Любимец Смерти

      Лондон. 11 октября 1983 года.       Отойдя на десяток шагов от небольшой безымянной забегаловки, где заправлял крикливый, нечеловечески волосатый турок, и, привалившись плечом к кирпичной стене, Джеймс стал флегматично жевать что-то под названием не то донер, не то кебаб. Из частей каких животных оно было изготовлено оставалось загадкой, но по сравнению с тем, что зачастую продавалось в магической части города, это блюдо было просто великолепно: съев его, ты мог не бояться, что у тебя отрастёт свиной пятак вместо носа, оно не хватало тебя щупальцами и не пыталось выбраться обратно, или, наоборот, забраться внутрь, одним словом, сплошные плюсы.       Джеймс почесал мизинцем бровь, провёл языком по зубам и, переложив кебаб в левую руку, указательным пальцем правой попытался выковырять застрявший между резцами кусочек того, что он, из-за омерзительности альтернатив, решил считать мясом. Проходящая мимо женщина укоризненно на него покосилась, а он, откусив ещё кусок, запрокинул голову и заглянул в голубое небо с белоснежными барашками облаков. Турок опять на кого-то орал, гудели машины, под ногами курлыкали обнаглевшие голуби, обычный день, такой же непримечательный, как сотни других.       - Бутч.       Джеймс подавил недовольный вздох: ни на что особенное он сегодня не рассчитывал, но надежда провести день в одиночестве и спокойствии у него была. Теперь, впрочем, основательно побледневшая.       - Абдулла.       - Слышал, у тебя вчера были проблемы, - подошедший к нему смуглый человек средних лет с вытянутым лицом скупо кивнул и уставился на руки Поттера.       - Уж не знаю, кто тебе это напел, приятель, но он соврал, - Джеймс хлопнул араба по плечу, ухмыльнулся и сплюнул сквозь зубы, он знал, что собеседника это злило без меры.       Абдулла мнил себя птицей высокого полёта, ручкался с некоторыми не слишком важными чиновниками министерства, с гордостью носил знак пожирателей на левом предплечье и искренне ненавидел безыдейных выскочек, к которым причислял и Джеймса. По его мнению, они были недостойны работать на такую «великую» организацию, как Пожиратели смерти. И тот факт, что Бутч, безродный и ни во что не верящий, но зато нужный и пробивной, пользовался доверием людей более важных, чем сам араб, выводил того из себя.       - Тот человек не был ищейкой?       - Он? Ха! Если этот оборванец – бобби, то я тогда лорд!       Взгляда от рук Джеймса Абдулла не отвёл, да и выражение его лица не поменялось, но задёргалось нижнее веко. Поттер внутренне ухмыльнулся.       - А ты что это так разволновался, - больше, больше издёвки в голосе, пусть взбесится, глядишь и о Люпине забудет, - так и знал, что вы, благородные, для таких дел не годитесь.       Абдулла медленно выдохнул и заиграл желваками, а Джеймс продолжил разглагольствовать, не переставая при этом жевать.       - Вот, допустим, лордёныш какой, болтать горазд, а как до дела доходит – сдувается, верти им как хочешь, а он и не заметит. Просто благородный больно, у таких в мозгах куча всякого дерьма намешана, а жизни-то они и не видали, - Абдулла уже закипал, и Джеймс решил его дожать, - ну чисто лопух. Ты злишься что ли? Не злись! – Джеймс панибратски хлопнул араба по плечу испачканной в соусе рукой. - Подумаешь, нагрели тебя пару раз честные воры, так ты сам виноват.       Лицо Абдуллы конвульсивно задёргалось, а сам он, сделав шаг вперёд, практически упёрся Джеймсу в грудь, глядя на него снизу-вверх. Поттер оставался абсолютно спокоен, ничуть не стесняясь, он поднёс руку ко рту и медленно облизал испачканные пальцы.       - Кяфир, - прошипел араб, - ты тупое, необразованное, грязное животное…       Швырнув Абдулле в лицо остатки кебаба, Джеймс резко схватил его за шиворот, ударил коленом в живот и, прижав к стене, засунул руку в карман с волшебной палочкой, а затем направил её арабу прямо в промежность. Всё это он проделал так быстро и непринуждённо, что даже снующие рядом прохожие не заметили ничего необычного, только двух негромко толкующих о чём-то приятелей.       - Ты думаешь, я не понял, зачем ты пришёл? – низким голосом прорычал Джеймс. - Подозреваешь меня, да? Думаешь, я с бобби в одной упряжке.       Абдулла дёрнулся и сдавленно прохрипел что-то, плотно прижатый к горлу воротник мешал ему дышать. Джеймс, не размахиваясь, ударил его в грудь и, шепнув «секо», коротким росчерком взрезал кожу в паху араба, всё произошло так быстро, что тот даже не успел осознать произошедшее. Он только приложил руку к промежности, а затем, подняв её на уровень глаз, с удивлением уставился на запятнанные кровью пальцы.       - Оскорбишь меня так ещё раз, и я отрежу тебе яйца, - Джеймс отпустил Абдуллу и брезгливо скривился, - передай Гойлу, что обмен произойдёт в срок, и перестань, наконец, лизать ему жопу, ты похож на пса.       Ещё раз коснувшись своего достоинства, араб облегчённо вздохнул и сполз по стенке на землю, Джеймс точно знал, где та граница, за которую ему заходить не стоит, и поэтому калечить Абдуллу не стал, просто оставив ему на память небольшой порез. Ему легко спустят такое с рук, особенно сейчас, когда его ценность для организации была куда выше, чем у преданного, но чужого здесь и по большей части бесполезного иностранца. Максимум, что его ждало – это круциатус от кого-нибудь из ближнего круга, нужно ведь было показать, что он наказан, но таким Джеймса уже давно было не напугать.       Уходя от поскуливающего Абдуллы, Поттер позволил себе коротко улыбнуться. Сейчас было можно.       ***       Заброшенная ночлежка. 2 сентября 1993 года.       