Четыре дня, когда Рик врал, и один, когда он говорил правду

1. Спустя двадцать лет и пять разных Риков крошка Бет всё ещё не разлюбила отца и, открывая дверь очередной его версии, разрешает ему войти, даже не спрашивая, какого чёрта. Он гладит её волосы, пока она стирает слезу со щеки, а потом идёт распаковывать вещи. Разбирает хлам, оставшийся в гараже от предыдущих Риков, и первый спускается на ужин со своей новой семьёй. Его Джерри — классический Джерри, неудачник без работы и с кучей нелепых хобби; его внучка — классическая Саммер, ехидная, циничная и отстранённая. Одно место за столом пустует, и он спрашивает — на автомате, чисто из вежливости. — Где Морти? — Ох... он, наверное, поест у себя. Он стесняется новых людей, — объясняет Бет с виноватым видом, и он, пожав плечами, принимается за еду, наслаждаясь домашней кухней и перебранками дочери с мужем — семейный уют как он есть. Морти бывают разные, и если ему достался нелюдимый хиккан-затворник, решивший всю жизнь просидеть в своей комнате — ну, он не против. Ему не нужны проблемы. Ему не нужны мозговые волны, не нужен напарник или, прости Господи, всепрощение. Все Рики могут заниматься каким угодно дерьмом — выращивать себе Морти на фабрике клонов в ебаной Цитадели и так далее, но его это не касается. Он не такой. Всё, что ему нужно — еда, гараж и крыша над головой в те моменты, когда ему случается набубениться. Две недели или около того всё идет по плану: он прекрасно набубенивается в гараже или в своей каморке, прерываясь, когда заканчивается бабло на бухло и нужно по-шустрому сварганить и загнать новую пушку. Ничто не нарушает светлой безоблачности его запоя: Бет улыбается ему при встрече без тени упрёка, Джерри шипит что-то, даже отдалённо не напоминающее дружелюбное приветствие, Саммер молча салютует, не отрывая глаз от экрана смартфона. Морти он видит лишь мельком, когда тот проносится от входной двери до лестницы, опустив голову и мямля невнятное «привет» себе под нос, а в остальное время его не видно не слышно, и если бы не лишняя щётка в стакане на раковине — и не скажешь, что в доме живёт ещё один ребёнок. И он жил бы себе спокойно ещё неделю, месяц или год, не вспоминая о том, что у него есть внук, но однажды под утро ему приспичивает поссать, и он натыкается в ванной на Морти. Тот чистит зубы, торопясь до всеобщего пробуждения и забыв запереться. Свет в ванной достаточно яркий, и Рик (вот и открылась причина Мортиной стеснительности) видит жуткие шрамы, перерезающие лицо его внука, один параллельно другому: через лоб, поперёк носа и через губы до подбородка. Тут же автоматически анализируя внешний вид и характер шрамов — рваные глубокие полосы — он думает, что это, скорее всего, когти какого-то дикого зверя; больше всего подходят тигры с планеты Железяка, у которых железо вместо кальция в костях и зубах. Морти ловит его взгляд через зеркало и мгновенно даёт дёру, сунув в стакан щётку с остатками пасты. Рик делает свои дела, моет руки, застёгивается, не желая вообще думать о том, что увидел. Но его мозг работает по привычке, не считаясь с его желаниями: он учёный, и ему любопытно. — Бет, дорогая... Не то чтобы меня это особо волновало, но... откуда эти шрамы у Морти? Его дочь после ужина моет посуду, и у него есть немного времени до тех пор, пока Джерри не насядет на домочадцев со своими настолками. — Ох, я всё думала, когда же ты спросишь. — Бет устало отряхивает с рук мыльную пену. — Они появились давно, ещё с первым Риком. Ну то есть... с первым после моего родного отца. Она печально поджимает губы, и Рик отводит глаза. Он знает эту историю: её отец погиб, когда его корабль разгерметизировался посреди космоса, и он едва успел отправить своего Морти домой через портал. — Морти, он... Ну, знаешь... невезучий. — Бет улыбается со снисходительной нежностью. — То подстрелят, то покусают. Папа заботился о нём, защищал... Убирал следы от ран. Другие Рики не заморачивались. Говорили, что так даже лучше — в Цитадели меньше шансов потеряться, и никто не позарится на... такого Морти. Он из каждого приключения приносил новый шрам — то на спине, то на плече, и ты бы видел его коленки! — она грустно смеётся и достаёт из комода бутылку вина и стаканы. — Рикам тоже доставалось заодно с ним, очень скоро им надоедало, и они уходили. Ты, наверно, тоже скоро уйдёшь... Ну, мы привыкли. Бет разливает вино и садится за стол рядом с отцом, Рик утешающе похлопывает её по плечу. Как же сильно эта женщина зависит от своей привязанности к отцу, если терпит чужих Риков в надежде, что наконец попадётся нормальный?.. Он не может сказать положа руку на сердце, что ей с ним повезло — он же Рик, хоть и уставший, встретить любого, самого паршивого Рика — скорее к неудаче. Он не может обещать, что с ним она будет счастлива... Но кое-что он всё-таки может. — Ну, дорогая... знаешь, я не собираюсь, хм, таскать Морти во всякие опасные приключения и делать разную Рикнутую фигню, после которой остаются шрамы на всё лицо. Я... повидал дерьма, и не думаю, что хочу ввязаться во всё это снова. Бет чокается с ним вином и улыбается ему милой и грустной улыбкой, от которой что-то смещается в его сердце — так же улыбалась ему его дочь двадцать лет назад, когда он обещал, что исправится, что перестанет расстраивать маму, что всё будет хорошо... Он прогоняет мысли — всё это было давно — и залпом выпивает вино. — А почему ты не вернулся к своей Бет и своему Морти? Бет добра к нему, и он не должен расстраивать её, поэтому он придумывает на ходу. — У меня... не было Морти. Моя Бет... погибла вместе с её матерью, когда ей было шесть. — Ох, папа, мне так жаль! Бет порывисто обнимает его, это первый раз, когда она называет его так, и он не жалеет о том, что соврал. В следующий раз, когда он встречает Морти — на кухне, мальчишка, шарахнув дверцей холодильника, прошмыгивает мимо него, буркнув под нос приветствие — Рик ловит его за руку и говорит — слегка небрежно, будто речь идёт о ерунде типа списка покупок или очереди выносить