время от времени стряхивая пепел в старую банку. Антон занял место за столом, потянувшись к сигаретной пачке. Как же сильно он хотел курить. — Эй, ты что, куришь?! — удивлённо спросил Позов, глядя на то, как на полпути замерла рука мальчишки. — Я просто… — …как паровоз, — резко прервал его Арсений, даже не удосужившись развернуться. Антон бросил ему в спину обиженный взгляд. — И ты ему позволяешь, Арс? — мужчина обернулся на наёмника, вместе с Антоном сверля его взглядом в спину. — А с каких пор я должен его воспитывать?! — неожиданно для обоих — и Позова и Шастуна — Арсений всплеснул руками, размахивая ложкой, которой только что переворачивал котлеты на сковородке. — Вау, Арсений! — попытался сгладить ситуацию врач. Он повернулся обратно к Антону, говоря уже куда тише, чтобы Попов его не слышал. — Обычно он за свои сигареты руки ломает. Тебе повезло. — Позов, блять! — снова взорвался Арсений, со злостью туша окурок о банку и стараясь заставить себя не оборачиваться на Антона. — Пизди там поменьше! Антон сильно закусил губу, повреждая только затянувшуюся ранку. Он всё-таки цепко схватился за пачку сигарет, доставая одну из них и закуривая, как можно быстрее, пока не отобрали. На удивление мальчишки, Грек потянулся в свой карман, доставая пачку своих сигарет. Антон с интересом разглядывал незнакомую упаковку, вместо слов на которой были какие-то незнакомые символы. Мужчина заметил чужой взгляд и протянул пачку Шастуну, одновременно с этим поджигая сигарету. — Греческие. Родственник привёз, — ответил на немой вопрос врач, принимая обратно из рук Антона свою пачку. — Вы правда грек? — Антон стряхнул пепел в банку, вовремя подставленную Позовым. — Правда, — согласно кивнул мужчина, даже малость улыбаясь. — Я думал, что мой нос не оставляет сомнений на этот счёт. — По-моему обычный нос… Антон снова опускает взгляд, пережимая свои пальцы. Неожиданно загремели тарелки, и он всё-таки поднял голову в тот момент, когда Арсений уже раскладывал их еду по порциям. Перед мальчишкой нависла высокая фигура, и на стол опустилась его тарелка. Он только выпалил тихое «спасибо» и дальше весь приём пищи прошёл достаточно тихо. Арсений почти не разговаривал, больше всего говорил Грек. Да ещё и о какой-то чуши, типа новостей из мира политики, кино, какие-то истории из больницы. Антон слушал вполуха, периодически кивая и переспрашивая. Но только стоило ему доесть последний кусок, как по комнате эхом раздался уже такой знакомый грозный голос. — В комнату иди. — А помыть? — Иди в комнату. Потом помоешь. Грек недоверчиво поднял бровь, допивая свой кофе и проводил взглядом удаляющегося мальчишку. Стоило тому закрыть за собой дверь, мужчина всё-таки задал вопрос, который так долго его терзал. — Что случилось, Арс? — Ничего, — солгал мужчина. — Просто я на ёбаных иголках уже неделю. — Глаза мозолит? — Дим, — Арсений взял ещё одну сигарету, глубоко затягиваясь. — Накуриться не можешь? — невпопад бросил Позов, но его вопрос остался без ответа. — Я с ним уже почти месяц на этой квартире торчу. Конечно он мозолит мне глаза. Да мне всё тут уже глаза, блять, мозолит. Эти стены, занавески ссаные, эти сковородки неподъемные, эти чашечки сервизные! — мужчина резко вскочил со своего места, с размаху ударяя по столу так, что тарелки задрожали и Позов, кажется, вместе с ними. — Я как в ебаном аквариуме сижу! Я так с ума сойду! Антон не слышал сути их разговора, но крик, на который позволил себе перейти наёмник, был более, чем разборчив. Мальчишка поджал губы, прижимаясь ухом к смежной с кухней стене, рядом с розеткой. Арсений сейчас ходил по настолько тонкому льду, что Антон больше всего боялся, что мужчина расскажет другу о том, что было ночью. А больше всего Шастуну не хотелось видеть осуждения в глазах Грека — он стал каким-то родным уже, что ли. Во всяком случае, среди всех людей, с которыми ему, Антону, пришлось познакомиться, Дмитрий Тимурович казался самым безобидным. — Да что ты мне это опять высказываешь?! — парировал Позов, и Антон чётко слышал, как отъехал назад его стул. — Ты мне хоть что-нибудь расскажи, что там происходит! — Я уже говорил тебе, что Добровольский передо мной за свои действия не отчитывается! Если что-то появится, что я должен буду тебе передать, я так и сделаю. А сейчас — голяк, хоть шаром покати, ни-че-го! Моя роль в этой истории — жрачку тебе таскать и мальчишку, которого ты чуть не грохнул, лечить. Твоя задача: засунуть язык в жопу и следить, чтобы его не убили! Арс, что за херня?! Ты снова одно и то же мне талдычишь! Мне кажется, что тебе реально крышу сносит от этого заточения. Но я не психиатр, чёрт побери, эти проблемы я не решу и даже пытаться не буду! В ответ раздался лишь загробный рык наёмника и очередной грохот стула. — … ладно, блять, прости, — его голос звучал, как ни в чём не бывало. — Я правда уже не знаю, что делать… Мне… — Антон сильно зажмурился, буквально вжимаясь в розетку. Попов говорил так тихо, что ничего было не разобрать. — Ладно, забей просто. Ок? Я обещаю, что больше не повторится. Буду держать себя в руках. — Да уж пожалуйста, — надменно ответил Грек, видимо, тоже присаживаясь обратно на своё место. Все их дальнейшие разговоры не несли никакой серьёзной смысловой нагрузки, и Антон наконец-то отлип от стены. Он вновь разлегся на кровати, глядя в потолок. Арсений ничего не сказал Позову. Во всяком случае, пока. Но, что-то подсказывало, что и не скажет. Да, в конце концов, то, что было между ними ночью, ни один нормальный мужчина точно не будет никому рассказывать. Тем более, такому же «нормальному мужику». Хотя, сейчас Антону было совершенно не просто рассуждать о нормальности. Разве может нормальный человек убивать других людей…? Дмитрий Тимурович ушёл где-то через час. Всё это время они просидели вместе с Арсением на кухне, обсуждая какие-то вещи, которые точно не были предназначены для ушей Шастуна. И вовсе не потому, что являлись чем-то секретным, а потому, что больше походили на обычный разговор двух друзей. Кажется, Антон ловил что-то о рыбалке и воспитании детей. И-ро-нич-но. Антон даже смог как-то успокоиться и перестать волноваться, но это чувство всё же вернулось в его мысли, когда после прощания в коридоре, дверь спальни открылась и в неё без какого-либо стука вошёл наёмник. Антон вздрогнул, встречаясь взглядом с мужчиной. Он медленно подтянул к себе коленки, переходя из позиции «лёжа» в позицию «сидя». Тяжело вздохнул и даже не мог представить, что будет дальше. Арсений смотрел на мальчишку с некой печалью. Антон чувствовал, как взгляд блуждает по его телу и от этого становилось ещё более неудобно. Он нервно перекручивал кольца на пальцах, стараясь больше не смотреть в чужие глаза. В комнате по-прежнему стояла гробовая тишина. Только тиканье настенных советских часов и их дыхание. — Антон? — голос мужчины звучал, словно эхо в далекой пещере. Шастун насупился, поднимая взгляд. — Прости меня. Сердце пропустило удар. — … за что? — За то, что было ночью, — наёмник почти шепчет и Антону приходится прислушиваться к каждому его слову. Щёки мгновенно краснеют. Вот точно, чего он не ожидал, так это извинений. Да и... за что? — Я не должен был использовать тебя. Прости. Антон чувствовал, как затряслась его челюсть, а ладони