Микаэль Отважный спешит на помощь!

— Всё ещё не понимаю, что я тут делаю, — ворчит Жан, поправляя снова сбившуюся с глаза повязку. Повязка была чёрной, закрывала почти треть его лица и имела рисунок из маленьких черепов.  — Охраняешь захваченного тобой аристократа из Лорентида, — услужливо поясняет голос за его спиной. — Как известно это государство, расположенное на территории— — Трант. — Да? Жан поворачивается к нему лицом, чтобы тот однозначно смог считать весь спектр недовольства. Это не срабатывает, потому что всё его недовольство напускное. Трант продолжает улыбаться ему, сидя под деревом и скрестив ноги, а руки, перевязанные на запястьях голубым шейным платком, неподвижно лежат на его коленях. — Меня не обязательно связывать, я не буду пытаться сбежать. — Нет, папа, тебя поймали, а значит ты точно хочешь сбежать, потому что твоё право на свободу передвижения незаконно ограничили! — Прекрати читать ему на ночь свод законов Ревашоля, ему семь. — У меня есть образование. Я знаю, где, чёрт побери, находится Лорентид. — Жан делает неопределённый взмах рукой, который должен отсылать к карте и местоположению островного государства. Либо просто отсылать. Трант внимательно прослеживает траекторию. Судя по его довольному виду, она его устраивает. — Жан, ты очень образованный пират. Не подумываешь оставить это ремесло и перейти на службу короля, получив взамен его помилование? — Трант заговорчески наклоняет голову в бок и щурит голубые глаза. На секунду Жан чувствует себя очарованным, но потом до него доходит суть вопроса. — Что—? Нет, я не собираюсь связываться ни с какими королями. — Всё равно подумай над этим. Тогда, возможно, мой спаситель тебя пощадит. Жан думает, что никогда, *никогда* не будет посылать Хейдельстама на переговоры. Он пошлёт Гарри, он пойдёт сам, он вызовет подмогу, но если уровень переговоров Транта это нести чушь и улыбаться так, словно внутри него работает собственное солнце, то для всех будет безопаснее, чтобы он посидел где-нибудь, где до него точно не долетят выстрелы. Хотя, ему стоит быть снисходительнее. В конце концов, сейчас они в лесопарке, а не на работе.  — Не вижу я что-то твоего спасителя, — хмыкает Жан и возвращается к своему занятию, а именно наблюдению. Он был в засаде не раз и не два, и он уверен, что точно не упустит из вида мальчишку, одетого в матроску. Микаэлю *искренне* нравилась морская тематика. Ещё ему нравились жуки и программирование. Жан не хотел думать, что в будущем может породить эта смесь интересов, особенно под кураторством Хейдельстама-старшего. Автоматизированные корабли в виде жуков? Он содрогается от этой мысли. Только познакомившись с Трантом и его сыном, Жан перво наперво подумал, что Трант — ужасный отец. Тогда он был уверен, что это Трант навязал какие-то слишком взрослые интересы своему ребёнку, желая сделать из него вундеркинда и закрыть свои внутренние гештальты. И он был уверен в этом на протяжении нескольких месяцев, пока на одном из своих первых корпоративов Трант, пьяный и раскрасневшийся, не признался ему и Жюдит, что ничего не смыслит в программировании и едва может совладать с радиокомьютером и ему приходится читать эти книжки по радиокомпьютерной грамотности, чтобы понимать, на каком языке говорит с ним Микаэль. Так он был повышен в глазах Жана до “сносного папаши”, что в процессе углубления знакомства переросло в “чёрт возьми, выдайте этому придурку премию отца года, а мне пачку инсулина”. Трант оказался, без преувеличения, замечательным отцом. Сбоку от него мелькает что-то синее, но когда Жан поворачивается, то ничего подозрительного не видит. Он приглядывается к веткам кустов. — Я думаю, он подбирает к тебе тактику. Понимает, что ты больше и сильнее, а значит ему остаётся либо измотать тебя, либо напасть, когда ты потеряешь бдительность. Недавно Микаэль увлёкся темой морских баталий, и мы прошлись с ним по разным тактикам ведения боя… Трант рассказывает про их выходные и поездку к морю, где они смотрели на заброшенные корабли — никому не нужные памятники былых сражений. Они собираются туда ещё раз и Трант приглашает его поехать с ними. Жан вслух обещает подумать, хотя в голове уже придумывает, как будет договариваться с Прайсом на отгул. Раньше работа была спасением от личной жизни, но что-то пошло не так, и эта самая личная жизнь у него почему-то всё равно завелась. Как заводятся тараканы или коты, то есть случайно и как-то само собой. Трант продолжает говорить, работая личным радио. Жан не вслушивается в каждое слово, но общую суть невольно всё равно улавливает. После ещё одного упоминания капера Микаэля, его вдруг так осеняет, что он едва сдерживается, чтобы не ударить себя по лицу. Вместо этого он резко поворачивается к Транту, пока не заметившему перемены в его настроении. — Ты говорил, что мы просто прогуляемся в мой выходной, — выдаёт он как простой факт, начиная издалека, чтобы следом за этим начать затягивать силки. — Откуда у Микаэля с собой пиратская повязка? Игрушечная сабля?  