whatever happens, don't let go of my hand

До зимы остаётся всего пару недель, но по ощущениям на улице декабрь уже вступил в свои права, отбросив все эти календарные формальности и решив не дожидаться своего официального наступления. Согласно социологическим опросам, у большинства жителей России любимое время года – лето, хотя каждый десятый респондент ответил, что любит зиму. Зимой почему-то всегда легче, несмотря на то, что холодно и катастрофически мало солнечного света, который напрямую влияет на витамин D в организме. При низких температурах происходит множественное зарождение центров конденсации, в результате чего пары воды смешиваются с молекулами воздуха, в конденсированном состоянии образуя капли. Тот воздух, что делает мёртвую петлю в лёгких и вырывается наружу изо рта, - этот пар, так похожий на сигаретный дым и вызывающий восторг в детстве, – это и есть капли. И слова... слова зимой тоже как будто конденсируются, превращаясь в пар и ненадолго задерживаясь в воздухе, а после оседая вниз. Если бы слова можно было задержать в воздухе хотя бы на пару дней, на пару разговоров, на пару часов рефлексии, она бы многое не сказала ему тогда в машине. Она бы не произносила вслух столько лишних слов, больно бьющих куда-то поддых, и не поступала бы с ним так жестоко, даже если он этого заслуживал. Даже если ей казалось, что он этого заслуживает. Отмотать время нельзя и забрать свои слова назад тоже, зато можно объясниться и объяснить хоть что-нибудь. Можно и даже нужно, главное, не молчать. Но она молчит, уткнувшись носом в макушку своей дочери и внимая всё то, что считает нужным обсудить сегодняшним вечером её мама, собственно, для этого и приехав через всю Москву. Ну и для того, чтобы увидеться с любимыми дочкой и внучкой, разумеется. Тасе глубоко неинтересны все эти взрослые разговоры о каких-то делах, гастролях, съёмках и датах, но её присутствие на этом условном семейном совете считается обязательным, потому что в 5 лет даже всё самое неинтересное ни в коем случае нельзя пропустить. - Это тогда можно перенести на 25-е число, потому что дату съёмки они меняли уже дважды, - говорит женщина, глядя в экран своего ноутбука и поправляя очки на переносице. И кажется, что никакое одобрение ей, в целом, не нужно, и что все эти даты она могла вполне перенести самостоятельно, просто по итогу известив дочь обо всех изменениях, которые претерпел её график на ближайшие пару месяцев. Тася тоже считает, что всё это пустая трата времени, которое они могли бы провести с пользой, собирая вместе с мамой пазлы или её новый конструктор, но у бабушки были другие планы на этот вечер. Когда на экране телефона загорается имя человека, о котором она думает последние три дня и пятнадцать минут, внутри всё переворачивается, что не скрывается от глаз сидящей у неё на коленях дочери. - А кто такой?.. - мгновенно уточняет малышка, без труда сумев прочитать имя с экрана, но не успев озвучить вслух. - Тихо... - шепчет блондинка, едва не закрыв ей рот рукой и сама же испугавшись, что страх быть разоблачённой оказался настолько силён, что породил в её голове такие мысли, - Алло... - Я почти у твоего дома, - констатирует Дима, который, судя по голосу, готов к любому ответу и к любому развитию событий, - Спустишься? Она спешно переводит взгляд с настенных часов на маму, а затем на Тасю, пытаясь сопоставить в своей голове все эти факторы и экстренно принять решение. И уже неважно, правильное оно будет или нет. - Да, здравствуйте, - в абсолютно странном тоне отзывается она, стараясь говорить максимально непринуждённо, - Вы минут через пятнадцать будете? - Поль, ты в заложниках? - интересуется он, догадываясь, что что-то происходит. - Да, адрес верный, - кивает она, чувствуя, как горят щёки от этой идиотской импровизации, - Я тогда сейчас закажу вам пропуск, а вы как будете подъезжать, позвоните... - Главное, не