мгновенно вспотели. В голове появилось такое огромное количество вопросов и, в то же время, мальчишка не мог выдавить из себя ни одного слова. Улыбка Арсения ночью, его губы, руки, его тело… Всё это казалось уже настолько далёким, словно давний сон, который уже совершенно точно развеялся утренним туманом. И поэтому Попов не хотел видеться с ним? Ему было… стыдно? Сердце пропустило ещё один удар. — Арс… Арсений Сергеевич, — голос Антона дрожал. Он совершенно не мог собирать буквы в слова, но он совершенно точно был уверен в том, что, если этот мужчина сейчас уйдёт из комнаты, это точно будет точкой. Жирной точкой, которую невозможно ничем стереть. — Я же сам хотел этого... Вы не должны извиняться ни за что… Это, скорее, моя вина. Я… Мне следовало держать себя в руках. Антон совершенно точно видел, как дрогнул кадык на чужой шее. Арсений думал и, такое чувство, словно сам не мог подобрать слов. Шастун закусил щёку с внутренней стороны, медленно и осторожно, словно кот, вставая с дивана и двигаясь в сторону мужчины. Аккуратно, чтобы не спугнуть. Наёмник стоял, как вкопанный, следя за ним одними глазами. Парень подошёл так близко, как только позволяла совесть. Он стоял, пристально разглядывая каждую соринку на чужой футболке. Его дрожащие пальцы осторожно опустились на тяжело вздымающуюся грудь мужчины. — Антон, я не такой… — голос Попова звучал тихо и… испуганно. Но он не отстранялся, не пытался уйти в другую комнату или вовсе оттолкнуть мальчишку. Мужчина лишь смотрел за тем, как длинные тонкие пальцы сжимают ткань его футболки. — Хорошо… Просто ночью мне показалось немного иначе. — У меня давно не было секса, — небрежно бросил мужчина, словно заготовленную заранее фразу. — И поэтому вы соблазнились на парня? — лёгкая ухмылка промелькнула на до этого совершенно бледном лице Шастуна. — Вы могли просто дать мне в рожу… — он помедлил, но всё-таки добавил ещё более тихим голосом,— … но дали в рот. — Антон! — в этот момент Арсений всё-таки отскочил от него, и Антон впервые заметил испуг на лице мужчины. — Ты не понимаешь, что происходит?! Сейчас совершенно не до этих глупых игр! — Это вы не понимаете, что происходит, — нахмурился парень, опуская руки и сжимая их в крепкие кулаки. — Если ты сейчас не прекратишь, я тебе въебу.

part 7: цугцва́нг

Цунгцва́нг — положение, при котором любое решение или ход приведёт к проблемам. Иллюстрация к главе: https://vk.com/photo-213261982_457239112 По длинному коридору, по обе стены которого, через каждые пару метров располагались старые деревянные двери, бежал маленький мальчишка. Периодически цепляясь за всевозможные коробки и всякие давно ненужные вещи, которыми было заставлено всё вокруг, образуя узкий проход, мальчишка гнал перед собой маленький полосатый резиновый мяч. Периодически, от неудачного удара, мяч закатывался за хлам, достать из-за которого свою игрушку, для ребёнка было достаточно проблематично. Но мальчик, словно данная процедура была для него чем-то совершенно обыденным, ловко опускался на разбитые коленки, цеплял старую протертую резину и привычным движением доставал мяч своими цепкими ручками, возвращая его на своё импровизированное и очень растянутое игровое поле. Из закрытых комнат, мимо которых ему приходилось пробегать, доносились голоса, звуки радио и телевизора, и что было достаточно часто — всевозможная ругань, которую ему было запрещено даже слушать. Но мальчишка есть мальчишка и поэтому очень часто он останавливался около очередной двери, вслушиваясь в то, что взрослые называли «матом», запоминая и, чуть слышно, проговаривая следом за ними. К слову, коммунальная квартира, в которой он жил, была совершенно такой же, как и тысячи других таких же, редко когда заселённых интеллигентами, квартир. На глазах мальчика часто случались драки, выяснения любовных отношений, пьяные дебоши. И никогда, из всех этих раз, никто из взрослых не стремился убрать ребенка, чтобы не портить ему психику. Иногда даже наоборот звали мелкого посмотреть на то, как "раскрасили" рожу дяде Ване. И именно поэтому, когда из-за одной из дверей, расположенных в длинном коридоре, послышался мужской крик, мальчишка даже не думал убегать, а просто остановился у двери, взяв свой маленький резиновый мяч под руку. Дверь, напротив которой он остановился, медленно приоткрылась от сильного сквозняка и взору ребенка показалась необычная, даже для этого дома, картина. На старом стуле, расположенном в самом центре комнаты, сидел связанный мужчина. Он выглядел так, словно единственное, что держало его в сидячем положении — те самые верёвки, которыми он был связан. Всё вокруг него было заляпано тёмно-алой кровью, а перед ним стоял высокий молодой мужчина с длинными тёмными волосами, завязанными в тугой хвост, одетый в чёрную кожаную куртку и классические брюки. Мужчина стоял перед несчастным, вытирая о какую-то тряпку большой кухонный нож. Ровно такой же, каким мама мальчика резала хлеб на ужин. Ребёнок неотрывно смотрел на картину перед собой и тут, словно почувствовав чей-то взгляд, мужчина обернулся и столкнулся с испуганными глазами. Мужчина, кажется, совершенно не волновался по поводу того, что за тем, что он делал, его заметили. Он медленно и достаточно тихо опустил нож на пол, рядом со стулом. Туда же кинул и тряпку, а сам, буквально за пару шагов преодолел расстояние до входной двери, где стоял испуганный мальчишка. Длинноволосый бандит опустился на корточки, оказываясь с ним одного роста и тогда ребёнок заметил пронзительные голубые глаза, смотрящие прямо в душу. — Играешь? — тихим баритоном отозвалось, кажется, в самой голове. Испуганный малыш прижал к себе мячик ещё сильнее, сжимая любимую игрушку своими маленькими худыми пальчиками, больше напоминающими спички, и быстро закивал. Бандит наклонил голову и его губы растянулись в широкой улыбке: — А как насчёт того, чтобы поиграть в прятки? Прячься, а я буду искать. Мальчишка плотно сжал губы в тоненькую нитку. Никогда в жизни он не был ещё настолько серьёзным. Он только хотел снова закивать, как из-за спины брюнета вышел второй мужчина — тоже достаточно молодой, но намного ниже ростом длинноволосого. На его лице красовалась густая чёрная борода, а тёмные брови, как только его взгляд упал на мальчишку, стянулись к переносице. — Какого хера, Актёр? — тяжёлым голосом произнес кавказец и мальчишка заметил в его руке пистолет. — Нормально всё, — всё так же с улыбкой быстро произнес длинноволосый, даже не оборачиваясь на голос своего напарника. — Мальчишка ничего не видел. Ребёнок очень быстро кивнул, прижимая мячик к своей груди. Сперва очень медленно, он отступил в сторону, двинувшись чуть дальше по коридору и, когда убедился, что бандит за ним не идёт, помчался так быстро, как только мог. Страх, окутавший мальчика с головой, не давал возможности даже заплакать. Ребёнок скрылся за углом, залезая за коробки, перетянутые какими-то верёвками и закрытые старой грязной скатертью. Он сжался в калачик, прижимая к себе мяч, словно сейчас это самое важно в его жизни. Он закрыл глаза и старался не дышать. И лишь спустя минут пять, когда из коридора послышался скрип закрытия двери и размеренный топот в сторону парадной, по побелевшим от страха впалым щёчкам побежали горькие слёзы.

