
Метки
Описание
Корн медленно открывал дверь в лабораторию. Он знал, что этот момент стал кульминацией их усилий, и ожидание нарастало с каждой секундой. Внутри комнаты был яркий белоснежный свет, который ослепил Корна на мгновение. На металлической платформе, окруженной экранами и приборами, он увидел его — Кимхана.
Примечания
С итальянского "Эксперимент номер три"
Почему этот язык? Для латыни слишком пафосно, а итальянский и с мафией связан, и похож на латынь.
А она всего лишь хотела сдать сессию, а не вот это вот все
Честно не знаю какими путями пойдет работа, но Корн добавит стекла.
Я бы даже сказала, что он построит целую фабрику
Обновлены метки, они все будут, но не факт, что в онгоинге вы их сразу прочтете
Si è svegliato
09 декабря 2024, 11:12
В ярко освещенной комнате, заполненной мерцающими экранами и шепотом машин, Корн сидел за длинным столом, окруженный группой врачей и исследователей. Несмотря на напряженную атмосферу в воздухе витало чувство ожидания. Все присутствующие знали, что это обсуждение может стать поворотным моментом в их работе.
— Мы провели все необходимые тесты, — начал один из врачей, доктор Лигкхам, его голос звучал уверенно, но с легкой ноткой волнения. — Образец номер три демонстрирует стабильные показатели. Мы можем с уверенностью сказать, что препарат сработал.
Корн наклонился вперед, его глаза сверкали от интереса:
— И когда именно он проснется?
— По нашим расчетам, это произойдет в течение следующих нескольких часов, — ответил доктор Лигкхам, проверяя данные на своем планшете. — Мы наблюдали за его жизненными показателями, и они остаются в пределах нормы. Он готов к пробуждению.
Другие исследователи обменялись взглядами, некоторые из них сдерживали улыбки, другие выглядели настороженно. Корн, будучи главной мафиозного клана как обычно замечал изменения в эмоциях людей, и поэтому, поднимая брови, спросил:
— Есть ли какие-либо опасения?
— Мы не можем исключить возможность непредсказуемого поведения, — вмешался доктор Чансихнут, его голос был полон осторожности. — Хотя мы провели множество экспериментов, каждый образец уникален. Мы не знаем, как он отреагирует на вынужденное перепробуждение.
— Но это и есть суть нашего исследования, — холодно произнес Корн, его уверенность звучала как приговор. — Мы создаем нечто большее, чем просто образец. Мы формируем будущее.
— Мы готовы к любым неожиданностям. У нас есть все необходимое для контроля ситуации, если что-то пойдет не так, — доктор Лигкхам кивнул, стараясь успокоить своих коллег.
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы подготовили все для пробуждения. Это будет наш триумф, — Корн хищно ухмыльнулся, его лицо выражало крайнюю степень удовлетворения.
Врачи начали записывать указания Корна, а он продолжал:
— Убедитесь, что все системы работают на полную мощность. Я хочу видеть его реакцию. Это будет момент, когда мы увидим результаты наших усилий.
Корн встал, его фигура внушительно вырисовывалась на фоне яркого света.
— И помните, мы не можем позволить себе думать о неудаче. Мы создаем его, и он будет именно тем, кем мы его сделаем.
С этими словами он повернулся к окну, глядя на бесконечные огни города, словно предвкушая успех. В его глазах горело пламя амбиций, и он знал, что этот эксперимент — лишь начало чего-то грандиозного.
— Подготовьте все, — повторил он, и его голос звучал как приказ. — Я хочу быть первым, кто увидит, как он проснется.
В комнате воцарилось напряженное молчание, и все понимали, что этот момент станет решающим. Вскоре они увидят, что именно создал Корн, и какова будет судьба их третьего эксперимента.
Корн медленно открыл дверь в лабораторию. Он знал, что этот момент станет кульминацией их усилий, и ожидание нарастало с каждой секундой. Внутри комнаты был яркий белоснежный свет, который ослепил Корна на мгновение. На металлической платформе, окруженной экранами и приборами, он увидел его — Кимхана.
Сначала Корн не мог поверить своим глазам. Образец номер три, его собственный сын, медленно приходил в сознание. Глаза Кима приоткрылись, и он стал осматриваться вокруг, словно пытаясь понять, где он находится. На его лице отразилось недоумение, а затем — страх. Корн почувствовал, как внутри него вспыхивает гордость, смешанная с легким волнением.
— Кимхан, — произнес он, его голос звучал мягко, но с ноткой власти. — Ты наконец-то проснулся.
— Кто вы, господин? — чуть слышный срыв интонации на последнем слоге. Словно он никогда таким образом не обращался к этому человеку. Но несмотря на это, знал, что обязан всегда говорить только так.
Не понимая зачем, пытался ощутить себя. Но совершенно не чувствовал своего тела. Ему казалось, что он — невесомая песчинка огромного бытия.