мусор. — Эй, Морти. Пацан замирает испуганным мышонком; это раздражает, но он берёт себя в руки. — Не то чтобы мне не насрать... Я, я просто подумал... Короче, если ты вдруг, ээ, захочешь избавиться от своих шрамов и всё такое — я могу тебе с этим помочь. Ну там — регенерирующая мазь, всякие Риковские штуки, ты понимаешь. Морти вздрагивает, еле заметно качает головой. — Да я... я привык к ним. Н-не надо. Если только... если только ты... тебе... они не нравятся?.. — Ээ... что? Мне? Иисусе, да мне насрать. Я... я, если честно, вообще их не сразу заметил. Технически он даже не врёт: он не обращал внимания на Морти, пока не столкнулся нос к носу. Вероятно, он не заметил бы, даже если бы у Морти был молоток вместо башки или усы, как у креветки... но эти подробности он оставляет при себе. — Настоящего бойца всегда можно узнать по шрамам, верно? Морти — самый уродливый Морти из всех, которых он видел — вытаращивается на него, открыв рот. — Не то чтобы я фанат шрамов и всё такое, но... я не имею ничего против. У меня, у меня тоже их полно, Морти! — он задирает водолазку, намереваясь похвастаться своей коллекцией, потом одумывается. — Ну в общем ты понял. Шрамы — это круто, но если ты всё-таки захочешь разобраться с этим — милости просим. Он резко отворачивается, заканчивая свой странный монолог. Достает из буфета пачку вафель и уходит. — Сп-пасибо, — шелестит Морти ему вслед. В следующий раз, когда Рик изволит посетить семейный ужин, Морти тоже сидит за столом и даже участвует в общих разговорах — в своей особенной, слегка застенчивой манере, и Рику интересно, связана ли она с его внешностью, или же он всегда был таким. 2. Как и любой Рик, он в совершенстве владеет искусством врать как дышать. Всю свою жизнь он врал. Учителям — что сообщил родителям о вызове в школу. Матери — что перестанет прогуливать. Отцу — что завяжет с бухлом и наркотиками. Что поступит в колледж и станет юристом. Жене — что семья для него важнее науки... Но это совсем другая и очень длинная история. Как и та, так же переполненная ложью и дерьмом, что случилась совсем недавно, там, откуда он сбежал. Поселившись у Смитов, он старался, честно старался начать новую жизнь без вранья... Не задалось. Ну и хер с ним. Но своё обещание Бет не втягивать Морти в опасные приключения он не собирается нарушать. И не потому, что в действительности считает, что они опасны. Просто ему надоело. В прошлом беготня по измерениям в поисках истины. В прошлом возня с федералами и борьба за справедливость. В прошлом даже его эпичные тусовки в масштабах Галактики. Всё, что его тревожит — наполнена ли его фляга и цел ли пакетик с коксом, который он сунул в карман позавчера. В пробирках на его верстаке тихо булькает эксперимент — он начал его на прошлой неделе и уже подзабыл его цель, но точно знает, что может не париться ещё месяц-другой — ничего не бабахнет, в крайнем случае, стухнет без присмотра. Тарелка, припаркованная возле ворот, покрывается разводами от капель дождя; ИИ корабля, заскучав, начинает писать мадригалы и включает их соседу, тот сперва пугается, потом привыкает и даже втихаря протирает корабль снаружи. Смиты, сперва настороженно ждавшие взрывов и инопланетных нашествий, расслабляются и лишний раз не тревожат его, позволяя валяться в позе звезды на полу. Твёрдый пол под его головой, натирающий лысину, и обтрескавшаяся потолочная штукатурка, которую он видит в первые секунды пробуждения, говорят ему: всё в порядке, ты дома, сходи отлей, а потом возвращайся и спи спокойно. Он даже не носит халат и ходит по дому в футболке с распродажи в Уоллмарте с принтом AC/DC и старых растянутых джоггерах второго дедушки Морти, каким-то образом оказавшихся в их корзине для грязного белья. Спустя некоторое время после их неловкой беседы с Морти всё вдруг меняется. Очнувшись, как обычно, на полу в похмелье, он чувствует под головой необычную мягкость. Кто-то подложил под него подушку, пока он валялся в блаженном невменозе. А ещё накрыл пледом, а рядом, на табуретке, поставил кружку с водой. Вода — немножко не то, чем он привык отпаиваться с похмелья, но он не сетует на судьбу, покорно выпивает всё: нужно быть благодарным за божьи дары. Даже если бог решил действовать через маленькую глупую тушку его внука — он в этом уверен, кто ж ещё способен так бесхитростно заботиться, не понимая, что в сути такой заботы лежит поощрение? Теперь, когда он знает, на что смотреть, ему приходится делать усилие, чтобы не вздрогнуть при виде мальчишки. Особенно трудно с похмелья — обычно он просто прикрывает глаза, проходя мимо, надеясь, что просто выглядит усталым. Очнувшись в двадцатый (пятидесятый? сотый?..) раз на полу, он не ожидает напороться на Морти и матерится от неожиданности, обнаружив его сидящим на своём стуле за верстаком. — П-привет, — говорит ему Морти, невесть сколько сидевший здесь в ожидании, пока его дед проснётся. — Я, я принёс аспирин. Будешь? — Спасибо, Морти. Рик принимает таблетку из его руки вместе с застенчивой улыбкой, которая делает его лицо ещё более жутким, и проглатывает её, незаметно добавив к ней кое-что поэффективней. — Я, я просто хотел сказать... Ну, сейчас ты, наверное, хочешь поспать и всё такое, но потом... может быть, тебе понадобится моя помощь в приключении и-или с какими-то экспериментами? Морти заикается и краснеет. Башка раскалывается, и Рик с трудом держится, чтобы не взорваться в раздражении. — Да, Морти. Эксперименты, приключения... Всё это охуеть как важно, и разумеется я позову тебя, когда... когда разберусь с кой-какими делами, лады? — Да, ладно, здорово! Т-тогда заходи, моя комната, ну знаешь, сразу рядом с твоей! Морти неловко сползает со стула, уходит, мягко стукнув дверью. Кой-какие дела сводятся к просиживанию обивки дивана в гостиной да к поиску холодного пивка на опохмел, он прокрадывается на кухню и подскакивает от неожиданности, услышав ехидный голос за спиной: его внуки, кажется, сговорились сегодня и играют в какую-то мерзкую антигуманную игру под названием «Кто быстрей