Надзиратель, или волк в овечьей шкуре

      Чимин и Чонгук находят кафе неподалеку от набережной и устраиваются у окна. Солнце заливает океан, чайки летают над водой, пахнет едой и травами, и на душе постепенно становится спокойнее. Слезы уже высохли, и Чонгук позволяет себе надеяться на будущее. Пусть это трудно, пусть страшно, но так надоело жить в цепях… А когда Чон смотрит на этот простор, все кажется возможным.       Им приносят еду, и Чонгук привычно лезет в рюкзак за таблеткой. Чимин же замирает и с надеждой смотрит на Чона.       — Может, ты перестанешь принимать эту дрянь? Ты же хотел жить как омега, так разве это не лучшее место, чтобы начать? Мы в другом городе, никто тебя здесь не знает, ты можешь ничего не опасаться.       Чонгук задумывается, а его внутренний омега уже сходит с ума от предвкушения.       Правда, хватит. Можно же наконец стать собой. Брось бяку. Дай мне дышать свободно.       И Чонгук сдается. Неуверенно, волнуясь, он все же возвращает баночку в рюкзак и приступает к еде. Чимин еле заметно улыбается, но Чонгук чувствует. Его радость, его надежда передаются и омеге. Они помогают идти вперед и не сдаться, спрятавшись за ближайший камень. Чонгук знает, что ему предстоит долгий путь принятия себя, но намерен его пройти. Ради себя и Чимина, назло всем, кто решил, что он их недостоин.       — Прогуляемся? Тут неподалеку есть парк, — говорит Чимин, когда обед заканчивается и альфа с омегой выходят из кафе на просторную солнечную улицу.       — Ты бывал здесь раньше?       Чимин поджимает губы и неловко переминается с ноги на ногу.       — Это мой родной город.       — Что?! Ты вырос здесь? Почему не сказал?       — Ну вот, говорю, — улыбается Пак смущенно.       — И родственники здесь есть?       — Родители.       Ну ничего себе! Мы в одном городе с его семьей, а он и не сказал!       — А если кто-то увидит? — Чонгук нервно оглядывается, и Чимин шутливо закатывает глаза.       — Прекрати, Чонгук, это не деревня.       — Может, мне все же стоит… — Чон снова тянется к рюкзаку, но Чимин перехватывает его руки. Омеге привычно хочется спрятаться в скорлупу. Туда, где ему было комфортно многие годы.       Ну как комфортно… Я так понимаю, мои чувства в расчет не берутся?       — Перестань, Чонгук! Тебе нечего стесняться или стыдиться. От кого ты прячешься? Никто не осудит тебя.       Запомнил? Не слушаешь меня, так послушай нашего альфу! Наш отец своим предвзятым отношением испортил нам жизнь. Я ни в чем не виноват тут. Мне нечего прятать! Я себя люблю. Понял?       «Понял».       Чонгуку хочется сердиться на отца. Сказать, что тот во всем был неправ, но он может его понять. Теперь, будучи связанным с Чимином, он даже представить боится, что Пак посмотрит на другого омегу. Он не знает, как бы себя повел, если бы ему пришлось испытывать чувство своего альфы к постороннему человеку. И Чонгук думает, что если у него есть шанс этого избежать, следует им воспользоваться. Следует перестать саботировать отношения.       Парк и правда оказывается недалеко. Прямо у воды, с высокими деревьями, каруселями для детей, сладкой ватой и музыкой. Чимин и Чонгук идут по нему, рассматривая отдыхающие семьи, и Чон замечает, как изменилось настроение его альфы. Чимин улыбается. Много. Невероятно красиво и тепло, и у Чонгука бабочки в животе порхают от этого вида.       Когда Чимин засовывает ему за шиворот свежий листик и, как напакостивший ребенок, убегает, Чонгук бежит за ним. Шутливо ругается и грозит отплатить, а сам хохочет и не может поверить, что не спит. Что все это действительно происходит.       