Любой каприз за вашу душу

Жили-были два друга, один красивый, другой тупой. Первый — это который Егор с голосом птицы певчей, любимец преподавательниц, потому что может наплести с три короба комплиментов и выйти сухим из воды, а второй — Антошка, пойдём копать картошку, который реп читает и хуи на учёбу забивает. Не разлей вода ребята, поэтому и в деревню на летнюю подработку вдвоём вызвались: и свежим воздухом подышать, и деньжат подзаработать. Одна проблема — так хорош Егор, что девушки провинциальные каждое утро сбегались посмотреть, как он подставит лицо первым лучам солнышка: высокий, глаза горят, мускулы играют. Любая готова была в лесок сбегать, грибов пособирать с ним, или воду с колодца нанести, дабы налюбоваться умыванием молодца. А потом в одиннадцать утра выползал Антон, посмеивался над ним и шутками-намёками всех красавиц смущал, потому что Крид — гей, которому внимания парней подавай. Егор на сельскую дискотеку тащится, губы облизывает, а местные бычатся, за своих подружек боятся, что городской попортит, а те, кто посмелее да пораскрепощённее — бледнеют и краснеют. Зато Шастуну перепадает за двоих на всех фронтах: девушки постарше видят нос картошкой, глаза зеленые, кожу, не успевшую загореть на речке, зато в веснушках, кудряшки знакомые, и заигрывать начинают. Потому что как-никак новое лицо в деревне, можно временные романы покрутить, а может даже в город перебраться. Парни стоят на обороне, силушкой помериться не против, и Антон хоть и знает, что много на одного — плохо, поправляет кольца на руках и улыбается беззлобно: чего от судьбы бегать? А ещё он со всеми дружбу водить начинает намного быстрее, так как волшебным образом находит общий язык с лесом: ягодные полянки легко находит, тропки сами под ноги выстраиваются. Звери не особо боятся его топанья, и травница на краю деревни приглядывается к нему несколько дней, чтобы потом позвать за собой травы нужные пособирать — в общем, всё говорит о том, что свой он здесь. А вот в доме ему делать нечего — там Егор хозяйничает, оставляя ему чёрную работу, которая в руках подозрительным образом не спорится от слова совсем: черенок веника отламывается, существование посуды во время плановых отключений горячей воды игнорируется, печка тоже, а микроволновке радуются, как чуду техники, которым поделились инопланетяне. Один раз забалтываются они после Ивана Купалы, утомившись от прыжков через костёр, и не замечают, как совсем стемнело. Решают покуковать до рассвета, тем более что ночь далеко не простая — Антон разжигает костёр, нанизывает на прутики белые грибы, с жуков страшных орёт, как резаный, и несколько фотографий на полароид делает. Егор тоже не отстаёт — селфи с венками выкладывает, сидит-сидит и подумывает нужду в кустики справить. И тут — земля принимается гудеть, трястись, и выпрыгивают из костра люди в чёрном. Антон чуть в штаны не накладывает. Рот ему затыкают — и обратно, несмотря на его сопротивления. А когда Крид возвращается — по правилам безопасности огонь потухает. Одни угольки. Стоит ни жив ни мёртв Шастун и думает, что лучше бы наркотики принимал. Легче было бы оправдать происходящее. — Забрал я тебя в своё подземное царство вместе со мной править над душами мёртвыми… — лицо молодое, сам бледный и высокий, а глаза темным огнём горят. Волосы воронова крыла и весь такой выебистый, стоит перед ним мужчина. На груди цепи серебряные шею обматывают, уходят куда-то назад в залу, где трон посередине стоит. — Стоп, а ты кто? — Тот же самый вопрос. Чел, ты обкурился? Мы где вообще? — оглядывает помещение Антон, поёживаясь от легкого ветерка. Квест-рум с полным погружением: готические архитектурные штуки под потолком, подсвечники и актёры, одно но — Антон за это не платил. — Слуги! — чёрный человек теряет весь свой апломб и визжит, как девчонка. — Я