напугает деда до инфаркта». — Ну и что ты натворил? Он оборачивается, сжимая в руке банку ворованного пива и подыскивая слова для оправдательной речи. Его внучка стоит, подбоченясь, в дверях и сканирует его взглядом — доморощенный следователь. — Ой, да ладно, Саммер. Тебе что, жалко дедушке на опохмел? Тем более это даже не твоё пиво. Саммер фыркает и взмахивает своей рыжей гривой. — Речь не о пиве, деда. Признавайся. Маму ты обманул, но меня ты не проведёшь. Никто не торчал тут больше недели, никому не нужен Морти-тридцать-три-несчастья. Ты первый, кто застрял тут так надолго. Признавайся, ты насолил Федералам? Или Цитадельским Рикам? Ты ведь почти никуда не ходишь, тупо отсиживаешься дома. Прячешься от копов, мм? Он разглядывает внучку, поражаясь тому, как проявились в ней его ушлые гены. Что ж, она ведь почти права. Он действительно прячется. Жаль, что от некоторых воспоминаний избавиться сложнее, чем от галактической федеральной полиции и Рик-спецназа вместе взятых. — Ладно, Сам-Сам, — медленно произносит он и, вытащив из холодильника ещё одно пиво, протягивает ей. — Раз ты у нас такая умная-разумная, ты ж понимаешь, что об этом не стоит говорить родителям? Порывшись в карманах (карманы ебучих джоггеров просто пародия на карманы, туда нихрена не влазит, и он сделал их четырёхмерными), он нащупывает одну из завалявшихся там игрушек. — Ээ-то пояс невидимости, Саммер. Разберёшься сама или показать? — Это что, взятка, дедушка Рик? Ты что, что-то замышляешь? — Я просто хочу, чтобы ты успокоилась, перестала трепать нервы... свои и мои, и занялась чем-нибудь интересным, Саммер. Рик устало вздыхает. Сжалившись, Саммер протягивает руку за ремнём и тут же исчезает. — Ого, и правда работает. Теперь смогу побесить Морти! Спасибо, дедушка Рик! Рик качает головой, открывает наконец-то своё пиво. За ужином невидимая Саммер жонглирует хлебными шариками. Морти неуклюже умащивает на стул свой зад и робко улыбается ему, а потом спрашивает: — Эй, Рик, так что там насчёт п-приключений? Разобрался со своими делами? Рик пожимает плечами, суетливо придумывая отмазу. Бет с улыбкой смотрит на них по очереди, и видимо какая-то особая милость снизошла сегодня в её исстрадавшееся материнское сердце. — Может, вам действительно куда-нибудь прошвырнуться, папа? Ты обещал мне, что не будешь подвергать Морти опасности... но не сидеть же всё время дома? Я верю, всё будет хорошо, если вы будете осторожны. Может, куда-нибудь недалеко, в пределах нашей Галактики? Она подмигивает Рику. Джерри закатывает глаза, Морти таращится выжидательно. Над стулом Саммер перестают подпрыгивать хлебные шарики, и он раздражённо вздыхает: вот так решаешь не быть мудаком, а никто и не рад. — Ладно, чёрт с вами. М-морти, через пять минут жду тебя в корабле. Он везёт их на вечеринку. Думал, может быть, в Блипс-энд-Читс, но там не наливают анлим за входной билет. Инопланетяне бродят толпами, в окна видно кольца соседней планеты, освещённые бледным сияньем далёкой холодной звезды — Морти должно понравиться. Он берёт себе сложный горящий коктейль, а мальчишке — ассорти из мороженого (в одном из шариков — взрывающиеся кислые бомбочки, он сам визжал от восторга, попробовав в первый раз). Морти лижет мороженое, следит за тем, как он взбалтывает свой стакан. — Мы ждём кого-то? — Ага. Официанта, — Рик выпивает залпом коктейль, Морти вздёргивает вопросительно бровь. — Я думал, мы летим в приключение. У тебя здесь назначена встреча? Мы выслеживаем кого-то? Или ты просто решил подзаправиться перед тем, как... — Иисусе, Морти. Какого чёрта столько вопросов? — Рик морщится и вертит башкой в поисках официанта, встречается взглядом с синекожей инопланетянкой, пышные прозрачные волосы которой уложены в небрежный пучок и переливаются в свете вертящегося под потолком диско-шара. Она подмигивает ему, и он отводит взгляд, но потом ему в голову приходит мысль, и он подмигивает ей в ответ, кивает в сторону двери в уборную. Вот же занудный пиздюк. Такими темпами он быстрей помрёт от скуки, чем набубенится. — Я щас приду. Жди здесь и никуда не уходи... ну разве что кто-то попросит, чтоб ты его трахнул. Тогда я не против. Он хлопает Морти по плечу и уходит. Возвращается он через час, бухой в слюни и весёлый. Морти встречает его слабой улыбкой. — Ты... ты что, всё это время здесь сидел? — хрипло спрашивает Рик, чуть не промахиваясь мимо стула. — Ага. Ты же сам мне сказал. — Но я же сказал... ладно, к чёрту. Надеюсь, ты хорошо провёл время? Морти пожимает плечами и, кажется, немного краснеет. — Вон та инопланетянка... поцеловала меня. Он кивает в сторону, проследив взглядом, Рик ухмыляется девушке, причёска которой теперь выглядит слегка более растрёпанной. — Ух ты. И как оно? — Н-нормально. У неё три языка, и она хотела засунуть их мне в задницу. — Морти разглядывает пустую вазочку из-под мороженого. — Ты... ты ж заплатил ей, чтобы она это сделала, в-верно? — Господи Боже, Морти. За-зачем мне, по-твоему, платить кому-то, чтобы он приставал к моему внуку? Обернувшись, он хватает с чужого столика чей-то стакан, опустошает его и старательно громко рыгает. — Ну, например, чтобы твой внук не мешал тебе веселиться? У Рика кружится голова. Он выпил слишком много за чересчур малое время, и его изрядно подштармливает. Его внук — настоящая заноза в заднице, с чего он вообще решил, что всё будет так просто?.. — Ты... ты какой-то слишком подозрительный, Морти. Может, она подкатила к тебе, потому что ты, ээ, славный парень и просто понравился ей. Нельзя быть таким недоверчивым, Морти. Его глаза закрываются, и он сам не замечает, как его голова оказывается на столе. Сквозь музыку и инопланетный галдёж (а может, это шум в его голове) он слышит: — Пора домой. Чужие руки ощупывают его карманы, звенят ключами от корабля. Помогают ему подняться, ведут к выходу. — М-морти, ты что, умеешь водить корабль? — А-ага. У меня до тебя было шесть Риков, и каждый из них любил набубениться и заснуть мордой в стол, так что да, я умею водить корабль, Рик. 