***

Арсений стоял на кухне, докуривая сигарету, выдыхая дым в самую малость приоткрытое окно. Прошло уже несколько дней с того момента, как между ним и Антоном произошло что-то, о чём мужчина боялся сейчас даже думать. Больше всего сейчас ему было совершенно не комфортно думать о собственных ощущениях — Арсений, который всегда считал себя стопроцентов мужиком до мозга костей, несмотря на некоторую манерность, на которую некоторые обращали внимание, никогда даже не предполагал, что может заинтересоваться мужчиной. Парнем. Мальчишкой. И это ещё, не говоря о том, что этот самый мальчишка, говоря простым языком, является его работой. Попов затушил сигарету и обернулся именно в тот момент, когда в коридоре остановился Шастун. На его лице, прямо под глазом, красовался уже начавший желтеть, заживающий синяк. Мальчишка бросил на наёмника короткий взгляд и быстро скрылся за дверью туалета. Арсений тяжело вздохнул. Он всё-таки немного сожалел о том, что после попытки Антона вновь поцеловать его, влепил подростку достаточно сильную оплеуху. Хотя, он предупреждал, что так и будет. Видимо, Антон думал, что такое прокатит ещё раз. Арсений старался не думать о том, что происходило той ночью, но от одного взгляда на Шастуна, эти мысли сами собой материализовались в его голове. Сколько это ещё будет продолжаться? Мужчина подошёл к плите, зажигая её с помощью спичек, и поставил на конфорку свежий залитый чайник. Когда из уборной раздался звук смыва, Попов сел за стол, сплетя между собой пальцы и выложив руки на стол. Стоило Антону выйти обратно в коридор, Актёр всё-таки смог выдавить из себя хоть слово. — Антон, — парень обернулся на голос, застыв в дверях. — Иди сюда. Антон глубоко вздохнул, проходя на кухню, но застывая в дверном проёме. По прошествии нескольких дней, он уже более спокойно смотрел на наёмника и, несмотря на то, что щека ещё саднила, полностью понимал, что получил исключительно за дело. — Есть будешь? — мужчина прикусил щёку изнутри, напрочь проклиная себя за то, что не смог сказать то, о чём собирался. — А. Нет, спасибо, — коротко ответил Антон и уже хотел было сбежать обратно в комнату, как голос за спиной заставил его остановиться. — Если ты назло мне жрать перестал, то это самое глупое решение в твоей жизни. — Я просто не хочу, — чуть тише, чем до этого, ответил парень и всё-таки сбежал в свою комнату. Оттуда, как ему казалось, даже Арсений не сможет достать его. Мужчина тихо прорычал сам себе, сжимая кулаки от злости. Ему нужно успокоиться, нужно дышать размерено… Как же этот мальчишка начинает его раздражать! Он ведёт себя, как самый настоящий ребёнок. Глупый и очень избалованный. Хотя, по поводу второго Арсений был не сильно уверен, но в такие моменты, когда тот отказывался есть и выходить из комнаты — несколько раз убеждался, что всё-таки, да. Вот и очередной день прошёл в тишине. Антон слышал, как наёмник смотрел телевизор в зале и, даже в какой-то момент что-то отвечал диктору из новостей. Выходить и смотреть в глаза мужчине совершенно не хотелось. Было банально стыдно. И когда это Шастун решил, что он достаточно храбрый для того, чтобы вешаться на человека, который попросту не может от него сбежать? Парень потрогал синяк на щеке, чуть надавил на него — всё-таки болит. Неприятненько. Давно ему не приходилось получать в рожу. Оставалось надеяться, что совсем скоро его заточение здесь закончится и он вернётся домой. К маме, к Оксане, даже к отцу, будь он не ладен… Да куда угодно, лишь бы подальше от этого змея, который продолжает виться в соседней комнате и даже не представляет, насколько сильно вынуждает Шастуна думать о нём. Каждый час тянулся неимоверно долго. Антон давно не ощущал себя настолько одиноко. И даже импровизированное общение с блокнотом, в котором он старался писать что-то новое каждый день, больше не давало того успокоения, как раньше. Шастун с горечью вспоминал первые дни, проведённые в этой квартире. Ему было так горько осознавать, что из-за его собственной глупости, отношения с Арсением, которые изначально были настолько хлипкими, что проще было бы сказать, что их не было вовсе, развалились окончательно. А они ведь, если вспомнить то время, очень даже неплохо ладили. Антону нравилось обсуждать с мужчиной какие-то философские вопросы — наёмник оказался достаточно начитанным для человека его профессии, вместе готовить кофе и пить его с сигаретой на кухне, смотреть банальные сериалы про ментов и просто проводить время вместе. Сейчас всё это испарилось, оставив лишь напоминание о собственной глупости на левой щеке. Кто знает, сколько бы ещё времени они оба бегали друг от друга в пределах двухкомнатной квартиры, если бы в одно мгновение жизнь не подкинула очередное испытание. Антон лежал на кровати, укутавшись в старый плед. Уже битый час он пытался уснуть, но сон так и не шёл. Он даже подумывал над тем, чтобы сходить на кухню за чаем, но странный шорох в коридоре привлёк всё его внимание. Арсений отреагировал незамедлительно — в зале мгновенно выключился телевизор, Антон мог поклясться, что точно слышал, как щёлкнул предохранитель на пистолете и наёмник моментально оказался в коридоре. Антон тихо, насколько это было возможно, вскочил с кровати и прижался к межкомнатной двери, приоткрывая её без скрипа и встречаясь с крайне обеспокоенным взглядом мужчины. Немой вопрос Антона был встречен медленным качанием головы и крайне взволнованным взглядом. Мужчина прокрался к входной двери, заглядывая в глазок. В следующее мгновение, всё что происходило, показалось Антону одним сплошным потоком воды, которое плеснули ему в лицо. Одного лишь знака от Арсения хватило, чтобы до мальчишки дошло, что тот, кто сейчас пытается вскрыть квартиру, явно не является ничьим другом. Мгновенно Антон метнулся к кровати, доставая из-под неё рюкзак и вешая его себе на спину. Следом натянул кеды, лежащие рядом и, кажется, уже в полёте до коридора, умудрился их зашнуровать. Как только он вынырнул, Актёр уже был в ботинках, держа в руках пистолет. Он буквально схватил перепуганного мальчишку за шкирку и толкнул в сторону зала. — Быстро в окно, — процедил он, глядя то на Антона, то на входную дверь. Антон метнулся в зал, где раньше спал наёмник. Он пытался думать так же быстро, как Арсений, но в стрессовой ситуации это выходило не так удачно. Антон несколько раз оглядел комнату, не понимая, куда именно от него требуется лезть. Потребовалось несколько секунд, которые тянулись вечностью, чтобы Шастун вспомнил, что около одного из окон располагалась пожарная лестница. Ещё в первый день их пребывания тут, её наличие очень удачно заметил Арсений. Антон метнулся к окну, выходящему во двор, резко отодвигая шторку и выглядывая через стекло — пусто. Тогда парень метнулся к другому и, вот удача — за стеклом торчала старая железная лестница, которая на самом деле больше напоминала её вековые останки, и Антон даже не был уверен, что она сможет выдержать двух взрослых мужчин. Но времени не проверку не было, счёт шёл на секунды. И стоило мальчишке только коснуться ручки окна, как в коридоре послышались явно незнакомые и весьма недовольные голоса. — Да в рот я ебал эту хуету! — голос звучал гнусаво, недовольно. В следующее мгновение раздался выстрел и сразу за ним, сильный грохот. В комнату, захлопывая за собой дверь, ворвался Арсений. — Быстрее! — мужчина обогнал Антона, хватаясь за ручку на окне и буквально вырывая его из ставен, открывая нараспашку. Стекло с ужасным грохотом рассыпалось на мелкие кусочки. Мужчина схватил Антона за плечо, буквально выталкивая в окно. — Наверх быстро! — Ах ты сукин сын! — раздался второй голос, уже более отчетливо. — Ты думаешь, что шкаф поможет тебе остановить нас?! Антон не чувствовал свои пальцы, которые цеплялись за ржавое холодное железо. Мальчишка