встретиться с твоей мамой на парковке, - комментирует он, окончательно выкупая всю эту конспирацию, - Напиши, как освободишься... - До встречи! - соглашается она, наконец, сбрасывая вызов и тут же проясняя ситуацию в диалоге с ним. - Ты кого-то ждёшь? - уточняет Светлана Геннадьевна, особо не придавая значения её разговору. - Курьер должен приехать, - отвечает Пелагея, в следующую секунду встречаясь с Тасиным проницательным взглядом и всем своим видом давая понять, что комментарии сейчас излишни. - Который час, кстати? - спрашивает она, посмотрев на часы на своём запястье, - Мне уже тоже пора, а то домой только к ночи попаду. Ей просто везёт, что сила мысли работает так быстро, и спустя пару минут не приходится тонко намекать, что уже поздно и всё в таком духе. И не приходится просить посидеть с Тасей, чтобы спуститься вниз, потому что, во-первых, спускаться к курьеру - это странно, а во-вторых, вернуться от курьера без всего - ещё более странно. А о том, насколько странно разыгрывать целый спектакль только ради того, чтобы не делиться подробностями своей личной жизни, не стоит даже говорить. Она сама не поняла, как начала врать, но это было проще, чем сказать, как есть. Почему-то именно сейчас реально проще. На все сборы и прощания уходит плюс-минус десять минут, за которые Дима успевает получить пропуск и проехать на территорию жилого комплекса, но не выходит из машины до тех пор, пока она не пишет, что «горизонт чист», чтобы его шутка о возможной встрече не стала реальностью так скоро. Выжидающе стоя на пуфике в прихожей, Тася не требует никаких дополнительных объяснений, довольствуясь маминой фразой «К нам сейчас придёт один мой друг», которая лично её вообще ни к чему не обязывает и ничего не меняет. - Привет, - неуверенно переступая порог квартиры, говорит Билан, закрывая за собой дверь и осматриваясь по сторонам. - Привет, - здоровается девочка, наконец, спрыгивая с пуфика и тоже оценивающе осматривая его с головы до ног. - Проходи, - говорит Поля, чувствуя себя, как на пороховой бочке от количества произошедших за последние пятнадцать минут действий, - Тась, поиграешь у себя? - А можно планшет и шоколадную конфету? - здесь сразу видно, чья это дочь. - Можно, - это не бартер, просто её дочь понимает больше, чем могла бы, и предпочитает тоже оставаться в плюсе, а разговоры взрослых ей по-прежнему неинтересны. Довольно быстро отыскивая всё необходимое в пределах кухни и гостиной, она послушно удаляется в другой конец коридора, закрывая дверь своей комнаты и позволяя маме на время выдохнуть. Только на время, потому что дальше легче не будет уж точно. - Я думал, твоя мама – это единственное препятствие на сегодня, - делится своими мыслями он, выключая в прихожей свет и проходя следом за ней в гостиную. - Тася – не препятствие, - возражает Поля, иначе бы всё-таки спустилась к нему сама, чтоб совсем без свидетелей, - Она ничего не расскажет. Возможно, потом будет прорабатывать с психологом детские травмы относительно того, что хранила секреты матери, но не расскажет... Я ей доверяю. Она не могла представить эту картину даже в своём самом страшном сне: у них с Тасей, безусловно, очень доверительные отношения, но не потому что та регулярно помогает ей скрывать от бабушки бесчисленное множество маминых любовников за планшет и шоколадные конфеты. Вовсе не поэтому. Просто она знает, как маме порой бывает очень хреново, и это не получается скрыть за натянутой улыбкой или за макияжем от самого классного визажиста Москвы. Просто они обе повзрослели за прошедшие три года с того момента, как из семьи ушёл папа, как бы банально это ни звучало. Просто она одна из немногих, кто за свои пять с половиной лет видела её в самых разных состояниях. Она знает, как выглядит человек, когда он разбит и подавлен; и знает, когда нужно принести стакан воды и молча обнять, не задавая