The Sun of the Sea

Прятавшиеся в саду цикады с приближением вечера ничуть не умерили свой пыл, переговариваясь всё так же громко, как и в разгар дня. Переговоры же, развернувшиеся за обеденным столом на веранде роскошного особняка, велись почти что вполголоса. Даже несмотря на то, что барон отослал прислугу дальше обычного, чтобы не подслушивали. — Значит, лично артефакт ты не видел? — Ворон бросил на тарелку перед собой последнюю обглоданную кость и сделал жест рукой. Аказа услышал позади приближающийся шорох юбок, и через несколько секунд тоненькая, как тростинка, девушка шустро убрала тарелку с объедками, а другая такая же поспешила подлить вина своему хозяину и его гостю. Последний взялся за золотистую куриную ножку, чтобы чем-то себя занять, пока служанки вновь не отойдут достаточно далеко. Кусок в горло не лез от волнения, но нужно было вести себя как обычно и привычкам не изменять. А привычкой его, как и любого, кто месяцами проводил во всевозможных лишениях, был отменный аппетит. Ещё он не мог не отметить, что Ворон сказал «артефакт», а не «Солнце», но, к счастью, держать свои мысли и эмоции при себе было куда более простой задачей, чем справляться с комом в горле при виде еды. Когда ставки были высоки, Аказа умел мастерски перевоплощаться и играть именно ту роль, которая от него требовалась. Хотя, если посмотреть с другой стороны, отсутствие аппетита никак не противоречило образу человека, который хочет поскорее отвязаться от истории, в которую вляпался от отчаяния. — Нет, — он покачал головой в ответ на прозвучавший вопрос. — Но готов поклясться, корабль взаправду живой. Я много всякой чертовщины повидал, но это… Иначе не объяснить. Вот этими вот глазами, — он указал куриной ножкой на своё лицо, — видел, как «Лилия» рушит корабли. И всё то время, что я провёл на борту… — Аказа поёжился. Намеренный жест, который не мог остаться незамеченным в жаркую погоду. — Постоянно чудилось, словно за мной пристально наблюдает кто-то. Хмурясь, Ворон вытирал пальцы салфеткой, однако проникаться ужасом собеседника не спешил, пусть и явно отнёсся к его словам со всей серьёзностью. А как же иначе — десять дней назад в порт вернулись выжившие после нападения «Лилии». Так что в живой корабль, в отличие от живых нингё, пиратский барон определённо верил. И всё же что-то его смущало. Отпив из кубка, мужчина провёл тыльной стороной ладони по губам и хмыкнул. — И что же, неужто пират вроде тебя испугался какого-то корабля, будь тот хоть самим кракеном изрыгнут? — Вопрос был, очевидно, риторический, потому что пауза не продлилась долго. — Непохоже на тебя, Аказа, упускать возможность стать частью подобной команды. С такими картами на руках Кибуцуджи многого добьётся. — Меня это не интересует. У меня другие цели. — Да, тот нингё… — Кроме того, — Аказа ещё пуще свёл брови, демонстрируя нешуточное волнение, — капитан изменился. Сильно. Никому не доверяет, почти ни с кем не общается. К нему не подобраться. Даже когда он спит. Его корабль будто чует неладное. Когда я только вернулся на «Лилию», там был старпом. Он-то и пытался убить капитана. Верил, что тогда «Лилия» перейдёт к нему, начнёт его слушаться. Его обезглавленное тело ещё неделю болталось под марсами. Ворон безразлично пожал плечами, мол, капитан Кибуцуджи и без того славился своей жестокостью. Ничего удивительного. — Я сделал всё, что в моих силах, — Аказа тоже пожал плечами. — Речь шла о том, чтобы разобраться с Кибуцуджи, — украшенные многочисленными перстнями пальцы барона прошлись барабанной дробью по краю стола. — А он продолжает атаковать и топить мои корабли. — Это вы уже с Узуем разбирайтесь. Я свою жизнь ради простого «Нет, никто не видел нингё» класть не намерен. Более того, как по мне, сведения о том, чем владеет Кибуцуджи, вполне сойдут за расплату. — Эти сведения мне и так уже были известны, — мрачно скривился Ворон. — Несколько матросов выжили и рассказали в куда больших, чем ты, красках о том, как «Паучья лилия» поднялась над волнами, раскрыла свою чудовищную пасть и обрушилась на них адским пламенем. Что ж, воображение бедолаг явно приукрасило события того вечера. Никакие пасти не раскрывались и уж тем более «Лилия» никаким огнём не плевалась. Пусть Сенджуро и было по силам разломить корпус брига хоть вдоль, хоть