Вечером они заселяются в отель, где забронировали два смежных номера, и заваривают себе рамен. Чонгук увлеченно печатает в телефоне, поедая лапшу, пока Чимин разговаривает с родителями. Дверь в его комнату открыта, и Чонгук слышит любимый смех при общении с семьей и невольно завидует. Кажется, такое у него было только в детстве, до того, как папа ушел. Но он искренне рад за Чимина и благодарен за то, что альфа вырос в здоровой семье.       — Да, ладно, пап, я понял! — улыбается Пак, проходя обратно к столу. — Хорошо, конечно. Да, я тоже вас люблю. До завтра!       — Ругаются, что не приехал навестить? — предполагает Чонгук, когда Чимин заканчивает разговор и кладет телефон рядом с тарелкой.       — Ага. Я объяснил, что здесь по работе, но они и слышать ничего не желают. Так что поеду завтра к ним. — Чонгук понимающе кивает и думает, что такую семью нельзя принимать как должное. — Поехали со мной?       Предложение застигает Чона врасплох. Он даже перестает жевать и круглыми глазами смотрит на Чимина, желая спросить, не ослышался ли.       — Ч… что? Зачем?       Чонгук так растерян, что Чимин не выдерживает и начинает смеяться.       — В смысле «зачем»? Познакомиться.       — Но они ведь все поймут! Они же сразу почувствуют! — не унимается Чон. Он бросает палочки на стол и распрямляется, как насторожившийся волк.       — И что? Я не могу похвастаться своим замечательным омегой?       Похвастаться? Он сказал «похвастаться»? Мой великолепный альфа… Он точно знает нам цену.       «Знает ли? Серьезно? «Похвастаться»? Чем хвастаться-то?»       — Похвастаться? Чимин, ты о чем? У меня ни нормальной семьи, ни законченного образования, ни самооценки, ни репутации. Тут стыдиться надо!       — Перестань, понял? — Пак вмиг становится серьезным и больше не желает терпеть подобные разговоры. Его суровый взгляд заставляет внутреннего омегу поджать уши, а рациональную часть наконец захлопнуть рот. — Мне надоело, что ты постоянно принижаешь себя!       — Когда я это делал? — пытается увильнуть Чонгук. Он, если подумать, вслух себя ругает крайне редко.       — Постоянно! Не вслух, так про себя.       «Блин. Он реально нас насквозь видит. Мне стоит опасаться?»       Стоит любить.       — Ты ненавидел собственную сущность почти шесть лет! Как еще это назвать? Но пора заканчивать. Пора прекратить определять себя по мнению людей с психологическими травмами. Твой отец не мог оценить тебя адекватно. Боже, да ты ему даже возможности не дал! Он же понятия не имеет, что его сын — омега. Ты сам придумал его ответ и жил в соответствии с ним. Твой папа бросил не плохого тебя, а ту жизнь, которая ему не подходила! Он бросил бы хоть какого ребенка в такой ситуации. У тебя самого нет никаких причин презирать себя, кроме идиотских предрассудков! Ты не позволял себе быть собой, а теперь продолжаешь обвинять! Дай уже себе шанс! Ты не разгильдяй, ты умный, хитрый и талантливый. Ты два года сам обеспечиваешь себя, сам сказал! Ты умудряешься сдавать экзамены даже в таком состоянии, пропуская занятия и пряча ото всех тот факт, что ты омега. Увидь уже себя, Чонгук! Если не хочешь, не смотри моими глазами: альфы, который тебя любит, а взгляни непредвзято! У тебя есть все возможности стать тем, кем ты хочешь. Все зависит только от тебя!       Он сказал «любит»?       «Успокойся. А вообще… он прав… кажется».       Что?! Серьезно? Ты наконец это понял? Ну, блин, не прошло и ста лет! Но лучше поздно, чем никогда! А теперь прекрати вести себя, как засранец, и поцелуй нашего альфу!       В ответ на длинную эмоциональную тираду Чонгук лишь покорно кивает и, произнеся простое «Хорошо», склоняется над столом и целует Чимина. Робко, быстро, но так невинно и неожиданно, что Чимин в ответ лишь ошеломленно моргает, не веря в то, что только что произошло. А потом Чонгук, усиленно делая вид, что ничего не было, запихивает себе в рот остатки рамена и поднимается со стула, направляясь к своей дорожной сумке. Достает оттуда одежду и скрывается в ванной.       