старался как можно быстрее подниматься по лестнице. Ему пришлось приложить не мало усилий, чтобы не смотреть вниз — ужасный страх высоты сейчас отошёл на задний план, по сравнению со страхом быть расстрелянным. Но в какой-то момент, когда до крыши осталось всего полметра, Шастун всё-таки посмотрел вниз. Арсений держался за лестницу, наполовину уже выбравшись из окна, но даже не ступив на старую железку. Ещё бы — шанс того, что она выдержит сразу обоих, был крайне мал. И тогда Антон почувствовал настолько сильный стыд за то, что сейчас Арсений рискует своей жизнью для того, чтобы спасти его. Ноги Шастуна ступили на скат крыши, цепляясь за прутья, служившие когда-то давно перилами. Сразу следом за ним — он точно слышал — стал подниматься наёмник. Снова раздался ужасный грохот. Видимо, те, кто ворвались к ним в дом, всё-таки смогли разобрать баррикады, которые выстроил Арсений. В отличии от Антона, Попов поднялся по лестнице всего за несколько мгновений и снова схватил мальчишку за плечо, толкая. — Беги вперёд, — рявкнул мужчина и Антон побежал по крыше, куда глаза глядят. Правда, бежать ему пришлось недолго, потому что в какой-то момент руки наёмника снова схватили его и резко рванули вниз. Ровно в тот момент, когда над головой раздался очередной выстрел. Антон обернулся лишь на секунду, перед тем, как свалиться на порванный рубероид. За ними бежали двое в чёрных кожаных куртках. Один из них — высоченный мужчина, который явно был куда выше Арсения, с угольно чёрными волосами и тонким разрезом глаз; второй — чуть пониже, светловолосый. Из-за своего более компактного роста, он куда резче перепрыгивал через провода и, судя по тому, что в его руке был зажат пистолет, можно было догадаться, что стрелял именно он. Шастун чувствовал себя, как уличный кот, которого таскают буквально за шкирку. Но именно в этот момент он был безумно благодарен Арсению за это таскание, потому что, если бы не Арсений, его бы точно уже подстрелили и ни раз. Антон снова почувствовал, как его пихают в спину. Теперь в сторону маленькой дверцы, ведущей с крыши в парадную. Кажется, что секунду назад он её даже не видел, но Арсений, словно ангел-хранитель, направлял его своей сильной рукой и пинками в спину. Оставалось надеяться, что на двери не висит амбарный замок и они не останутся в ловушке. Мальчишка согнулся в три погибели, чтобы пролезть в дверцу, и пополз вперед на карачках по темноте, распугивая курлыкающих голубей и стараясь не думать, во что он вляпывается руками. Позади, совсем рядом с ним, раздался ещё один выстрел, от чего Шастун лишь сильнее прибавил скорости, наконец-то добираясь до ещё одной двери, ведущей в саму парадную. Пришлось чуть постараться, чтобы открыть её, но думать уже не приходилось. — Сукин сын! — завыл кто-то из бандитов позади и раздался очередной грохот. Следом за Антоном в парадную выбрался Арсений. Вместе они бежали по винтовой лестнице вниз, стараясь даже не оглядываться. Сердце Антона, казалось, ещё совсем немного и остановилось бы, но он чётко помнил своё обещание наёмнику — выполнять всё его приказы и сейчас его приказ был ясен без слов — он должен бежать и не оглядываться. Вдвоем Арсений и Антон буквально вывалились из парадной, чуть ли не выбивая дверь. Мужчина быстро огляделся по сторонам, прикидывая, куда лучше бежать. Выбор был очевиден и мужчина, вновь схватив Антона за руку, побежал вместе с ним вглубь двора. За углом, прямо перед ними, оказались закрытые ворота, и мужчина ловко повис на прутьях, запустив руку куда-то на ту сторону. И уже через мгновение кованая решётка открылась. Антон быстро забежал за неё, остановился, ожидая Арсения. Тот быстро закрыл за ними дверь и мужчины побежали дальше, пока не юркнули в первый попавшийся выход из двора. Они бежали очень долго. Антон даже представить себе не мог, что у него вообще может хватить дыхалки на столь тяжёлый забег. В институте, кажется, он не пробежал и трёх километров по прямой, когда нужно было сдавать нормативы. А сейчас, такое ощущение, словно они промчались половину Петербурга. Ещё бы, когда в твою спину стреляют, будешь бежать, пока сердце не перестанет биться. Антон остановился, когда крепкая рука Попова снова схватила его за плечо и потянула за собой в одну из парадных, которая попалась на пути. Только когда за ними закрылась входная дверь, сердце начало хоть как-то приходить в себя. Арсений быстро промчался по парадной и, найдя укромный уголок под лестницей, буквально впихнул туда Антона. Они оба рухнули на царскую плитку, тяжело дыша. Наконец-то можно было выдохнуть и прийти в себя. Арсений прижался спиной к стене, тяжело дыша и откинув назад голову. Антон же, недолго думая, просто лёг на пол, раскинув руки. Минут пять они ничего не говорили друг другу, пока наёмник наконец не подал голос. — Ты в порядке? — он всё ещё задыхался, но в голосе точно можно было услышать нотки некого вновь обретённого спокойствия. — Да… — прошептал мальчишка, не открывая глаз. Его пальцы до сих пор дрожали то ли от ужаса, то ли от сильной физической нагрузки. — А вы?.. — В порядке… Они снова замолчали, переводя дух. — Кто это был?.. — Антон смог собрать в себе последние силы, чтобы продолжить разговор. В этот момент дверь парадной открылась и в неё кто-то вошёл. Мальчишка быстро подтянул к себе ноги, полностью скрываясь в тени лестницы. Арсений, кажется, в этот момент даже перестал дышать. Кто-то, оказавшись, судя по всему, просто жильцом дома, проковылял к лифту, вызвал его и через минуту площадка снова оказалась пуста. — Кореец и Комик, — Попов произносил их имена достаточно тихо, чтобы никто, кроме Антона его не слышал. — Нурлан и Щербаков. Люди Шеминова. — Но… Как они нас нашли? — Я хочу задать тот же вопрос… — процедил мужчина, убирая с запотевшего лба мокрую чёлку. — Мне нужно найти Грека. — Дмитрия Тимуровича? — Антон наконец-то открыл глаза, с волнением глядя на своего спасителя. — Но зачем? — Затем, — спокойно продолжил Актёр, словно он рассказывал о чём-то совершенно будничном. — Что он может не знать о том, что нас накрыли. А это значит, что если он придёт на квартиру, то его там, в лучшем случае, просто поймают. По худой спине мальчишки пробежала волна мурашек. Он сильно закусил губу, вспоминая, с какой теплотой к нему относился Дмитрий Тимурович на протяжении всего времени, которое они были знакомы. Этот мужчина, а тем более его семья, точно не заслужили того, чтобы до них добрался Шеминов. — А если нас нашли из-за него...? — очень тихо, почти шёпотом произнес подросток. — Тогда нам точно нужно к нему. Потому что спасать Позова придётся мне, — после небольшой паузы продолжил Арсений. — Вы знаете, где его искать?.. — Нужно идти к нему домой. Немедленно, — мужчина поднялся с пола и только сейчас Антон снова заметил в его руках пистолет. Попов поставил его на предохранитель, убирая за пояс и прикрывая сверху своей кофтой. Однако, от его усталости, которая чувствовалась всего минутой назад, не осталось и следа. Антон же, в свою очередь, всё ещё лежал на полу, не в силах даже говорить без одышки. — Вставай давай, у нас мало времени. Мужчина вышел из-под лестницы, стараясь отряхнуться, насколько это было возможно. После тяжёлого забега выглядел он далеко не лучшим образом, и Антон даже представить боялся, как выглядит сейчас сам. Особенно, после того, как под лестницей собой всю пыль собрал. — Нужно добраться до Петроградки. И как можно скорее. Пойдем через Тучков мост. — Арсений! — парень вскочил так быстро, как только мог. Он смог остановить наёмника перед самым выходом из парадной. — А если там засада?! — Тогда я пойду один, а ты будешь ждать меня в укромном месте, — как можно спокойнее ответил мужчина и Антону не оставалось ничего, кроме как быстро оправиться и вылететь из дома следом за ним.

