о дружбе, разговорах и любви

      — У меня вопрос, — говорит Стив в безбожные восемь утра. — Срочный.       Он отвратительно бодрый, запыхавшийся от пробежки, жарящий яичницу и одновременно колдующий над старушкой, явно замышляющей испустить последний вздох. Джонатан терпит его по двум причинам — Стив единственный способен совладать с кофемашиной Байерсов, потому что, видимо, стивово обаяние распространяется на весь женский пол, и яичница. Фантастическая, аппетитная скворчащая яичница авторства Стивена Харрингтона, заставляющая сову подняться в любое время утра. Желательно, конечно, позже.       Стив, конечно, считает иначе.       — После кофе, — категорично отбривает Джонатан. Харрингтон на него фыркает, но чашка к Джонатану в руки перекочевывает, согревает снова мерзнущие ладони и напоминает о временах, когда все не было так сложно.       Когда не было Векны, Калифорнии и Старкорта, невнятного флирта Стива с Нэнси и напряжения, повисшего между ними тремя, отдаляющего друг от друга так, что хотелось выть. У них с Нэнси все снова было зыбко-неясно-туманно, и Мюррея не хватало отчаянно, потому что Джонатан в делах сердечных профаном был полнейшим, потому что вдруг снова Нэнси перестал понимать. И понять не мог, как ему за них бороться.       Во всей той суматохе, странных признаниях, недосказанностях и изнуряющей борьбе, в попытках помочь Уиллу и Джейн и не дать Аргайлу убиться потерялся и Стив. Вернее, Стив не терялся, просто Джонатан его немного потерял. В больнице с Макс и Эдди, в волонтерских поездках с Робин, в компании детей Стив растворился, и Джонатану понадобился еще месяц терзаний после победы над Векной, чтобы ввалиться к Харрингтонам домой и со всей серьезностью заявить.       — Мне плевать, что у вас с Нэнси было, мне нужен мой друг.       — Все еще лучший? — сощурился Стив. Джонатан честно кивнул.       — Самый.       Потому что Стив — его лучший друг, часами крутившийся у зеркала, таскавший его в магазины, писавший мемуары вместо писем, слушавший Пресли на весь дом и большую часть времени торчавший у них третьим (четвертым?) ребенком. Дававший Джонатану чувствовать себя нужным.       Потому что у Джонатана настоящих друзей не было.       Пока не появился Стив.       — Вопрос, Стив, — подталкивает Джонатан. Стив жует губу.       — Он странный.       — По шкале от «научи меня правильно фотографировать» до «как думаешь, нам стоит раскопать могилу Билли Харгроува, чтобы упокоить его дух», на каком он месте?       Стив целую минуту думает.       — Где-то между «как думаешь, Томми в меня втрескался» и «у Робин очень плохой вкус».       — Боже, — вздыхает Джонатан. Стив кивает. Решается.       — Я могу быть геем?       Джонатан закашливается. Стив неубедительно пытается ему помочь.       Боже.       Какого хрена?

***

      — Это Эдди Мансон, да?       — Джо, дружище, почему сразу Эдди?       — Ты где-то минут пять пялился на его задницу.       …       — Не говори Робин.

***

      С одной стороны, влюбленность Стива не в Нэнси значительно облегчает задачу Джонатана с Нэнси помириться… или вернуть, Джонатан не очень понял, что между ними теперь. С другой, влюбленный Стив Харрингтон — стихийное бедствие, спасения от которого до сих пор не придумали. Потому что у Стива глаза пнутого щенка, а у Джонатана нет иммунитета, Джонатан искренне пытается помочь, только помогать другим, когда у самого каша в личной жизни — та еще идея.       Джонатан, по крайней мере, может Стива выслушать. Уже что-то.       — Понимаешь, я видел волосы, — говорит Стив после пятой банки пива, патокой растекшись на диване и уложив Джонатану под бедра холодные ступни. Когда Стив умудрился скатиться в сантименты, Джонатан не уловил, но старается сосредоточиться. Сосредотачивается довольно плохо. — Кудрявые, знаешь. И глаза темные. Я решил, это Нэнси. Что если… что если это не Нэнси?       — Стив, — замечает Джонатан, стараясь самокрутку убрать от греха подальше. — Я не силен, но это называется типаж.       — Типаж, — повторяет Стив. На Джонатана смотрит жалобно. — Прости, Джо. Я так облажался.       — Не говори, — вздыхает Джонатан.       — Ты тоже облажался.       — Точно.       — Думаешь, Нэнси теперь к Робин уйдет? — щурится Стив на стену. — Или к Аргайлу?       Джонатан вздрагивает.       — Давай лучше к Робин.