поперёк, «Лилия» бы такое точно не пережила и пошла бы ко дну ещё раньше своей жертвы, двухмачтового красавца с многообещающим именем «Морской Владыка». Должно быть, устроенный для людей барона спектакль слишком их впечатлил, а последующий кровавый бой и крики гибнущих под грохот залпов и лязг сабель товарищей здорово повредили ум. Или же кому-то просто очень хотелось списать свои неудачи на неподвластные им силы. — А я, — между тем, не думал сдаваться Аказа, — принёс подтверждение их рассказу. И подробности. Корабль не с бухты-барахты ожил. Что-то вдохнуло в него эту жизнь. Может, это как раз и было то самое Солнце, которое Узуй так ищет. Барон прищурился, вперившись в него внимательным взглядом. Аказа почуял — в яблочко. Ветер наконец переменился. Вот-вот он сдвинет их с мёртвой точки и задаст дальнейший ход. Руки зачесались чем-нибудь их занять, и Аказа не стал противиться этому желанию. Играть в гляделки сейчас означало сдать себя с потрохами. Нельзя было показывать, что он с нетерпением ждёт ответа барона и следит за его реакцией. Взявшись за кубок, Аказа устало вздохнул. — Так что это уже твои с ним дела. Да и тем более Мудзан меня так-то не с распростёртыми объятиями принял назад, а сейчас, после того, как я дезертировал, и подавно не примет. — Верно, — согласился Ворон, при этом совершенно не казалось, что он был готов завершить беседу. — И всё же… Думаю, у меня найдётся для тебя работёнка. А ещё найдутся кое-какие сведения о нингё в обмен на твою услугу. Аказа нахмурился. Было ли это заявление пустышкой для удержания внимания или барону действительно удалось разузнать что-то о морском народе? Как бы там ни было, ни в каких сведениях Аказа больше не нуждался, но признаться в этом не мог. Кроме того, если Ворон не блефовал, нужно было убедиться, что его зацепки не угрожают никому из нингё. Пришлось подыграть. Вся расслабленность мигом испарилась из тела пирата, а его напускное безразличие сменилось не менее напускной серьёзностью. — Что надо делать? — незамедлительно выразил готовность Аказа. — Для начала — хорошенько отдохнуть. Комнату тебе приготовят, — Ворон поднял руку, привлекая внимание прислуги, указал на своего гостя, затем вглубь особняка. — А мне пока что нужно кое-что обмозговать. Оставаться в особняке в планы Аказы совсем не входило. И во время обсуждения всех возможных вариантов развития событий столь внезапное гостеприимство никому из участников операции даже в голову не пришло, поэтому реакция пирата вышла более, чем искренняя. — Пф, спасибо, конечно, но крыша над головой у меня есть. Палубой зовётся. — Будет нехорошо, если на тебя в порту кто-то из моих людей случайно наткнётся. С этим было трудно поспорить, и Аказа, давя кислое недовольство, вынужден был согласиться. А затем произошло то, что перевернуло всё вверх дном. Они уже вышли из-за стола и двигались в сторону распахнутых дверей в особняк, как из глубины сада послышались громкие крики и стрельба. Оба пирата одновременно схватились за сабли, с которыми не расставались даже за обеденным столом, но в неизвестность сломя голову не бросились. Вернее, Ворон не дал своему гостю так поступить и уронил сухую, но всё ещё крепкую ладонь тому на плечо, чтобы задержать. — Без нас разберутся, — коротко сообщил барон очевидное. Аказа и сам уже успел заметить, как по садовым дорожкам, поднимая облака желтоватой пыли, бегут вооружённые до зубов головорезы, которых пиратский барон держал за стражников. — И часто у вас тут такое происходит? — Аказа поскрёб пальцами затылок. Сохранять привычную беспечность становилось всё сложнее. Чутьё подсказывало — творится неладное. Неладное не столько для Ворона Уз, сколько для их плана. В голове молнией промелькнула и осела клокочущим громом догадка, от которой всё внутри замерло. Вдруг Кёджуро? Сразу вспомнились волнения нингё на этапе обсуждения плана и его беспокойный взгляд, которым он провожал Аказу сегодня. Что если этот упрямец всё-таки решил поступить по-своему?.. — Впервые, — не сразу отозвался Ворон. Аказа же, между тем, сразу заметил, что ладонь барона подозрительно задержалась на его плече. Звуки борьбы стихли так же внезапно, как и возникли. — Пойдём, — Ворон разжал пальцы и хлопнул Аказу по плечу, подталкивая вперёд. Нет, разрешая. — Посмотрим, что там