***

Маленькая стрелка уличных часов уже подбиралась к полуночи. Антон старался не отставать за Арсением и пытался игнорировать всевозможную боль, которая только присутствовала в его теле. А боли было достаточно: на крыше он достаточно сильно ударился бедром, потом на чердаке, похоже, что попал ладонью на старый гвоздь и, возможно, вывихнул палец на ноге. Но последнее было под вопросом, а проверять это было попросту некогда. Наёмник был полностью прав — их время очень сильно ограничено. На самом деле Антон даже представить боялся, что будет, когда они доберутся до дома врача. Кажется, он даже какую-то молитву вспомнил, которую в детстве его заставляла учить бабушка и у всех б-гов постарался попросить для Дмитрия Тимуровича удачи. Шастун накинул на голову капюшон, надеясь, что не встретит на улице никого из знакомых, которые часто собирались на набережной Макарова. Но опасения Антона, к сожалению, оправдались и в метрах тридцати впереди них, парень заметил знакомую компанию. — Стойте, — Антон резко дёрнул Арсения за рукав, заставляя встать, как вкопанного. — Надо перейти на другую сторону. Я их знаю. Мужчина молча посмотрел на компанию, на которую указывал Шастун и лишь сильнее нахмурился. Ещё и этих проблем не хватало. Двое, стараясь не привлекать к себе внимание, перешли на противоположную сторону улицы, но Антон, как и не старался, но всё-таки посмотрел на своих знакомых. Как бы сильно ему хотелось сейчас остаться с ними… Петь песни под гитару, пока на улице ещё достаточно тепло, пить дешёвое пиво и думать лишь о том, как скатать следующий тест по математике. Ему было страшно от мысли, что теперь он — герой тех самых боевиков, которые он смотрел в детстве. Что тут, вокруг него больше не те милые люди, которые максимум, что могут сделать — послать нахуй. Эти могут просто взять и убить. И, судя по тому, что Антон ощутил на самом себе, даже не дрогнут. А среди весёлой компании оказался Димка — весёлый парень, который учился вместе с ним в институте на год старше. Каждую перемену они вместе бегали курить на Мойку и несколько раз даже напивались в самые слюни. Даже сейчас, в свете только уличных фонарей, Шастун мог заметить родное улыбающееся лицо. Интересно, ощущает ли он, Диман, хотя бы на малость отсутствие Антона? В голове снова мелькнула мысль об Оксане. Она уж точно заметила, что его нет… Парень постарался ускориться, чтобы не отставать за Арсением и больше не думать о той прошлой жизни, которая была уже, кажется, сотню лет назад. Когда оба вышли к Тучкову мосту, Антон наконец-то свободно выдохнул. Отчего-то ему казалось, что покинуть Васильевский остров ему уже никогда не удастся. Но счастье в этот раз было на его стороне и потому, проходя через Малую Неву, он словно почувствовал настоящую свободу. Большую часть пути к дому Позова, путники добирались по Большому проспекту и лишь только когда до дома медика осталось несколько перекрестков, свернули во дворы. По мере их приближения к нужной точке, Антону снова начинало казаться, что их кто-то до сих пор преследует, когда это уже совершенно точно было не так. Парень до сих пор не рискнул спрашивать у наёмника о том, что именно произошло на крыше и почему бандиты перестали их преследовать. Где-то в глубине души Антон даже надеялся, что те двое мертвы — отчего его самого несколько раз подряд передёрнуло. Однако, если бы это было так, это было бы даже хорошо. Шастун понял, что они на месте, когда Арсений остановился в высокой арке, соединяющей собой две части одного большого дома. Раньше парню никогда не приходилось бывать здесь и потому он старался осматривать каждый угол, который только попадался перед глазами. Арсений, судя по всему, довольно сильно нервничал. Он, видимо, достаточно серьёзно думал, потому что в какой-то момент взял Шастуна под руку и вышел с территории двора, ведя его обратно на проспект. — Слушай внимательно, — начал мужчина, когда они уже переходили дорогу к скверу Шевченко. — Сиди здесь на лавке, делай вид, что кого-то ждёшь. Если кто подойдет, не вступай в конфликты и в случае опасности, беги нахуй. Я пойду на разведку. Если всё в порядке, то я выйду туда на балкон. Четвёртый этаж, балкон без стёкол. Антон поднял было голову, ища взглядом нужное окно, но тут же был одёрнут Арсением и притянут буквально за шкибон. — Не пялься, блять! — процедил мужчина, смотря на него достаточно жёстким взглядом и Антон буквально пожалел, что родился на свет. — Не привлекай внимание, понял? Дело пиздец какое серьёзное, если ты не понял ещё. — Что будет, если вы не выйдете на балкон? — осторожно поинтересовался парень. Арсений тяжело вздохнул, закрывая глаза и потирая их грязными руками. — Если через десять минут я не выйду на балкон, — он вдруг замолчал, видимо, старательно пытаясь подобрать слова. — То иди домой. Мужчина опустил взгляд, поправил пистолет за спиной и направился обратно во двор, где его ждала настоящая неизвестность. А Антон остался один в парке, окружённый только голыми деревьями. Перед ним сейчас были открыты все дороги. Впервые за долгое время он остался один, без присмотра и он мог просто взять и уйти. Идти домой, как сказал Арсений и там упасть в ноги к отцу, рассказать всю правду — что его поймали тогда, после универа, что держали у Добровольского, потом заточили в квартире с наёмником. Или наоборот, солгать, что просто ушёл в запой и не подвергать гневу отца тех людей, кто на самом деле был добр к нему. А Арсений… Что будет с ним, если он сейчас просто убежит? А что будет, если он не выйдет на балкон в назначенный срок? Насколько страшные вещи могут произойти там в квартире, что он не сможет выполнить своё условие? От одной только мысли о том, что могут сделать с Актёром, у мальчишки по спине вновь побежали мурашки ужаса. Парень сел на лавку и похлопал себя по карманам… Какая жалость, что он не заныкал в своём рюкзаке пачку сигарет — она сейчас была бы очень кстати, потому что трясло его, оказывается, как осиновый лист. Стараясь не сильно поднимать голову, время от времени Шастун контролировал то, что происходит в доме. В ближайших к нужному балкону окнах даже свет не горел. Оставалось надеяться, что там и правда не было засады. Во всяком случае, думать о том, что будет, если Арсений не выйдет, Антон дальше не стал. Каждая минута тянулась ужасным грузом. На душе, на сердце, на измученном теле. Антон не заметил, как снова начал ломать себе пальцы, ковыряя к тому же и всевозможные заусенцы у коротко стриженных ногтей. Только сейчас он понимал, что не знает точное время — часы были только у Попова. В какой-то момент мальчишка начал отсчитывать в своей голове по шестьдесят секунд, надеясь, что хоть так сможет контролировать время. От сильного волнения всё его тело начало бить мелкая дрожь, ведь только сейчас до него начало доходить то удушающее чувство одиночества, которое, отчего-то, совершенно не ощущалось там, на Ваське, в старой раздолбанной квартире. Возможно, проходящие мимо люди, думали, что он какой-то нарик, ожидающий лишь удобного времени, чтобы принять очередную дозу и потому, Шастун