Вторая жизнь

На следующее утро Кристина появилась в Опере очень изменившейся: бледная, скорее даже, болезненно-белая, со взглядом затравленного зверька и кругами под глазами. Женщина всю ночь не смогла сомкнуть глаз: лицо окровавленного Эрика стояло перед глазами. Виконтесса вздрогнула, когда раздался стук в дверь: -Войдите, — неуверенно промолвила женщина. Симпатичная девушка, которую Кристина никогда прежде не видела, вошла внутрь и сообщила: -Виконтесса де Шаньи, месье Мулхейм хочет вас видеть в своем кабинете. Сердце женщина сжалось не то от страха, не то от волнения. Что хочет от нее новый директор? Кристина кинула взгляд на свое отражение: бледная, уставшая, осунувшаяся, готовая вот-вот расплакаться. Почему именно сегодня он захотел меня видеть?! Идя по коридору в кабинет директора, молодая женщина думала об Эрике Мулхейме. Странно, она его видела всего пару раз, причем он почти не разговаривал с ней, но что-то ужасно знакомое было в нем. Причем это проявлялось во всем: в жестах, внешности, запахе и особенно голосе. Когда он говорил, у нее замирало сердце, хотелось, чтобы он не останавливался. Только голос ЕЕ Эрика мог так влиять на нее. Может все Эрики такие? Кристина даже улыбнулась своим мыслям. Подойдя к двери и глубоко вздохнув, виконтесса постучалась. -Войдите, — последовал ответ. Оказавшись внутри, Кристина огляделась. Мужчина сидел в своем кресле и аккуратно что-то писал. Женщина медленно подошла к столу. -Присаживайтесь. — произнес месье Мулхейм, не отрываясь от своего занятия. Кристина заметила, что у мужчины красивый почерк, но то, с какой тщательностью он выводил все завитушки напомнило ей ее сына Густава, корпящего над прописями. Она впервые видела, чтобы взрослый человек так тщательно вырисовывал буквы. Виконтесса улыбнулась. -И что же смешного вы увидели, мадам? -Эрик отодвинул лист бумаги в сторону и посмотрел на Кристину. -Ничего, месье, — поспешно произнесла актриса. С минуту женщина и мужчина рассматривали друг друга, не произнеся ни слова. Кристине показалось, что она забыла, как дышать. О, Боже, как он похож на Густава! Сердце в груди отчаянно заколотилось. Месье Мулхейм отвел от Кристины взгляд и начал ледяным тоном: -Мадам, — холодок пробежал по спине женщины. — Зачем вы здесь? Кристина удивленно воззрилась на него. -Но…но вы сами пригласили меня сюда. Директор поджал губы и нетерпеливо добавил: -Не в моем кабинете, а здесь, в Опере. Повторяю свой вопрос, зачем вы здесь? Кристина молчала, она не знала, как ответить на этот вопрос. Сказать правду, что ей нужны деньги, чтобы сын ни в чем не нуждался? Но как к этому отнесется директор? Имеет ли она право говорить об их финансовых трудностях? -Обычно женщины вашего круга и финансового положения не работают в театрах, не поют на сценах. Они сидят дома, воспитывают детей, посещают светские мероприятия. Зачем вы здесь? Вам скучно? Кристина по-прежнему молчала. Она чувствовала себя нашкодившим ребенком, стоящим перед воспитателем. -До меня дошли слухи о вашем не совсем адекватном поведении вечером. Учитывая то, что я видел днем, попрошу объясниться. Что это значит? Вы бегаете по МОЕЙ Опере, пугаете МОИХ людей, говорите какой-то бред о музыке, о крови… Ну же, виконтесса де Шаньи, объясните, что это значит? Лично у меня всего два объяснения произошедшему. Вы либо требуете к себе повышенного внимания, либо… сумасшедшая. Глаза Кристины широко распахнулись: -Нет-нет, я не сумасшедшая, я абсолютно здорова. Мистер Мулхейм побарабанил по столу пальцами, затем медленно продолжил: -Они все так говорят…. -Но, но я абсолютно нормальная. — Значит вам не хватает внимания? Цветов? Поклонников? Зачем вы устраиваете этот цирк в моей Опере?! Кристина сжалась в кресло, комок подкатил к горлу. -Мадам, еще одна такая выходка и вы навсегда покинете мою Оперу! Покинете, покинете, покинете… Слова набатом звучали в голове виконтессы. Нет-нет-нет, я не могу! Видимо, последнюю фразу она произнесла вслух, потому что в следующую же секунду услышала: -Почему же? О, Боже, что ему сказать?! Рассказать всю правду о том, как ей нужны деньги для сына? Как это унизительно! -Месье, мне очень нужны деньги. Мужчина откинулся в кресле и, скрестив руки на груди, спросил: -Зачем? Кажется, ему нравилась эта ситуация. В Кристине начала закипать ярость. Какая тебе разница зачем мне нужны деньги?! Женщина закрыла глаза, досчитала до десяти, затем, высоко вскинув голову, ответила ледяным тоном: -Для сына. Мне надо платить за его уроки. Брови директора взлетели вверх и, Кристине показалось, будто он усмехнулся. -Разве виконт не в состоянии оплатить уроки собственного сына? Кристина готова была провалиться сквозь землю. Разве этично спрашивать такое у женщины?! -Месье, мне кажется, вы забываетесь! Директор, казалось, не обратил внимание на ее последние слова. -На сколько я знаю, у вас один сын. Почему? Кристина опешила от такой наглости. Она то открывала, то закрывала рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Какая наглость! Что он о себе возомнил?! -Мадам, я не хотел вас оскорбить. Просто в наше время заводить одного ребенка очень опасно. -Что вы имеете в виду? — побледнела женщина. Ей показалось, будто в голосе мужчины промелькнула скрытая угроза. Эрик пожал плечами. -Корь, дифтерия, тиф, оспа… Я видел, как эти болезни уносили жизни целых семей. Мне кажется, на месте виконта, очень неосмотрительно иметь одного наследника. Кристина все еще не могла отойти от шока, вызванного такой наглостью. А ведь еще каких-то двадцать минут назад этот мужчина ей был симпатичен! -Неужели виконт не любит детей? — казалось, директор издевался. Да как он смеет! -Это моя вина! Я не могу иметь больше детей. Слезы готовы были сорваться с глаз женщины, но она упрямо смотрела на мужчину, словно говоря: «Доволен?» Едва слышно она добавила: -Это последствия тяжёлых родов. -Оу, — кажется, Эрик слегка стушевался. — Извините, мадам, я правда не хотел вас обидеть или оскорбить. -Почему вы не женаты? -выпалила Кристина. -С чего вы взяли? — вопросом на вопрос ответил директор. Кристина открыла рот и затем закрыла. Действительно, почему она решила, что месье Эрик не женат?! Хотя… он не носит кольцо. Заметив на лице женщины замешательство, мужчина ухмыльнулся и продолжил: -Но вы действительно правы, я не женат. -Почему? Мужчина пожал плечами: -Наверно, не повезло так, как повезло вашему мужу. -Вы… вы любили когда-нибудь? -Кристина, сама не заметила, как эти слова вылетели из ее рта. Осознав то, что только что спросила, женщина почувствовала, как заливается краской. Директор молчал и как-то странно смотрел на виконтессу. Когда Кристина решила, что уже не получит ответа, он вдруг отвел от нее взгляд и сказал: -Откровенность за откровенность? Хорошо. Да, я любил одну женщину. -И что с ней стало? -Она выбрала другого. Видимо, изумление отразилось на лице женщины. Потому что, директор, посмотрев на нее, рассмеялся и сказал: -Не льстите мне, мадам. -Почему она выбрала его? Эрик молчал, он уставился в одну точку и, казалось, о чем-то думал. Когда он продолжил говорить, Кристина вздрогнула. На секунду ей показалось, что это голос ЕЕ Эрика. Но наваждение быстро спало, мужчина говорил своим обычным голосом. -Знаете, мадам, думаю, ответ на этот вопрос банально прост. Мой соперник был красивым мужчиной, к тому же богатым, из хорошей семьи. Я же не мог похвастаться и половиной его достоинств. -Может быть она просто любила его? Губы мужчины сжались в тонкую линию. -О, любовь… А вы любили когда-нибудь, виконтесса де Шаньи? Казалось, его взгляд прожег Кристину насквозь. Женщина отвела от него свою взгляд и, помолчав, ответила: -Да, любила и люблю. Что-то промелькнуло в глазах мужчины. Затем он, тихим голосом, сказал: -Мадам, я думаю, вам стоит уйти. Кристина хотела что-то добавить, но он остановил ее. -Идите же, мадам! Мне нужно работать. И не забывайте моих слов, еще одно нарекание, и вы покинете мою Оперу! Едва за женщиной захлопнулась дверь, как мужчина хлопнул ладонью по столу и прошептал: -Чертов виконт! Она его любит, до сих пор любит! Опера постепенно возвращалась к жизни. Туда и сюда сновали люди. Кто-то помогал с ремонтом, кто-то с уборкой. Ходили слухи, что месье Мулхейм планирует поставить какой-то грандиозный спектакль, но подробностей никто не знал. Единственное, что чувствовали все: Опера наполнилась жизнью. И это было видно по всем: радостные, взволнованные лица, шепотки, восхищенные взгляды, в воздухе повисло чувство праздника, торжественности и ожидания. Единственный человек, который выделялся из этой многочисленной толпы и совсем не ощущал на себе радость и жизнь была никто иная, как Кристина де Шаньи. Все заметили и даже постоянно обсуждали за спиной виконтессы изменения в ее состоянии. По Опере ходили самые разные слухи: одни говорили, что она при смерти, другие — что любовник бросил ее, третьи утверждали, что женщина беременна, четвертые — что виконт разводится с ней, а пятые говорили, что она сходит с ума, и вообще, у женщин ее семьи это частое явление. Сама же Кристина либо не слышала этого, либо ей было все равно. Но одно было точно, ее состояние с каждым днём ухудшалось. Директор больше не вызывал ее в свой кабинет, и она часами сидела одна в своей комнате. О, какое же мучение там ждало виконтессу! Музыка, ежедневная музыка! Иногда Кристина теряла счет времени, ей казалось, что эта музыка играла часами, одна и та же мелодия на протяжении часов! Если бы кто-нибудь зашел в комнату, то увидел бы, как дама, забившись в угол, сидит, сжавшись в комочек, подобно испуганному ребенку, слезы бегут по ее лицу, и она кусает себе руку, стараясь не кричать. Широко распахнутые глаза, кажется, ничего не видят. Кристина покачивается из стороны в сторону, иногда из ее горла вырывается всхлип, но никто за пределами комнаты не знает об ее страданиях. Никто, кроме одного человека, который стоит по другую сторону зеркала и внимательно смотрит на нее, оплакивая свою былую любовь. Он не замечает, как слезы текут по его лицу. Иногда его сердце сжимается, и рука тянется к аппарату, он готов его отключить. Но затем ярость вспыхивает в глазах мужчины. Он представляет эту женщину в объятиях другого мужчины, он представляет, как она смеется над ним, над Эриком, смеется над его любовью, над его чувствами, над его неопытностью. Руки сжимаются в кулаки, и он своей яростью убивает любое положительное чувство в сердце.