Жан готов поклясться, что у Транта на виске выступила капля пота, но тот всё равно улыбается ему, бросая песок в глаза. Фигурально выражаясь, само собой. — Как я и сказал, он сейчас очень увлечён морской тематикой, и, конечно, он не упускает шанса почувствовать себя моряком, а как любому ребёнку, ему крайне важна вовлечённость окружающих… В это можно было поверить. В это хотелось поверить, потому что это говорил Трант, а речь шла о Микаэле, маленьком проныре, которого Жан любил, хоть и нерешительно и очень осторожно. И именно поэтому ни в коем случае нельзя было этому верить, потому что Долорес ради, Трант говорит это, пока его глаза ищут, за что бы зацепиться взглядом, лишь бы не смотреть на подходящего ближе Жана, а на щеках появляется румянец.  Жан наклоняется к нему, повязка с его глаза опять пытается сползти, но он не тянется её поправить, а просто ухмыляется Транту во все зубы, и тот наконец замолкает, всё ещё избегая смотреть на него. — Просто мог сказать, что хочешь сделать из меня няньку для своего сына.  Предположение настолько очевидно неверное, что Трант не может ничего произнести целую секунду. Этого времени достаточно, чтобы успело произойти две вещи. Во первых, Жан понимает, что повергнутый в ступор Трант это довольно забавно. Мило, сказал бы он, если бы это слово не примораживало язык к нёбу. Во вторых, именно этот момент выбирает отважный капитан Микаэль, чтобы нанести свой удар. Жан крякает и упирается ладонями в колени, когда на его спину запрыгивают несколько лишних десятков килограмм.  — Вот я и нашёл твоё убежище, пират! — радостно кричит Микаэль, едва не сваливаясь, когда Жан пытается разогнуться и вернуть своему позвоночнику былую лёгкость.  Мальчик понимает намёк и сам слезает со спины дяди Жана, но дядя Жан всё ещё пират, поэтому он не забывает угрожать ему своей саблей, когда тот поворачивается к нему, странно похрустывая. Жану вместо оружия выдали Транта и сказали прятаться, так что возразить на холодное деревянное острие ему совершенно нечем. Он нахмуривается, скрещивая руки на груди. — Корона требует вернуть её дипломатического посла! — объявляет сир Микаэль, задирая голову, чтобы посмотреть пирату в лицо. Дядя Жан сегодня как всегда оделся во всё печально-чёрное. И с расцарапанной щекой и фиолетовым глазом, который он уже перестал пытаться закрыть выданной ему повязкой, выглядел как самый настоящий пират из книжек, которые мальчик читал перед сном.  — Ты знаешь, что пираты не возвращают свою добычу просто так? Нужен обмен на что-то такое же ценное, как ваш аристократ, — ставит ультиматум Жан, стараясь при этом не особо думать, как ужасно он играет в детские игры и о ком он сейчас говорит. Микаэль ненадолго задумывается, на секунду заглядывая ему за спину, а потом уверенно кивает. — Корона очень ценит и заботится о своих подданных, поэтому готова пойти на сделку. Жан думает, что пора заканчивать, потому что у него не хватает терпения фантазировать о пиратах дольше получаса, и тем более договариваться о несуществующих выгодах. Микаэль их нашёл, значит, всё получилось. Бодрый голос захваченного посла, раздающийся за спиной, едва не заставляет его закатить глаза. — Сир Микаэль, мы могли бы предложить этому милому джентльмену службу на благо государства и земельный участок. Разве не чудесно было бы после долгого плаванья ступать на твёрдую землю, возвращаться в собственный дом? Признаться, Лорентид довольно прохладное место, но это не делает его менее очаровательным— Жан торопливо машет рукой. — Звучит отлично, меня это устраивает, — обрывает он бесконечный поток информации и поворачивается к Транту. — Поздравляю, ты свободен. Не хочешь вставать? — Жан насмешливо изгибает бровь.  — Я бы с радостью это сделал, но из-за особенностей кровообращения в таком положении совершенно не чувствую ног, — беззаботно говорит Трант, при этом неловкими движениями стараясь распрямить ноги. Голубая полоска ткани разболталась, но всё также лежит на его запястьях. — Через пару минут я буду в форме. Микаэль тихо хихикает, пока Жан наигранно закатывает глаза. Трант умудряется быть самым умным и образованным человеком, из известных ему, и в то же время полной катастрофой. У Жана в груди странное чувство. Как будто тот маленький огонёк, тот самый, не позволивший ему сломаться в самые тяжёлые моменты его жизни, спрятанный где-то глубоко внутри него, начал расти. Он рос на протяжении нескольких месяцев, но только теперь Жан понимает, что это происходило всегда, когда рядом был Трант. Его ужасные каламбуры, действительно смешные шутки, случайно-намеренные прикосновения, непривычно упрямый взгляд, когда он говорил ему такие вещи, которые Жан отказывался про себя даже думать. Всё это заставляло его чувствовать себя хоть немного лучше. Внутри него — любовь и благодарность. — Эй, что- — На руки Транта падает чёрная повязка как раз в тот момент, когда он начал выпутываться из шейного платка, потому что, конечно, Жан был больше занят напускным злорадством, чем помощью. Он поднимает голову, и и лицо Жана оказывается слишком близко. Он даже не заметил, как тот наклонился. В следующую секунду Трант взвизгивает, теряя под собой точку опоры. Жан рывком поднимает его на руки, держа под коленями и спиной, распрямляется во весь рост. — Вау! — кричит Микаэль. Он всё ещё держит в руках саблю, но уже просто как игрушку.  Жан щурится на него, а затем показывает язык, и начинает бежать. Трант слышит за спиной возмущённый голос сына, над ухом у него хриплое дыхание Жана, а сам он вцепляется в чёрный точно-не-рабочий пиджак. Кровь приливает к его лицу, стремительно окрашивая щёки смущенным румянцем, но он вовремя вспоминает об обстоятельствах. — Жан, хватит, тебе не нужно, — Он пытается извернуться на руках, но от этого только больше теряет равновесие. Дыхание Жана становится тяжелее. — Стой! Жан хмыкает и делает ещё несколько шагов по инерции, снижая скорость, и Трант опускается на землю. Краем глаза он видит, как Микаэль спешит к ним, и сосредотачивает внимание на Жане. Платок разболтался, и Трант быстро накидывает его на чужую шею, а сам расстёгивает пиджак и проскальзывает под него левой рукой, проверяя бок. Он чувствует только биение сердца и судорожные движения рёбер. Никакой влаги. Жан в порядке, за исключением того, что чуть не сорвал спину, запыхался и едва не открыл заживающую рану. Трант не сердится. Просто не умеет, также как и долго держать обиду и многое другое. — Зачем ты это сделал? — спрашивает Трант, застёгивая пиджак обратно на все пуговицы. Если его пальцы и подрагивают, то только слегка. — У тебя три дня назад было ножевое ранение, при таких ранах противопоказаны физические нагрузки, тебе нужно отдыхать, проводить время на свежем воздухе, дать телу восстановиться и завершить процесс регенерации поврежденных тканей. Трант поднимает взгляд на Жана. Тот даже не пытается выглядеть впечатлённым или хотя бы виноватым. — Это было ранение по касательной, не преувеличивай. Если бы я задержался у Готтлиба ещё на пять минут, то вот тогда бы у меня действительно были серьёзные проблемы. А это пустяки. — Жан фыркает. Дыхание понемногу восстанавливалось. Трант всё равно ищет на его лице признаки недомогания. Синяк рядом с левым глазом пестрит оттенками от синего до зелёного, немногочисленные ссадины уже почти затянулись. Жан смотрит ясно и выглядит лучше, чем когда Трант видел его в последний раз. Он чувствует необходимость сказать. — Я позвал тебя, потому что не хотел, чтобы ты оставался один после того, как закончишь с тем делом.  Улыбка мягкая и осторожная. Трант несколько секунд гладит чужие пальцы со сбитыми костяшками. Расследование было неприятным. Тяжёлым. Свидетели лгали, данные не сходились, прогнозы ошибались, но, вопреки всему, преступники были задержаны. Но воздать по заслугам бывает мало и это не всегда успокаивает. После трудных дел Жан сидел в своей небольшой квартире и сверлил взглядом осыпающуюся штукатурку, пока его мозговые черви разъедали ему подкорку мыслями о том, что будь он хотя бы самую малость лучше, дело было бы раскрыто быстрее. В последний момент, когда контакт уже должен разорваться, Жан переворачивает руку и сжимает чужую ладонь в ответ. — Спасибо. — Очень тихо. Он только пробует улыбку, но ощущения ему уже нравятся. Трант напротив него сияет. — Думаю, мы можем продолжить прогулку. Микаэль, если хочешь показать дяде Жану то поваленное дерево, то тебе надо вспомнить, где оно находится, — обращается Трант в сторону сына. Мальчик едва не подпрыгивает на месте, и торопит их следовать за ним. Жан сохраняет на лице остатки улыбки. Повязку на глаз он прячет в карман, а голубой платок завязывает вокруг шеи, чтобы не потерять. Вдоль позвоночника расползается ощущение тепла.