кого просил привести? Е-го-ра! Красивого, милого, который ромашки на лугу собирал! — он топает ногами, пока чёрные тени вокруг него виновато шуршат и оправдываются, а затем улетают под потолок. — Мне теперь, что, ещё сто лет ждать, пока можно будет границу переходить? Как его зовут? Антон? Ах, перепутали?! Придурки! Никакого перерождения ещё тысячу лет не дождётесь! — Эй-эй, спокойно! — машет на него руками Антон, начиная нервничать. — Какие сто лет, какая граница? Тебе Егор понравился, и ты хотел на него впечатление произвести? Сори, он любит парней с татуировками, а не с такой богатой фантазией, так что чувак, давай, возвращаемся в лес, и ты с ним там поговоришь, а я домой, окей? Незнакомец морщится, будто видит перед ним самую последнюю гадюку, а его еще и в руки заставляют её взять. — Я — владыка подземного царства, Арсений. Никуда ты отсюда больше не уйдешь. Звучит зловеще, и Антон решает уточнить. — Отсюда — это откуда? Прям из этого зала? Или конкретно из него можно, а ко мне в Москву электрички нет? — и фыркает, забывая правило, что сумасшедшим надо поддакивать. — А я, кстати, царевна Елена Прекрасная, просто косы не успел отрастить, приятно познакомиться. Мужчина хмурится, поднимает руки — и перекидывается в огромную фигуру в чёрном плаще, от которой прям холодом веет. Вытягивает руку, а в ней коса почти до потолка, и рука — не рука вовсе, кость белая. Антону кажется, что он бахнется в обморок, но через несколько секунд перед ним опять стоит человек, и его отпускает. — Ёб твою мать, Арсений, допустим, теперь верю, — держится за сердце Антон, приседая на каменный пол. — Только не пугай так, а то прям тут коньки отброшу. — И добавишь мне работы, — закатывает глаза владыка подземного царства, абсолютно также, с царской экстравагантностью подтягивая под себя ноги. — Ты прям Смерть? Анубис с головой собаки тоже ты? — с интересом оглядывает его заново Шастун. — Скорее Аид. Мне нравится ваш миф о Персефоне: о том, что у такого, как у меня есть шанс на свою любовь, — в его руке материализуется портрет в рамке, и он улыбается, как блаженный. — У меня богатые владения, драгоценные камни, минералы, реки подводные. Я могу заставить любого исполнителя прошлых времен сыграть для него, стоит только попросить, ведь он так любит музыку. Еще я подарю Егору бессмертие, если он захочет остаться со мной навечно, — Арсений поднимает свой жалкий взгляд беззаветно влюблённого и чуть ли не плачет. — И всё пропало. Мне нельзя покидать своё место работы, а он находится в мире живых, и нам никогда не быть вместе! — Тебе только Егора подавай? — осторожно интересуется Антон, дружески хлопая его по плечу, но получая такое испепеляющее презрение в стиле «да что ты понимаешь, дебил бесчувственный». — Конечно. Или вы люди, каждый день влюбляетесь? — Когда как, — честно пожимает плечами Шастун. — Да найдешь ещё себе кого-нибудь, не расстраивайся. К тому же ему на деньги чхать было, у него родители обеспеченные. Ему было бы интересно, если бы ты голый из речки выпрыгнул и пальцем его поманил, а не твой… э-э… спецназ из костра. Арсений щёлкает пальцами, свистит — и перед ним появляется огненный конь: грива алая, копыта железные, сбруя серебром отливающая. И, этот гад подземный, с места прыгает в седло, шпорами сверкнув, и исчезает. — Тьфу ты, идею ему подкинул, — обречённо остаётся на месте Антон, и не спуская глаз с потусторонних неловких сущностей бочком двигается к предполагаемому выходу. Небо синее, обычное, и солнце светит. Неподалёку лес ветвями машет, приветствует, а какие-то люди, тоже бледного цвета, стоят в очереди с бумажками в руках и при виде него начинают дружно кланяться и улюлюкать. Кошмар продолжается. — А ну за работу все обратно! — разгоняет их какой-то мужичок с хвостиком. — Ишь, нашли на что смотреть! Не советник это наш