Зачем он здесь? Что забыл в этом странном месте?
— Наконец-то ты получился, Кимхан, — противный, хриплый голос, смех, подсознательно заставляющие подчиняться. — Я так долго шел к этому. Теперь ты — Кимхан Теерапаньякул, мой самый верный и любимый сын. Ты никогда не посмеешь меня ослушаться. Ким пытался собрать себя, заставить хоть как-то двигаться, пока его сознание пыталось уловить смысл слов названого отца. Но обрывки фраз надолго не задерживались и, проскальзывая мимо, оставляли только смутное ощущение тревоги. Он не понимал, почему эти слова вызывали в нем дикий страх, хотя должны были даровать гордость. С трудом сконцентрировавшись, он бросил взгляд по окружению — белые стерильные стены, мерцание яркий неоновых ламп, горький, выедающий все внутренности запах химикатов. — Я… я ваш сын, господин? — произнес он, неуверенно подбирая странные для него слова. Внутри него один за другим появлялись вопросы, но он не смел их даже пытаться задать. — Да, мой мальчик, — продолжал названый отец, его голос становился все более властным. — Ты — плод моих усилий, результат моих амбиций. Ты — моя гордость и моя сила. Ты должен служить мне, выполнять мои приказы. Это твоя судьба, сынок. Кимхан почувствовал, как его сердце сжалось. Он не понимал, что значит слово «судьба», но ощущал, как слова отца проникают в его сущность и, словно невидимые нити, связывают его с новой реальностью. — Ты будешь моими глазами и ушами в этом мире, — продолжал господин, его голос звучал как приговор. — Ты не должен думать о прошлом. Оно не имеет значения. Важно только то, что ты теперь — часть меня, часть моей воли. Кимхан опустил глаза, признавая власть этого человека. Как верный пес, он был готов верно следовать за хозяином, не зная, что можно быть кем-то другим, кроме как тем, кем его создал отец. — Я… я буду делать все, что вы скажете, господин — хотя в глубине его души что-то противилось этому. Внутренний голос шептал о странной свободе, о каком-то ошибочном выборе, о жизни, отличной от той, что ему навязывали. Но все это было словно в каком-то сером необъятном тумане, утягивающем на дно. — Умница, — с удовлетворением произнес отец. — Ты будешь моими руками и ногами, будешь убивать и калечить ради меня, и это станет твоей истинной сущностью. Ты не должен сомневаться, Кимхан. Ты должен лишь подчиняться. Мы изменим этот мир, сынок. Я буду тем, кого боится весь мир! Ким пытался сосредоточиться на себе, совершенно не обращая внимания на пустые слова. Ему казалось, что вокруг тишина, нарушаемая лишь тихим гудением странных аппаратов, кабели которых, словно мишура, обматывали его грудину. Он пытался пошевелиться, но каждая попытка движения будто разряд тока проходила сквозь тело. Вскоре Ким осознал, что находится на коленях, надежно закрепленных в холодных металлических оковах. Широкие металлические звенья сжимали его лодыжки, не позволяя изменить положение. Еще несколько кожаных ремней, словно заговоренные щупальца, обвивали его бедра, запястья, руки. Возможно, если их убрать — на коже останется яркие и четкие следы. Его руки, закрепленные на аппарате параллельно полу, шея, скованная таким же холодным куском металла, грудь и живот, обмотанные тонкими стяжками-проводами, создавали картину распятого обреченного парня. Ким не знал причин своего появления — не понимал, почему он зафиксирован в такой странной позе. Боковым зрением он мог видеть мерцание бездушных экранов, излучающих холодный свет и контролирующих каждый удар его сердца, каждую больную попытку вдоха. Потихоньку приходя в себя Ким ощущал, как холодный воздух окутывает своей беспощадностью его тело, вызывая миллионы мурашек. Он словно бесполезная игрушка был раздет своим хозяином. Возможно, чтобы в очередной раз осмотреть его тело, или может быть он таким появился здесь. Кимхан пытался поднять голову, но она словно была намертво прикована к земле. Он пытался напрячь мышцы шеи, чувствуя, как боль проходит по всему телу. Наконец, ему удалось немного поднять голову и посмотреть на господина. Он мог бы что-то спросить, но в его сознании не было места для сомнений или вопросов о том, что происходит. Он просто был. — При всех ты должен обращаться ко мне не иначе как Кхун'Корн, а наедине, сынок, ты говоришь только отец. — Корн стоял в полумраке, его фигура вырисовывалась на фоне яркого света, исходящего от белых ламп. На его лице играла ухмылка, полная удовлетворения и гордости. Он наблюдал за Кимханом с тем холодным интересом, который мог бы принадлежать ученому, изучающему своего подопытного. В его глазах не было ни капли жалости, только безграничная власть и уверенность в том, что он контролирует каждое движение сына. — Вот