Запах моих кошмаров

      В саду стоял терпкий аромат роз. Бутоны были настолько крупными, что Сакура подумала, что при желании могла бы спрятаться в тени одного из них от прожигающего летнего солнца. Едва присев на уличный шезлонг, она тихо зашипела, ощущая, насколько тот горячий. Однако её спутника это нисколько не смутило. Скорее, даже наоборот, ему понравилось это тепло. Словно обычно он испытывал холод. Ей вспомнилась первая строчка его письма. Во сне он чувствовал именно его. Могло ли ощущение холода стать осязаемым в сознании? Сакура вновь мысленно поставила галочку.       Под палящим солнцем она чувствовала себя ужасно неуютно. Ей хотелось закрыться в своём прохладном кабинете или, на крайней случай, дома за закрытыми шторами. Но интерес её был выше испытываемых неудобств. Достав из сумки папку, она развернула её на чистых листах для заметок. Итачи даже не смотрел в её сторону. Он с закрытыми глазами наслаждался теплом, хотя ей казалось, что он всеми силами старается демонстрировать полную незаинтересованность в происходящем. Щёлкнув по верхушке автоматического карандаша, она спешно внесла на бумагу мысли, которые успели её посетить.       — И как вы планируете работать? — не открывая глаз, спросил Итачи.       — Для начала я проведу анамнез, потом соберу практические данные, на основании которых проведу дифференциальный диагноз. После я классифицирую ваш случай, определюсь с фармакологией и методами нефармакологического лечения, — так же не глядя на него, быстро ответила Сакура, описывая до дыр заученный процесс, даже не думая о том, что сыпала терминами. Учиха, словно осведомлённый в медицине, не задал ни одного уточняющего вопроса, что её немало удивило.       — Звучит очень научно, — спокойно ответил он, расслабляясь на шезлонге. Харуно, решив не провоцировать его лишний раз, проигнорировала сказанное.       — Вам нравится запах роз? — закидывая ногу на ногу, она облокотилась руками о колени и внимательно посмотрела на него. Запах действительно был сильный. Перегретые цветы источали настолько яркий аромат, что он буквально мог вскружить голову.       — А вам нет? — перевёл он вопрос, скрещивая пальцы на животе.       — Предпочитаю более мягкие и сладкие запахи.       — Какие?       — Мы не обо мне говорим, — она сразу поняла, что он делает. Воистину верный своему слову человек. Но кто же знал, что его «у вас не получится» будет касаться не только сложности его проблемы, но и его личного сопротивления. Хоть Сакура такого и ожидала. — Почему вам нравится запах роз?       — Розы — единственные цветы, которые пахнут одинаково сильно и в знойную жару, и в лютый холод, — Итачи дал своё пояснение, и она заметила, как неохотно он это сделал. Естественно, не разглядывай Сакура его так пристально, скорее всего и не заметила бы, как дёрнулись его брови перед ответом. Но она смотрела очень внимательно, стараясь не упустить ничего.       — Обычно люди предпочитают красные розы. Почему вы выбрали белые?       Она увидела как Итачи замялся. И нет — он не открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Он едва нахмурил брови, и дыхание его будто замерло. Что-то в этом вопросе заставило его задуматься, и Сакуре стало очень интересно, что. Спустя пару секунд он расслабил лицо и ответил в весьма свойственной ему манере:       — Госпожа Харуно, я бы предпочёл отвечать на вопросы о том, что важно для вашего исследования, а не про мой сад и мои вкусы в цветах.       — Любой мой вопрос можете считать частью исследования, — Сакура знала, сейчас именно тот момент, когда пациент либо понимает, что у него есть реальная власть, ведь он может управлять диалогом, — и если она это позволит, пациент будет нерентабельным, — либо же она сама распределит роли. — Даже если я спрошу, какого цвета у вас нижнее бельё.       — А вы спросите? — Итачи открыл глаза и, явно не ожидая такого поворота, удивлённо посмотрел на неё.       — Если надо будет, не сомневайтесь, — мило улыбнувшись, она резко склонила голову набок расплывшись в широкой улыбке.       — Весьма неучтиво с вашей стороны, — он поёжился на месте, укорительно поглядывая на неё за вольность, которую она себе позволила в общении с ним.       — Неучтиво, господин Итачи, это согласиться на лечение и при этом сопротивляться каждому моему вопросу, — всё так же улыбаясь, она поддерживала это выражение, понимая, что именно его он не сможет разгадать. Вроде, говорит она весьма резонные вещи, но делает это с такой улыбкой, что не понятно — радуется она этому или ужасно злится.       — Я сказал, делайте, что хотите, сотрудничать я не обещал, — он как-то странно улыбнулся. Эта улыбка, показалась Сакуре каким-то вызовом. Словно он не верил не в то, что его проблема вообще поддаётся решению, а в то, что она сможет её решить. Это страшно возмутило её, но она сохранила это лучезарное выражение на лице.       — Что ж, так и запишем в карте, — она перехватила карандаш и стала что-то писать. — Имеет склонности к мазохизму. Прекрасно, обязательно проверим эту теорию.       — Вы не посмеете, — в его голосе что-то изменилось. Увидев, как она записывает то, что озвучила, он начал проявлять хоть какую-то вовлечённость в диалог. Этого ей было достаточно. Она успела немного понять его. Честолюбивый Итачи точно не захотел бы иметь такую запись в своей карте. У него однозначно был собственное представление о своём образе, а она проявила очень раздражающую его вольность.       — Как давно вас мучают кошмары? — притворно улыбаясь, Сакура желала добить его до конца. Он долго не вынесет смотреть на её улыбку. Людей в депрессии это заставляет чувствовать себя неуверенно, неловко. Это создаёт для них ощущение дискомфорта, а ей нужно было, чтобы он снизил градус напряжения. И этот способ единственный был быстрым, пускай и не особо верным.       — Надеюсь, врачевание вы освоили лучше, чем драматургию, — после его долго молчания, Итачи расправил плечи и, тяжело вздыхая, медленно перешёл в сидячее положение. Сразу стало понятно — теперь он готов к диалогу.       — Конечно, — она чуть ослабила улыбку. — Так как давно?       — Около полугода, — его голос звучал размеренно, а глаза старались уследить за её пальцами, которые фиксировали мысли на бумаге.       — А ранее случалось подобное, или в детстве?       — Нет.       Она старалась больше смотреть на него, поддерживая визуальный контакт, чтобы сохранить его сговорчивость, понимая, что надолго его не хватит. Таким образом, к концу анамнеза она имела важные для работы с ним данные. Он просыпается во сне один-два раза. Иногда ему не хватает воздуха. Но спазмов он не испытывает. Кошмары зацикленные, то есть один и тот же сон, но раз за разом, и он расширяется. Сначала его беспокоили просто руки, прижимающие его к земле, и с каждой новой неделей сон становился всё более раскрывающимся. Она чётко могла сказать, что у него налицо кошмарное расстройство сна в постоянном течении, то есть более шести месяцев. Пока она не могла назвать их посттравматическими, поэтому временно определила как идиопатические, ведь патогенез был неясен. По крайней мере, для неё. Сновидение, которое он видел, однозначно было крайне дисфоричное, иными словами мрачное. Но все эти факторы ясно свидетельствовали о когнитивных нарушениях. Но каких — загадка. Что послужило стартовым механизмом? Что запустило этот процесс? Мать и отец, которые фигурировали в его сне, давно мертвы, и она могла бы сказать, что сон — это некая проекция чувства вины, но в них был и Саске, а он был жив. То есть к смерти это не имело отношения. Такое количество спутанных данных напугали бы любого другого медика. Но только не Сакуру. Её глаза буквально готовы были воспылать любопытством. Он действительно был уникален. Однако от разговора он устал достаточно быстро. И это её смутило. Если вспомнить то, с каким трудом он открывал дверь, можно было предположить, что он достаточно истощён. И нехватка полноценного сна это объясняла. Далее задавать вопросы без детального изучения было бессмысленно.       — Если вы не против, я бы хотел на этом закончить, Госпожа Харуно, — его плечи всё ещё были ровными, но Сакура видела, как тяжело ему было их держать. Чуть заметное подрагивание мышц выдавало его напряжение.       — Мы можем общаться более неформально, — закрывая папку и убирая её в сумку, предложила она.       — Мне было бы комфортнее не пренебрегать формальностями, — Итачи поднялся, чтобы проводить её. Сакуру почему-то возмутили и эти его слова. Отчего этот человек желал держать такую дистанцию? Безусловно, в его состоянии всё кажется излишним и ненужным. Но он словно был одной большой гиперболизацией депрессивного состояния.       — Как скажете, Господин Учиха, — сама того не замечая, она усилила тон на последних словах. — Спасибо, что были честны со мной. Это важно для вашего выздоравления.       — Для моего выздоровления было бы куда ценее справиться самому, — он указал рукой на выход из сада в дом, вежливо пропуская её первой. Вновь испытав волну негодования от этого пока не понятного ей упрямства, она стёрла пот со лба и направилась к двери, выдавая самую двусмысленную для него фразу:       — Раз так, предлагаю уже завтрашнюю ночь провести вместе, — сделав ещё пару шагов вперёд, она поняла, что он за ней не следует. Обернувшись, чтобы посмотреть на него, Сакура увидела довольно изумлённое выражение лица. — Для исследования.       — Простите?       — Исследование сна невозможно в теории, Господин Итачи. Я должна подключить вас к аппарату, чтобы отслеживать биоритмы и физическое состояние. Психология в сновидениях — это лишь следствие. Причина в физиологии. И мне надо за ней следить в момент сна, — уточняя своё высказывание, Сакура заметила, как сначала его лицо расслабляется, а после напрягается так, что ещё чуть-чуть — и он закипит от злости. Весьма быстрая смена настроения. Если бы не это, она бы сказала, что его депрессия в латентной стадии, но, судя по его красному лицу, она, возможно, была дистимико-дисбулической. В конце концов, почему тогда он так смотрел на её кофту и так остро отреагировал на вопрос про розы? Но и с этим ей ещё предстояло разобраться.       — На это я согласия не давал, — сдерживая явно нарастающий нервоз, Итачи сделал несколько больших и резких шагов в её сторону. Обычный специалист уже трясся бы от страха, ведь никогда не знаешь, что пациент сделает следом. Расплачется или ударит, ну или сожжёт Аматерасу, в данном случае. Да только Сакура была слишком прожжена в данных вопросах и готова ко всему. Любопытство купировало инстинкт самосохранения.       — Как же? — она снова улыбнулась, понимая, как близко к ней он находится. Ей нужно было сохранять полное спокойствие. Чтобы он мог, так сказать, отзеркалить её поведение. — Вы сами сказали «делайте что хотите».       — Нет, — твёрдо ответил он.       — Я приду завтра к восьми вечера.       — Нет.       — Мне потребуется час, чтобы расставить оборудование.       — Нет.       — Постарайтесь не спать днём.       Сакура стояла на своём крепко, не позволяя ни одному его «нет» попасть в неё. Такая тактика игнорирования была хороша и действительно работала. Но он же был уникальным. В конце она потянулась руками к его плечу, чтобы создать физический контакт и снять напряжение, но прежде, чем она успела это сделать, на его лице раздражённость, сменилась гримасой страха. Не позволяя себя коснуться, он перехватил её запястье и, развернув спиной, прижал к себе. Быстро перехватывая вторую руку, он вдавил обе в её живот. Харуно поморщилась от очевидно неприятных ощущений, а также от того, что сила, с которой он вжимал её руки в неё саму, позволяла пальцам нащупать собственные почки. Но это её волновало меньше всего. Она думала лишь о его тяжёлом прерывистом дыхании, а когда она повернула голову, чтобы взглянуть на него, её стали заботить его стеклянные глаза, которые смотрели прямо ей в затылок. Он был где-то далеко, не здесь. Этот страх, что на мгновение завладел им, сменился растерянностью, но он по-прежнему не смотрел на неё. Он смотрел сквозь, в только ему изведанную картину. Его грудь тяжело вздымалась, слегка подталкивая спину Сакуры. Крепкие тиски его рук, из которых она точно не смогла бы выбраться, дрожали.       — Всё хорошо, — медленно сказала она, стараясь поймать на себе его взгляд. — Я не буду больше трогать. Вам же это не понравилось? Всё хорошо.       — Простите, — неуверенно сказал Итачи и словно вернулся из глубин подсознания. Он посмотрел на неё и оглядел с ног до головы, а после медленно, будто осознавая, что произошло, отпустил её руки. Не отходя от него, Харуно просто повернулась, оставаясь так же близко, чувствуя на своём лбу этот горячий воздух его дыхания. Они ещё не успели зайти в дом, оттого жар его дыхания подчёркивал знойную температуру.       — Всё в порядке, я сама виновата, — успокаивающим голосом сказала она. — И мне совершенно не больно.       — Я провожу, — Итачи вопреки правилам приличия устремился к выходу, и Сакура решила не испытывать судьбу и направилась за ним. Он попрощался с ней с виноватом и задумчивым видом и быстро скрылся за дверью. Она же побрела в больницу, размышляя о природе спускового механизма, который запустила. Потирая запястья, она пыталась понять, что его напугало больше: её руки или попытка прикосновения.