***

      Уилл на следующей день будит их прыжком в кровать. Стив на пол валится первым, перекручивается в одеяле и больно ударяется затылком. Джонатановым ребрам от Уилла достается по первое число. В итоге хихикающая Джейн, очень виноватый Уилл и страдающие Джонатан со Стивом снова торчат на кухне. Стив пытается в оладьи. Джонатан пытается договориться со старушкой. Уилл пытается помочь. Джейн старательно делает не спящий вид.       — Мама у Хоппера, — нарушает сонную тишину Джейн, взглядом из вилок сотворяет папье-маше. — Когда они уже поженятся?       — Понятия не имею, — признается Уилл, садится напротив, подпирает подбородок рукой. — У меня с Хоппером того самого разговора еще не было. А у вас?       — Какого разговора? — хмурится Джейн. Стив отвечает.       — Когда один из них спрашивает, хочешь ты видеть его в роли родителя, впустить в свою жизнь и позволить вам всем стать семьей или нет.       — Разве это не очевидно? — Джейн оглядывает их. Стив жмет плечами.       — Традиция.       — Странная традиция.       Разговор прерывается подготовкой к завтраку, рассадкой и завтраком самим. Оладьи Стива — причина, по которой Джонатан не возражает приученной Стивом уилловой привычке вставать ни свет ни заря и будить в доме всех. И привычке бегать по утрам Джонатан тоже не возражает, даже если глубоко ее ненавидит.       — Я хотел сказать, — откладывает приборы в сторону Уилл. У Джонатана нехорошо сосет под ложечкой. Уилл глубоко вздыхает. Стив ему мягко улыбается. Уилл говорит. — Что, если я гей?       Джейн давится воздухом.       Стив неубедительно пытается помочь.       Джонатан треплет брата по плечу.       Господи.       Их теперь двое.

***

      — Вас теперь двое, — ворчит Джонатан, когда Стив подвисает в магазине. — Пожалуйста, скажи, что Робин знает.       Сложное лицо Стива говорит, что Робин ничего не знает. И, видно, не узнает, пока Стив не наберется мужества пойти и пригласить Мансона на свидание. Или пока джонатаново терпение не лопнет.       Джонатан склоняется к последнему.       — Она будет вспоминать мне об этом всю оставшуюся жизнь, — замечает Стив. Джонатан поднимает бровь.       — А я — нет?       — Ты слишком добрый, — отмахивается Стив. — Кладбище ты ж мне не вспоминаешь.       Джонатан решает не говорить, что напоминать о кладбище значит напоминать о том, что Джонатан (в глубоко нажравшемся состоянии, не иначе) на это согласился. Джонатан о том, что он согласился, напоминать не хочет. Иначе Нэнси будет припоминать ему это всю оставшуюся жизнь.       — Просто подойди к нему, — просит Джонатан, возвращаясь к списку покупок на киноночь. — Сделай все так, как ты делаешь обычно.       — Ничего ты не понимаешь, — вздыхает Стив, собирая с полок шоколад, чипсы и несколько соков. И, зачем-то, две коробки печенья. — Все становится другим, когда ты влюбляешься.       Джонатан кивает, даже если сравнивать ему не с чем. Он всегда любил Нэнси, любил беззаветно, и не видел рядом с собой никого больше, представить даже не мог пригласить другую девушку на недосвидание. Пригласить куда-то Нэнси, даже после ночи у Мюррея, было страшнее всего, особенно после Стива, отважно защищавшего мелких, сумевшего помочь им в борьбе с Истязателем и вдруг ставшего таким хорошим, что впору к нему вернуться.       — Как там Нэнси? — переключается вдруг Стив. Джонатан почти не вздрагивает. Почти.       — По-прежнему, — качает он головой. — Понять не могу, что мне делать.       — Поговорить, — решительно говорит Стив. — Разговоры, Джо, и только разговоры.       — После тебя, — ухмыляется Джонатан.       Стив пихает его в бок.       И тащит в секцию алкоголя выбирать дорогое вино.       Потому что еще есть Стив-сводница. И Стив-сводница хуже влюбленного Стива сто крат.