3. Джерри бросает на него взгляды. Исподтишка, когда думает, что он не видит. Косится из-за стола, пока Рик наливает себе сок из кувшина. Провожает глазами каждое его перемещение по кухне. Сидя в гостиной напротив телека, Рик чувствует на себе подозрительный взгляд недобро прищуренных глаз. Он не удивится, если Джерри подслушивает его за дверью туалета. Хохмы ради он решает проверить. Включает воду в раковине и резко толкает дверь. — Ай! — слышится вопль боли; закрутив воду и вернув на место дверь, Рик имеет счастье лицезреть любимого зятя, держащегося за нос, из которого хлещет кровь. — Нельзя ли полегче? — гнусаво спрашивает Джерри. — Нельзя ли не шпионить за мной по дому? — парирует Рик, пожимая плечами, и аккуратно обходит кровавый фонтан, в который превратился муж его дочери. — Имей в виду — сунешь нос в мой гараж без спросу, останешься без носа. Он уходит к себе, тут же забывая о придурке Джерри с его игрой в разведчиков. Но тот не забыл — и уже через четверть часа появляется на его пороге, занудный и настойчивый, словно головная боль. — Какого... какого хера, Джерри? — вопрошает Рик, который только что достал из кармана кредитку и пакетик розовых кристаллов. — Я что, присунул тебе по пьяни и обещал жениться? Что-то не припомню. Джерри, заткнувший ноздри бумажными салфетками, заползает в комнату целиком, явно бодрясь и напуская на себя угрожающий вид, что выходит у него крайне паршиво. — Хм... да, так вот... — мямлит Джерри. Рик закатывает глаза и думает, не плюнуть ли и не начать ли раскатывать дороги прямо под носом у придурка. — Я вот что хотел сказать. Если ты наёмный убийца и пришёл нас убить, знай — мои друзья по переписке отомстят за меня, я уже выслал им предупредительные письма!.. — Чего? Джерри, что ты несёшь?.. Концентрация тупого дерьма в Джерриных словах зашкаливает даже для него; Рику неохота разбираться, но похоже это единственный способ избавиться от придурка, не прибегая к аннигиляции. — Что, скажешь я неправ? — Джерри сжимает кулаки и выглядит почти что смелым, Рик впечатлён. — Тогда объясни, зачем ты торчишь у нас в доме, тупо набухиваясь и поедая нашу еду? Те трое Риков, что были до тебя, были обычными Риками — постоянно взрывали что-то, мешали спать, наводняли дом пришельцами... Ты не настоящий Рик, вот что я думаю. Ты шпион Аль-Каиды? Или агент ФСБ? Собираешь информацию, чтобы в один прекрасный день сдать нас своим... или просто грохнуть? — Иисусе, Джерри. Да что на тебя можно собрать? — Рик проводит рукой по лицу. Вот уж от кого-кого, а от Джерри он точно не ожидал упрёков в неправильности. — Ага, значит, ты всё-таки пытался? — Джерри снова сужает глаза, навостряясь. Рик вздыхает. — Ладно, Джерри. Я вижу, как ты предан своей семье, и я, я должен тебе рассказать. Лицо Джерри становится глупо воинственным в стиле «я так и знал», Рик давит фырканье. — Я — ваш настоящий Рик. Тот, самый первый. Джерри вытаращивает глаза и округляет рот. Боже, сколько должна была выпить Бет, чтобы переспать с этой карикатурой на человека?.. — Мне, мне пришлось бежать, скрываться от Цитадели. Я уничтожил портальную пушку и сделал новую, чтобы запутать след. Скрывался два года, чтобы не подставлять вас. И теперь, когда они наконец поверили в мою смерть, я решил вернуться — чтобы быть с моей настоящей семьёй. Понимаешь теперь? — ну, хотя бы в данном случае не придётся придумывать на ходу детали и повороты сюжета, чтобы компенсировать дыры в логике — Джерри их попросту не заметит. — Я — последний Рик в мультивселенной, способный причинить вам зло, Джерри. Так что расслабь булки и иди дальше паси своих пчел-убийц... или какой там ещё у тебя опасный антимасонско-рептилоидный план. Джерри моргает, переваривая информацию. — О... ого. Но почему ты не сказал Бет и детям?.. — Они не должны знать. Знание — источник опасности. Ты теперь единственный человек, кроме меня, который знает правду. И вместе со мной будешь хранить эту тайну, обеспечивая безопасность семьи, верно? Джерри, которому проще кивнуть, чем признаться, что он ни черта не понял, кивает. — Я понял, Рик. Ты, я — мы на страже безопасности нашей семьи. — Он протягивает кулачок, чтобы стукнуться с Риком, но тот игнорирует его жест и обходит его, распахивает дверь. — Отлично. Я рад, что мы нашли общий язык. А теперь иди и продумай легенду. Ну, знаешь... Вспомни все наши Рико-Джерриевские фишки, всю нашу взаимную ненависть и обмен подколками, и постарайся вести себя... естественно — чтобы никто ничего не заподозрил. Мы с тобой — команда, но об этом никто не узнает, сечёшь? — Ага, ага. — Джерри выходит, но на пороге оборачивается. — Только ты тогда тоже веди себя... естественно. Будто ты по-прежнему меня презираешь, хотя мы оба знаем, что это не так. Чтобы никто не заподозрил. — Конечно, Джерри. Даже не сомневайся. Они салютуют друг другу, и Рик наконец-то закрывает дверь. — Пиздец. Мне понадобится двойная доза. Теперь, когда километр лапши благополучно развешан на ушах Смитов, как новогодняя гирлянда на ёлке, можно вздохнуть с облегчением. Он так и делает: пополняет запас кристаллов и окапывается в своей каморке, покидая её лишь ради посещения уборной. Некоторое время никто не мешает ему просаживать оставшиеся серые клетки. Но беда приходит откуда не ждали. Он почти уже приближается к Нирване, когда кристаллы заканчиваются. Нужно идти за новыми — но как назло куда-то подевалась портальная пушка. Лететь не вариант — права за езду по пьяни у него никто не отнимет, но одной космической аварии ему вполне хватило. В поисках он осматривает каждое место, на котором сидел — их не так уж и много, и не найдя пушки ни в толчке, ни на кухне, ни между подушками дивана, он отправляется в гараж. Он роется в своих коробках, сначала поверхностно, потом, слегка порычав, начинает перебирать хлам более основательно. Спустя четверть часа безуспешных поисков, прервавшись ради глотка-другого из фляги, слышит тихое: — Не это ищешь случайно? Крутанувшись, он видит Морти, застывшего в дверях с его чёртовой портальной