Залётные птицы

Всё кажется призрачным в этих смутных сумерках: башни, основания которых затеряны в темноте; верхушки деревьев, как чернильные пятна. Я дождусь утра и проснусь — чтобы увидеть твой город при свете.

Рабиндранат Тагор.

"Залётные птицы"

Ещё неделю юноша провёл в лихорадке, пребывая на грани сна и бодрствования. На лбу его выступали холодные капельки пота, а температура не хотела падать долгие пять дней. Всё это время Хуа Чен менял повязки и поил отварами из трав, которые приносил Хэ Сюань. Тот заходил каждый день на рассвете, передавая всё новые и новые свитки и рецепты, которые смог отыскать и изучить в своей библиотеке. Как оказалось, о журавлях людям известно действительно мало, но выбирать не приходилось, поэтому, с горем пополам, но им удалось сбить жар и привести раненое божество в чувство. С того дня, как журавль поселился в его мастерской, погода стояла тёплая и солнечная. Небо переливалось от нежно-голубого к насыщенному васильковому оттенку. Крохотные птички обступили дом в чаще леса и заливались на все голоса, будто желая своему сердечному другу скорейшего выздоровления. Природа точно тянулась к юноше, мечтая обласкать его в своём тепле и мягкости, и даже цветы, которые, казалось, и без того распускали прекрасные бутоны, вытянулись ещё выше и распустились крупными лепестками, украшая своим разноцветием поляну у дома. Всё цвело и благоухало, подготавливая мир к пробуждению своего божественного собрата. Се Лянь окончательно пришёл в себя и попытался подняться с кровати. Стояло раннее утро, и солнечные лучи только-только начали украшать небо насыщенными розовыми красками. Хэ Сюань ещё не приходил для обработки ран, поэтому Хуа Чен тихо спал в кресле у кровати. Прохлада утра пробегала по коже, бодря лёгкими покалываниями, а нежный ветерок, пробирающийся через открытое окно, слегка развевал чёрные пряди спящего мужчины. Ресницы Хуа Чена затрепетали, и он медленно открыл глаза. Взгляд его был сонным и расфокусированным, мужчина лениво потянулся и потёр лицо руками, чтобы проснуться. Слегка повернув голову, он заметил пристальный взгляд светлых глаз и тут же вскочил на ноги, приблизившись к кровати. — Как ты себя чувствуешь? — Тихо спросил он, чтобы не напугать всё ещё немного дезориентированного после лихорадки юношу. Журавль мягко улыбнулся ему уголками губ и ответил: — Лучше. Благодаря тебе. Хуа Чен улыбнулся ему в ответ. Он наклонился к столику, стоявшему у кровати, смочил лоскут белоснежного ситца в небольшой деревянной бочке, мирно стоявшей у кресла, а второй рукой подхватил аккуратный черепаховый гребень. — Позволишь? Журавль кивнул. Мужчина присел на край кровати и аккуратно протёр лицо юноши, спускаясь ниже к плечам. Отложив тряпицу, он подцепил прядь мягких каштановых волос, омытых травяным настоем, и прошёл по ней гребнем, который проскользил вниз точно по шёлку. Волосы журавля были густые и гладкие, переливающиеся под солнечными лучами всеми древесными оттенками. К ним было бесконечно приятно прикасаться руками, и опадая на пшеничную кожу, такую необычную для божества, они создавали ощущение спокойствия и дома — обширного поля, засеянного злаками, которые ветер перебирал своими пальцами в лучах закатного солнца. Эта кожа, мягкая и гладкая, так не походила на молочную кожу других журавлей, что привыкли проводить время в своей столице, парящей над облаками. На ней читались дни на земле, упорный труд и обласканность светом. Она не была кожей аристократа, привыкшего проживать свою жизнь в изящных нарядах и празднествах. — Вот, накинь. Без одеяла, наверное, холодно в столь раннее время. — Хуа Чен протянул ему чистые верхние одежды снежно-белого цвета, которые купил на рынке, чтобы заменить старые, от которых остались лишь лохмотья, пропитавшиеся кровью. Только сейчас журавль заметил, что сидит обнажённый по пояс, и его уши слегка порозовели. Он принял одежду и тут же накинул на себя, быстро запахивая ворот. — С-спасибо, — неловко сказал он, слегка посмеиваясь. В этом момент в дверь постучали, и в дом прошёл человек в черном с корзиной свежих ароматных трав и парой потёртых свитков. Это был Хэ Сюань, который очередной раз посетил их для осмотра. Лицо его было уже привычно недовольным, будто пробуждение в такую рань доставляло ему бесконечные неудобства, однако и одежда, и волосы были в безупречном порядке, чего нельзя было сказать о самом Се Ляне. — Доброе утро. Вижу, твоё состояние начинает приходить в норму, раз ты очнулся, — ровно проговорил он. — Всё верно, мне действительно лучше. Это ведь вы помогли мне обработать