Чудовище?

      На улице шумел дождь. Грязные тяжелые косые струи воды обрушивались на асфальт, текли ручьями, заполняли ямы. В маленькой уютной квартире Ким читал книгу и тихо радовался, что он сейчас не на работе. На полу, свернувшись, сопел Перро, Мяуцураги сидел на подоконнике и смотрел, как капли бьют по листьям.       Для идеального вечера не хватало кофе, но лень было вставать с дивана. Оставалось надеяться, что Гарри почувствует его желание.       Почувствовал. И принес чашку с растворимым кофе, отвратительно горьким, по мнению Дюбуа, но Ким уважал только такой. Гарри не просто понимал чувства и желания Кима, он словно читал мысли, и Кицураги был этому очень рад. За годы службы у него появилась лишь привычка курить, но не говорить о том, что творится на душе.       Гарри лег рядом, положил голову на колени и драматично вздохнул.       — Слушаю, — произнёс Ким.       — Ты бы любил меня, если бы я был хтоническим чудовищем с щупальцами?       — Но ты и так хтоническое чудовище с щупальцами, — рассеянно отозвался Ким. Мыслями он был в сюжете книги.       — Но я человекоподобное чудовище.       — И это очень хорошо.       — То есть ты не любишь меня таким, какой я есть?       — Я люблю тебя.       — Ты сказал это всего лишь один раз! Год назад!       — Если что-то изменится, я сообщу. И спасибо за кофе.       Гарри обиженно фыркнул. Иногда ему казалось, что Ким равнодушен к нему, что он для лейтенанта всего лишь человек, приносящий кофе и готовый сбегать за сигаретами в проливной дождь. А потом вспоминал, как много Ким для него сделал. Как впустил в свой закрытый прекрасный мир, полный музыки, автомобилей и планирования. Как поверил в то, что из него еще может получиться достойный член общества.       «Он любил бы тебя, будь ты чудовищем. Знаешь, почему?»       Внутри стало холодно.       «Потому что я и есть чудовище?»       «Именно».       «Но… у меня нет щупалец», — даже во внутреннем диалоге его голос дрожал.       «У чудовищ не бывает щупалец. Потому они и ужасны — их не отличить от людей».       Комната замерцала перед глазами, стало трудно дышать, затошнило. Гарри с трудом встал и добрался до телефона.       Один гудок, второй, третий, десятый…* Он* не умел игнорировать раздражающие звуки, как Ким. Значит, не дома. Тогда Гарри набрал второй номер.       — Да? — трубку сняли после пары гудков.       — Жан у тебя?       — Да. Позвать?       — Не. — Огромный, занявший всё пространство рта язык ворочался с трудом. — Я вспомнил… Это не срочно. На работе спрошу.       — Ну ладно, — удивленно отозвалась Мино. — Пока!       — Ага.       Единственный человек, который мог его понять, сейчас был занят тем, что усиленно избегал собственной чудовищности в чужом доме. Гарри остался один.       И сделал то же, что стал делать после триумфального возвращения в Джемрок — пошёл к Киму.       «Приехать раненым, изляпав мотокарету кровью — это не триумф».       «Триумф» — возразил другой голос. — «Триумф боли, гнусности и падения. Это был акт творчества».       Ким пил кофе и читал книгу. Мяуцураги надоело смотреть на дождь, он лежал на коленях и мял когтистыми лапами старый плед в катышках. Гарри устроился рядом.       — Всё хорошо? — рассеянно спросил Ким.       — Да.       «Нет».       «Да».       Всё хорошо. Он — хтоническое чудовище с щупальцами, и его любят. Если что-то изменится, Ким сообщит.