творится. И уж, наверное, лучше бы это был Кёджуро. Пусть Ворон Уз наверняка бы и признал в нём нингё с первого взгляда, но по крайней мере можно было бы на ходу слепить пусть и слабо, но всё же мало-мальски правдоподобное объяснение. Мол, случайно увидел знакомого пирата в толпе и увязался следом. А затем можно было бы заключить новый договор, по условиям которого пират на пару с нингё попытаются втайне разгадать секрет «Лилии» или что-то вроде этого. Как объяснить, что следом за дезертиром «Паучьей лилии» увязался её капитан, Аказа не имел ни малейшего представления. — Он подстрелил Мурату, — один из головорезов обрушил подошву своего сапога на спину Кибуцуджи Мудзана, которого поставили на колени. От удара тот полетел вперёд и врезался в пыльную землю щекой — руки его были скручены верёвкой, поэтому подставить их и предотвратить падение не вышло. — И наверняка убил Рокуро. Это его жилет, — другой наёмник, самый амбалистый из всех, схватил пленника за шкирку и рванул тёмно-зелёную ткань так, что раздался треск швов. Судя по всему, мертвец лишился не только жилета. Или же мертвецов потом найдут куда больше. При всей любви капитана к изысканным одеяниям, он обладал поразительной скромностью и ограничивался несколькими костюмами, каждый из которых Аказа мог легко узнать. Кроме того, грязи и неаккуратности этот человек не терпел, а потому никогда бы не запустил свои вещи настолько. Некогда белая рубашка пожелтела неравномерным слоем застарелого пота, штаны истёрлись в области коленей, а по краям жилета неровной бахромой свисали нитки. Разве что обувь Кибуцуджи оставил свою, и оно было понятно — в выдубленных по личному заказу добротных сапогах передвигаться всяко удобнее, чем в сомнительной замене, которая скорее всего за свою жизнь повидала не одну пару чужих ног. Мудзан не проронил ни звука. Лишь сплюнул кровавую слюну наземь и облизал разбитую губу. Кого бы он там ни подстрелил и ни убил, без боя он своим захватчикам не сдался — из всех собравшихся разве что амбал остался невредим. Всем остальным же в разной степени досталось: кому рассеченное плечо, кому выбитая челюсть, а один из счастливчиков валялся в беспорядочной груде горшков с саженцами, заботливо поставленных в тень широкой садовой беседки. Свернувшись в позу эмбриона и держась за подрезанные колени, раненый выл и скулил, не стесняясь своей слабости. Всего месяц на восстановление — и вот человек, которого планомерно травили на протяжении долгого полугода, вновь полон сил. То ли жёны Узуя были настоящими кудесницами, то ли Мудзан зря переживал за своё здоровье, потому что было оно у него, как у кита. Впрочем, никакое здоровье не защитит от карающей сабли Ворона Уз… которая могла обрушиться сейчас на целых две шеи подряд. Вереница всех возможных развитий событий стремглав пронеслась в голове Аказы за те нелепые секунды, что он пялился на потрёпанного ожесточённой схваткой и потерпевшего в ней поражение Кибуцуджи Мудзана. Увы, все варианты вели лишь к одному исходу. В глазах Ворона Мудзан и Аказа — заодно. Что, конечно, являлось правдой, но очень неуместной. А ещё совсем не той, которая соответствовала их тщательно выверенному плану, который теперь оказался под угрозой. И какая медуза Мудзана ужалила?! Аказа мысленно чертыхнулся. В который раз за последние несколько секунд. Иного выхода не оставалось. Пришлось импровизировать и оценивать ситуацию на ходу. Кожей ощутив резкий всплеск напряжения, Аказа резко развернулся. Его сабля со свистом раскроила воздух и звонко проскрежетала о клинок Ворона, который тоже времени зря не терял и едва не опередил его на целое роковое мгновение. Воцарившийся недавно покой вновь сотрясло бурей. — Не стрелять! — между ударами гаркнул Ворон, заметив, как его наёмники-головорезы всполошились. Мудзана держали двое. Помимо них и не считая жертв предыдущей схватки, вокруг находились ещё четыре боеспособные единицы, вооружённые разноразмерными клинками. У одного из них также был пистолет — его дуло как раз дёргалось туда-сюда, пытаясь уследить за передвижениями цели и подгадать правильный момент, чтобы не задеть барона. Команда, адресованная одному, сработала на всех, и головорезы, дёрнувшиеся было на подмогу хозяину, разом застопорились. Как раз вовремя, чтобы Аказа обманным трюком