Первое из очевидных решений

Пятнадцатого декабря тот же зеленый “Фиат” прикатил к массивным кованым воротам внутреннего дворика внутри восточной — то есть промышленной части Франкфурта. В воротах была предусмотрительно открыта калитка; Генри прошла через нее и чертыхнулась — весь двор был затоплен грязью, смешанной со снегом. В грязи стояли такие же грязные грузовики с бурильными установками в кузовах. В дальнем конце двора краснело длинное здание с плоской крышей. Всеми силами стараясь не испортить сапоги, Генри добралась до металлической двери — это был единственный видимый вход. На двери висела табличка, а табличке значилось “Аква Индустрия ГМБХ” — к себе домой владелец фирмы приглашать наотрез не захотел и по телефону Генри показалось, что он страдает ни на что не похожей болезненной стариковской подозрительностью — хотя по всем расчетам он был довольно молод. Был поздний вечер, но Генри уверенно знала и место и время и уходить не собиралась. Она подергала дверь, постучала, позвонила в звонок — никто не открывал, и она уже было подумывала идти стучать в окна, как вдруг дверь отворилась, чуть не хлопнув ее по носу. За дверью показался невысокий мужчина. Генри не сомневалась, что это и есть владелец — по телефону он предупредил, что в здании будет один. Для своих сорока с лишним лет он выглядел как-то по-детски, как будто внезапно постаревший семиклассник и был довольно странно одет — в летнюю рубашку и очень длинные, достававшие до пола, брюки-клеш. На них уже были пятна грязи. Генри любезно подала ему руку. — Очень приятно увидеть вас во плоти. От встречных любезностей он уклонился, но руку нехотя пожал. — Вы кто? Вопрос показался Генри странным, но от немцев большого понимания она никогда не ожидала, это не американцы. — Я журналистка. Из газеты “Цайт”. Я вам звонила. Это его не убедило. — Покажите удостоверение. Генри с готовностью извлекла из сумочки карту с цепочкой. — Если точно, это называется пресс-карта. Он повертел документ в руках и посмотрел на просвет, потом сверил фотографию там с лицом Генри и, кажется, остался доволен результатом — но карту не вернул. — Ну да, впрочем, я не знаю. Теперь давайте паспорт. Генри обреченно достала и паспорт тоже. Он повторил ту же процедуру, что и с картой, но теперь еще и сверил фотографии друг с другом. — Вы гражданка США? — Так и есть. Его лицо несколько просветлело, он вернул Генри документы и снисходительно махнул рукой. Кажется, он принадлежал к довольно широкой прослойке американофилов. — Ладно. Допустим, я вам верю. Пойдемте за мной В его руках образовалась связка ключей и он повел Генри вперед через одну проходную комнату, другую и по коридору вдоль кабинетов. Длиннейший коридор, освещенный единственной лампочкой казался жутким, номера кабинетов были нарисованы замазкой прямо на дверях, скрипучий пол закрывали зеленые ковры, почему-то все разные и все очень неприятных оттенков зеленого. В целом “Аква индустрия” производила впечатление, максимально далекое от респектабельности — Генри это наводило на мысли о финансовых преступлениях, хотя здравый смысл подсказывал, что между чистотой коридоров и честностью хозяина нет никакой связи. — Боитесь налоговой? — Нет, налоговая так не развлекается. И тем более они в выходной никуда не поедут. Я боюсь страховой. Генри показалось, что он немного смягчился и она попробовала переспросить, разговорить его. — А что, был страховой случай? Мнимое добродушие моментально покинуло его, он исподлобья посмотрел на Генри и убрал ключи назад в карман. — Я вас выгоню. Очень любопытных на мыло пускают. Слово “мыло” в его речи прозвучало особенно неприятно и Генри закивала головой как китайский болванчик. — Поняла. Вместе они дошли до конца коридора, он отпер последнюю дверь и они оказались внутри кабинета — выглядел кабинет чуть лучше всего остального и был как будто лишен убогого утилитаризма, там даже был чистый ковер и две статуэтки на столе. Он положил