новый, такой же слуга временный! — оборачивается на него. — С больной головы на здоровую… — Да в кое-то время на нормального глаз положил! Пусть хоть секретарём задержится! — кричит один настырный в ответ. — А то на этих моделей милосских с их пластиковыми сиськами насмотрелись ещё при жизни! — ЦЫЦ! — В смысле слуга? Я ни на что не подписывался! — тоже не согласен с подобными заявлениями Антон. — Арсений на тебя злится, на тени злится, поэтому это для твоего же блага, — качает головой командир. — Меня зовут Сергей, и ничего, поживёшь здесь, всё равно на данный момент никто тебя обратно отправить не сможет. И да, я не знаю, сколько это продлится, ни один из артефактов не заряжен, Арсений потратил столько энергии, чтобы исполнить свою мечту, а тут… ты. Ни спереди, ни сзади не подержаться. Тут Антона обидой и кольнуло. Чем он так плох, что его скрывать будут от лика этой высокой персоны? — Вообще-то есть за что. И подержаться, и покататься. Нечего меня тут оскорблять. — Ах, есть? — с ехидцей переспрашивает Сергей. — Тогда вперёд, на амбразуру, постельку ему погрей и утешь, а то в вашем мире какой-нибудь катаклизм случится и души унесёт. — Ну… я не такой, — тушуется Антон и чешет затылок. — Ой, как вы меня все замотали. То подавайте вам советы, то хотите сами по своему уму жить, уж определились бы, людишки, — вздыхает мужчина со странной причёской. — Не на то я намекаю, о чём думаешь. Ему ласка нужна, забота-внимание, а постельными приступами страсти он уже века как не страдает, наш дорогой Повелитель. Работы слишком много, до сих пор после двух Мировых не оправились, документы заполняем. Ты, это, конюшни чистить умеешь? — Нет. Я думал, у вас магия есть для таких дел. — Говно оно и вверху, и внизу говно. Кому-то всё равно придётся этим заняться. — А почему мне? Геракл после Авгиевых конюшен решил отдохнуть? — Ух ты, не тупой. Подаёшь надежды, — с уважением кивает Сергей. — Не волнуйся, щедро заплатят, будешь миллионером на поверхности. — Да уж, разницы мало. Одно на другое поменял, — делится с ним Антон, — что в деревне с животными маялся, что тут. И как вы все только догадываетесь, что на ветеринара учусь! А в конюшне… Навоза по щиколотки, мухи в паутине запутались, вонь такая, что слезу выбивает, жеребцы с ноги на ногу переминаются, почувствовав чужака. Шастун к первому стойлу — а конь на дыбы, все зубы готов выбить. Он яблоко ему на ладони протягивает, увещевает настойчиво, что никакого вреда не причинит, только почистит немного и гриву повычёсывает, чтоб никакая зараза не прицепилась. Оборачивается часа через два, когда только четверть работы выполнена и перекусить чем-нибудь хочется, потому что между лопаток уже чешется от прямого «участия». Арсений стоит, коня своего гладит и наблюдает. Весь осунувшийся, словно его сбегать заставляли, и несчастный, но красивый — при свете дня оказывается, что глаза голубые, дымкой туманной подернутые, руки сильные и плечи широкие. Антон думает, что даже в таком виде он привлекательный по сравнению с ним — мозоли уже въелись в кожу, а одежда пропитана потом от тяжелой, но не умственной работы. Подземный повелитель хочет поближе подойти, открывает рот, но его останавливают, понимая, что уже нарушили приказ не попадаться на глаза: — Привяжи коня, я его чуть позже заведу. А то тут, сам понимаешь, — Антон переминается с ноги на ногу, как тот же самый конь, — грязно. — Да кто ж тебя сюда сослал? — не слушает его Арсений, внутрь заглядывая. — А если бы укокошили? Они же не простые, у каждого свои способности — этот скалы двигает, а тот — к любому кладу дорогу найдёт! — Правда? — подпрыгивает от восторга Шастун. — Не смирные, конечно, но показались мне обычными, — один жеребец тут же норовит фыркнуть ему в ухо. — Я ещё подумал, здоровые все и с друг другом не враждуют, такое редко бывает, — Антон