Он еще долго моется, разбираясь с буйством эмоций. Одной его части ужасно неловко и хочется остаться в душе на всю ночь, другая же требует вернуться к своему альфе и закончить это проклятое воздержание. Все это так нелепо…       Когда Чонгук наконец выходит, чистый и пропахший гелем для душа, Чимина в комнате нет. В его спальне горит прикроватный свет и шумит вода. Он тоже собирается спать. Но Чонгук больше не может успокоиться. Он думает о прошедшем дне и дне грядущем, о прошлом и будущем, о настоящем. Внутри него уживается столько различных чувств, что голова идет кругом. Хочется отдохнуть, а еще…       Хочется нашего альфу. Его тепла, спокойствия и защиты.       «Нельзя же так сразу…»       Почему? Что ты из себя девственника строишь? Самому не смешно? И что вообще значит «сразу»? Мы течку вместе провели. Вряд ли тебе удастся показать ему то, что он не видел.       «Потому что глупо доверять кому-то, только потому что вы обменялись метками. Сам знаешь, как мало они иногда значат».       Меня уже тошнит от твоих страхов и неуверенности!       «А меня от того, что ты готов броситься в омут с головой, не думая о последствиях!»       Я готов довериться. А ты готов провести всю жизнь в страхе.       — Опять ушел в себя? — посмеиваясь, произносит Чимин, отчего Чонгук вырывается из размышлений и находит альфу на пороге. Пак стоит, опершись о косяк двери, и внимательно смотрит на Чона. В простой белой футболке и серых спальных штанах.       Такой красивый…       — А, да, я… — бормочет Чонгук, поднимаясь с края кровати и переминаясь с ноги на ногу.       — Спокойной ночи? — с теплотой спрашивает Чимин, и Чонгук хочет затеряться в его ласковом взгляде.       — Да, спокойной…       Чонгук не заканчивает, потому что Чимин приближается и нежно целует в щеку. У омеги перехватывает дыхание, и все тело начинает настойчиво тянуться к Чимину. Так хочется оказаться в его объятьях, его сильных руках…       Чимин тоже не спешит отстраниться. Замирает у самого уха, а потом слегка склоняется к шее.       — Боже, ты так пахнешь… — шепчет он, и по телу Чонгука толпой пробегают мурашки.       — Что, уже запах начал проявляться?       — Еще нет. Но ты всегда вкусно пахнешь.       «Говорил же, ему нравлюсь и я, не только ты!» — горделиво заявляет рациональная сторона, а внутренний омега покатывается со смеху.       Когда это ты такое говорил?       — Да? — Чонгук теряется в ощущениях. В притяжении. В опьяняющих голосе и запахе. Боже, он-то аромат альфы чувствует всегда! Внутренний омега реагирует на своего альфу молниеносно и безжалостно, не оставляя возможности закрыться и забыть. Чимин пахнет великолепно. Любимыми дождем и сеном. Природой и умиротворенностью.       Руки альфы ложатся на поясницу Чонгука, и тот льнет к Паку, не в состоянии совладать с собой. Чимин жадно втягивает носом и разворачивает Чонгука к себе спиной, утыкаясь ему в затылок и припадая бедрами к ягодицам. Сходя и сводя с ума.       Хочется остаться так навсегда и в то же время хочется большего, поэтому Чонгук рад новым, все более вольным прикосновениям, за которые еще несколько дней назад надавал бы по рукам. Или лицу.       Он закрывает глаза, наслаждаясь ощущением остающихся пылающих дорожек, и дышит все тяжелее. Он не может думать больше ни о чем, кроме Чимина, а когда замечает его поднимающийся член, и вовсе перестает соображать.       Чимин проводит рукой по волосам, почти невесомо касаясь пальцами шеи, и Чонгука пробирает сладкая дрожь.       — Хм… — в голосе слышится улыбка. — Теперь ты пахнешь.       — А?       — Твой запах. Он проявляется от возбуждения.       Чонгуку стоило бы, наверное, почувствовать стыд, но его омега не позволяет. Он испытывает гордость от правильности ситуации, от того, что его альфа наконец может чувствовать его.       — И вовсе я не… — подают голос остатки бунтарства, и Чимин снова разворачивает омегу, сталкивая их взгляды. Его — обжигающий и Чонгука — подернутый поволокой. Сближает их тела, пуская горячую волну по телу омеги, и проводит руками по его бедрам.       — Серьезно? — в глазах читается укор.       — Не, — сдается Чонгук. Конечно, несерьезно.       — Вот и хорошо, — довольно отвечает Пак и соединяет их губы. На этот раз совсем иначе. Неторопливо, нежно, страстно и так невероятно, словно увлекает в целый новый мир любви и страсти. Мир, откуда никогда не хочется выбираться. — Потому что я больше не могу.       Пак почти рычит и пихает Чонгука к кровати. Тот наталкивается ногами на край и садится, смотря снизу вверх на Чимина.       Хочу его. Всего. Целиком. Без остатка.       Руки сами проникают под футболку, скользя по ребрам, а лоб утыкается в живот. Чонгук тонет в этом притяжении и чуть ли не урчит от пальцев Чимина в волосах. Задирает белую ткань, проводит по теплой коже и стаскивает футболку, пожирая альфу глазами. Сходит с ума от его усиливающегося аромата.       Чимин тоже тянется к футболке, и внутри что-то подскакивает. Чонгук много раз занимался сексом, но быть с альфой, его альфой — совершенно другое. Ставки выше, чувства иные, желания поглощающие. Он трепещет от каждого прикосновения и заводится так, как не заводился ни с одним из бет. Чон чувствует, как сочится смазка, но больше не морщится от отвращения. Он знает, что ему нечего стыдиться, что Чимин будет только рад. Знает, что альфа обожает его аромат и его реакции. Видит, каким голодным становится его взгляд, когда с губ срывается первый стон.       И Чонгуку тоже хочется исследовать любимое тело и доставлять удовольствие. Он покрывает поцелуями кожу, ласкает руками и спускается к паху, укладывая Чимина на спину. Чонгук и не знал, что можно кайфовать от простого наблюдения за другим. Не знал, что у него в животе будет скручиваться узел от одного только вида Чимина с запрокинутой головой и закрытыми глазами. Не знал, что ощущение чужого члена во рту может казаться таким правильным.       Когда они снова соединяются, смотря друг другу в глаза и давая немые обещания, Чонгук больше не боится. Ему кажется, что у него вырастают крылья, и грудь готова разорваться от силы чувств. Он ощущает, что никогда не был так счастлив. И не готов променять это чувство ни на что иное. +++++       Чимин крепко сжимает руку Чонгука, когда они стоят перед дверью квартиры его родителей. Легкое волнение не покидает, но Пак уверен, что все делает правильно. Он знает, что не переживает. Предвкушает.       Папа открывает дверь с огромной сияющей улыбкой и удивленно переводит взгляд на спутника сына. Изумляется, но потом его глаза начинают искриться, а рука приглашает пройти внутрь.       Чонгука принимают сразу. С распростертыми объятьями, как и ожидал Чимин. Омега смущается, опускает глаза и мало (и очень вежливо) говорит, а Чимин лишь умиляется. Он слушает, как папа с упоением рассказывает его паре о детстве Чимина, и смущенно смеется, оправдываясь и желая спрятаться.       — Нет-нет-нет! Все было совсем не так! — машет руками Пак, заливаясь смехом, пока Чонгук с родителями подкалывают его.       А они спелись, — бурчит альфа.       «Да», — сияет довольством рациональная сторона.       Когда папа отходит на кухню, чтобы принести десерт, Чимин следует за ним и интересуется мнением родителя. Он видит, что Чонгука полюбили, но хочет узнать, как они с омегой выглядят со стороны.       — Как он тебе? Чонгук смущается, что еще не получил образование, но я уверен, что он успешно закончит обучение! Его семья не такая, как у нас, поэтому я хотел бы, чтобы вы показали ему, настолько любящей она может быть. Я хотел бы, чтобы вы его приняли.       — Чимин, — вздыхает папа, разрезая кекс, — о чем ты говоришь? Какое образование? Ты думаешь, нам это важно? Все, что нам важно, — это насколько вам хорошо вместе. Нам достаточно увидеть, как вы смотрите друг на друга, чтобы полюбить Чонгука. Его взгляд говорит обо всем, что надо знать.       — Взгляд?       — Неужели не замечал, с каким обожанием он на тебя смотрит? — удивляется папа, и у Чимина подскакивает в груди. Сердце начинает биться быстрее, и глаза загораются надеждой.       — Правда?       — Он с тебя глаз не сводит! Впрочем, как и ты с него. И ты другой с ним. Более уверенный в себе, довольный, сильный. Готовый защищать свою семью. А нам большего и не надо. Просто знать, что наш сын любит и любим.       В горле образуется ком, и эмоции рвутся наружу, но Чимин лишь улыбается и кивает.       — Чем помочь? — интересуется он и бросает взгляд в сторону гостиной.       Чимин знал, что с его родителями все пройдет прекрасно и они примут его омегу с распростертыми объятьями, но паре еще предстоит сообщить отцу Чонгука, и это действительно заставляет переживать. Чимин понятия не имеет, как господин Чон воспримет новость. Посчитает ли, что охранник не достоин его сына? Ополчится на Чонгука за то, что тот оказался омегой или посмел ему лгать? Примет все без проблем? И что будет с Чонгуком, если отец не обрадуется? Чимину страшно от одной только мысли, что Чонгук снова может замкнуться в себе.       Они решают дождаться приезда господина Чона в Корею. Чонгук пока снова начинает пить маскирующие таблетки, чтобы слух не пошел из университета, и с ужасом дожидается известия от господина Кима.       Отец Чонгука возвращается через пару недель. Приезжает по делам на несколько дней, но Чимин просит об аудиенции, и Чон спокойно соглашается.       И вот Пак снова оказывается в просторном кабинете, где когда-то проходил собеседование, и изо всех сил старается не нервничать: альфа это учует с легкостью.       — Судя по отчетам, Чонгук наконец-то взялся за ум: он стабильно посещает занятия, не пропадает в клубах, не приносит неприятности. Стоит ли мне быть благодарным за это вам?       — Мы вчера были в караоке, — зачем-то говорит Чимин и тут же прикусывает язык. Господин Чон приподнимает бровь, видимо, готовясь к неприятным новостям.       — И что делали?       — Пели. У Чонгука прекрасный голос.       — Да? — отец явно ожидал не этого. — Много было народу?       — Только мы.       — Что ж, видимо, вы поладили, — все еще удивленно поводит головой господин Чон. У Чимина сердце начинает выпрыгивать.       «Да уж, поладили не то слово».       — Кстати, господин Пак, я так понимаю, стоит вас поздравить? — Взгляд указывает на слегка видимую из-под ворота метку, и Чимин сглатывает. — Нашли себе пару? Это замечательно. И как только умудрились с таким расписанием?       Господин Чон улыбается, и Чимин собирается с духом. Лучшего момента не найти.       — Да, и кое-кому есть, что вам сказать.       Старший альфа непонимающе поводит головой, а Чимин проходит к двери и открывает ее. Чонгук заходит сразу.       — Чонгук! — восклицает удивленно господин Чон. — Что ты здесь…       А потом замолкает. Чимин знает, что тот наконец почувствовал смешение ароматов, и набирает в легкие воздуха, готовясь к кульминации. Сейчас все и решится.       — Что происходит, Чонгук? — хмурится отец, прислушиваясь к ощущениям. — Ты что, омега? Как такое может быть? Почему от тебя пахнем господином Паком?       Чимин ярко ощущает, как сильно его любимый нуждается в поддержке, и переплетает их пальцы, несмотря на вопиющую дерзость данного жеста в подобной ситуации. Пусть это тоже станет ответом.       — Да, отец, я омега. И всегда им был.       — Но почему я не знал?       — Почему? — пораженно повышает голос Чонгук. Чимин крепче сжимает его руку. — Потому что ты ненавидел омег! И из-за этого я ненавидел себя! И так продолжалось бы и дальше, если бы не Чимин.       Господин Чон переводит взгляд на Пака, и альфа чувствует, как резко меняется его настроение. В глазах отца Чонгука зажигаются гневные искры, а внутренний альфа Чимина начинает паниковать. Он настораживается и скалится, готовый броситься на защиту.       — Ты должен был присматривать за моим сыном, а не соблазнять его! — рычит господин Чон на Чимина.       — Присматривать? Я был себе самым строгим надзирателем! — восклицает гневно Чонгук. — Никто из приставленных тобой людей не мог и сравниться! Ты представить не можешь, что я испытывал из-за тебя, а винишь того, кто мне помог?       — Помог или воспользовался?       — Воспользовался? — кривится с отвращением Чон. — С чего ты вообще взял? Меня что, нельзя просто так полюбить?       — А что, у вас любовь? — усмехается отец, и Чонгук свирепеет еще больше. Чимин чувствует проходящие через омегу волны негодования.       — Да, я его люблю! А что?! — кричит Чон, и Чимин перестает дышать.       Мне не послышалось? Он сказал, что любит нас? Любит?!       «Любит».       Он же не говорит так только для того, чтобы выиграть спор?       «А ты сам не чувствуешь? Не помнишь, что папа сказал?»       Чимину страшно поверить. Голова кружится от такого, но он все равно крепче держит за руку и думает, как защитить.       — Мы истинные, господин Чон, — произносит он. Пусть Чонгук не верит, но его отец, прочувствовавший подобное с собственной парой, должен верить.       Старший альфа замирает. Растерянно смотрит на сына с партнером и не знает, что сказать. Он прикрывает лицо руками и тяжело вздыхает, осознавая информацию. Пытаясь понять, что ему только что сказали и что со всем этим делать.       — Что ж, — произносит он через пару минут, — и что теперь все это значит? Какие планы на будущее?       Чонгук пораженно моргает. Похоже, это чуть ли не первый раз, когда отец задает ему такой вопрос, и Чимину это кажется хорошим знаком.       — Я доучусь, конечно, — отвечает омега, — но я не хочу работать в твоей компании, отец. Никогда не хотел. Я… — он набирает воздуха и собирается с силами, — рисую вебтуны.       — Что? — сводит брови господин Чон.       — Ты же знаешь, что это. Они обеспечивают меня уже два года.       — О чем ты? За твою квартиру плачу я! За твою еду плачу я!       — Не совсем. Точнее, да, квартиру ты оплачивал, но я могу сегодня же вернуть тебе эти деньги. Я откладывал ровно то, что тратил.       — Но почему ты не сказал? — изумляется отец. В его тоне нет злости, лишь искреннее непонимание. Чонгук лишь жмет плечами. Похоже, он не хочет больше ругаться, потому что иначе нашел бы еще много слов. — Что ж, тогда… Мне нужен наследник, и ты не можешь встречаться с охранником.       Чонгук горько усмехается и разнимает их с Чимином руки, чтобы взмахнуть своей.       — Мне все равно, что тебе нужно. Я больше не буду лгать себе. Не стану притворяться и жить в угоду предрассудкам, — уверенно произносит Чонгук, но Чимин ощущает, что на сердце его омеги опускается груз.       — Я не про тебя, Чонгук, — заявляет господин Чон к всеобщему изумлению. — Если вы теперь семья, значит, в компанию может прийти и твой альфа. Образование у него как раз подходящее. И опыт есть.       — Что? — качает головой Чонгук так, будто ослышался, и переводит взгляд на Чимина, который чувствует себя ровно так же. — Но он хотел открыть танцевальную студию…       — Я говорил тебе, что не хочу, чтобы мое любимое дело стало рутиной, — успокаивает Пак.       — Ну вот и прекрасно! — хлопает в ладоши отец Чонгука и довольно улыбается. — Значит, дадим Чимину должность в компании, а ты можешь продолжать со своими вебтунами. Только с вас детки. Как я и сказал: мне нужны наследники.       — Подожди. — Чонгук теряется настолько, что выглядит совершенно ничего не понимающим. Смотрит круглыми глазами то на отца, то на Чимина. — Но ты же ненавидишь омег…       — Что? — Господин Чон снова сводит брови. — Да, у меня были предрассудки из-за твоего папы, но я уже давно проработал их с психологом. Сынок, я понятия не имел, что это оказало на тебя такое влияние.       — С психологом? — повторяет Чонгук, выпячивая глаза, а потом начинает смеяться. Хохочет, срываясь в истерику, и не может остановиться.       Оказывается, скрываться было и не нужно. Оказывается, он сам создал себе множество проблем.       Чимин приобнимает омегу и целует его в висок, пока тот не очень успешно пытается прийти в себя. На глаза уже выступили слезы, и теперь Чонгук лишь пытается выровнять дыхание. Он весь красный и абсолютно ошеломленный.       — Что происходит, Чимин? — уточняет он шепотом.       — Все хорошо, малыш, — шепчет Пак в ответ. — Все просто хорошо. Привыкай.       И все действительно так. Хорошо.       +++++       Чонгук забегает в квартиру, сияя, как настоящее солнышко, и сразу находит глазами Чимина. Пак сидит на диване, проверяя какие-то отчеты, но тут же откладывает их, готовясь радоваться вместе с омегой. Он еще пару часов назад почувствовал, что встреча прошла успешно, но все равно хочет узнать подробности.       — Подписали? — интересуется альфа.       — Ага, — не может прекратить улыбаться Чон. — Они сказали, что, скорее всего, получится шестнадцать серий и, возможно, там даже будет сниматься айдол!       Чонгук чуть ли не прыгает от радости, и Чимин посмеивается, глядя на любимого.       — Надо позвонить отцу, поблагодарить за адвокатов и рассказать все.       — И ребятам позвони. Соберемся, отметим. Тэхен жалуется, что уже забывает, как я выгляжу. И Намджуну не помешает развлечься. И еще кого-нибудь позови, Сокджина, например. Все же не каждый день твой вебтун превращают в сериал.       Чонгук присаживается на диван рядом с Чимином и поворачивается к альфе.       — Не хочу. Хочу отпраздновать вдвоем. С этой работой мы совсем не видимся!       — У тебя течка скоро…       — Это не то же самое.       — Как это? — усмехается Пак. — Разве мы не будем вместе?       — Я хочу поговорить с тобой! — тянет капризно Чон. — Я понимаю, что ты рад, что у меня появились адекватные друзья, но это же не значит, что теперь всюду стоит таскать их с собой.       — Чонгук, мы что, мало разговариваем? — умиляется Чимин.       — Мне всегда мало! — заявляет Чон и припадает к губам альфы, оставляя на них короткий, но сладкий поцелуй. — Знаешь же! Мне тебя всегда мало.       К изумлению Чимина, это действительно так. Чонгук изменился. Пак еще никогда не видел его таким довольным и уверенным в себе. Таким счастливым и игривым. Таким заботливым. Оказывается, Чонгук невероятно романтичен. Даже больше, чем Чимин. На его день рождения он написал Паку песню и исполнил ее при всех их друзьях. Он без стеснения кричит о своей любви к альфе и невероятно заботлив. Он любит оставлять маленькие сюрпризы, обниматься и много (очень много) фотографировать Чимина. И Пак не может поверить, что этот потрясающий парень — тот замкнутый омега, боящийся открыться даже себе. Он смотрит на улыбку Чонгука, видит его счастье, и у него перехватывает дыхание.       — Продюсеры сказали, что начало истории довольно тяжелое, но после Дури словно обретает суперсилу.       — Так и есть. После того, как ты принял себя, себя принял и Дури.       — Значит, у меня тоже есть суперсила? — смеется Чонгук, обнимая Чимина и заваливаясь вместе с ним на диван.       — Точно! Самого очаровательного засранца, — шутит Пак, щекоча Чонгука, и они заполняет квартиру смехом. Его в ней в последнее время много.