заставил противника открыться: перебросив саблю в левую руку, он отвёл рубящий удар Ворона влево и освободившейся ведущей рукой зарядил ему под рёбра. Не сильно, но, как говаривал старина Кейзо, да будет море ему вечностью, для пиратов за сорок такой удар был хуже пушечного ядра прямо в брюхо. Ворон охнул, согнулся и, падая на колени, неловко опёрся на саблю, которую успел ткнуть в траву. Вооружённые истуканы кинулись в атаку. Двое, стоящие на страже пленника, нервно переглянулись, решая, стоит ли присоединиться к заварушке. Ворон, давясь воздухом, с надрывом выдавил новый приказ: — Стреляйте! Стреляйте же, ну! Но Аказа уже затерялся среди вьющихся вокруг него, подобно разъярённым осам, головорезов, которых всё-таки стало на двое больше. Должно быть, их выбор определила резкая смена приоритетов Ворона. Или же они заметили, что товарищам явно требовалась подмога, потому что пират им оказался не по зубам. Этот вариант очень тешил самолюбие Аказы, и в иной ситуации он бы с присущим ему азартом доказал здесь всем и каждому, что об него можно не только зубы обломать… К сожалению, сейчас на кону стояло куда больше, чем его самолюбие. Больше ли, чем самолюбие Мудзана, который к этому моменту сумел кое-как вновь оказаться на коленях и теперь оглядывал округу, наверняка в попытках выбрать наиболее удачный путь отступления?.. Захотелось взять и бросить этого параноичного эгоиста здесь. Пускай сам выпутывается из каши, которую заварил. Прогремел выстрел. Мимо просвистела пуля и врезалась в один из глиняных горшков. На фоне разлетающихся во все стороны осколков кто-то испуганно пискнул — должно быть, бедолага с перерезанными коленями. Сердце в груди пропустило удар. Это было близко. Аказе даже почудилось, что его щёку лизнул сопровождающий пулю поток воздуха. Лизнувший его рукав клинок был уже не таким эфемерным, и спустя мгновение белая ткань начала липнуть к распоротой коже всё новыми и новыми красными пятнами. Неприятно, но противнику Аказы повезло ещё меньше. Как и другому головорезу, который попытался совершить атаку именно с той стороны, куда пират до хруста вывернул руку своего оппонента. Сабля, которая должна была выпасть из сведённых судорогой пальцев, вошла в солнечное сплетение нападавшего со звуком разрубаемого мясницким тесаком мяса. Секундой, которая потребовалась им обоим на осознание произошедшего, Аказа воспользовался, чтобы вспороть своему противнику брюхо, после чего ринулся к Мудзану, к которому уже ковылял, шумно пыхтя и держась за бок, Ворон. — Шевелитесь, кэп! — выпалил Аказа, дёргая Мудзана за узел верёвки вверх. Кибуцуджи зашипел от боли, но сопротивляться не стал — враскоряку поднялся на ноги и помчался за Аказой, который поспешил юркнуть за беседку. Плющ, плотно вьющийся вокруг столбов и перегородок, давал шанс хотя бы на миг-другой сориентироваться и подумать, куда бежать дальше. Да и немного форы у них имелось: все наёмные головорезы Ворона, что были поблизости, уже стянулись сюда и всем им здорово досталось. Однако на звуки возобновившейся борьбы могли сбежаться другие. И Аказа понятия не имел, в какую сторону двигаться, чтобы на них не напороться. — Схватить их! Стреляйте! Стреляйте! — вопил Ворон вдогонку. — Пуля была последней! — отчаянно отозвались ему в ответ на фоне приближающегося топота сапог. — Сюда, — шикнул Аказа, утягивая Мудзана наобум в ближайшие заросли. Отовсюду захлестали ветки, и, пока они продирались сквозь цепкие кусты и плутали в лабиринтах живой изгороди, Аказа, наверное, раз сто подумал о том, что он бы предпочёл оказаться посреди самого сурового шторма. Раскаты грома и вспышки молний не заставляли его сердце позорно замирать, как раздающиеся то там, то здесь шорохи чужих шагов. Свирепые волны, швыряющие корабль друг на друга, были более предсказуемыми, чем эти бесконечные повороты, за которыми их мог встретить как тупик, так и очередной коридор из густой зелени. А то и вовсе целый отряд готовых порвать их на кусочки головорезов. После очередного поворота они вновь остановились. Аказа прислушался. Впервые за время гонки их окружала лишь тишина: ни отдалённых голосов, ни шуршания листвы, сквозь которую бы среза́ли путь их преследователи, ни крадущихся шагов по ту сторону изгороди. Лишь жужжали вокруг нежно-розовых бутонов какие-то