***

      Стив-сводница, в итоге, не выдерживает и недели, с уилловой помощью запирает Джонатана с Нэнси в комнате и кричит о важности реализации сексуального желания тоном вселившегося в него Мюррея. Джонатан ругается, в ответ кричит «предатель» и примеривается плечом выбить добротные двери харрингтонского дома.       Потому что разговаривать Джонатан не готов. Совершенно.       — Может, Стив прав? — неловко спрашивает Нэнси у Джонатана за спиной. Приходится обернуться.       — Изменился, ха? — поднимает Джонатан брови. Нэнси закатывает глаза. Улыбается.       — Может, не изменился, — смотрит беспокойно, садится на кровать. — Поговори со мной. Пожалуйста.       Джонатан на пол садится у уилерских ног, подбородок укладывает на острые коленки, избегает взгляда. Решается. Говорит тихо.       — Мне страшно, — и. — Я люблю тебя, Нэнс. Всегда буду любить. Но если ты… не хочешь продолжать, я пойму. Правда.       Тонкая рука запутывается в джонатановых волосах, пряди перебирает нежно, Джонатан позволяет на мгновение раствориться в этом, отпустить себя, почувствовать себя дома.       Господи.       Он так по ней скучал.       — Мне тоже страшно, — шепчет Нэнси. — Ты ведь уедешь.       — Ты тоже уедешь, — Джонатан наконец с Нэнси встречается взглядом. — Будет трудно, знаю, но… если ты хочешь, если тебе все еще это нужно, мы что-нибудь придумаем, обещаю. Мы всегда что-нибудь придумываем.       — Клянешься? — улыбается Нэнси. Джонатан садится на кровать рядом, сжимает ее ладони в своих.       — Клянусь, — и крепко ее целует.

***

      — Разговоры, Джо, — довольно ухмыляется Стив несколько дней спустя, когда Джонатан тарабанит в дверь Харрингтонов с решительным видом. Джонатан кивает.       — Разговоры, Стив, — и тянет Стива к машине.       — Эй, — возмущается тот. — Вы ж помирились. Я слишком красивый, чтобы закапывать меня в лесу, Байерс. Байерс? Джо, серьезно, дай хоть переоденусь.       — Я сам тебя переодену, — обещает Джонатан, садит Стива на пассажирское и заводит машину. — Группа Мансона сегодня выступает у Роксона.       Стив щурится подозрительно, но притихает. Ждет. Джонатан ждет стивовых попыток в ужасе сбежать и предусмотрительно не спускает с него глаз, пока в магазинах подобрать пытается что-то напоминающее рок-звезду.       — Робин, это Джонатан, — пару часов спустя сдается он. — Мне нужно, чтобы ты притащила тот черный пиджак и джинсы. Футболку я нашел.       Робин на том конце ворчит.       — Говорила сразу, поехали вместе. Который пиджак?       — Черный, Робин.       — Ты помнишь, что Стив богат? — добавляет мрачно. — Возьму на свой вкус.       — Я тебе доверяю, — Робин фыркает и отключается. Стив, до этого разбиравший джонатановы пластинки, поднимает бровь.       — Это не имеет смысла, Джо.       — Стив, — проникновенно глядит на него Джонатан. — Заткнись.

***

      Когда концерт заканчивается, Гарет им с Робин жестами указывает на гримерную, радостно улыбается счастливому Мансону и неубедительно делает вид, что не при чем. Робин Джонатану показывает кролика, скачущего в даль, и спешит Эдди утянуть в сторону. Джонатан оборачивается к скучающему Стиву.       — Не делай вид, что тебе не понравилось.       — Мне понравилось, — возмущенно вскидывается Стив. — Это же Эдди.       И тут же сникает, потому что Мансон, конечно же, его не заметил. Как можно в этой толпе с мизерным освещением хоть кого-то заметить, Джонатан не знает, но сочувственно сжимает стивово плечо и тянет проветриться, потому что.       — Не кисни, Харрингтон, у тебя еще будет шанс.       И, возможно, говорить этого не стоило, потому что Стив мгновенно напрягается, подозрительно оглядывается и пристально на Джонатана смотрит.       — Что происходит?       — Реализация сексуального желания, — честно отвечает Джонатан и, пока Стив не опомнился, пихает в незапертую дверь. — Повеселись там!       Что Стив кричит в ответ, Джонатан не слышит, с Робин бьется кулаками и тянет ее выпить.       За счастье друзей, естественно.

***

      Стив на следующий день отвратительно бодрый в безбожные восемь утра, запыхавшийся после пробежки и готовящий сырники на них всех. Эдди, красующийся внушительным засосом на ключице, едва разлепляет глаза, мрачно смотрит на стивову спину и шепотом у Джонатана интересуется.       — Он всегда такой?       — Нет, — качает Джонатан головой. — Обычно он тут с пяти.       Эдди стонет. Нэнси счастливо фыркает. Робин солидарно похрапывает. Джонатан ворует сырник, терпит стивов тычок по ребрам и Стиву одними губами говорит «разговоры».       Стив ухмыляется.       Уилл с Оди выползают на завтрак.       Старушка, наконец, наливает им кофе. Fin.