раны, верно? Господин... — Моё имя Хэ Сюань. — Благодарю, господин Хэ. — Юноша мягко улыбнулся. — И вас, господин Хуа. — Сань Лан, — с мягкой улыбкой произнёс Хуа Чен. — Можешь звать меня просто Сань Лан. Хэ Сюань бросил на него беглый взгляд. — Сань… Лан. — Юноша точно пытался распробовать это имя на вкус. Называть так мужчину было несколько смущающе, но что поделать? Честно говоря, «Господин Хуа» звучало слишком холодно в отношении того, кто уже много лет радовал его сердце, поэтому, чуть подумав, журавль принял решение и слегка кивнул. — А вы можете звать меня Се Лянь. Мужчины тоже кивнули в ответ. Утро пролетело незаметно. Юноша смог ненадолго подняться и осмотреть мастерскую, которая внутри оказалась больше, чем он ожидал после наблюдения со стороны, пусть и не могла сравниться с домом Хуа Чена, находившимся в нескольких ли отсюда. Судя по всему, мужчины решили перенести его сюда, так как хижина была ощутимо ближе и скрывалась от любопытных взглядов крестьян за кронами густых деревьев. Она была неплохо отреставрирована и украшена самим художником. Обстановка не пестрила лишними деталями, сохраняя в себе лишь те элементы, что лучше всего подчёркивали личность самого мастера и придавали помещению ощущение простора и воздушности. Если бы Се Ляню необходимо было описать это место всего парой слов, он бы безусловно остановился на «утончённая» и «аккуратная». Хэ Сюань готовил новые лекарства, а Хуа Чен, тем временем, с увлечением рассказывал гостю о своих картинах. Казалось, будто всё идёт как до́лжно и будто шло так уже многие и многие годы. Завтрак был искусным, но без изысков. Хороший художник оказался не менее хорошим поваром, а учёный в чёрном и вовсе был не против хорошо поесть за чужой счёт. В общем, всё происходило своим чередом, пока в полдень в дверь не постучали вновь. Се Лянь невольно нахмурился, а двое мужчин, сидящих за столом, с подозрением переглянулись. Однако ни одному их них не пришлось подниматься с насиженного места, потому что деревянная дверь распахнулась сама собой, и в помещение влетел молодой человек с метелкой из конского хвоста и крупным веером в руках. — Ваше Высочество! Се Лянь! Вот ты где! — Циньсюань? Как ты меня нашёл? — Удивлённо спросил журавль. Этот самый Циньсюань уверенно прошагал внутрь, с любопытством осматривая помещение. Молодой человек был высоким и стройным, его бело-голубые со множеством украшений одежды кричали об изяществе и ярком характере их обладателя. Но пожалуй первым, что бросалось в глаза всем, кто смотрел на него, была пара белоснежных крыльев, сложенных за спиной. Они отличались от тех, что были у принца — не такие крупные и более пушистые, однако без каких-либо слов было понятно, что юноша этот безусловно принадлежал к пантеону августейших божеств. Когда он вошёл внутрь, перо, переливающееся от белого к чуть зеленоватому, приземлилось на стол возле Хэ Сюаня, и тот, ведомый своей природной тягой к новым знаниям, потянулся было, чтобы дотронуться до него, но быстро опомнился и отдёрнул руку, будто перед ним лежало не редкое сокровище, а извивающаяся ядовитая змея. — Боже мой, боже! — Продолжил кричать он, приблизившись к юноше. — Я искал тебя всю неделю! То есть все, конечно, привыкли, что ты постоянно пропадаешь в мире смертных, но ведь я, твой лучший друг, всегда знаю, когда ты спускаешься и на сколько! Мне уже надоело упрашивать других божеств помочь мне в поисках, совсем от рук отбились, паразиты, только воздух зря переводят! Ах, боже, горе-то какое, где же ты пропадал всё это время?! Он всё говорил и говорил, точно язык его не привык и минуты проводить без дела, так и норовя выдать ещё пару обеспокоенных фраз. Он был похож на мать, которая потеряла своего детёныша и не находила себе места от тревоги. Глаза его с недовольством осматривали Се Ляня с ног до головы, но когда взгляд зацепился за крылья, а точнее то, что от них осталось, слова оборвались, и на миг в помещении воцарилась скорбная тишина. — Это… Се Лянь грустно улыбнулся, смотря другу в глаза. — Да. Это то, что осталось. Я не мог вернуться на небеса, а эти добрые люди помогли мне залечить раны. — Но как же… — он запнулся. — Как же так случилось? Его глаза наполнились слезами, а губы слегка задрожали. Для каждого божества крылья были неотъемлемой гордостью, которая являлась знаком силы и величия. Любой небесный житель торжественно расправлял их всем напоказ, с важным видом вышагивая по столице. В крыльях хранилась магия, что и делала их такими могущественными и особенными, поэтому лишиться их было небывалым горем, какое сложно представить