шарахался от каждого человека, как только мог, совершенно не думая о том, как он выглядит в их глазах. В мгновение, от того, что силуэт Арсения до сих пор не появился в окне, стало по-настоящему страшно. Антон невольно вспоминал каждый момент, который они проводили рядом и, кажется, даже не заметил, в какой именно момент по его щекам потекли слёзы. Возможно, именно тогда, когда балконная дверь распахнулась и перед Антоном появился Арсений, коротко махнувший рукой. Шастун подорвался со своей чёртовой лавки и чуть ли не бегом помчался во двор. Пролетел мимо закрытого шлагбаума, спасающего жильцов от наплыва «левых» машин. На мгновение парень замешкался, думая, в какую именно парадную ему нужно бежать, но поразмыслив лишь мгновение, выбрал ту, которая больше всего подходила по расположению. И не ошибся. Влетев на четвертый этаж буквально пулей, он врезался в объятия встречающего его в дверях Арсения. Парень постарался быстро вытереть слёзы, дабы, не привлекая к себе внимание и оторвался от наёмника, тут же оглядывая пространство квартиры. — Проходи давай быстрее, — мужчина помог мальчишке снять кофту и сложил её на пуфик у двери. — Сходи умойся, пока есть время. Есть хочешь? — Не хочу, — коротко ответил Антон, разуваясь и ныряя в ванную комнату, что располагалась совсем рядом с выходом. — Арс, — раздался голос Позова из зала. Мужчина быстро помчался к нему, прикрыв дверь ванной комнаты. — Давай всё рассказывай. Грек сидел на диване, прямо напротив Попова, который нервно курил прямо в комнате, нарезая по ней круги. Видя состояние, в котором прибывал товарищ, врач совершенно ничего не стал говорить ему, а лишь протянул пепельницу, когда нужно было стряхнуть пепел. — Это был пиздец. Нурлан и Лёха нас нашли. Я не знаю как, думал, что через тебя вышли, — он глубоко затянулся, втягивая и без того впалые щёки. — Ты знаешь, ничего не нарушал по устою, действовал чисто согласно плану Добровольского. — Вас не ранили? — Нас нет, — выдохнул наёмник, стряхнув пепел в предложенную заранее стекляшку. — Но я, кажется, прострелил Корейца. Не знаю куда попал, кажется, где-то в ногу. Если бы не попал, они бы не дали нам уйти. — Комик за тобой не пошёл? — Как видишь, нет, — ухмыльнулся Попов. — Может я попал и не в ногу. Надо было лучше целиться, но понимаешь, на крыше это не так просто ещё и темнота — хоть глаз выколи. Считаю, что и так я был на высоте. — Нужно срочно связаться с Добровольским. — Знаю, поэтому я и пришёл сюда. Возвращение Шастуна нужно ускорять как можно быстрее. Если Шеминов знает, что с ним вожусь я, он точно направит по нашему следу Цая. А ты знаешь, что с мальчишкой от Цая я точно никак не скроюсь. — Сдавать его надо скорее… — Поз, ты можешь уехать сейчас? — вдруг с какой-то заботой в голосе поинтересовался наёмник. — Они придут к тебе, я уверен, блять. Это просто вопрос времени. — Арс, обо мне не переживай, — попытался утешить его Грек. — У меня алиби. Работа —дом — работа. Чтобы вычислить мои походы на Ваську, придётся очень сильно постараться. Вопрос в другом, что если тебя нашли там, значит, кто-то сдал. Арсений остановился, как вкопанный. Глядя в тёмные глаза своего друга. — Но кто…? — О том, где ты, знали только ты, Антон, я, Добровольский и… — …и Батрутдинов… — Не может быть, — Грек нахмурился, неотрывно глядя на курящего. — Он подстилка Добровольского. Работает с ним хуеву тучу лет, знает все его трещинки и тот более, чем уверен в нём. — А я вот уже нет, — покачал головой Попов, снова тяжело вздыхая. — Нам нужна машина и как можно добраться до поместья Добровольского. Если сейчас медлить, то хер знает, как это пройдёт дальше. — И что ты собираешься делать, Арс? Придёшь к Снежку в два часа ночи и объявишь, что подстрелил Корейца, который вместе с Комиком рассекретили вашу секретную хату, а виноват в этом, по твоему мнению — его главный человек?! — Позов не заметил, как перешёл на крик. Ему пришлось резко остановиться, чтобы успокоиться. Но, кажется, на Арсения это повлияло лишь в лучшую сторону. Если обычно спокойный Позов начинает кричать, значит точно к нему нужно прислушаться. — Значит так, Арс. Эта идея говно. Тебе нужно снова залечь на дно. Добровольский сам найдёт тебя. Мне даже кажется, что это случится утром, когда он проснётся. Не может быть, что то, что в его квартире произошла разборка, останется без его ведома. Он сам придёт ко мне с вопросом где вы, а я, в свою очередь, расскажу ему где вас забрать. Все решаемо. — Поз, я не могу пойти сейчас домой, твою мать. — Оставайтесь здесь. — А если они сейчас уже едут сюда?! Думаешь, Шеминов не начал лизать все мои контакты, как только узнал, что я больше не на его стороне? Поз, если они придут и найдут одного тебя дома в пижамке с книжкой — это одно. Другое дело, если тут буду я и его, блять, мальчишка! — Ты не можешь ночевать на улице! Арс, сейчас не май месяц! — У нас выбора нет. Я пришёл сюда только чтобы убедиться, что ты жив и тебе ничего не угрожает. Я не собираюсь подвергать тебя опасности только ради ночи, проведённой с комфортом. Позов достал из кармана пачку сигарет, сам закурил. Он пытался придумать хоть какой-то план, чтобы не оставлять товарища ночевать на улице или в каком-то коллекторе. Коллекторе… — Блять, слушай, Арс, — глубоко затягиваясь и поднимаясь с дивана, начал Позов и исчез в глубине коридора. Он тихо шумел какой-то банкой, пока через минуту не вернулся со связкой старых ключей. — Я не думал, что это когда-нибудь мне пригодится, но видимо, тот день настал. Арс, это ключи от чердака. У нас там небольшая комнатушка, где всякий хлам хранят. Там тепло, спокойно и главное, безопасно. Никто даже не подумает, что там ты там, даже если прочухают, что ты у меня был. Глаза Позова горели столь ярким огнём, что он больше напоминал Прометея. Арсений, похоже, смотрел на него точно таким же взглядом. — Чёрт возьми, Позов, — с улыбкой ответил мужчина, туша почти докуренную сигарету. — Спаситель. — Ключ можешь с собой забрать. Мне там всё равно делать нечего, а у тебя хоть будет запасной вариант в случае чего. — У меня нет слов, — мужчина подошёл к старому другу, крепко обнимая его за плечи и беря ключ, тут же убирая его в карман. — Я буквально две минуты в душ и сваливаем. — Я вам пожрать соберу. Только не говори, что ты не голоден. — Не скажу, — ответил Арсений, уже убегая в ванную. Антон сидел на табуретке на кухне, глядя в окно на ночной Петербург. С четвёртого этажа открывался хороший вид на сквер, в котором он совсем недавно трясся, как осиновый лист. Он понимал, что надолго они здесь точно не задержатся и потому, становилось ужасно грустно. Как хотелось снова развалиться на кровати, желательно на своей… А дома у Дмитрия Тимуровича было так уютно и приятно, что парень даже прикоснуться к чему-либо боялся. Несмотря на то, что он умылся, как велел Арсений, вся его одежда всё равно оставляла желать лучшего. — Антон, — раздался снова спокойный голос врача из коридора. Антон повернулся к нему, прикрывая ладонью синяк на щеке. — Есть хочешь? — Немного хочу…

part 8: неизданное продолжение