Джеймс сидел на кровати и подбрасывал в руке позвякивающий кошель. Первым порывом было убить Гарибальди, прямо там, за столиком, уж это сделать он бы успел и то, что с ним самим после этого произойдёт, было неважно. А затем он вспомнил что тех, кто желает его сыну смерти, много.       Мужчина швырнул мешочек в стену и вскочил на ноги, по комнате со звоном запрыгали монеты. Тринадцать лет его не было рядом, и все эти годы он жил не вместе со своей семьёй, а бок о бок с разномастными подонками, людьми, которых он с каждым годом ненавидел всё сильнее, якобы для того, чтобы защитить жену и сына. Нужна ли им была такая защита? Помогла ли она им?       Если верить тому, что Джеймс уже успел узнать – нет. Тому, что постоянно происходило вокруг Гарри, если, конечно, верить сплетням, названия попросту не было, его превозносили и клеймили, причём зачастую в одном и том же предложении, о нём рассказывали столько небылиц, что оставалось только диву даваться, зачем кто-то будет тратить столько времени, чтобы их все придумать. Понять ему удалось только одно – последние пару лет его сына регулярно пытались убить. А уж чем жила всё это время Лили он даже представлять боялся.       Пройдясь ещё раз от стены к стене, он обратил, наконец, внимание на раздающийся из-под его ног звон, а затем, наклонившись, поднял тусклый металлический кругляшок.       - Тааак…       Протянул Джеймс и стал собирать монеты, а затем, выругавшись, достал палочку и одним заклинанием притянул к себе сразу все.       - Это уже интересно.       Он подошёл к столу и ссыпал монеты в тарелку. Сикли, кнаты, один помятый галеон. Не та сумма, которую ожидаешь получить за покушение на убийство национального героя, а Джеймс расценки знал, и за те десять лет, что он просидел в тюрьме, сильно они измениться не могли. И из того, что Гарибальди дал ему именно такую сумму, можно было сделать сразу несколько выводов.       Первый – Гарибальди не только псих, но и идиот, второй – идиотом считают как раз-таки его, Джеймса, ну а третий… Третий был уже интереснее. Заказчику не нужны были настоящие действия, а только их видимость, и в этом Джеймс был готов ему подыгрывать сколько угодно.       - Ладно, ладно! – со злой улыбкой рыкнул мужчина и, ссыпав монеты в карман, выбежал из комнаты.       Впервые за долгое время у него появилась цель.       ***       Гостиная факультета Гриффиндор. 16 сентября 1993 года.       - Прорицания… Ай! – Получив звонкую затрещину, Рон вздохнул и перечеркнул последний пункт списка. - Нумерология.       - Молодец, Билли, - Гарри ехидно улыбнулся, - ты сделал верный выбор.       - Будто он у меня был, ты, скользкий… АЙ!       - Руны тоже пиши.       Рон запыхтел, но послушно вписал ещё один пункт, Гарри удовлетворённо кивнул и продолжил расхаживать по гостиной. Покосившись на Поттера краем глаза, рыжий подтянул пергамент поближе, скрючился и быстро расписался внизу листа, а затем, удостоверившись, что за ним всё ещё не наблюдают, потянулся за сургучом и свечой, желая запечатать свиток как можно быстрее. Именно в этот момент на его плечо легла тяжёлая рука.       - Что это ты делаешь, Билли?       - Кхк, - кашлянул Рон, которому внезапно стал тесноват воротник рубашки, - а что не так?       - Ты не закончил список, - Гарри перегнулся через его плечо и холодно улыбнулся, - магловедение. Пиши.       Рон собрался уже было протестовать, но прикусил язык: он знал Поттера достаточно для того, чтобы понимать – сейчас спорить бесполезно.       - Уход за магическими существами.       - Да я помру.       - Пиши.       - Мордред, - прошипел Рон, но вписал-таки очередной пункт.       К этому моменту все в гостиной уже наблюдали за происходящим, даже Гермиона, которая составляла точно такой же список, навострила уши.       - Мне тоже нужны все эти предметы? – обеспокоенно спросил Невилл.       - Нет, Нев, ты большой молодец и отлично справляешься, - без тени сарказма ответил Гарри, показал расслабившемуся парню оттопыренный большой палец и вновь обернулся к Рону, - ну, а теперь главное. Прорицания.       На секунду всем находящимся в гостиной показалось, что голова Рона вот-вот взорвётся, он затрясся всем телом, выронил на пол перо и застонал, после чего наклонился и стал с силой биться лбом о стол. Гарри терпеливо ждал, гриффиндорцы вокруг шептались и хихикали, а Гермиона с Невиллом удивлённо смотрели на Поттера. Наконец рыжий, перестав невнятно бормотать и всхлипывать, поднялся, тоскливо вздохнул, а затем посмотрел на Поттера: лоб его был испачкан чернилами, в глазах отражалось отчаяние, а во взгляде легко читалась мольба.       - Чего застыл, записывай: прорицания, - слизеринец был неумолим.       - Гарри, - осторожно произнёс Невилл, - это как-то… Странно.       - Ничуть.       - Но ведь на все предметы ходить не получится.       - Если только у тебя нет маховика, - Гарри зловеще улыбнулся и развёл руки в стороны, на гостиную опустилась напряжённая тишина, - карманная машина времени, представляешь, Невилл? Мне бы никогда не дали возможность заполучить его, но вот Рон… Рон это другое дело, он хорошо проявил себя в прошлом году, показал достойное внимания рвение в учёбе, и Макгонагалл наверняка решит поощрить его тягу к знаниям. И тогда я, наконец, заполучу его, - Поттер с хрустом сжал кулаки и рассмеялся, весело, впрочем, было только ему, - раньше я был один, но теперь меня будет много!       - Матерь Божья, - прошептал кто-то в оглушительной тишине.       Рон, весь монолог слизеринца сохранявший молчание, тихо застонал, закатил глаза и сполз на пол, Гермиона же, закусив губу, взглянула на свой список и недрогнувшей рукой вычеркнула из него пару пунктов, после чего сорвалась с места и побежала в сторону комнат Макгонагалл. Когда она исчезла из виду, Гарри пару раз ткнул Уизли в бок носом ботинка и уже совсем другим голосом произнёс:       - Вставай, Уизли, она поверила.       