даже в самых страшных кошмарах. Вид друга, для которого этот кошмар стал явью, воистину разбивал сердце и без того мягкого и сбитого с толку Циньсюаня. — Это долгая история, и, если честно, я не слишком хорошо помню, что именно происходило, пока я не потерял сознание. Помню только шум и множество голосов. Ещё помню то, как эти господа помогали мне остановить кровь и обработать раны. А дальше… Всё так, как ты видишь, Циньсюань. Я знаю немногим больше, чем ты. — Но если всё так, то нужно немедленно возвращаться в столицу и оповестить Владыку! Он был в отъезде всю неделю, но я попросил Линвэнь оповестить его о твоём исчезновении, — протараторил тот в крайнем беспокойстве. Хуа Чен, который до этого не обронил ни слова, поднялся со своего места и тоже встал рядом с юношей, облокотившись рукой о стол. — Я бы не стал так спешить с возвращением, — сказал он. В разговоре с другим человеком черты его потеряли мягкость и обострились, голос стал ниже, а речь увереннее. — Мы нашли его в окружении крестьян, но неясно, почему именно он там оказался и кто на самом деле подбил его крыло. Какая стрела могла быть столь точна и стремительна, чтобы столь сильно изранить божество? — На что же вы сейчас намекаете? — Нахмурился Циньсюань. — Не намекаю, а прямым текстом говорю, что у меня есть подозрения в отношении ваших божественных коллег, и до выяснения обстоятельств я бы не стал покидать это место без лишней необходимости. — Но кто вы такой, чтобы вмешиваться в эту ситуация? Его Высочество… — Он прав, — перебил его Хэ Сюань, который до этой секунды сидел и безмолвно поглощал свою еду. — Лучше всего сейчас будет не беспокоить раны и дать ему отдохнуть, проблемы лучше решаются на холодную голову. К тому же за последние пять дней никто кроме нас сюда не приходил, а в толпе будет сложнее определить, с какой стороны исходит опасность. Циньсюань перевёл взгляд на мужчину в чёрном и заинтересованно осмотрел его белоснежное лицо, обрамлённое чёрными прядями. Он вздохнул и положил ладонь на лоб, точно был крайне измотан и сбит с толку. Очень сложно было просто уйти, только-только вновь обретя друга, которого он искал долгие пять дней, денно и нощно облетая ближайшие поселения в поиске хоть каких-то следов, однако учёный красавец был прав в том, что если прямо сейчас вернуть принца в бурю общественных козней Верхних Небес, сложность поимки преступника многократно возрастёт, как и риск подпустить к себе притаившуюся в тени змею. Но разумно ли оставить здесь друга с совсем чужими для него людьми, пусть и спасителями? Он раздражённо помотал головой и хлопнул в ладоши. — Что ж, раз дела обстоят подобным образом… А что ты думаешь, Ваше Высочество? — Я тоже не уверен, как лучше поступить. Мне не хочется доставлять столько неудобств господину Хэ и Сань Лану. — Это вовсе не неудобства, — вмешался Хуа Чен. — Двери моей мастерской всегда открыты, ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Пальцы Се Ляня слегка дрогнули, и он коротко кивнул, переводя взгляд на друга. — Ну что ж, — пробубнил Циньсюань, — раз такое дело, то я буду заходить раз в два дня и присматривать за тобой. И за вами тоже. — Он посмотрел на мужчин. — Моё превосходительство также проведёт внутреннее расследование, и как только ситуация прояснится, я сразу же заберу тебя обратно в столицу. — Договорились. Спасибо тебе большое. Наверное, на всех Небесах не сыщешь никого, кто бы заслуживал звания друга так, как ты. — Ещё бы! Я действительно отличный друг, и сейчас этот друг собирается хорошенько о тебе позаботиться! А вы, — он посмотрел на мужчин, — скажите сразу, если хотите получить что-то в качестве платы. И помните: я очень, очень дорожу нашим Высочеством, поэтому надеюсь завтра застать его в здравии и хорошем настроении. — Мне ничего не нужно, и я сделаю всё, что от меня потребуется. Ты можешь не переживать на этот счёт, — твёрдо ответил Хуа Чен. — Очень на это надеюсь. Поправляйся скорее, друг мой, а Моя Светлость разберётся с тем, что же с тобой произошло. И помни, — он сделал небольшую паузу, — с крыльями или без, мы всё решим вместе. Юноша улыбнулся в ответ на последнюю фразу, и Циньсюань проследовал к выходу, но, вдруг вспомнив нечто важное, развернулся, обошёл стол и поднял с него опавшее перо. Он покрутил его в руках, бросил быстрый взгляд в сторону Хэ Сюаня и ловкими движениями заправил его за ворот мужчины, пробежав пальцами по ключице. Затем, пока тот не успел опомниться и отреагировать, вышел из мастерской и взмыл в небо, растворяясь в белоснежных облаках. По спине Хэ Сюаня пробежали мурашки.