не бечено, не вычитано

просто складируется

Следующие сборы заняли всего минут двадцать от силы. Пока Арсений принимал душ, Антон ел наспех приготовленную врачом яичницу. А потом Антона самого отправили мыться, пока мужчины собирали еду с собой и обсуждали какие-то детали их плана. Принимая душ, парень всеми фибрами души мечтал, чтобы это всё поскорее закончилось. Жизнь на Ваське, оказывается, была не такой ужасной, как когда-то казалось. Сейчас, если честно, в это время даже хотелось вернуться. Было на самом деле страшно думать о том, что будет дальше. Хотелось надеяться, что именно сейчас на балконе припаркуется Рон Уизли на отцовской летающей машине и заберет их с Арсением и Дмитрием Тимуровичем в далёкую Англию, куда не сможет дотянуться рука ни одного бандита с постсоветского пространства. Антон сложил на стиральной машинке влажное полотенце и оделся в свою старую одежду. Конечно, куда приятнее было бы натянуть что-нибудь новенькое, но в его ситуации подобное уже считается самой настоящей роскошью. Когда парень вышел из ванной, наёмник уже был полностью готов и ждал его на кухне. — Идём, — кивнул Попов в сторону коридора. Шастун взял свою кофту, быстро натянул на себя сначала её, потом кроссовки. Рюкзак, до сих пор стоящий в коридоре там, где он его оставил, закинул на спину. Вместе с небольшим пакетом еды и полной бутылкой кипячёной воды, собранным врачом беглецы забрались на самый верхний этаж дома, служивший жильцам чердаком. Как и говорил Позов, по слою пыли на ручке двери можно было понять, что им действительно уже давно никто не пользовался. Наёмник осторожно открыл дверь только с помощью ключа, чтобы не прикасаться к пыли и тем самым, не оставлять лишних следов. Помещение, в котором они оказались, было достаточно просторным, но заставленным каким-то хламом. Куча коробок, тюков с вещами, перевязанными старыми, рассохшимися о времени, верёвками. Маленькая тусклая лампочка под невысоким потолком, еле освещала видимое пространство. Первым делом нужно было найти место, где можно устроиться на ночь, и мужчина скомандовал мальчишке найти что-то подходящее. Ещё одной важной вещью сейчас было заставить грязные, но всё-таки достаточно прозрачные окна чем-то, что поможет скрыть их присутствие. Поэтому недолго думая, Арсений сорвал с какого-то тюка непрозрачную клеёнку и закрепил на нескольких окнах, расположенных по обе стороны дома. В целом, этот чердак сейчас был лучшим, что у них могло бы быть. Как минимум, здесь было сухо, относительно тепло, благодаря выходящим на крышу системам отопления, отсутствовали крысы и другие мелкие животные, которые обычно обитают по подвалам. Правда, отсутствовал туалет, но была надежда, что нужна не застанет их врасплох. Но, в конце концов, можно спуститься до квартиры Позова… В общем, эти мысли оба старались оставить при себе. — Я нашёл матрас! — радостно выкрикнул Антон, когда мужчина уже дозакреплял клеёнку на последнем окне. — Отлично, неси сюда, — скомандовал наёмник, указывая на место у стены, где как раз проходили батареи. Антон, довольный собой, принёс найденную вещь на указанное место и разложил его, проверяя на целостность. Матрас был односпальный, но зато двухметровый и даже чистый. Возможно, складировали его здесь за ненадобностью, а не по причине износа. Оставалось найти что-нибудь, чем можно было укрыться. О том, что, скорее всего ночь им придётся провести вместе, на одной «постели», Антон старался не думать, поэтому достаточно честно искал второй матрас, но по воле судьбы ничего даже более-менее подходящего он уже не нашёл. А вот старый плед, которым можно было бы укрыться, обнаружил сам Арсений и, встряхнув несколько раз, сложил на матрасе. — Опочивальня готова, — с лёгкой ухмылкой произнёс мужчина, падая на подстилку и откидываясь спиной на старые, но зато хоть чуть тёплые батареи. Антон залез на подоконник, который оказался на чердаке весьма широким и достал пачку сигарет из кармана. Стараясь не смотреть лишний раз на Арсения, парень закурил, выдыхая густой дым в сторону окна, из которого чуть поддувало. — Ты где сигареты взял? — насупился наёмник, глядя на паренька недоверчивым взглядом. — Дмитрий Тимурович дал… — Антон прикусил щёку изнутри, стараясь говорить, как можно спокойнее. — Ты их спиздил, — констатировал Арсений и его лицо приобрело ещё более серьёзное выражение. — Нет, — уже чуть более взволновано ответил парень. — Ты мне врать удумал?! Попов поднялся так быстро, что Шастун даже не успел сориентироваться. Грозное лицо наёмника оказалось перед ним совершенно неожиданно, и парень чуть не подавился собственной слюной. Мужчина медленно протянул руку к пачке сигарет, поднимая её и почти вплотную прижимая к лицу Антона. — Он бы не дал тебе пачку сигарет, которые ему высылают из Греции ни при каких условиях. Они для него слишком много значат. Угостить парой сигарет — возможно. Но не пачку, — с громким шлепком Арсений бросил упаковку на подоконник, одновременно с этим вырывая сигарету из рук мальчишки. — Как только мы встретимся с Дмитрием Тимуровичем, — его голос звучал, словно у воспитывающего своего непутёвого сына, отца. — Ты вернёшь ему его сигареты и попросишь прощения. Ты понял? Антон растеряно смотрел в пол, ощущая, как горят уши. — Ты понял, я спрашиваю?! — Попов не заметил, как схватил мальчишку за руку и дёрнул с тобой силой, что он чуть не упал с подоконника. — Я понял, понял! — в глазах Антона, впервые за долгое время отразился настоящий страх. Казалось бы, такая мелочь, как воровство сигарет. Грек, скорее всего, даже бы не заметил, что у него пропала упаковка, но в глазах Арсения этот поступок говорил о многом. Мужчина резко отпрянул от мальчишки, отходя в другой конец чердака всего за несколько шагов. Антон уже безумно жалел о том, что поддался своей зависимости, потому что ровно до этого момента, у них с Поповым всё шло даже как-то хорошо. Шастун даже перестал считать улыбки, которые получал от наёмника. Но сейчас… — Простите меня… — тихо выпалил мальчишка. — Я правда не знаю, зачем это сделал… — Чтобы угодить себе, — ответил мужчина, садясь на подоконник напротив. — Потому что ты привык, чтобы у тебя было всё, что тебе надо. Потому что ты — избалованный ребёнок, выросший с золотой ложкой во рту. Слова Арсения полосили сердце, Антон уже успел искусать все свои губы. А уши его горели так сильно, что можно было без фонарика ночью по пещерам гулять. — И даже не можешь понять, что нельзя воровать у своих, — он сделал небольшую паузу, выдыхая в и без того напряжённый воздух. — Иначе можешь потерять всех, кто добр к тебе. И тогда, кому ты нахрен будешь нужен? Знаешь, почему Добровольский не убил меня? — добавил он после ещё одной паузы. Антон поднял глаза на наёмника, встречаясь с ним взглядом. — Он ведь мог просто прикончить меня прям там в лесу, а к тебе приставить кого-то из своих людей, в ком он точно был бы уверен. Но он выбрал меня, потому что знает, что я — надёжный. А вот ты, — он ткнул пальцем в сторону мальчишки. — Даже доверие человека, который к тебе проникся, можешь продать за пачку сигарет.