пушкой в руке. — Ох, пёс, ты прям-таки мой спаситель. Где ж ты её нашёл? Давай скорей сюда, дедушке нужно срочно кой-куда... Бля, Морти, какого хуя?.. С лёгкой ухмылочкой Морти роняет пушку на пол и хорошенько хреначит сверху ногой. Сказать, что Рик в ахуе — ничего не сказать. Поправ все нормы морали и законы США о правах инвалидов, он подскакивает к Морти и хорошенечко встряхивает его за шиворот. — Морти, говна ты кусок, какого хренова чёрта ты, блядь, творишь?.. — Ты заебал бухать и торчать, мудила, — говорит его оборзевший внук, вцепившись в его руки, сжимающие воротник жёлтой футболки. — Из всех хуесосов, живших здесь и называющих себя моими грёбаными дедушками, ты меньше всех похож на Рика. — Что?.. — от неожиданности он даже выпускает из рук Мортин шиворот, шарит глазами по лицу внука в поисках раскаяния, страха или помутнения разума — единственное оправдание, которое он может принять, но встречает только гнев и решимость, горящие в широко распахнутых глазёнках (один, как положено, карий, второй бледно-серый, почти бесцветный — похоже, первый раз, когда кто-то мог обозвать Морти уродцем, случился ещё в роддоме). — Морти, блядь. Да я душу из тебя выну. Да я тебя... отправлю на пару часов в измерение к гигантским термитам, или к живым капканам, или... к коровам, которые поедают людей!.. — Сперва новую пушку сделай. Оборзевший щенок ухмыляется ему в лицо — совсем страх потерял. — Да ты, блядь, вообще понимаешь, как это сложно? Да мне десять Галактик нужно облететь, чтобы собрать материал, мелкий тупой уёбок!.. — Ну... это точно будет больше похоже на приключение, чем твои посиделки за телеком в компании фляги. Ебануться. Рик нашаривает в кармане ключи от тарелки, велит гаражу открыть ворота. — Это и был твой план, Морти? Споткнувшись, он с трудом забирается за штурвал. Он не оглядывается, но спиной чувствует Мортин взгляд. — Ты... ты не только уродец, но ещё и идиот. Сделаю пушку и свалю отсюда. Он пытается завести мотор, роняет ключи, пытается снова. Изо всех сил дёрнув штурвал, улетает, едва не снеся крышу дома. ...Собрав пару десятков астероидов, он длинно и громко ругается. Разворачивается и летит на Землю. Паркует тарелку в кустах возле дома, шумно топая, подымается, по пути заскочив к себе, чтобы взять с полки один из заботливо выстиранных Бет халатов. Морти, зарёванный, сидит уткнувшись в планшет. Молча Рик вытаскивает его из дома, заталкивает за штурвал. — Решил, что самый умный? Залежи урана в поясе Койпера ждут не дождутся, когда прилетит капитан Смит и соберёт их. Вперёд, Морти, хотел приключений — кушайте, не обляпайтесь. 4. Его Морти — маленькая смертоносная машина. Собрав почти килограмм урана с астероидов Койпера, они облетают несколько Галактик в поисках компонентов для новой пушки. В погоне за кварками по туманности Андромеды они кроют друг друга матом, пару раз чуть не пиздятся, один раз Рик оставляет Морти стоять на рифе посреди моря кипящего льда и снова возвращается — чтобы получить парочку ласковых слов и хорошую царапину поперёк морды. Разделив последний глоток из фляги в качестве примирения, они летят дальше, воюют с разумными осьминогами с планеты живых океанов, пытаясь собрать хоть немного их нейронной плазмы. Всё это очень утомительно для Рика, нарушает его клятву, данную самому себе, и её тень — обещание, данное Бет. Очень грязно, суетно и почти всегда очень больно. Но всё это не отменяет того факта, что с помощью Морти ему удаётся собрать нужные материалы почти в три раза быстрее, чем в тот раз, самый первый, когда он делал это один. Морти-тридцать-три-несчастья полностью оправдывает своё погоняло, собирая шальные пули, как корабль с пьяницей за штурвалом — астероиды. Ионный щит решает проблему лишь отчасти, и в передышках Рик то и дело штопает мальчишке разбитую в драке голову, сращивает переломанные кости и восстанавливает выбитые зубы — заодно со своими. Но потери врага гораздо больше: на каждый Мортин синяк приходится несколько убитых пришельцев. Одна эта поездка компенсирует с лихвой те недели затишья, которые он урвал, поселившись у матери Морти, но если сперва он негодовал, то под конец, глядя в лобовое на ласково подмигивающее им Солнце, он вспоминает этот забытый кайф: адреналин, кипящий в крови, и сознание того, что они чудом надрали жопу смерти. Для создания новой портальной пушки остаётся всего ничего: обратный преобразователь энергии в материю. Сделать такой — значит ещё раз облететь двенадцать Галактик, но он знает, где лежит такой готовый. И антиматерии в его баках как раз хватит ровно на одну червоточину. — Эй, Рик, кажется, ты гаражом ошибся, — говорит Морти, оглядываясь. — Тутошний Рик не отрежет нам яйца за то, что вломились без спроса? Рик хмыкает, роясь по ящикам. Преобразователь точно лежит где-то тут, в коробке с хламом для временных путешествий... Или в сейфе... Или в корзине для грязного белья... Почему, интересно, Бет не спалила его вещи в тот же день, когда он свалил? — Нашёлся, сучара! Ну всё, уёбки, держитесь — Рик Санчез снова хозяин Вселенной! Прямо на верстаке он доделывает пушку, облучив из преобразователя шмат урана. — Готово, Морти. Ну что, валим домой? — А-ага. Морти первым выбегает из гаража к кораблю, оглядывается на него — и вот оно. Тот самый лучащийся взгляд, за который, он знает, тысячи Риков готовы пожертвовать смертью и вечным покоем. — Попались, сучары!.. Его поехавшая дочурка, похоже, всерьёз повернулась на теме космического пиратства: бластер в её руке выглядит так, будто она и во сне с ним не расстаётся. — А теперь назовите мне хоть одну причину, почему я должна позволить вам смотаться?.. — Ну, может быть, потому что ты на самом деле не хочешь дырявить башку своему непутёвому папаше, принцесса? Бет замирает, и бластер в её руке слегка дрожит. Рик открывает портал. — Папа?.. Морти?.. Почему ты не предупредил, что снова видишься с дедушкой? И... боже, что у тебя с лицом?.. — Нахуй корабль, Морти. Сделаем новый. Шагай! Он вводит координаты наобум, не задумываясь — лишь бы съебать до того, как дочерняя любовь проиграет материнской подозрительности. Мортина — к чёрту, их общая — невезучесть выходит на бис, и прежде чем улизнуть в новый портал, они оказываются хорошенько покусанными теми самыми живыми капканами, которыми он давеча угрожал Морти. — Это твоя версия мамы? Почему ты ушёл от неё? И... и от своего Морти? Шквал вопросов обрушивается на него, стоит им оказаться дома. Рик присасывается к фляге и проклинает долбаный преобразователь, который не мог найтись на полминуты пораньше. Спалился, блядь, как школьник, ей-богу. — Иисусе, Морти. Да я просто наврал ей. Ты, ты видел, какая она борзая? Бластер, эта хуйня через глаз, как у долбаных пиратов. Э-эта женщина оставила бы от нас мокрое место, и глазом не моргнув, Морти. — По-понятно, — Морти самый обычный Морти, верящий в любую ссанину, которую льют в его уши. Рик переводит дух. — А-а её Рик, похоже, тот ещё отморозок, раз она запрещает своему Морти с ним видеться, верно? — Верно, пёс. Думаю... думаю, ты абсолютно прав. — А... твой Морти почему не с тобой? Рик как добрый учитель, у которого для каждого из ребятишек заготовлен особый пиздёж — каждому по уму его да по вере его. — Не то чтобы я хотел ворошить прошлое, Морти. Но раз уж ты просишь — случилось несчастье. Я проебался и... не смог спасти его. А теперь — если ты не против, конечно — я бы перевязался, а то мне, кажись, почти откусили ногу. Поможешь? — К-конечно, Рик... Мальчишка легонько краснеет, и он усмехается про себя, плюхается на стул и скидывает ботинки. Варганит по-быстрому регенерирующий состав и, ворча от боли, втирает в окровавленную лодыжку. Протягивает Морти бинт — и свою ногу, и тот кое-как перевязывает её. — Спасибо, пёс. — Он откидывается на спинку кресла, наслаждаясь чувством отступающей боли. Спохватывается, протягивает Морти банку лечебного средства и бинт. — Думаю, тебе тоже не мешает. Справишься сам? Морти смущённо кивает, и он отворачивается. Примерно пятнадцать драк с пришельцами назад он перестал замечать Мортины шрамы: теперь их наверняка значительно меньше, чем тех, которые пиздёныш получил сражаясь с ним бок-о-бок. Но судя по краснеющей морде, Морти всё ещё не избавился от чрезмерной стыдливости и вряд ли оценит излишнее внимание. Не пялиться получается хуево: пиздёныш пыхтит и изворачивается, пытаясь дотянуться до пореза на спине. Раздражённо вздохнув, Рик всё-таки поднимается и отбирает у Морти бинт. — Надеюсь, ты не собирался пойти в санитары, Морти — с твоими-то кривыми руками, — ворчит Рик, размашисто втирая мазь в рану. Морти хмыкает, ёжится под его руками, его кожа покрыта рубцами от старых приключений с говнарями-Риками, не парившимися этой лечебной хуйней. Мазь не может вылечить уже зарубцевавшиеся раны... но внезапно он ловит себя на мысли, что и не хотел бы: рисунок из шрамов на Мортиной спине по-странному красивый, и единственное негативное переживание, которое он испытывает глядя на них — ревность. Ревность к другим Рикам, ради которых были получены эти шрамы. Он откашливается, смущённый своими странными мыслями, и отдёргивает руки от Мортиной спины. Тот сразу же тянется за футболкой, которую скинул на пол, поспешно натягивает её, оборачивается. — Красиво там всё, да? — бормочет Морти, вдруг побледнев, и отступает подальше, будто боясь, что чужое отвращение может нанести ему физический вред. — Да мне... да мне насрать вообще, Морти. Думаешь, делать мне нехуй — спину твою разглядывать?.. 5. Всё так заебись. Всё так хорошо, что даже противно. Обещание, данное Бет, с треском проваливается — но та, видя, как они оба довольны, не возражает. Кто знает, о чём она думает, пока они зашивают друг другу распоротое в очередной космической мясорубке брюхо — главное, что домой они возвращаются целые, в вычищенной ультразвуком от крови одежде, не переставая ухмыляться друг другу и обмениваться понятными только им двоим шутками за завтраком, ужином и просмотром телепередач. Саммер, циничная жопа, стебёт их, предлагая пожениться или на крайняк отсосать друг другу, и они хором шлют её нахуй (а Рик дополнительно — про себя — шлёт нахуй некоторые части своего тела, постыдно реагирующие на подобные инсинуации). Но в основном всем насрать — лишь бы дом оставался цел. Начались новые сто лет приключений Рика и Морти, и он, сука, счастлив. С его настоящим (не факт — он хорошенько поплутал по измерениям на заре своих портальных путешествий и не уверен, что вернулся в своё), первым Морти всё было не так. Он может отмазываться сколько угодно, пиздеть напропалую Смитам и себе; он напиздит и Господу Богу, если тот решит устроить ему допрос... правда в том, что тот Морти был его внуком, Рик любил его и вполне искренне считал смыслом своей жизни делать его счастливым — хоть и проебался под конец, как никто. С новым Морти всё гораздо сложнее. Он не называет никак то, что происходит, даже не думает об этом, предпочитая плыть по течению. Он собирался окончить дни, тихо-мирно спиваясь, но мальчишка ему не позволил, макнув его мордой в его Рикнутость и заставив быть собой. Зачем ему это — он тоже не думает, просто позволяя случаться их приключениям. Они оба — первые в списках на премию Дарвина, их невезучесть зашкаливает — и он компенсирует её предусмотрительностью, набирая с собой в четыре раза больше оружия, которое может сломаться, лекарств, которые могут быть проёбаны, и планируя четыре запасных решения на случай, если предыдущие пойдут по пизде. Всё, что он позволяет себе — взгляд-другой, брошенный исподтишка, пока Морти, смеясь над собственной неуклюжестью (он всё чаще делает это и уже не обижается на его подколки в стиле «что, Морти, опять споткнулся, может, приделаем тебе третью ногу, раз на двоих не выходит?»), лечит очередную рану. Морти не просит его разобраться со старыми шрамами, хотя знает, что он может. Рик не спрашивает, почему — его собственная шкура покрыта шрамами разной степени ужасности, которые он не заморочился в своё время убрать — просто потому, что они не мешали, а ему