опять вспоминает, что опрятностью не блещет и отступает от фонаря в темноту. — Сергей сказал, что заплатит, а мне всё равно, на какой территории, животинка та же. — Серёга? — моргает несколько раз Арсений в непонятках. — Зачем ему?.. Ай, ладно, идём со мной, — берёт его за запястье, совсем не брезгливо, и выводит наружу. — Душ примешь, поспишь, а то смотреть жалко. — И совсем я не жалкий, — взрывается что-то в душе Антона. — И не устал, всё нормально. Могу… побыть вместо Егора, если так тяжело. — Что? — отшатывается Арсений. — Ты в своём уме? Как это заменить? — Тебе же, кроме мертвых душ, не с кем разговаривать, правильно? — мягко увещевает Антон. — И слуги у тебя фантомные какие-то. Я так понял, ты меня обратно кинуть не можешь, но и сидеть тут — скучно. Ты же не страшный, котлов я здесь не видел, разделения на круги ада тоже — один офисный планктон в костюмах туда-сюда по дороге бегает, и ты во главе всех них — в бабочке и отутюженных штанах, — Арсений всё это выслушивает с открытым ртом. — Тебе не любовь до гроба нужна, — Антон пытается не засмеяться с импровизированной шутки и закончить мысль, — а чтобы рядом кто был. Кому есть дело до того, как ты себя чувствуешь. И… ты меня всё это время за руку держишь — мы на психологии проходили, первый признак тактильного голода, а ты же здесь один, по факту. При переизбытке кортизола, гормона стресса… — Блять, ты кого учишь? — возмущается Арсений. — Сколько я существую, и сколько ты!.. — …отмечается агрессия и проблемы с управлением гневом. Вот видишь! — гнёт свою линию Антон. — Тебе бы в отпуск с массажами и расслабляющими ванными, круги под глазами уже на пол щеки! — Да как ты… сам в свои ванные иди, вонючка! — гордо завершает тираду Арсений, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Потом разворачивается обратно: — Тебя вообще не пугает, что ты можешь здесь застрять? — Честно? Я до сих пор считаю, что мне это снится. Но мне пока нравится, сюжетка хорошая. Вода приятно расслабляет мышцы, а пена пахнет чем-то приторно сладким, и Шастун задумывается, откуда они здесь берут ароматические бомбочки. Арсений опирается на противоположный бортик довольно глубокого и широкого бассейна и дуется. Антон видит его напряжённые плечи и взгляд в пустоту. Великий бог из вас, сударь, так себе. Он подплывает очень близко. Уцепляется за ступеньку, принимая полулежачее положение на пологом крае и кладёт одну руку ему на плечо. — Если ты обопрёшься на меня спиной, будет удобнее, — тихо предлагает он. — Давай, Арс. Избегая его взгляда, Арсений втягивает голову и застывает в неудобной позе. Антон сам обнимает его, смыкая кольцо рук на его груди. На правой руке бога красуются металлические браслеты. Тонкие пластины, очень изящные, но от них исходят грубые цепи, куда-то вниз ванны, будто закупоривая её, чтобы вода не выливалась. Тяжесть чужого тела приятно давит на грудь. Антон проводит мокрой рукой по его волосам, от чего они темнеют и становятся податливыми и мягкими. — Что ты делаешь, — безучастно говорит Арсений. — Ну, хорошо же придумал — вот так лежать, — утыкается носом в его шею Антон, вдыхая приятный запах. Он чувствует, как чужая спина напрягается, когда он опускается второй рукой чуть ниже груди. Ниже, чем следует. Он увлеченно следит за тем, как Арсений реагирует на его действия: не сопротивляется и не останавливает. Легко коснуться за ухом, случайно задеть сосок, провести по плоскому животу под водой. Наслаждаться близостью и доверием. — Арсений, а что это за цепи? Почему они всегда с тобой, а их концов никогда не видно? Владыка подземного царства поворачивается, облизывая пересохшие губы. От него веет ледяным холодом и властью, но купальня спасает. — Чтобы я отсюда никуда не делся. У каждого свои обязанности. — И привилегии тоже есть? Я не знал, что у тебя тут