***

Антон сидел на подоконнике в темноте, прижав к себе коленки. Он подглядывал за ночным городом, чуть приоткрыв щёлочку за плотной клеёнкой. После того, что сказал Арсений, он совершенно не хотел уже ничего. Ни курить, ни пить, ни есть и тем более, находиться здесь. Ему было так стыдно, что хотелось только провалиться сквозь землю, прямо к чертям в котёл, в надежде на то, что хотя бы там он сможет забыть тяжёлый обсуждающий взгляд этих голубых глаз, что пронзают насквозь. Если бы Антон мог вернуться в прошлое, он бы никогда в жизни даже не прикоснулся бы в этой пачке, вообще бы даже не подумал об этом больше никогда. Наёмник был полностью прав — Антон — тот самый зажравшийся ребёнок. И сейчас, сам Антон это понимал. А ведь раньше он об этом даже не думал. Считал, что он — просто пацан, которому ничего не надо, а ведь всё было именно так… Планшеты, телефоны, квартира в центре Питера — всё это он получал сразу, стоило просто хорошо попросить. — Всё обдумал? — хриплый голос звучал из глубины комнаты, прямо оттуда, где было приготовлено спальное место. Антона словно за уши выдернули из омута, в который он сам себя загнал выше крыши. — Угу, — тихо буркнул себе под нос подросток. — Хватит у окна сидеть, простудишься, — Антон вздрогнул, пялясь в темноту. — Иди сюда. Шастун аккуратно сполз с подоконника, прикрывая за собой ту небольшую щелку, через которую можно было бы увидеть свет на чердаке. Осторожно, насколько это было возможно, чтобы не наткнуться на что-то по пути, пробрался к лежанке и опустился на коленки, совершенно не понимая, как здесь можно было уместиться вдвоём. Но мгновение и наёмник повернулся на бок, сдвинулся к стенке, освобождая хоть какую-то часть пространства, на котором, в принципе, мальчишка мог расположиться. Антон осторожно лёг на бок, повернувшись к мужчине спиной и в этот момент на него легла тяжелая рука, прикрывая старым пледом. Всё это походило на какой-то сюр. Антон старался отключить голову и не думать ни о чем, что хоть как-то могло окончательно выбить его из колеи. Хотелось поскорее уснуть и не замечать, что ноги из-под пледа выглядывают, пятки и нос мёрзнут, а от нахождения Арсения рядом, ощущения становятся ещё более некомфортные. И рука его тёплая уже не была такой нужной, и место он занимает прилично, и дыхание над ухом совершенно не обжигает… Дыхание. Антон точно мог поклясться, что всего пять минут назад оно было не таким. По телу Антона пробежала самая настоящая дрожь, когда длинные горячие пальцы опустились на его грудь, заставляя прижиматься ближе. Дыхание перехватывало, сердце пропускало удары, а лёгкие предательски забывали дышать. Нет, всё-таки стоило признать, что это Антону нравилось. — Чёрт… — голос мужчины над самым ухом так обжигает и, вместе с этим, заставляет вынырнуть из того сладкого, придуманного за мгновение, мира. Рука Попова замерла, прикасаясь к плоской обнажённой груди. — Я не понимаю, зачем делаю это с тобой… Но я не… Антон сильно закусил губу, стараясь даже не дышать. Но выходило, честно говоря, паршиво. Было просто невозможно не слышать его хрипы, которые больше теперь напоминали стоны. В голове мальчишки отныне весь мир крутился только вокруг чужой руки на его груди. — Зачем я пытаюсь слова подбирать… — цокнул языком Арсений и Антон точно мог поклясться, что слышал в его голосе ухмылку. — Антон, скажи что-то… А Антон ничего сказать не может. У него горло пересохло и мышцы все свело. Кажется, всю свою прыть он растерял по дороге и сейчас совершенно ничего из себя выдавить не мог. Рука мужчины осторожно отстранилась от юного тела и Шастун мгновенно почувствовал холод, окружающий его. Нет, всё вело к одному единственно верному решению — он должен что-то сделать, иначе то, чего он так сильно хотел, больше никогда не повторится. — Если хотите, поцелуйте меня, — выпалил парень на одном дыхании, лишь в половину оборота поворачиваясь к мужчине за своей спиной. Но большего и не надо было. Слова Шастуна были, как красная тряпка для быка. Арсений развернул его к себе, словно тряпичную куклу. Вот только сам мужчина выглядел также неловко, как и сам парень. Голубые глаза блуждали по всему лицу мальчишки, стараясь в темноте разглядеть уже ставшие такими знакомыми, черты лица. Потребовалась ещё минута, чтобы он всё-таки наклонился, накрывая его губы своим поцелуем. Поцелуй получился смазанным. Оттого и казался куда искреннее, чем те поцелуи, за которыми наблюдают в кино. И стоило этому произойти, Антона словно выдернули из оцепенения — он получил разрешение к тому, чтобы наконец-то начать действовать. Антон часто представлял о том, каким будет его первый секс с мужчиной. Придумывал сперва каких-то одноклассников, потом сокурсников, потом даже задумался о каких-то знакомствах в клубах — когда понял, что не так просто найти человека, с которым бы хотелось заниматься чем-то подобным. А что ещё сложнее — чтобы этот человек хотел того же. Но Антон никак не мог представить, что его первым мужчиной станет сорокалетний убийца и отдастся он ему по совершенно доброй воле, где-то на грязном и пыльном чердаке.