было впадлу. В конце концов, бойца украшают шрамы, это их грёбаная индивидуальность, и если Морти нравится так ходить — это его грёбаное дело. Он счастлив, хоть и не заслужил. Но, конечно, воинственная Немезис, возмущённая его прегрешениями, не может просто так оставить его в покое. Бледный и растерянный, Морти приходит к нему в гараж и мнётся за его спиной. — О, Морти. Как хорошо, что ты пришёл, подай отвёртку, — пыхтит Рик, у которого обе руки заняты сборкой нового робота, но Морти не торопится выполнять его просьбу. — Ты напиздел, — говорит Морти хмуро. Он пожимает плечами. — Когда именно, Морти? Когда говорил, что не буду больше брать твою зубную щётку, чтобы почистить от накипи ультразвуковой очиститель? Ну да, напиздел. Хочешь... хочешь сказать, ты не пиздел, когда клялся, что не будешь больше пялиться на сиськи партнёров по сделке, Морти?.. — Ты напиздел маме, что у тебя никогда не было Бет. Он бросает паяльник и оборачивается. Вот он, час расплаты. Вот она, Немезис, в жёлтой футболке и сношенных кедах, метает молнии из разноцветных глаз, уверенная, что врать плохо, и все должны быть хорошими — даже космические террористы, убивающие пришельцев пачками. — Господи, Морти. По-твоему, я должен был рассказать твоей матери, что проебал своего предыдущего Морти? Да она бы выперла меня взашей... — И тебе стало бы негде укрываться от федералов, да? Сучка Саммер. — Что, расследование провёл, маленький Пинкертон? — Что... какой ещё Пинкертон?.. Ничего я не проводил, просто засёк её тепловизором, когда она в поясе невидимости подсыпала слабительное новой девушке своего бывшего парня. — Джерри тоже раскололся? — Ты и ему что-то наплёл? Боже, я даже знать не хочу. — Морти невесело усмехается. — Я... я случайно услышал, как они с мамой обсуждают тебя, и мама просит Джерри быть с тобой помягче, потому что у тебя, видите ли, никогда не было настоящей семьи. Я просто... я просто подумал, если ты и мне соврал, что же случилось на самом деле? — Подумал он. Там медведь где-то сдох или что, я не пойму. Да какая, блядь, разница, Морти? Всё это было давно. Где там уже моя отвёртка? — Какая разница? Да нахуй вообще врать?.. — Тебе-то, знать, не понять, зачем взрослые люди обманывают друг друга, деточка. — Это ты-то взрослый? Да ты со своей безответственностью и способом решать проблемы, посылая всех нахуй, не взрослее меня! Они ссорятся впервые всерьёз, и Морти, засранец, уходит спать вместо того, чтобы тусоваться с дедом по глухим закоулкам космоса на корабле, переделанном из мусорных баков. Рик знает, что опять проебался — хотя бы потому, что не позаботился придумать одну сказку на всех. Потому что не смог остаться в стороне, как планировал, не смог жить, ничего ни для кого не знача. Но гоняться за обиженными пиздюками не по-риковски, поэтому он достает из заначки бутылку водяры и возвращается к своему паяльнику: он выше всей этой семейной байды, ему нужно закончить эксперимент. Морти возвращается через час. Заходит почти неслышно, той своей особой походкой — крадучись, осторожно шагая, будто боясь, что кто-то заметит его и то, какой он уродец. Нано-усилители у Рика в ушах позволяют ему слышать котов, дерущихся на соседней улице: он всё слышит, но не оглядывается, притворяясь, что возится с припоем и вообще жутко занят. — Держи свою отвёртку, — говорит Морти тихо, протягивая, разумеется, не ту, что ему нужна. Он забирает отвёртку из его руки и кладет её на верстак, рядом с остывшим паяльником. Слова о том, что он не хотел проблем и боялся опять облажаться, застревают на языке, ещё более дешёвые, чем весь его дешёвый пиздёж. Вместо этого он рассказывает ему. Рассказывает всё: как погряз в безнаказанности и возомнил себя богом, поспорив со своей первой (насколько можно вообще быть в этом уверенным) Бет, что ему по плечу даже смерть, и застрелив их Морти у неё на глазах. Всё оборудование было под рукой, всё было проверено и перепроверено... Но ему не повезло: какой-то контакт отошёл, и у него на руках остался клон Морти с копией его воспоминаний, а настоящий Морти исчез навсегда. Бет приняла клона — конечно, она понимала, что это не её сын, но это было всё, что у неё осталось. — Это просто ни в чём не повинный ребёнок, и я не могу просто бросить его, — сказала она. — Я буду любить его и... гулять с ним босиком вдоль ручья, а ты — даже не смей приближаться к нему, ясно? Конечно, ему было ясно — но он всё равно попытался. Клон Морти и для него был всем, что осталось — и он пришёл к нему извиниться. — Прости меня... если сможешь. И если, если ты вдруг всё ещё согласен ездить со мной в приключения — я буду рад, Морти. Морти послал его к чёрту, и он ушёл в тот же день. — Как тебе... как тебе такая правда, Морти? — спрашивает Рик, не решаясь посмотреть внуку в лицо. Снова включает паяльник, прикидывая, успеет ли закончить эксперимент до того, как его отсюда попросят. — Ну... это очень по-риковски. Его внук не орёт на него и не убегает в ужасе от своего деда-мудилы, и Рик понимает: он уже заранее был прощён — за тот час, который Морти провёл в одиночестве у себя. А может, и раньше — за компанию со всеми уёбками, по вине которых Морти оброс своими шрамами. — Прошлое бывает ужасно, но мы не можем просто взять и отказаться от него, и в каком-то смысле оно и есть мы... или что-то типа того, — говорит Морти застенчиво, переминаясь с ноги на ногу совсем рядом, и Рику внезапно так хочется ткнуться носом в его живот под мягкой выцветшей тканью пижамы. — Мы не должны забывать, но, наверно, мы можем... просто отпустить его и идти дальше? — О да, Морти, просто отлично, ты что, заразился от Вонг? Подошел к ней ближе, чем на два метра? Отпустите свои проблемы и высрите свое дерьмо вместо того, чтобы жрать его и бла-бла-бла, верно, Морти? Рик ворчит, и Морти тихонько смеётся. Рик думает, что готов слушать это всегда. — Я подумал... Ну, типа, раз у нас тут вечер возни с прошлым и все дела, может... может, мне всё-таки стоит избавиться от моих шрамов. Рик поднимает глаза и видит