такой шикарный люкс. А… типа здесь есть какое-то разделение по грехам? Или небесный мир тоже существует? — Нет, только здесь можно обрести покой, — заученным тоном выдаёт Арсений. — Царство мёртвых полно мрака. Сюда не проникают лучи яркого солнца, и нет никому возврата, пока чаша весов с сердцем не будет легче пуха. — Хм, врёшь. Снаружи солнце и люди. Своеобразные, но люди. — Некоторые мои помощники, которым я даю силу, потому что они любят ощущать себя людьми, — опускает глаза Арсений. — Я не стал тебя пугать и подправил пейзаж. — То есть стенания и страдания где-то здесь есть? — продолжает растирать ему плечо Антон. — Да. Но… тебе же не было дискомфортно? Если бы не Сергий, который решил перекинуть на тебя чужие обязанности… Ты понимаешь, почему его так зовут? Учил латинский? — переводит тему Арсений. — Нет, а что? — Сергий — от латинского «servi dei» — слуга Бога. — А моё имя что-нибудь значит? — Думаю, от греческого — «состязающийся, вступающий в бой». — Здорово, — некоторое время молчит Антон. — Тебе не надоело на мои вопросы отвечать? Раздражаю? — Нет… — Ты мёртвый или нечто среднее? — Нечто среднее. — А ты можешь испытывать от прикосновений удовольствие или то, что ты не занимался… любовью… довольно давно — правда? — снова задаёт вопрос Антон, переплетая их пальцы. — Арсений, — шепчет ему на ухо. Он выдыхает, подставляясь прикосновениям, — ну что? Я ведь задал вопрос? — Для меня прошло лишь несколько мгновений, мм, — без слов просит Арсений, а сам заводит руку назад и ласкает лохматые волосы. — Слушай, чего ты добиваешься? Я в своём царстве всё слышу, вижу и знаю — ты не такой. — То есть теоретически ты задумывался, что хочешь этим заняться? — как змей-искуситель, Антон аккуратно исследует территорию. — То есть ты бесполый? Или тебе неважно на пол, поэтому тебе понравился Егор? Бог смерти встаёт и ступает босыми ногами по чёрному камню, оставляя влажные следы. На коже человека выступают мурашки, и он обхватывает себя руками, чтобы хоть немного согреться. Стены сделаны из чёрного гранита, который настолько чист, что в нём можно увидеть своё отражение. Ни стыков, ни трещин. — Мне не чужды человеческие чувства, иначе я бы потерял справедливость. Арсений разворачивается, погружается обратно в бассейн и целует его. Антон держит его в своих руках, не давая поскользнуться. — А мне хочется о тебе позаботиться, чтобы эти чувства остались с тобой. Люди такие непоследовательные и странные, да? — нежно гладит его по спине Антон. — Но ты же не будешь со мной постоянно, — понуро рассуждает Арсений, позволяя себе выгибаться. — Я не знаю, — дышит горячо в шею, сливается с ним. — Если ты позволишь — пробуду столько, сколько можно. — А это точно не комплекс спасателя? — Это случайно не порно, вот что ты должен был сказать, — почти рычит Антон, и Арсений поддаётся, тяжело дыша. — Обо мне… никто так… никогда… не заботился, — пытается сказать он между поцелуями. — Почему ты говоришь такие вещи? — Просто ты какой-то невероятный. И забавный. Материться умеешь. Кучу всего знаешь. И только перед тобой мне захотелось стать круче, чем мой друг, чтобы ты разглядел меня, — еле переводит дух Антон. — Ты бессмертный, никто не может причинить тебе боль, но ты сам признаёшь, что тебе страшно оставаться одному. Пожалуйста, позволь полюбить тебя. — Никогда не мечтал, что встречу кого-то, похожего на тебя, Антон. И я никогда не думал, что мне понадобится кто-то вроде тебя. Я… тоже хочу влюбиться в тебя. Раздаётся звук сталкивающейся стали, а пол заходится трещинами. Цепи обвиваются вокруг запястий Антона, сплетая их ещё больше. Но вечно живущему с мёртвой душой и смертному с живой теперь уже всё равно. Они смотрят друг на друга, будто видят в первый раз, забывая, что любовь — это когда вы обмениваетесь этими душами и верите: у вас всё получится.