Губже. Жарче. Громче

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
Завершён
NC-17
Губже. Жарче. Громче
Naomi_Rey
автор
Описание
- Ты мой самый сладкий грех, своими корнями давно мои ребра оплел, - оставляет влажный поцелуй на шее, - и я не в силах пред тобою устоять. Мой самый пьянящий коктейль и я изопью тебя до дна. – Опаляет кожу горячим дыханием от чего вниз по спине бегут мурашки.
Примечания
В данной работе я решила, что тут у омег не будет болей и невероятного желания в течку, на них не набрасываются голодные альфы. Да, они испытывают сильное влечение, но не теряют контроль.
Поделиться

Мой самый пьянящий коктейль

Lana Del Rey — Burning Desire

***

      Из приоткрытого окна врывается легкий ветерок, который является спасением для людей, находящихся в помещении. Альфы с жадностью глотают прохладный воздух наполняя им легкие. 43-й этаж стеклянного небоскреба позволяет видеть город, что купается в абрикосовых лучах закатного солнца, на облаках малиновые мазки, а из огней автомобильных фар постепенно вырастают длинные цепи, что пролегают по всем центральным улицам. Лучи ползут по стенам кабинета, по дубовому столу, отблескивают от воды в стаканах. Чонгук изо всех сил старается сосредоточиться на словах другого альфы, с которым они заключают контракт на слияние. По правую руку сидит Намджун в, как и всегда, безупречно выглаженном костюме от Бриони, он усердно пытается сфокусироваться на деталях договора, но духота помещения всячески ему мешает. По левую сторону от альфы сидит Чимин, который, как прекрасный секретарь, старательно все записывает и периодически приносит всем присутствующим в директорском кабинете прохладной воды. Малиновые лучи красиво оттеняют его шелковые волосы и нежно гладят молочную кожу. Чон про себя молит о том, чтобы они наконец все подписали не только потому, что дышать из-за духоты практически невозможно, а кондиционер, как назло сломался сегодня утром, нет, больше всего его нервы испытывает собственный стояк, который больно упирается в ширинку из-за забившегося в ноздри граната, который сегодня особенно яркий. У Чимина течка и он спокойно сидит рядом, полностью вовлеченный в работу, а вот все присутствующие альфы нервно елозят на кожаных стульях, конечно Чон не один этот аромат слышит, он замечает каждый брошенный голодный взгляд в сторону Пака и это невероятно его злит, ведь Чимин его омега, да, они об этом не распространяются, но он его, всецело.       С трудом досидев до конца и дождавшись пока все выйдут, Гук падает лицом на прохладный стол и жадно вдыхает гранатовый аромат, настолько яркий, вкусный, сладкий, что аж скулы сводит, а кислинка на финальных аккордах кружит голову. Гребаный Пак Чимин, сводит его каждый раз с ума, а то, что другие альфы тоже большими вдохами поглощали его аромат — жутко злит. Чимин принадлежит Гуку, он его до самых костей, у него на ключицах под тем бархатным костюмом багровыми цветами отмечено чей он.       Омега тихо заходит в кабинет и кладет на стол небольшую стопку бумаг, подходит к альфе и запустив пальчики в копну черных волос, медленно массирует кожу, срывая с уст Чона тихий стон. Тот разворачивается и рывком сажает Минни себе на колени, он водит носом по шее жадно внюхиваясь, наполняя легкие одним лишь сладким гранатом, большие ладони ползут под пиджак, подушечками пальцев альфа чувствует насколько нежная и бархатная у омеги кожа. — Маленький, что же ты творишь… — Шепчет, опаляя шею жарким дыханием от чего по той вниз бегут мурашки. — Своим запахом всех альф тут с ума сводил, так еще и тело твое скрыто лишь одним тонким слоем одежды. Пак лишь тихо стонет в ответ, когда пальцы задевают соски, что стали очень чувствительными из-за постоянного трения о ткань и хватается ладошкой за крепкую руку. Чон прокладывает цепочку из легких поцелуев от подбородка до ушка, а после теплым языком оставляет влажную дорожку на шее. В одно движение Пак оказывается сидящим на столе. Гук раздвигает коленки и пристраивается между ними, ладонями водит по спине, потому что его омеге так нравится, покрывает поцелуями виски, носик, легко, почти невесомо касается сочных губ своими, ведет языком по нижней, а после просовывает его меж розовых лепестков. Он целует медленно, мокро, до жути горячо постепенно напирая. Он снимает с хрупких плеч пиджак, откидывая его куда-то в угол кабинета. Чимин пальчиками ведет по стояку через ткань брюк, специально надавливая, когда доходит до головки, срывая тихое шипение. Гук ведет языком по шее вниз к любимым молочным ключицам, он нежно покусывает их, зализывает, руками сжимает талию. Минни ложится на стол, чувствуя лопатками прохладу. Альфа целует грудь постепенно подбираясь к соскам, накрывает розовую бусинку теплым языком и медленно сосет, пока перекатывает второй меж пальцев. Отрывается от соска, тот влажно блестит от слюны, легонько дует на него, срывая первый громкий стон. Чон ласкает другой сосок слушая глубокие стоны, ох как же он их любит, любит знать, что делает своему малышу хорошо, что эти стоны его заслуга. Пак чувствует, как горит внизу живота, как мокро и липко меж ягодиц. Он быстро встает и жадно целует Чона, попутно стараясь справиться с пуговицами на чужой рубашке, он хочет видеть это тело, хочет его трогать, кусать, чувствовать кожа к коже. Гук знает, что Минни хочет поскорее ощутить его внутри, альфа тоже хочет чувствовать теплую влажную узость стеночек, хочет слиться со своей омегой воедино.       Гук помогает Паку снять брюки, что так обтягивали красивую попку, что все альфы украдкой на нее смотрели, пока тот ходил всем за водой, ох как же это злило альфу. Он разворачивает омегу лицом к столу, Чимин чувствует холод поверхности сосками и это раззадоривает еще сильнее, добавляя порцию пахучей смазки, из-за течки она уже течет по молочным бедрам. Чон смотрит не отрываясь на пульсирующее розовое колечко, водит двумя пальцами по нему, а после резко погружает их внутрь вырывая из груди Пака протяжный стон. Он накрывает своей большой ладонью маленькую омежью и проведя языком за ушком говорит: — Ты мой самый сладкий грех, своими корнями давно мои ребра оплел, — оставляет влажный поцелуй на шее, — и я не в силах пред тобою устоять. Мой самый пьянящий коктейль и я изопью тебя до дна. — Опаляет кожу горячим дыханием от чего вниз по спине бегут мурашки. Подставляет крупную головку ко входу и медленно входит, стараясь не кончить лишь от того, насколько хорошо в его омеге, он так долго терпел. Чимин тяжело дышит, ему так нравится эта наполненность, нравится чувствовать крепкий член своего альфы. — Пожалуйста, — на выдохе говорит, — трахни меня так, как мы оба любим. Я хочу чувствовать тебя каждой клеточкой тела. У Чонгука сердце бешено в груди бьется от представшей картины: его омега на фоне горящего ночного мегаполиса стоит перед ним раскрытый, просящий. Чон сделает все для своей омежки, он насаживает хрупкое тельце на свой крупный член, с упоением следя за тем, как тот, блестя от гранатовой смазки, из раза в раз исчезает в теплой тесноте. По кабинету разносятся влажные шлепки двух тел друг о друга, громкие протяжные стоны, в раскаленном воздухе переплетаются ароматы, соединяясь в один, до невозможности прекрасный. — Глубже! — Сладко стонет Минни, лаская слух Гука. И он действительно трахает его максимально глубоко, до закатившихся глаз, до дрожащих ног. — Громче! Я хочу, чтобы тебя слышали в гребаном Гонконге! — Рычит Чонгук, он царапает клыками выпирающие под молочной кожей лопатки, наслаждаясь громкими высокими стонами. — Ты ведь знаешь, что мой? Во всех смыслах, — говорит тяжело дыша между толчками Чонгук, — все твои вздохи, стоны, весь ты — принадлежишь мне. Знаешь ведь, что наши тела созданы для прикосновений друг друга? Знаешь, что любой, кто посмеет посягнуть на тебя, будет гореть синим пламенем? Каждый толчок выбивает из легких воздух, но Чимин находит силы чтобы ответить: — Да. Безоговорочно. Они кончают одновременно, Пак чувствует, как теплая струя спермы заливает стенки, как набухает узел. В уголках глаз собираются слезы от такого идеального давления. Чон придавливает омегу своим крупным телом, покрывает поцелуями шею и виски, просовывает руки под живот и аккуратно, но крепко обнимает и как в бреду, без остановки, шепчет: — Мой, мой, только мой…