ключи на стол и заговорил как ни в чем не бывало. — Так зачем вы приехали? По телефону вы мне не сказали. — По телефону это было бы сложно объяснить. Два месяца назад, я разговаривала с Вернером Тройзеном, он сам со мной связался и попросил меня помочь. Он очень много чего рассказал, в том числе относительно вас и я подумала, что вы можете прояснить для меня, то, что мне пока непонятно. — Там все настолько непонятно, что требуется расшифровка? Могу себе представить. Генри вручила ему подшивку из зеленых копировальных листков из сумки. — Вот, это вырезки из интервью. Решите сами, что там можно расшифровать. Из первоначальной стенограммы там оставалось меньше десятой части — в целом, то, что ее собеседник и без этого должен был знать. Генри считала неприемлемым раздавать то, что ей доверили в личном разговоре. Не выпуская листки из рук, он сел на кожаное кресло и с улыбкой начал читать, сильно щурясь, и иногда останавливаясь, возвращаясь к предыдущей странице. Однако, улыбка быстро сошла с его лица, периодически он зло кривился и потом цокал языком — быстро дойдя до последней страницы, он захлопнул подшивку и резким жестом вручил ее Генри, как будто не желая больше видеть. — Какой умник. Убил меня и закопал. — То, что здесь написано — это правда? Генри сразу же поняла, что ее вопрос прозвучал нелепо. Он хмыкнул. — Ну да, я ведь умер и закопан, — не получив ответа на свою остроту, он отвернулся и несколько секунд молчал, а потом добавил, — Почти правда. Полуправда. — Давайте начнем с того, где неправда. — Я про это не говорил. Неправда — это не почти правда, это даже не половина правды. Как догадалась Генри, на его посторонние выпады отвечать вообще не стоило — тогда он успокаивался и просто возвращался к теме. Так и произошло снова. — Тут события переставлены местами. Сначала он ездил в Мюнхен, потом, как он пишет, был завербован гестапо, а уже потом пришли арестовывать меня. В остальном все более-менее соответствует действительности. Хотя он знает, что я жив, потому что он сам мне звонил и предлагал встретиться — А вы согласились? — Да. Согласился, а он не приехал. Генри потратила минуту, на то, чтобы придумать этому объяснение, но так и не смогла. — Странно. Почему? — Не знаю. Не смог. Внезапно он сморщился и очень желчно добавил. — Сдал меня гестапо, теперь, наверное, испытывает муки совести. Не спит ночами. Выдирает у себя волосы с макушки. — Почему вы так думаете? — А вы не знакомы с наукой логикой? Желчи у него не убавилось, его голос приобрел совсем издевательский тон — но Генри постаралась ответить невинно. — Науки мне никогда не давались. Придется вам объяснять все самому — Это плохо. Надо было учить. Ну что же, очевидно, что он переставил свое стукачество и мой арест местами сознательно — потому что все остальное пересказано точно. Такая перестановка должна скрыть взаимосвязь между первым и вторым. — Не так уж это очевидно. В других частях рассказа тоже перепутаны даты Он пожал плечами, как человек, не видящий никакой ошибки. — Значит, там тоже они перепутаны специально. Генри поняла, что ее пытаются заморочить. — То есть две части переставлены местами специально, потому что все остальные части в порядке. Но если остальные части тоже переставлены местами, то тут нет логики. Кажется, наука логика все-таки давалась ей неплохо. Не в силах ответить, он махнул рукой. — Извините. У меня пропала предпосылка. Можете задать мне дополнительный вопрос в наказание. Такие игры Генри насмешили. — У меня к вам только один вопрос. Такой вопрос: если я предложу вам очную ставку с ним, вы согласитесь? Под столом он цокнул каблуком ботинка по полу, видимо, это что-то означало. — Я-то соглашусь. А он? Опять потратит мое время зря. Генри улыбнулась. — Я обещаю это организовать так, чтобы такого не случилось. — Вы можете обещать сколько угодно. Я подумаю, — потом он помолчал и внезапно добавил, — Знаете, он странный человек. У него мания величия.