так, мой мальчик, — произнес Корн, его голос звучал как мелодия, полная зловещего обаяния. — Ты учишься принимать свою истинную природу. Каждый твой шаг — это шаг к величию, к тому, чтобы стать тем, кем ты должен быть. Корн нажал на какой-то экран и, дождавшись противного сигнала, приказал Киму попытаться двигаться. Однако, его тело казалось ему чужим, как будто он наблюдал за ним со стороны. Кимхан попытался пошевелить пальцами, но они все никак не поддавались. Странное ощущение безвластия охватило его, и он снова опустил взгляд. Его голое тело обнажало вечную покорность. — Ты чувствуешь, как ты становишься частью меня, — произнес Корн, его голос звучал как сладкий яд. — Ты уже не просто Кимхан. Ты — мой инструмент, моя гордость, мой любимый сын. Ким чувствовал, как его запястья натираются о жесткие ремни, и это стало единственным физическим ощущением, которое он мог уловить. Он снова попытался сдвинуться, хотя бы на миллиметр. С каждой секундой напряжение нарастало в его руках, ногах, но они все также оставались неподвижным. Внутри него рождалось странное чувство, как будто он был частью чего-то большего, чем просто он сам. — Ты должен понять, что эта боль — лишь временное проявление. Она поможет тебе стать сильнее, — продолжал Корн, его голос был полон уверенности. — Ты не должен бояться. Ты должен лишь подчиниться мне. — Я… я буду делать все, что вы скажете, — произнес он снова, полностью отдаваясь своим ощущениям. Корн продолжал наблюдать за ним, его глаза сверкали от удовлетворения. Он наслаждался процессом, как художник, который видит, как его творение начинает принимать форму. Кимхан был его шедевром, и этот момент был для Корна настоящим триумфом. Ким вновь опустил голову, не в силах противостоять воле отца. В его сознании не было места для сомнений — все, что он знал, это то, что он был здесь, на коленях, и что это было его предназначением. Корн медленно приблизился к Кимхану, его лицо выражало нечто, что можно было бы случайно принять за отцовскую заботу, но в этом взгляде скрывалась лишь холодная манипуляция. Он наклонился, и Ким почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Страх и недоумение слились в одно целое, когда Корн коснулся его плеча, словно пытаясь успокоить. — Не бойся, мой мальчик, — произнес он, и в его голосе звучала зловещая мелодия, полная обмана. — Как твой создатель я только хочу помочь тебе стать тем, кем ты должен быть. Кимхан не успел осознать, что происходит, как Корн резко вытащил шприц из кармана своего халата. Препарат, содержащий в себе нечто таинственное, сверкал в тусклом свете неоновых ламп. Внутри Кима поднялась волна паники, но он не мог пошевелиться, его тело оставалось неподвижным под давлением металлических оков. — Это всего лишь небольшая помощь, — спокойно произнес Корн, поднося шприц к его шее. — Ты не сможешь стать сильным без этого. Кимхан попытался закричать, но его голос застрял в горле. Он ощущал, как игла проникает в его кожу, и в тот же миг его сознание окутала пелена легкости. Препарат разливался по его венам, и Ким почувствовал, как его тело начинает терять связь с реальностью. Он боролся с этим ощущением, но, как и прежде, его усилия были тщетны. — Спи, мой сын, — прошептал Корн, когда Кимхан начал отключаться, его глаза медленно закрывались. — Пробуждение придет позже, и тогда ты поймешь, что я делаю это для твоего блага. Кимхан чувствовал, как мир вокруг него начинает расплываться, словно краски на холсте, когда Корн ввел препарат. Его тело постепенно теряло тяжесть, а мысли становились все более смутными, как будто они ускользали в туман. Каждый вдох становился все более трудным, и, несмотря на страх, который еще теплится в его сердце, Кимхан ощущал, как его разум окутывает мягкая пелена покоя. Он хотел сопротивляться, но это желание медленно угасало, уступая место странному чувству доверия, которое наполняло его изнутри. — Я с тобой, — словно шептал Корн, и этот голос звучал как бальзам на его душу. — Ты не один. Я всегда буду рядом, чтобы направлять тебя. Кимхан боролся с внутренними противоречиями. С одной стороны, он ощущал всепоглощающее доверие к Корну, которое росло в нем, как цветок, распускающийся на свету. С другой стороны, в глубине души возникали странные эмоции — смутные воспоминания о свободе, о странном улыбающемся парне, о том, что значит быть самим собой. Эти чувства были как буря в сердце, но постепенно они затихали, уступая место покою, который приносил препарат. Его веки становились все тяжелее, и он больше не мог держать их открытыми. С каждым мгновением мир вокруг него расплывался, и он чувствовал, как уходит в бездну. — Ты станешь тем, кем должен быть.