Помнишь Тьму?

      

      Haec quidem ferrum est mortiferum              

Это железо действительно смертельно опасно

      

      Я впервые в этой комнате. На дворе уже ночь, но окна и без того занавешены плотными шторами, однако даже так могу разглядеть стеклянные шарики, разбросанные на полу, словно защита от слепых убийц. Чуть дальше, у софы, лежит раскрытая книга, что привез Александр из личной библиотеки своей семьи. Именно ее так хотела увидеть та, что сладко спит рядом с такими монстрами, как я и тот мальчишка, что прижимается к ней. Будто она способна защитить его от всех напастей.       Глубокий вдох, и я вдруг понимаю, что их запахи смешались, и это… не злит меня. Трясу головой, но внутри все тихо. Это странно. Всякий раз, когда Золото приходила и приносила на себе запах Маркуса, — я злился. Когда видел его укусы на ее шее или груди — гнев вскипал в венах, но сейчас царит какое-то спокойствие.       — Будто ты смирился с его присутствием, — голос Дева покрыт насмешкой, но серьезность ощущается в каждом слове, будто ему самому интересна эта ситуация.       Присаживаюсь на корточки, касаюсь кожаной обложки и переворачиваю.              «Пока нет…»              Рисунок Балаура и Княжны-Змеи встречает меня черными линиями на удивительно белой бумаге. Лица прорисованы плохо, но даже так каждый изгиб рассказывает о счастье и беззаботности, разве что Князь-Дракон опечален тем, что скрывает свою вторую натуру.       Рука сама тянется к маске, тело понимает, что я сравниваю их и нас с Владиславой. История повторяется, не так ли? Примет ли меня Владислава, когда увидит или все же покинет?       — Пока нет, — повторяет Тьма во мне, и очень хочется верить, что он про мои мысли, но нет, Девкалион лишь зеркалит мои слова. — Чего ты боишься больше, мальчишка: на одну твою слабость станет больше или страшишься, что ты будешь не единственным в ее сердце даже после твоего признания? Ведь зачастую, матери всегда выбирают детей, а не их отцов…              «Всегда есть исключения из правил».              — Ты про свою? Тогда задайся действительно важным вопросом: а была ли она ею? Те, кто поступают как она — не имеют право зваться матерями, — оставляю это без ответа. Где-то глубоко в душе я хочу, чтобы матерь любила меня, но не мне тешить себя надеждами. — Кстати, удивлен, что ты вообще решился на признание. Страсть и ужас…              «Ты молчал об этом больше месяца, чтобы придумать такую глупую шутку?»              — Я старался, мальчишка! Имей совесть!              «Напомни-ка, кто это первый побежал к ней, когда она была в Италии?»              — Верно, меня воспитывали с любовью к женщинам и уважением к ним…              «Тебя-то? Ты же демон Тьмы, как Отец мог заложить в тебя хоть что-то кроме похоти?»              — Думаешь, мы не бываем детьми? Даже самые отпетые демоны были когда-то новорожденными…              «Разве ты не мой демон?»              — А разве ты не был мелюзгой? Когда-то и этот малец станет грозной силой, способной сокрушать былые легенды, — чувствую оскаленную улыбку внутри своего сознания. — И только от тебя зависит, против кого он выступит…              «О чем ты?»              — Смотрю на будущее…       Владислава хмурится и во сне накрывает Маркуса рукой, при этом открывая свою шею.              «Подставляет себя же».              — Как и каждая мать. Может, твоей суждено было стать той, какой она была, чтобы ты стал таким, каков сейчас. Ведь только пройдя этот путь, ты смог встретить ее…              «Я задумывался об этом, задумывался…»              Взгляд снова пробегается по строкам истории.              «Это действительно было так?»              — Многое изменили, но суть осталась. В ее честь был построен и назван Сад Евы. Только теперь там приносятся жертвы, и господствуют хаос, жажда крови и похоть. Отец решил стереть тот уголок счастья, в котором потерялся его первый сын — Балаур. Тот поддался любви, решил, что Отец ему больше не нужен, тогда Еву забрала смерть, а ее душа была закинута в чертог Матери. Ее упекли туда же, где, как ОН думал, разлагается и его жена, но это не так. Выйдя оттуда, Княжна-Змея стала первой Скорбящей, та, что помнит имена павших, забытых и покинутых, тех, чьи имена приказали забыть…              «И это не понравилось Древнему».              — Настолько, что тот начал мучить разум Балаура, натравил его на собственную семью. Отцу не нравилось, что Ева начинает брать власть в свои руки и говорить так, как говорит Балаур. Он нашептывал Князю свои замыслы, разоблачал ее тайные сговоры и встречи с возлюбленными, пока Дракон не пал и не превратился в обыкновенную ящерицу, пожираемую ревностью и остерегающуюся заговоров. Его сын взял свою силу от того же источника, что и этот ублюдок, поэтому он слышал то, что шептал Тьма. Видел обрывки будущего еще с рождения, в том числе и падение своей матери. Поэтому его называли Тот-кто-знал, тот, кто Ведает планы Неземных, но это не помогло ни ему, ни ей…              «Его так и называли?»              — Имя стерто, как и имена многих других, нет надгробных табличек или записей в манускриптах, возможно, остались где-то в древних руинах, на тех языках, что более неведомы человечеству…              «Тебе нравится этот миф?»              — Да, без печального конца я могу представить, что они все еще где-то вместе…              «Странно слышать такое от тебя, Девкалион».              — Как там любит говорить Владислава твоему щенку Луке? А, да… Завались!       Тихий смех заставляет Маркуса закопошиться и резко распахнуть глаза. Они тут же вонзаются в меня, как в непрошеного гостя.       — Действительно, взгляд, подходящий Басарабу…              «Завались!»              — Ш-ш-ш, — прикладываю палец к губам, когда вижу, что он готов зашипеть, как делает всякий раз, завидев меня. Мальчишка украдкой смотрит на спящую Змейку, а после снова на меня и тихо произносит:       — Па-па?       Это обжигает меня, хочу отшатнуться, но сдерживаюсь. Почему-то нынешняя ситуация в корне отличается от той, когда отцом меня называл Мирча.       —Может тебе все же нравится это, а ты просто пытаешься поддерживать образ бесчувственного камня? — Дев явно веселится. — Ответь ему уже…       Малец внимательно наблюдает за мной, и у меня нет другого выхода, как ответить:       — Возможно, — шепот, но он слышит и будто бы специально берет и сильнее обнимает Владу.       Смех внутри моей головы заставляет сжать кулаки:       — Ну да, выбора у тебя совершенно нет, а то эта страшная и кровожадная табуретка накинется на тебя и сожрет!       Видно моя «радость» происходящим отражается на моем лице, потому что мелочь начинается улыбаться и тихо посмеиваться, и я уже не знаю к кому точно обращаюсь:       — Слушай сюда, ты…       — Маркус? — сонно бормочет Владислава, и мы с мелким тут же замираем. Золото обращается к пакостнику, не видя меня, но что-то все же подает ей сигнал: они тут уже не одни.       Искушение появляется стремительно и смертоносно, нацеленное мне прямо в глазницу. Умница, помнит, что бить нужно туда, где боль будет адской. Ее скорость и сила в разы быстрее и больше, чем тогда на плаце, словно бы возможная, пусть и самая малая, угроза для Маркуса подливает масло в огонь.       — Нет, мальчишка, эту силу ей дает любовь, что она испытывает к этому маленькому существу. Ты тоже ловишь новый виток силы, когда дело касается Владиславы…       Перехватываю тонкое запястье, стараясь не причинить боли его обладательнице, но я поспешил с выводами. Кулак, явно закованный во Мрак, прилетает мне точно в скулу, а затем в другую — летит уже удар ногой. Маркус давно заброшен за спину, я даже не заметил, когда она это сделала, но теперь моя княжна в полной боевой готовности. И она готова отрывать головы и ломать конечности. Комната наполняется ее силой, отличной от моей. Она вязкая, удушающая и ждущая любого приказа, чтобы напасть, а раз я — Темный, меня будут рвать на части с особенным упоением. Первое, что покрывает Мрак — пол. Умно, я бы сам так сделал: не дал врагу возможности пошевелиться или сделать хотя бы шаг. Владислава поняла, что я не Мрачный: клинок не пылает, а значит, орудовать буду Тьмой. Секунда, и княжна уже подобралась, сидя на софе, для наскока и нового удара, но тут в ход битвы врывается детский голос:       — Папа! — и я вижу, как выражение на лице моей жены из полного решимости убивать, переходит в удивленное, но все же настороженное. Чувствую ее в своем сознании:       — «Влад?..» — зов так отчетлив, как если бы она произнесла это вслух.       — За то время, что ты взывала ко мне, я мог бы убить тебя несколько раз, — напряжение покидает ее тело. — В следующий раз продолжай бороться, даже если будешь уверена в том, кто перед тобой. Тени не подойдут к тебе спящей, а я — выйду на связь сам.       Она подпускает меня к себе, Искушение прячется в ее татуировке, интересно, она знает, что пионы в Древней Греции считались защитой от злых духов? Касаюсь губами ее губ, но шипение сбоку заставляет цокнуть.       — Да не ем я ее, — ухмыляюсь, зная, что глаза тут же разгораются багровым пламенем, — пока что…       Из-за спины Влады тут же вспыхивают два оранжевых огонька.       — Хватит. Вы оба.       — Да-а, Дракул. Для тебя, в твоем-то возрасте, самое то тягаться с мелким. Что один мальчишка, что другой…       — Заткнись.       — Прости, что? — говорят, что черный не виден во тьме, но взгляд Владиславы отчетливо выделяется из окружающего ее отсутствия света.       — Я не тебе, Дев опять влезает, когда его не просят.       — Это он мстит тебе за утро и за тренировку, — фырчание говорит гораздо больше лица Змейки.       —А еще за тебя, милая Госпожа, — я прямо вижу, как этот бестелесный, а значит, бесхребетный дух вьется около моей жены! Теперь и от него еще ее ограждать придется?       — О, мне очень приятно, Девкалион, хоть кто-то не рад, что меня отпинали, — она еще и милуется с ним!       —Какой замечательный малыш позади тебя, — засранец подлизывается к ней!       — Спасибо, милый, — милый?! Она назвала моего демона милым?!       Мое рычание заставляет умолкнуть всех в этой комнате, кроме…       — Мальчишка, ты, что же ревнуешь? Владислава, он думает, что я могу увести тебя у него, представляешь? Хотя, я только рад, такая княжна как ты, на дороге не валяется… — вижу, как она ухмыляется, и проклинаю себя за ту реакцию, которую вызывают во мне ее дальнейшие слова:       — Оу-у, знаешь, такого чуткого мужчину еще поискать надо по белому свету, — мои клыки давно бы сломались от силы сжатых челюстей, если бы я не был носферату. Скрип зубов, наверное, слышит весь замок.       — Чу-уткого?.. — даже для меня мой нынешний голос слишком низкий, чувствую, как вены взбухают на шее, заползая на лицо.       — Еще чуть-чуть, княгиня, и он лопнет от злости, — громко хохочет Дев.       — Я придушу тебя, — цежу сквозь зубы.       — Только если и сам готовь помереть, мальчишка!       — Ладно-ладно, спокойно, дорогой, я не собираюсь менять тебя ни на кого-либо, — мягкие руки обнимают мои плечи, но ей не достать, чтобы обхватит мою шею. Слегка склоняюсь к ней, и в нос ударяет ее запах, которым я тут же наполняю свои легкие. — Поцелуя хватит?       — Разве? — она поднимает бровь вверх, удивляясь моей наглости, но, что сказать, я не намерен довольствоваться малым.       — Нахал, — констатирует.       — Еще какой, — не отрицаю.       — Кстати, что ты тут делаешь? Я не видела тебя здесь ни разу.       — А что тут делал да Винчи? — щелчок, и в камине ярко разгорается пламя. Золото и Маркус тут же жмурятся и шипят, прикрывая глаза. — На вас посмотри — так самый обычный человек тут — я.       — Ты просто стоишь спиной к камину, — она прячется в моей тени, а мелочь — в ее. Владислава отворачивается от меня, забирая даже обещанный поцелуй, но дарит его мелкому.       — Да Винчи? — Лада поднимает Маркуса на руки.       — Мы разговаривали с ним.       — Ему сюда нельзя, — констатирую факт.       — Я разрешила, он знает о малыше, к тому же Волчок уже спал со мной. Не будить же мне его, — Золото заглядывает в мои глаза. Касается меня в своем сознании, успокаивая. — Все хорошо, мне нужен только ты, милый.       — Пф, я и не думал об этом, — ухмылка на красивом лице говорит, что она все прочла по моему выражению, и даже маске не скрыть этого. — Двоих женщин из рода Басарабов он бы не потянул, — когда только узнал — хотелось разорвать его на куски! Как он посмел положить глаз на мою племянницу?! Сначала крутился около Влады, а теперь перепрыгнул на Мирелу! Да я ему глаза вырву! И кое-что еще…       — Я знаю, о чем ты думаешь, мой дорогой муж, но когда ты едва не выбил ногой дверь в наши покои, пытаясь, как можно быстрее спросить у меня: знала ли я о Льве и Мире, у тебя было далеко не лицо злобного дядюшки.       — И какое же лицо у меня было?       — Ну-у, растерянное, отчаянное и немного злое, да. Даже через маску было видно: только не снова!       — Он — бабник, Владислава, — чеканю каждое слово.       — Сказал сам, знаешь кто, — ее обезоруживающая улыбка сведет меня с ума.       — Так и знал, что не стоило тебе об этом говорить…       — Но сказал. Ты забрал у нее Дамира…       — Он сам выбрал быть преданным мне, я здесь ни при чем.       — Его желание быть полезным и весомым при твоем дворе сделало его таким.       — Он. Выбрал. Сам. Был бы сильнее — боролся за Миру даже со мной. Проявил бы хоть каплю храбрости, убедил бы меня, что сможет защитить ее — я бы отступил, но сдаться решил он. Не вини меня за то, что я до последнего защищаю свою семью.       Ее лицо принимает умиротворенное выражение. Это не сулит ничего хорошего…       — Ладно, Льва тоже будешь проверять?       — Конечно, — складываю руки на груди.       — Он — Клинок, как и я.       — Тем хуже для него, и интереснее для меня, — она улыбается и качает головой.       — Я готова поспорить, Дракул, что он пройдет твои проверки, Дамиру далеко до него. Лев своеобразный, но в этот раз его руки развязаны.       — Что это значит? — огонь играет во тьме ее глаз, завораживает меня, особенно бледная кожа в вырезе этого платья, темно-бордового цвета.       — Это значит, что он будет бороться за нее до конца.       — Что же ты, маленькая княжна, готова поставить на это? — подхожу к ней, заслоняя свет от камина.       — А чего хочешь ты?       — Хм… — я могу попросить у нее многое, если не все в обычное время, и она это выполнит, но сейчас хочется чего-то другого. — Если он отступит, то ты две недели будешь знать меня «Господин». Везде, и когда мы на людях, и когда одни за дверьми наших покоев, — ее взгляд тут же становится колким, она облизывает губы и отвечает:       — Хорошо, но если проиграешь, я буду называть тебя две недели… «Персиком», — улыбка тут же пропадает с моего лица. — И на людях, и за дверьми наших покоев.       — Влада, это дурацкое детское проз… — осекаюсь, а вот она вцепляется в мою неосторожность всей своей хваткой.       — Детское прозвище? — тихий смех заставляет задергаться правый глаз. — Тогда это точно мое условие! Кто тебя так называл? — ей нужно пару секунд, чтобы прийти к правильному решению. — Мирча, я права? Только своему старшему брату ты бы это позволил, — она протягивает руку для заключения пари. — Интересно, кем ты в итоге будешь ходить сто-олько времени: Господином или Персиком.       — Споры и договоры с тобой, Золото, я буду закреплять лишь поцелуем, — она ухмыляется, подходит ко мне и все же дарит обещанный поцелуй. — Я заставлю пройти его через круги ада и все благодаря тебе, милая.       Мелкий на ее руках злобно сопит, гладя на нас, а после вообще хватается за мою жену.       — Ты сейчас испепелишь его взглядом.       — Это взаимно.       — Он назвал тебя папой.       — Папа! — тут же повторяют за Владой.       — Видишь? Он тебе не враг. И ты пришел сам на нашу территорию, да, Марк?       — Во-первых, его территория находится в моем замке. Во-вторых, твоя обитель — весь Бран, но особенно наши покои.       Хитрая змея ловко обращает мои слова против меня:       — То есть, ты ничего не имеешь против «папы»?       — Папа! — слишком громко и звонко, чтобы это было простым обращением, особенно ко мне.       В голове слышу громкий смех Дева…       — Малыш, поцелуй маму, — громкий «чмок» оглашает комнату, а Змейка продолжает извиваться:       — Какой ты тяжелый, а мама так устала на тренировках, что ей устраивает папа, да? Дорогой, — мне уже не нравится, куда она клонит, — возьми его на ручки!       То, как быстро она протягивает мне ребенка, вообще не говорит о том, что она устала! Мы смотрим с ним друг на друга, и понимаем, что никто из нас не разделяет энтузиазм зачинщицы.       — Да не делай ты такое лицо, будто я тебе что-то опасное в руки даю! — мальчишка тут же оскаливается, являя мне свои клыки.       — Опасное? Нет. Зубастое? Да.       — Ты такой же, Дракул! Ну же!       Аккуратно беру пусть и мелкого, но мороя, держа его на вытянутых руках.       — И что мне с ним делать? — как я вообще вляпался в это? Не приходил сюда полгода, и не надо было приходить…       — Не держи его так! Прижми к себе, как я его держала.       — А вдруг он меня укусит?       Лада тут же начинает смеяться:       — Не, ну грудь у тебя явно больше будет, но, как ты верно подметил: Маркус предпочитает женскую.       — Спа… — меня прерывает новое шипение. Почему ощущение такое, будто я держу разъярённого кота, а не ребенка? — …сибо, милая. Незабываемые ощущения.       — Возьми его, — мой нахмуренный взгляд вызывает ступор у княжны.       — Да уже взял.       — Как я, Дракул! — с громким вздохом делаю то, о чем меня просят. — Я слышу, как ты снова скрипишь клыками. Ну вот! Прекрасно смотритесь вместе, как папочка с сыночком, — мы снова переглядываемся с Маркусом, а затем смотрим на Ладу. — Что? Эх, видели бы это Тени…       — Золото, даю тебе слово князя, если об этом кто-то узнает, пострадает твоя прелестная... — замолкаю из-за очень пристального взгляда синих глаз.              «…задница».              — И я не про порку, дорогая.       Стук ее сердца учащается, вена на шее выделяется отчетливее.       — Это… угроза или предложение?       — Расскажи кому-нибудь — узнаешь.       Она стучит подушечкой указательного пальца по губам, рассматривая огонь.       — Я подумаю над этим.       