Морти, смущённо глядящего в сторону. В отличие от его внука, он абсолютное бревно в плане социализации и понятия не имеет, что он должен сказать — поддержать или отговорить? — поэтому он просто ляпает то, что думает. — Что, девчонку нашёл? Хочешь... хочешь гладенькое, чистое тельце, как у модельных депилированных мужиков из рекламы, чтобы сучки трогали тебя и спрашивали название твоего лосьона для тела, а, Морти? Морти фыркает. — Мне похуй, Морти, я сделаю всё, что ты попросишь. Но если... если бы я был девчонкой, я бы просто... не знаю, я бы просто писался кипятком при виде твоих таких крутых мужицких шрамов. Просто визжал бы от восторга, если бы ты дал мне их потрогать. Он переходит черту и останавливается. Лицо Морти напротив и чуть выше снова бледнеет и становится серьёзным, он начинает придумывать шутку попохабней, чтоб свести всю серьёзность в ничто, но Морти вдруг спрашивает. — Хочешь... ты хочешь потрогать? На секунду-другую он теряет дар речи, а когда обретает, боится спизднуть что-то не то вроде «Какого хуя, Морти, совсем пизданулся от недосыпа — пойдём-ка сотрём тебе память» — и поэтому просто кивает. Морти подходит ближе, совсем близко, оказываясь между его ногами. Его горячая плоть пульсирует совсем рядом, под бледно-жёлтой тканью пижамы; он сам поднимает руку, дрожащими пальцами расстёгивает первую пуговицу — и краска бросается ему в лицо, потому что это похоже на то, на что похоже — но он не отступает, просто закрывает пылающее лицо руками. Дальше Рик сам. Отстегивает пуговицы одну за другой, приказывая себе не торопиться — ему вдруг позволили недозволенное, он должен насладиться по полной. Он наслаждается. Закончив с пуговицами, разводит края пижамы в стороны, обнажая бледную кожу, под которой вовсю стучится маленькое пугливое сердце. Мортина грудь вся иссечена уродливо зарубцевавшимися шрамами от рваных порезов, в нескольких местах следы от пуль и есть пара особо ужасных отметин — как будто кто-то ухватил его за бок зубами и отгрыз кусок. Он знает их все — рассмотрел, пока помогал Морти залатывать раны после приключений, и про каждую из них у него есть собственная придуманная история. — Это пиздец как красиво, Морти, — бормочет он, чувствуя себя будто пьяным, и Морти издаёт слабый нервный смешок. Это лучше чем секс. Хотя, похоже, это и есть секс, судя по тому, как ему тесно в штанах. Рик гладит каждую из отметин, и маленькие мышцы напрягаются под его ладонями. Случайно или намеренно он задевает один из сосков и слышит что-то похожее на сдавленный вздох. Положив руки на Мортины плечи, он аккуратно разворачивает его к себе спиной. Стягивает пижаму. Морти зябко ёжится, и он ласково проводит рукой вдоль его позвонков. На спине у Морти примерно тот же узор, что и на лице — три рваных, глубоких шрама. Зверюга успела хорошенько поцапать беднягу — небось, уже с жизнью простился. Вокруг левого плеча змеится явно хирургический разрез с поперечными следами от грубой штопки — то ли тогдашний Рик пожалел на Морти восстановителя тканей, то ли его просто не было с собой, и пришлось работать на месте. Сколько раз, интересно, Морти приходилось жрать антибиотики, чтобы не сдохнуть от нагноившихся ран?.. Рик не может удержаться. Страшные раны на тонкой мальчишечьей спине слишком много рассказывают о том, через что ему пришлось пройти. Не каждый взрослый мужик может похвастаться такой коллекцией. Сколько же уродливых отметин осталось на Мортиной психике за его мелкую, переполненную страданиями жизнь? Рик в жизни не видел ничего прекраснее — и он не может удержаться. Осторожно кладёт ладони на худосочные бока и прижимается губами к самому стрёмному шраму на пояснице — тому, от железных когтей. Морти вздрагивает, но не пытается вырваться — и он целует следующий шрам, поднимается выше и целует между лопаток. Ему становится жарко, и он поднимается со стула, скидывает халат. По телу Морти проходит дрожь, но он по-прежнему не двигается, и у Рика болит в груди — его Морти готов на всё. Он наклоняется и целует острое плечо со следами от скоб — неверное, была раздроблена кость. Когда он отрывается, Морти поворачивается к нему лицом — бледный, дрожащий, с глазами на пол-лица — одним карим, а вторым бледно-серым — в точности как те, что семь десятков лет смотрели на него из зеркал. — Ты... ты просто больной на всю голову уёбок, если... если тебе нравится это. Рик ухмыляется, оскалив зубы. Ему позволили слишком многое — и теперь он просто голодный зверь. Жаждущий. И если Морти решит соскочить — у него не получится. — Да кто бы спорил, Морти. Я грёбаный извращенец, а кто в этом виноват? — он наклоняется к его уху и наслаждается тем, как Морти весь напрягается, зажмуривается от страха. — Ведь я, я предлагал тебе. Блядскую тысячу лет назад я предлагал тебе избавиться от них, но ты, ты не захотел, и теперь я должен дрочить на твою охуенно располосованную спину, на каждый твой блядски охуенный шрам — вместо того, чтобы, как нормальный, блядь, Рик надрачивать на обычного, ничем не примечательного Морти! — Боже, — скулит Морти, и Рика дико прёт с того, как пацана всего перетряхивает от его прикосновений. Он и не надеялся на взаимность — а ему, почему-то вдруг именно здесь, повезло. Он вцепляется Морти в волосы и проводит языком, грязно и грубо, вдоль шрама на его лице — того, что перерезает губы. Морти встречает его, открывая рот с той же жаждой, что чувствует он сам, и он вылизывает его рот снаружи, а затем изнутри. Не вытаскивая языка из мальчишкиного рта, он проводит ладонью вниз по его животу, нащупывает член, такой твёрдый под пижамными штанами. — И кто из нас тут больной уёбок, Морти? — мурлычет Рик, пару раз тискает Морти сквозь пижаму — и та намокает, а Морти с задушенным писком обвисает в его объятиях, роняет голову ему на грудь. Он крепко обнимает мальчишку, опускается на стул, усаживая его к себе на колени. Прижимается губами к виску, а потом обещает: — В следующий раз... в следующий блядский раз я выебу тебя, Морти — со шрамами или без, маленький ты говнюк.