медоносные букашки. Убедившись, что можно хоть немного перевести дух, Аказа опёрся ладонями о свои колени и глубоко выдохнул. Мудзан не шелохнулся, но было слышно, как он тяжело дышит. — Вы настолько мне теперь не доверяете, что готовы сами подставиться под удар? — пробурчал Аказа, заходя капитану за спину и зло перерезая верёвку, которой опутали его запястья. — А у меня есть основания тебе доверять? — с холодной невозмутимостью ответил вопросом на вопрос Кибуцуджи. — Ты хотел убить меня. Он принялся потирать запястья, глядя куда-то мимо Аказы и, очевидно, не испытывая ни капли угрызений совести за то, что отправил весь их план корабельному коту под хвост. — Я был готов убить самозванца, — прорычал Аказа. Он же уже говорил это. Увы, капитан как был, так и остался к нему глух. — Но ты спелся с тем, кому было всё равно, самозванец управляет «Лилией» или нет. Или не остался? Чёрные глаза уставились на него. Впервые с тех пор, как капитан Кибуцуджи выгнал бывшего старпома из своей каюты, он посмотрел на него прямо. И посреди этого холода, которым Аказу окатил его взгляд, он увидел… не обиду. Не разочарование. Не боль. Аказа увидел принятие. Принятие факта предательства. В глазах Мудзана Аказа его предал. Отрёкся от него. Выбрал другой путь. И славящийся своей жестокостью капитан сделал самое великодушное, на что был способен, — пощадил. Ожидать от него доверия было глупо. И в равной степени глупо со стороны Аказы было не догадаться, кем все они стали для Кибуцуджи Мудзана с того самого дня. Отнюдь не союзниками. Марионетками, инструментами, приманкой для Ворона. Отвлекающим манёвром. — Нужно двигаться дальше, — Мудзан поставил сухую точку в едва начавшемся споре и пошёл вперёд. Без оглядки и не дождавшись реакции. Можно было не сомневаться, что, если бы Аказа пошёл совсем в другую сторону или остался стоять на месте, это бы ни на что не повлияло. Кибуцуджи бы продолжил идти дальше. Абсолютно один. Но Аказа, разумеется, последовал за ним. Как минимум потому, что других вариантов не было. А вскоре и их дорога подошла к концу. — Опять тупик, — цокнул языком Аказа, но в следующую секунду нахмурился. Память у него была хорошая, поэтому он осознал, что они уже проверили все повороты. И каждый из них либо приводил их в тупики, либо пускал наматывать круги по одним и тем же коридорам. Этот путь оставался их последней надеждой. — Получается, — протянул Аказа, запуская пятерню в волосы на затылке, — у этого лабиринта вход только один. Он же является и выходом. Уж не потому ли их перестали преследовать? Знали, что беглецы всё равно не выберутся и рано или поздно вернутся туда, откуда начали. Или начнут прорубать себе проход прямо в живой изгороди, наделав кучу шума. У Мудзана, впрочем, взгляд на ситуацию был иной. Он уверенно подошёл к круглому колодцу, который стоял в углу тупика и был заколочен широкими досками. — Никому не нужен колодец в глубине треклятого лабиринта, — констатировал он, ощупывая доски, после чего вдруг подхватил одну из них за край и с лёгкостью приподнял. — Особенно с такой дешёвой маскировкой. Аказа вмиг оказался рядом и помог своему бывшему капитану снять все доски. Небо над их головами уже давно окрасилось в сиреневые и оранжевые цвета, с каждой минутой обретающие всё более насыщенные оттенки. И всё же света утекающего дня было достаточно, чтобы открыть взорам пиратов заржавевшую лестницу, уходящую вниз по каменной стене. Ни пятнышка зелени, ни следов засохшей тины — ничто не выдавало в яме, зияющей бездонной чернотой, бывший в употреблении колодец. Это больше походило на… — Вход в тайные подземные тоннели, — опередил его Мудзан, в его голосе наконец появились живые нотки. — Они должны вести наружу, за пределы крепости. Иначе терялась суть такой системы тоннелей. — И в особняк Ворона, — сказал Мудзан, забираясь на каменный борт колодца и становясь на верхние перекладины лестницы. — Вы же не собираетесь… Эй, кэп, — по старой привычке позвал Аказа, опираясь на противоположную сторону и наблюдая за тем, как Кибуцуджи уверенно спускается вниз. — Это чистое самоубийство. Как и идея тайком пробраться на территорию Ворона, пока тот занят переговорами с Аказой. — Можешь возвращаться на берег, — тьма всё больше обступала фигуру капитана «Паучьей лилии». — Мне плевать.