уточняющих вопросов, которых, конечно, со временем становится очень много. Поля была бы ужасной матерью, если бы после всех подобных эпизодов делала вид, что ничего не произошло и всё в порядке, именно поэтому они разговаривают и обсуждают всё на свете. Она никогда не просила ничего скрывать от бабушки, но о таком не нужно просить, потому что есть вещи, которые доходят на каком-то ментальном уровне. И ей повезло, что её дочь эти вещи отлично понимает сама и просит взамен, на самом деле, самую малость по сравнению с тем, какое огромное делает одолжение, которое нельзя назвать шантажом или подкупом. Вот поэтому она не боится, что вся их конспирация с треском рухнет. Даже если и рухнет, то точно не из-за Таси. Всё это очень отвлекает от основной цели его визита и от запланированных, по всей видимости, разговоров, к которым как минимум она не была готова, тем более в таком ускоренном режиме. Это помогает избежать неловких пауз, что могли бы быть, если бы она сейчас точно так же села в его машину и должна была бы что-то сказать. Он не писал и не звонил перед тем, как приехать: просто катался по городу и решил попытать удачу, и кто ж знал, что она окажется на его стороне аж дважды, учитывая, что встречи со Светланой Геннадьевной получилось избежать. Он, в целом, был готов услышать, что она занята; что уже во всех смыслах поздно; и что им не о чем больше говорить. Это было бы логично, если вспомнить её настрой в их последнюю встречу. Настрой и весь тот поток слов, что вырвался из её уст наружу. - Я вообще подумал, что ты уже не захочешь разговаривать, - говорит Дима, меряя шагами пространство гостиной, - Просто два дня прошло, а ты ничего не ответила, и я не хотел надоедать... Она сокращает расстояние между ними в два шага, с осторожностью и нескрываемой нежностью беря его лицо в свои холодные ладони. Адреналин в её крови зашкаливает от полученного стресса, что, кажется, получен не до конца. - Прости меня, - тихо говорит она, глядя на него снизу вверх. - За что? - растерянно спрашивает он, меньше всего ожидая услышать это. - Я обвинила во всём тебя, но даже не подумала о том, что ты чувствуешь, - ей тяжело, но она держится, чтобы не разрыдаться, хотя на фоне общего состояния это было бы самым оптимальным вариантом, - Эта психотерапия для нас обоих стала точкой невозврата. У нас уже не получится как раньше ни дружить, ни общаться. Возможно, это было ошибкой с моей стороны – позвать тебя с собой... - А возможно, это было лучшим твоим решением, - парирует он, считая совсем иначе, - Поль, я просто не знал, что ты готова к нормальным отношениям, что ты тоже этого хочешь... Это единственная причина, по которой я предложил разойтись. - Я знаю, - теперь она наконец-то всё понимает, - Потому что я не говорила тебе об этом. Мне казалось, если мы вместе, то всё очевидно... - А мы вместе? - недоверчиво переспрашивает он, в прошлый раз на подобное заявление получив в ответ фразу «А мы и не сошлись!». - Хороший вопрос, - невесело усмехается Пелагея, не зная, что теперь и ответить. До той ссоры у него дома она была уверена, что они вместе, а сейчас всё немного усложнилось. - А ты бы что на него сейчас ответил? - Я бы ответил, что люблю тебя, - пожимает плечами он, считая, что никакие другие слова здесь не подойдут, - И знаю, что это взаимно... Потому что если бы ты не боялась меня потерять, то не стала бы спасать от своей мамы. Она смеётся, явно не ожидая такой концовки, что по сути является чистой правдой, иначе бы ей не было так страшно в тот момент, когда он позвонил. Она бы, может, и хотела отмотать назад до начала их психотерапии или до того поцелуя в машине, (хотя процесс был запущен намного раньше), но сейчас это уже невозможно. И ничего не чувствовать тоже невозможно. Она снова влюбилась, и только ей решать, плохо это или хорошо. Только ей решать, что отвечать ему на этот вопрос.