И снова это удушающее смущение. Секс перед зеркалом у нас уже был, на виду Темных тоже. У нее мелькали мысли об этом во время тренировок, как заставить ее понять, что это вполне возможный сценарий? Змейка замечает мой пристальный взгляд, брови тут же поднимаются. Такая невинность с ее стороны…       Маркус зевает и утыкается лбом в мое плечо, Лада тут же заводит прядь его волос за ухо. Синие глаза слипаются, их начинают тереть руками.       — Он скоро заснет. Кстати, Дракул, знаешь ли ты, что дети засыпают на руках только у тех, кому могут доверить свою беззащитность? От кого они чувствуют спокойствие и умиротворение.       — Тогда он сделал свою главную ошибку. Я — последнее существо, рядом с которым стоит спать.       — Но я же сплю и очень даже сладко.       — Ты — это ты. Я обещал тебя защищать.       — Не из-за этого, милый. Рядом с тобой я ощущаю спокойствие, знаю, что могу положиться на тебя, знаю, что просыпаешься раньше, но даешь мне поспать, если заснула на твоем плече. Знаю, что укроешь, если скину с себя одеяло, поделишься подушкой, если моя упала с постели. И даже знаю о том, что ты меняешь наши подушки местами, чтобы я ощущала твой запах, если ты не можешь заночевать со мной. Спасибо…       — Не за что…       — Вот и он знает это. Ты можешь быть грозными и кровожадным — это часть твоей сути, но она меркнет перед твоей заботой. И не говори, что это не так. Я тут поспрашивала Теней о том, почему они идут за тобой.       — И что они сказали?       — Тебе любопытно? — она касается и моих волос, распускает кожаный шнурок и зарывается пальцами.       — Если объединить их ответ в один — они благодарны тебе. Ты жесток только с врагами, пусть иногда и хочешь казаться даже себе иным, — длинные тонкие пальчики проскальзывают под маску, она касается моей щеки, спускается к подбородку. — И я благодарна.       — Почему ты снова зовешь меня так? — за все время, что я здесь, она не назвала меня по имени ни разу. Золото отнимает руку, и холод маски вновь касается моего лица, он же проникает и в тело.       — Потому, что я не знаю, какое имя назвать Маркусу. Кто его отец? Мирча признал Волчонка своим сыном, и будет очень странно, если на этот вопрос маленький ответит: Влад, но и тебя обижать мне не хочется. Вы похожи, поэтому будет легко сказать, что он путает тебя и князя, но когда подрастет, это будет труднее. Он многое схватывает на лету, и это опасно. Скоро нужно будет выводить его в свет, гулять, знакомиться с другими людьми, детьми, но я боюсь, вдруг Маркус покажет свои клыки не тому человеку?       — Лука хорошо ладит с детьми, он обучит его, — Владислава опаляет меня своими глазами, в них легко прочесть: почему не ты? Но она молча кивает.       — Хорошо. Отнеси его в кроватку, пожалуйста.       — Ладн… Владислава… он что… пускает на мою одежу слюни… — Золото прикрывает рот ладошкой, но я вижу, как трясутся от смеха ее плечи. — Это не смешно!       — Просто положи его… — новый приступ смеха, — в кроватку…       — Черт бы всех побрал! — шиплю, но иду со слюнявым мальчишкой в сторону его кровати. Склоняюсь, чтобы положить самое надоедливое существо в мире, но оно вдруг кренится и едва не падает с моих рук. Ловлю темную макушку и содрогаюсь от новой порции слюней, но уже на ладони.       «Тьма… Да за что?!»              Аккуратно положив свою ношу, разворачиваюсь и тут получаю жаркий поцелуй.       — Это за что? — тихо шепчу во влажные губы. — Я почти забыл о том, что мне обслюнявили плечо и руку.       Она улыбается и отвечает так же тихо, протирая мне пальцы тканью, что была возле кроватки:       — Ты просто так сексуально смотришься рядом с кроваткой. Приходи к нам почаще.       — Смотря как меня будут сюда завлекать, и чем, — ухмыляюсь. — Нам пора.       — Идем, нам еще нужно переодеться, и особенно тебе, папочка…       Все еще посмеиваясь, она уводит меня с «их» территории.