Рон открыл глаза, легко поднялся и, пригладив волосы, скатал пергамент в шарик, после чего метко швырнул в камин, остальные гриффиндорцы наблюдали за ним со смесью непонимания и предвкушения на лицах.       - Что? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Гарри.       - Вы же кхм… Друзья, - произнесла Анджелина Джонсон, темнокожая охотница команды Гриффиндора по квиддичу. - Друзей не обманывают.       - Да я уже замучился её убеждать! - неожиданно пылко огрызнулся Гарри. - Она сама понимает, что это тяжело и не нужно никому, в особенности ей самой, и сомневается в своём решении, но переступить привычку копить интеллектуальное барахло не может. Желание учить все предметы пересилило логику, потому-то и потребовалось это представление. Это первое. Второе – я не врал, если она от кого-то из здесь присутствующих услышит о содержании нашей беседы и таки начнёт подрывать здоровье ещё и на занятиях, то я сопру маховик и устрою вам такую весёлую жизнь, что вы взвоете, это всем ясно?       Многие гриффиндорцы быстро закивали, и даже семикурсники, сидящие на диванчике обособленной кучкой, выглядели обеспокоенными. Гарри же осмотрел гостиную, прищурился, показал кукиш потолку и вышел в окно, что, впрочем, никого особенно не удивило.       - Ах, если бы обо мне кто-нибудь так заботился, - вздохнула Анджелина, а Кэти Белл, сидящая подле неё, мечтательно улыбнулась.       - Ничего, вот отобьют Поттеру бладжерами мозги, и он станет таким же, как все твои воздыхатели, - уколола подругу Алисия Спиннет, ещё одна охотница.       - Эй, нет у меня воздыхателей, и совсем они не отбитые! – В этот момент в гостиную ворвался смеющийся чернокожий парень и, с разбегу рухнув на диван, от чего тот сухо затрещал, закинул руку на плечо Анджелины, а сразу следом за ним влетела пара конопатых пятен, кристаллизовавшихся в близнецов Уизли, которые приземлились с другой стороны от чернокожей охотницы. - Ну, по большей части, - закончила Анджелина.       - Поттер опять со Снейпом сцепился, - сообщил Джордан с таким довольным видом, словно это он сам, лично, подпортил зельевару жизнь, - я бы деньги платил за такие представления!       - Где? Когда успел? Они подрались? – посыпался на него шквал вопросов, но вместо ответа парень ещё шире улыбнулся, чмокнул Анджелину в щёку и, вскочив с места, махнул рукой, призывая следовать за собой.       - Лучше бы нам за такое платили, - задумчиво протянул Джордж, а Фред, заняв место Джордана, повторил его жест и приобнял девушку за плечи, - тем более шутки у нас не хуже.       - И аудитория шире.       - Нет уж, ребята, вы с Поттером в разных лигах, - фыркнула Анджелина, стряхнув руку Фреда и поднявшись с диванчика.       Перед тем, как пристроиться в хвост тянущейся к выходу из гостиной очереди, она посмотрела на Джорджа, улыбнулась и едва заметно качнула головой, зовя его следом.       - Я э-э, тоже схожу, досмотрю, - отмер Джордж и, похлопав брата по плечу, резво ускакал следом за девушкой, Фред насупился было, но затем просто легкомысленно махнул рукой и тоже присоединился к веселью.       ***       - Мои привычки?! – орал Поттер, прижав Снейпа к стене одной рукой, а другую положив на голову перепуганного до мокрых штанов когтевранца. – Может, о ваших привычках поговорим?       Стекла в окнах дребезжали, нарисованные на портретах персонажи перепуганными воробьями метались по полотнам, а стоящие в первых рядах гриффиндорцы тёрли уши и болезненно морщились. Гарри, похоже, решил пошуметь как следует и теперь, не стесняясь, надсаживался во всю мощь своих лёгких.       - Зачем вы травите учеников? Зачем унижаете и запугиваете? – Ноги зельевара оторвались от земли, а сам он повис, давя сквозь зубы ругательства и цепляясь за твёрдую, как камень, руку Поттера. - Нравится власть чувствовать? Конечно, дети-то вам ничего сделать не могут, особенно те, у кого родители попроще.       - Отпусти меня сейчас же, недоумок! – сдавленно прошипел Снейп.       - А то что? Или мне что, пожалеть вас, потому что вам не нравится быть беспомощным?       - Ты ничем не лучше меня!       Зельевар перестал цепляться за руку Поттера и потянулся к потайному карману в рукаве, послышался треск рвущейся ткани. Снейп даже не успел толком достать палочку, Гарри просто отправил её в полёт одним ленивым движением, теперь он уже не выглядел таким взбешённым, как раньше, а просто злым. Вперившись тяжёлым взглядом в лицо профессора, он произнес:       - Я хотя бы не ищу оправдание своим поступкам.       Смешно никому не было уже давно, а теперь уже стало просто страшно, многие гриффиндорцы поймали себя на мысли, что им жалко Снейпа.       - Гарри, ты что делаешь?! – На Поттера налетел разъярённый пышноволосый смерчик. - Отпусти профессора!       - Ладно-ладно, - парень разжал хватку, и зельевар грохнулся оземь, все облегчённо вздохнули.       Не обращая внимания на отчитывающую его подругу, Гарри ненадолго зажмурился, несколько раз вздохнул и, посмотрев на Снейпа потемневшими глазами, прошелестел:       - Прошу прощения, вспылил, половое созревание.       Неспешно кивнув, он закинул на плечо брыкающуюся Гермиону, отодвинул в сторону обалдевшего Невилла и ушёл прочь. Ученики отмерли и начали шептаться, затем переговариваться в голос, а после и вовсе кричать друг на друга, с возбуждением обсуждая произошедшее, на Снейпа они внимания не обращали, а зря. Зельевар стоял у стены, пепельно-бледный, судорожно сжимая побелевшие от напряжения кулаки.       - Половое созревание, - прошептал одеревеневшими губами мужчина и нетвёрдым шагом стал выбираться из толпы, оставив позади заблудившегося когтевранца, из-за которого и начался весь этот сыр-бор. - Помоги нам всем Господь.       ***       - Пу-пу-пу-пу… - надул щёки и выдул воздух сквозь вытянутые трубочкой губы Дамблдор.       Старик выглядел до отвращения спокойным, но Снейп, которого после чашки чая с какими-то подозрительными травами накрыла меланхолия, знал, что это не так. Величайший маг современности думал и думал напряжённо. То, как он откинулся в кресле, устремив взгляд в какие-то неведомые дали, то, как крутил большими пальцами, сцепив их в замок, наконец то, что он не обращал внимание на дымящего, как паровоз, Блэка, курившего уже четвёртую сигарету, выдавало его состояние. И понимал это не только зельевар, весь педагогический состав школы сейчас собрался в кабинете и с траурным видом разглядывал директора.       - У кого-нибудь есть предложения? – спросил Дамблдор, постукивая пальцами по столу – единственный знак того, что он нервничает.       - Я требую увольнения, - Снейп попытался опереться о стол, несколько раз промахнулся и, вздохнув, распрямился. Мадам Помфри ничего про чай даже слушать не захотела, а потому влила в него ещё и парочку флаконов успокоительного, так что сейчас у него в глазах всё двоилось, а вокруг летали розовощёкие карапузы с приметными шрамами на лбах и распевали матерные песенки.       - Увеличьте мне ставку, - одновременно с ним проговорила колдомедик.       - Отказано.       - Ну, попробовать стоило, - пробормотала женщина и отошла к камину, садясь в наколдованное Макгонагалл кресло.       - Мне бы эта, тоже неплохо бы деньжат подкинуть, - со смущением пробасил из угла кабинета Хагрид, - а то птичка Гаррина того, жрёт много.       Снейп мгновенно поборол апатию и медленно, не проронив ни звука, всем телом обернулся к неловко мнущемуся великану.       - С каких это пор у Поттера появилась птица? - отрывисто спросил он, буравя лесника взглядом бездонно-чёрных глаз.       - Ну так того, как первого сентября он её в совятню приволок, так она тама и живёт, ага.       - Что за птица?       - Эта вы того, с плеча не рубите…       - Хагрид, друг мой, ты не мог бы перейти к сути?       Дамблдор знает, понял Снейп, не может не знать. Радовало хотя бы то, что старик не считает птицу слишком опасной, хотя и по своим, весьма странным, меркам. Сейчас же он явно готовился наслаждаться реакцией подчинённых, слишком уж задорно посверкивают за стёклами очков льдисто-голубые глаза.       - В общем я того-этого сам не совсем… - Хагрид замолчал, пожевал губу и, хлопнув себя по коленям, решительно продолжил: - Хорошая птица в общем, добрая, сов не пожрала ещё, опять же…       - Да Бога ради! – сорвалась Макгонагалл. - Разродитесь уже! Что там за монстр такой?       - Кхм-хм, - великан кашлянул в кулак и, виновато поглядывая из-под кустистых бровей на декана гриффиндора, произнёс: - Стимфалийская птица, вроде.       - Мать твою… - выразила всеобщее мнение миссис Спраут.       Повернувшись лицом к Дамблдору, Снейп не глядя призвал с полки нужную книгу, по памяти открыл страницу где-то в середине и холодным, издевательским тоном прочитал:       - Аки буря налетела она и крылами своими стальными покромсала тело его и отняла ноги его, крича, как тысячи цимбал, выклевала глаза его, оторвала нос и губы, а затем отведала ещё бьющееся сердце и печень, - зельевар захлопнул книгу и, прищурившись, проговорил: - Вот такая милая птица живёт у нас в совятне. Мне теперь, видимо, нужно отрастить глаза на затылке, ведь без них травы в лесу собирать можно будет, только если вам не дороги сердце и печень.       - Она действительно очень мила, Северус, - улыбнулся директор, - тебе стоило бы с ней познакомиться, поверь, буйство гормонов юного Поттера причинит нам куда больше неприятностей.       - Отрадно слышать, - процедил зельевар, подошёл к мадам Помфри и, упав в кресло рядом с ней, скривился, когда та похлопала его по плечу. Сочувствие от человека, которому, пожалуй, придётся куда хуже, чем ему самому, он принять был готов.       Макгонагалл вздохнула, запустила руку за пазуху и вытащила оттуда крохотную серебряную фляжку, открутила крышечку и, отпив, ненадолго зажмурилась. Окружающие смотрели на неё с пониманием, а Помона даже достала из-под полы пузатую бутылку и выставила её на стол. Даже Дамблдор, обычно относящийся к подобному с прохладцей, заинтересованно пошевелил усами.       - Быть может мм-м… - Флитвик, молчавший с самого начала разговора, задумчиво потёр подбородок и прошёлся по кабинету, притягивая к себе взгляды. - Нет-нет, совершенно невозможно, это полнейший бред, - бормотал себе под нос коротышка, прогуливаясь мимо коллег, - рассказать кому – засмеют, а ведь я уважаемый волшебник, профессионал! – причитал он, абсолютно искренне заламывая руки. - И как к такому отнесутся другие ученики?       - Бога ради, Филиус, - вспылила Макгонагалл. - Расскажите уже, что вы там придумали!       - Сразу предупреждаю, идея безумная, но, пожалуйста, не рубите с плеча и немного поразмышляйте над ней, - Флитвик выставил ладони вперёд, будто бы защищаясь.       - Обещаем не смеяться, - протянул Сириус, выпуская к потолку струю сигаретного дыма.       - В общем, что если мы… - полугоблин застыл и напряжённо облизнул губы, - начнём его учить?       Кабинет погрузился в тишину, все ошарашенно уставились на крошечного профессора.       - Действительно, форменное безумие, обучать кого-то в школе, - фыркнул Снейп, разорвав паузу, - такого ещё не было, чтобы в этих стенах кто-то научился чему-то полезному. У меня есть встречное предложение, Поттера можно ввести в искусственную кому.       - В этом что-то есть, - Дамблдор уставился в потолок и оправил немного сбившуюся бороду.       - Да? Да! - удивление на лице Снейпа быстро сменилось ликованием. - Полагаю, за неделю я смогу составить приемлемую формулу, зелье неизбежно будет токсично, но…       - Я обращался не к тебе, Северус.       Надежды и чаяния зельевара были жестоко растоптаны, а сам он резко увял, погружаясь в привычную пучину уныния и глухой злобы, произошедшие с ним перемены были столь стремительны, что казалось, будто кто-то просто потушил в комнате свет. Сириус хрюкнул.       - Юный Гарри относится к учёбе на удивление серьёзно, - с немного обиженным видом продолжил объяснять Флитвик, - но, боюсь, с его уникальной памятью и количеством свободного времени он уже, хотя бы в теории, освоил всё, до чего смог дотянуться и даже немножко сверху, школа больше не может ему ничего предложить. Потому-то я и предлагаю учить его по-настоящему, всем вместе.       - Да, это позволит занять его делом, - Дамблдор одобрительно кивнул.       - Обучение на мастера? – Макгонагалл поджала губы. - Даже не учитывая то, что никто никогда не получал больше двух степеней за раз, мистер Поттер, при всех его талантах, к такому не готов, тут нужен опыт, а не только знания.       - А мы, Минерва, готовы ли к проблемному подростку с такими возможностями? – тихо спросил Флитвик. - Этот период и без того бывает сложным, а у Гарри и вовсе может обернуться катастрофой.       - Мальчишка не признаёт авторитетов, - подал голос Снейп, - его абсолютно невозможно контролировать, и вы все это знаете.       - Боюсь в тебе, Северус, говорит обида, - Дамблдор легонько хлопнул в ладоши, - итак, трансфигурации Гарри будешь дополнительно обучать ты, Минерва, Филиус, думаю, никто лучше тебя не обучит мальчика чарам, - полугоблин кивнул и с предвкушением улыбнулся, - Септима, Аврора, уверен, дополнительные занятия по астрономии и нумерологии очень обрадуют юного Поттера. Батшеда, милая моя…       - Качественное обучение займёт годы, - проворчала женщина, перебив директора, - все нюансы и тонкости невозможно узнать просто так.       - И это замечательно. Чем больше он будет ломать мозги себе, тем меньше у него останется времени, чтобы выедать их окружающим, - Сириус бросил остатки сигареты в камин, резким движением оправил свой щёгольский кафтан и обеими руками пригладил волосы, - я тоже найду, чем его занять.       - Что ж, хорошо. Северус, друг мой…       - И речи быть не может! – моментально вызверился зельевар, а директор, которого перебили второй раз за вечер, укоризненно покачал головой. - Я не стану учить мальчишку!       - Даже и не помышлял просить тебя об этом. Нет, я только хотел сообщить тебе, что отменяю все те отработки, что ты назначил ему за время обучения.       - Всё равно от них не было проку. Если вам, Альбус, больше нечего сказать даже по поводу того, что мальчишка на меня напал, то я, пожалуй, пойду, - Снейп заложил руки за спину, сгорбился и вышел из кабинета.       - А он сегодня в хорошем настроении, - Минерва превратила несколько чистых кусочков пергамента в рюмки и поставила их на стол.       - Мой третий глаз видит, что он пошёл к женщине, чьё сердце чернее вранова крыла!       - Тебе, Сивилла то же самое любой в этой комнате скажет, - хохотнула мадам Спраут, - повезло ему с ней, красивая девочка и мозгами не обделена.       - Жаль, мелковата только, - вздохнул лесничий.       - Да вам, Хагрид, простите уж, всё, что не… - профессор Бабблинг развела руки в стороны, показывая не то очень большого человека, не то маленького бегемота, - маловато.       Великан стыдливо зарумянился.       Они бы, наверное, так и продолжили переговариваться, если бы мадам Спраут не погнала всех к столу. Вечер в кабинете директора только набирал обороты.       ***       Сложив пальцы домиком перед лицом, Джеймс смотрел на стоящих перед ним джентльменов. Он выдохнул и произнёс это слово про себя, покатал его на языке и попытался произнести вслух. Не вышло.       Люди? Наёмники, шпана, дегенераты? Всё ещё не то. Особи. Джеймс подавил улыбку, на радостях едва не хлопнув в ладоши, - желание подобрать правильное название недавно найденным исполнителям щекотливого задания по устранению Гарри Поттера, уже успевшее перерасти в необходимость, только что исполнилось. Впрочем, это был не первый раз, когда он не мог подобрать правильных слов для описания нанятых им людей, настолько все они были тупы и некомпетентны. Но эта парочка выделялась даже на их фоне.       - Итак хрм-м… Господа, если вы примете эту работу, то станете частью чего-то большего, войдёте в боевое братство.       - То, о чём мы мечтали!       Особь номер один схватила особь номер два за плечи и радостно затрясла. Джеймс решил, что будет называть их именно так, особенно учитывая, что сами они называли друг друга то Биллом и Тедом, то Эрни и Джонни, то вообще выдавали что-то нечленораздельное. Одним словом, даже в таком вопросе доверять им было нельзя.       - О чём мы мечтали!       Радостно булькала особь номер один – мужик непонятного возраста, в затасканных трениках с вытянутыми коленками, маленькой рубашке с чужого плеча, тапочках на босу ногу, огромным орангутаньим брюхом, длинными бледными руками и одутловатым лицом. Особь номер два – мелкий человечек, сильно смахивающий на помесь крысы и гоблина, вяло трепыхался в его руках, мычал и, похоже, вовсю готовился устроить припадок. Джеймсу пришлось несколько раз хлопнуть ладонью по столу, чтобы привлечь к себе внимание.       - Думаю, мне не нужно говорить, что миссия, на которую вас отправляет сам Лорд, - Джеймс с торжественным видом воздел руку, особи с жадностью ловили каждое его слово, а номер два даже пустил пену изо рта, давая выход переполняющему его восторгу, - он будет следить за каждым вашим шагом.       - А мы… Мы увидим Его? – утерев слюни спросил номер два, склонив голову набок и потирая лапки, Джеймсу пришлось приложить все силы, чтобы отвлечься от желания наколдовать гигантскую мышеловку.       Отвернувшись от мелкого человечка, он сосредоточился на вулканическом прыще, гордо торчащем из центра лба особи номер один.       - Конечно, Он уже ждёт вас, вот за той дверью, - Джеймс указал на вход в чулан, - но учтите, после встречи ваша память будет стёрта, вы не сможете вспомнить ничего, кроме задания.       - Да-да-да, - зачастил крысёныш, - а метки, метки?       - Конечно, - пообещал Джеймс, - вы получите их. А теперь наденьте это.       Мужчина протянул особям пару мешков, а когда те послушно надели их на головы, быстро вырубил обоих.       - Идиоты, прости Господи, - пробурчал Джеймс, закатал лежащим в отключке телам рукава и вынул из ящика стола пузырёк с тушью.       ***       Чертоги Смерти. 18 сентября 1993 года.       Гарри свалился с лошади, ударился о землю и, встав на четвереньки, глухо зарычал. Глаза его непрерывно меняли цвет, то становясь непроглядно чёрными, то возвращая себе цвет свежей весенней листвы. Вцепившись одной рукой в волосы, он сжал другую в кулак и с чудовищной силой ударил им по земле. Раз, другой, третий. Поднялась пыль, по стволам окружающих Гарри деревьев заколотили обломки размолотых в мелкое крошево камней.       Земля стонала и ухала, кругом ползли трещины, а Гарри всё бил и бил, даже когда содрал кожу до костей, он не остановился. Впрочем, когда его ярость иссякла, он всё-таки замер и поднялся на ноги, но затем, оступившись, упал на спину. Тяжело дыша, парень застонал и закрыл лицо руками.       - Гарри… - Гермиона ахнула, выронила корзину с яблоками и, подбежав к другу, упала рядом с ним на колени, после чего аккуратно попыталась развести его руки в стороны. - Гарри, что случилось?       - Я их убил, - выдавил Поттер, - всех. Разорвал. Как животное.       Гермиона замерла на мгновение, а затем, решительно сжав губы, протянула руку и нежно погладила его по волосам.       - Гарри, пожалуйста, у тебя кровь…       Парень успокоил дыхание и нехотя протянул подруге руку, а та, быстро осмотрев её, стянула с головы косынку, промокнула рану и стала обшаривать карманы разгрузки, ища пузырёк с уже давно знакомой мазью.       - Они напали на автобус с детьми, - внезапно произнёс Гарри, - их возили, на автобусе, - зачем-то уточнил он и надолго замолчал, - те люди не впервые такое делали.       Поттеру явно было трудно продолжать.       - Что произошло? – осторожно спросила девушка, покрывая мазью разбитые костяшки пальцев.       - Фанатики думали, что убивать неверных правильно, необходимо. До этого напали на пивную, просто забежали и расстреляли там всех, - Гарри глубоко вздохнул, а затем, до хруста стиснув кулаки, процедил: - Но вот с детьми они фантазию проявили, дети же не опасны.       Когда Гермиона потянула его за руку, он протяжно выдохнул, разжал кулаки, но так и не расслабился до конца. Парень как будто копил силы для того, чтобы говорить дальше.       - Сначала я забрал детей, их было пятеро, всем не больше семи. Потом… Этих, - в голосе Поттера сквозило такое отвращение, такая злость, что Гермионе потребовалось всё её самообладание, чтобы просто остаться сидеть на месте.       Несмотря на то, что подруга даже попыталась его удержать, Гарри поднялся и заметался на небольшом пятачке между деревьями, страшно скалясь и едва не рыча. Гермиона испуганно отпрянула в сторону, сейчас он мог просто затоптать её и заметить.       - У них семьи были, понимаешь? – с надрывом произнёс Поттер, - жёны, дети. Они их любили, они вообще были обычными людьми. Как они могли творить такое?       - Гарри, успокойся! – твёрдо произнесла Гермиона, прижавшись спиной к дереву. - Сядь, прошу.       Парень посмотрел на неё немигающим взглядом, затем подошёл и тихо опустился на землю. Несколько минут они просто сидели рядом и молчали, Гермиона постоянно подавалась вперёд, будто собираясь начать разговор, но, ничего не говоря, просто отворачивалась или опускала взгляд, Гарри же просто бездумно подбрасывал попавшийся под руку камешек.       - Ты мог, не знаю, сообщить властям?       - Мог.       - А сколько?.. – дрожащим голосом спросила девушка.       - Десять.       Гермиона порывисто вздохнула и с трудом удержалась от того, чтобы заплакать, её губы дрожали, но она не произнесла ни слова.       - Они заслужили смерть и по закону и по совести, но знаешь, - Гарри уже не выглядел взбешённым, напротив, он был странно спокоен, - я не этого хотел. Я хотел заставить их страдать. Убить можно быстро и аккуратно, а не так, словно грязь по земле размазываешь. Наверное, крёстный прав, я уже сам стал как бешеная собака.       - Это не так! – Гермиона схватила Гарри за руку и сжала так сильно, как только могла. - Ты не плохой, и ты можешь больше не делать этого! Ты не должен это делать, есть власти, полиция, пусть они преступников наказывают – это их работа!       - Девочка не понимает, - прозвучал над её головой глубокий, вибрирующий голос, - да и мальчик, похоже, тоже.       Гермиона задрала голову и увидела Яму, непринуждённо прислонившегося к яблоне, возле которой устроились они с Гарри. На нём, как всегда, была идеально сидящая, без единой лишней складочки рубашка, чёрные брюки и слегка запыленные кожаные ботинки. На мгновение девушке показалось, что он всегда был здесь, в этом самом месте, просто стоял, сложив на груди руки, и вечно наблюдал за застывшим в одном и том же дне миром.       - И-ии что же?       - Вы с лёгкостью осуждаете, но почему-то боитесь судить. Особенно ты, внучок, - Смерть хмыкнул, - откуда такое нежелание выносить приговор?       - Кажется, раньше ты осуждал мои «срывы», - выплюнул Гарри.       - Потому что ты убиваешь, поддаваясь страстям.       - О, так дело в этом?! – парень горько рассмеялся и всплеснул руками. - Ну конечно, как же я не подумал о том, что убивать людей с холодной головой - правильно.       - Правильно или нет, вопрос морали, - Яма отошёл от дерева на несколько шагов и, пригнувшись, поймал взгляд внука, - и он не для нас, не так ли.       - Для тебя это может и так, - Гарри не дрогнув встретил взгляд деда, Гермиона же кажется даже перестала дышать, настолько тяжёлым стало исходящее от этих двоих давление.       - Как и для тебя. Мораль – это всего лишь вопрос выбора и опыта. То, что мы видели, и то, что испытали, даёт нам право судить, ведь мы знаем, что там, в Пустоте, нет Бога, и что только мы – последняя справедливость и последний приговор, который одинаков для всех. То, как ты убиваешь, не имеет значения, смерть есть смерть, так не пора ли принять её такой, какая она есть?       - Нет! – прорычал Гарри.       - Почему же? – улыбнулся Яма.       - Потому что я - не ты! Я - человек!       После крика Гарри в роще повисла звенящая тишина, Гермиона повела головой и, открыв рот, надавила руками на уши, которые словно забило ватой. Звуки окружающего мира вновь начали возвращаться, сперва шорох ветра, затем протяжные трели цикад и чириканье птиц. Яма расправил плечи и улыбнулся.       - Хорошо, если так, внучок. Но люди слабы, им нужна поддержка, опора.       Гермиона даже не успела понять, как оказалась в седле, с боков её охватили огромные, как стволы деревьев, руки Ямы, а над ухом прогудел его насмешливый голос:       - Готовься, девочка, сегодня ты, наконец, узнаешь что-то по-настоящему полезное.       Гарри с криком рванул в их сторону, конь мощно оттолкнулся от земли, взорвавшейся под его копытами пыльными фонтанчиками, небо дрогнуло и понеслось прямо на неё, а затем расступилось, обнажая что-то, что виделось темнотой, хотя и было на самом деле много большим. Каждый раз, как Кудос уносил её отсюда, это было как впервые: головокружение, тошнота, ощущение полной и абсолютной потерянности, а затем резкий, грубый переход, когда внезапно появившаяся впереди земля буквально выстреливает тебе в лицо с такой скоростью, что ты не успеваешь даже закричать. И только после того, как гигантский бледный конь приземляется, важно переставляет ноги и хвастливо задирает хвост, гарцует по опушке Запретного леса, кичась своей силой, начинаешь понимать, где находишься и что происходит.       В этот раз всё было почти так же.       Кудос неспешным галопом летел над грязным, безликим краем. Плоская, как стол, унылая земля, усыпанная бурыми камнями и жёлтым песком, под блёклым голубым небом, по которому ползли серые, комковатые тучи. Даже океан, гигантской тёмно-синей кляксой расплывшийся в нескольких милях от них, казался каким-то неживым. Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, отдышаться и собраться в достаточной мере, чтобы начать замечать более мелкие детали.       Между кустов, что она сперва приняла за камни, быстро сновали мелкие, едва различимые на фоне земли фигурки, все они были по самую макушку замотаны в выгоревшие на солнце тряпки и все, как один, сжимали в руках какие-то палки странной формы. Иногда они падали плашмя и заползали за камни или небольшие осыпи. Девушка успела заметить несколько сотен человек, которые медленно двигались друг навстречу другу, перед тем, как конь снизил скорость и мягко приземлился.       - Добро пожаловать в Сомали, - с явной насмешкой прогудел Яма.       - Зачем я здесь?       - Чтобы учиться. О, родственничек пришёл, опаздывает.       Проследив за направлением взгляда Ямы, Гермиона заметила на ближайшей возвышенности пару фигур. Первой был гигант в алой броне с развевающимися на ветру волосами, такими же яркими, как пламя, а второй – странно знакомый парень в школьной форме. Девушка пригляделась и ахнула от удивления: перед ней со слишком большим для него мечом в руках стоял Малфой, который, заметив её, слегка склонил голову набок, а затем кивнул.       - Кто это? – cпросила Гермиона с осторожным любопытством.       - Война, - Смерть взглянул на девушку своими ониксовыми глазами, а затем неожиданно весело ухмыльнулся, - мы с ним всегда идём рука об руку.       Как вулкан, изрыгающий потоки раскалённой, тяжёлой магмы, он был неподвижен и монументален, заполняя своим присутствием едва ли не весь мир от земли до неба. Даже люди, что всё ещё мельтешили кругом, казалось, заметили его пришествие.       Один только Малфой ничем не выдавал того, что знает о присутствии своего учителя и отца.       В любой другой ситуации Гермиона задала бы ему ещё тысячу и один вопрос и маленький вопросик, однако не сейчас: сам Яма хоть и был ощутимо расслаблен, даже весел, но вот его божественный родич буквально заливал всё пространство вокруг своей яростью, фонтанировал ей.       - Что он собирается делать?       - Ничего.       Яма замолчал, спрыгнул с коня сам, спустил на землю девушку, после чего скрестил руки на груди. Драко начал медленно поднимать меч. В этот момент Гермиона поняла, кожей, нутром и костями прочувствовала, что тот гнев и ярость, что исходили от Войны прежде – это лишь жалкие крохи, капли, предвещающие невообразимый ливень боли, жестокости и безумной злобы, что вот-вот обрушится на это место.       - Сегодня его работу будет делать другой.       Последних слов Смерти девушка не услышала, глаза её застила кровавая пелена, сердце, всё ускоряясь, гулко бухало где-то в горле, а пальцы сами собой согнулись, полностью готовые царапать и рвать.       - А внучок-то мой покрепче, - Яма укоризненно цокнул языком, повеяло холодом и безумие отступило, Гермиона поняла, что она вновь может свободно дышать, мыслить и чувствовать, - ты, похоже, слишком слаба даже для того, чтобы просто смотреть.       Солнце горело в небе диском раскалённой добела стали, воздух над пустыней колыхался и тёк, размывая очертания предметов, заставляя камни и кустарники танцевать. Жара была почти осязаема. Но всё это меркло по сравнению с зажатым в руке Драко мечом. Длинная рукоять, простая гарда и тонкое, прямое лезвие, тёмно-багровое, всё иссечённое мельчайшими чёрточками и сколами, но, тем не менее, бритвенно-острое, страшное настолько, что даже один вид его вызывал подспудную дрожь.       Люди, залегшие в окопах и за камнями, начали вскакивать на ноги, кричать и выть, вскидывать оружие над головой, и чем выше поднимался меч, тем громче становились крики, тем больше искажались и зверели лица, тем неистовее становился напор гнева и безумия. Гермиона зажала уши руками и зажмурилась, отвернулась, спряталась за спиной возвышающегося над ней невозмутимой скалой Ямы, сделала всё, чтобы не видеть и не слышать того, что произойдёт, но от этого нельзя было спрятаться, образы продолжали вливаться в её мозг, что бы она ни делала.       Она всё равно увидела, как Драко, бледный до синевы, дрожащий, часто моргающий красными, помутившимися от боли глазами, продолжает мучительно медленно поднимать меч, как с его обуглившейся до кости руки неспешно опадают жирные, чёрные хлопья. Как люди, обезумев, кидаются друг на друга, как заговаривают автоматы и зло строчат, перебивая их, пулемётные очереди. Она увидела, как меч, остановившись, указывает в зенит и как после этого ад сходит на землю.       Гермиона не знала, никогда даже предположить не могла, что люди могут кричать так. Они ревели и выли, точно дикие звери, настолько громко, что закладывало уши. Кругом гремели взрывы и свистели пули, её обдавало порывами горячего ветра и засыпало горстями дымящегося, смердящего гарью песка. И сквозь всю эту какофонию, сквозь шум и грохот, она слышала, как одни люди рвут других на части.       Удар прикладом и череп раскалывается, разукрашивая землю в алый и тошнотворно белый цвета, короткая очередь и изорванное пулями тело оседает бесформенной грудой, взрыв и камни расцвечивает уродливый багровый узор. Воздух стонет и дрожит, он напитан болью и насилием, он смердит ими, меч, зажатый в изуродованной руке Драко, указывает в небо, он сияет так ярко, что больно глазам, но в то же время сочится густой, дымящейся кровью, а солнце, словно гигантское багровое око взирает на землю.       Гермиона падает на колени и вцепляется пальцами в землю, под ногти ей забиваются мелкие камешки, но она не замечает этого, её рвёт. Крики и грохот боя достигают апогея, становятся настолько громкими и страшными, что её просто опрокидывает на спину и вдавливает в песок, и она неподвижно лежит, хватая ртом горячий, горький воздух. А затем всё это исчезает, крики оборачиваются молчанием, грохот взрывов – шёпотом ветра. Гермиона с трудом поднимается и, едва держась на дрожащих ногах, осматривается.       Драко, баюкая почерневшую руку, лежит у ног Войны, а тот, поднеся острие меча к краю неброского железного кубка, терпеливо собирает стекающую по лезвию кровь, Яма, не моргая, смотрит на одну из траншей. Кроме них четверых тут больше нет живых, люди пали, оружие замолчало, застыв грудой мёртвого металла. Бой, сколь яростный, столь и скоротечный, закончился.       - Вперёд, тебя ждёт работа, - разорвал молчание Яма.       Гермиона не успела ничего сказать или сделать, а гигант уже повёл её вперёд, минуя разбросанные по полю тела, на которые девушка старалась не смотреть, и редкие воронки от взрывов. Он вёл её к той самой траншее. Оказавшись на краю, Гермиона замерла было, но Яма, не миндальничая, толкнул её в спину, и она кубарем скатилась вниз. Не траншея даже, а просто длинная дыра в земле смердела: дымом, гарью, порохом и испражнениями, но самым сильным всего был один запах – крови. Тяжёлый, агрессивный, яркий, он витал вокруг, укутывал все чувства удушливым дурманом. Гасил разум.       Гермиона стала подниматься, но, рассмотрев, что именно её окружает, зажала рот рукой, чтобы не закричать и сползла обратно на землю, её снова стошнило. Люди, то, что было ими. Изорванные в клочья, почерневшие, облепленные грязью ошмётки человеческих тел устилали пол траншеи, от крови под ногами хлюпало, нестерпимый смрад, казалось, становился с каждой секундой всё сильнее.       Девушка завыла и, ничего уже не видя, попыталась выбраться наверх, царапая ногтями иссечённые шрапнелью стены рва, но тут земля гулко ухнула, её спину обожгли омерзительно тёплые брызги, а на затылок её легла тяжёлая, твёрдая, как железо, рука.       - Идти и смотреть, выносить то, что вынести не в состоянии никто – это мой Долг. Сейчас он твой. Посмотри ему в глаза.       Яма развернулся и небрежно, словно тряпичную куклу, перетащил Гермиону к дальнему углу траншеи, туда, где лежал огрызок, ещё недавно бывший человеком. Сквозь пелену слёз, она каким-то чудом смогла рассмотреть молодого мужчину: часть груди, плечи и голова – всё, что от него осталось, на чудом сохранившемся лице только безмерное спокойствие и отрешённость. Рука Ямы слегка напряглась, а затем где-то глубоко внутри её головы, в той темноте за глазами, что никогда не рассеивается, повеяло холодом, и она увидела.       Вся его жизнь проносилась перед её глазами, с того момента, как он родился. Она видела, как он учился и рос, как совершал первые шаги, как дружил и ненавидел, она радовалась с ним, грустила с ним, молилась, смеялась и проклинала вместе с ним. Этот молодой мужчина, почти ещё мальчик ненамного старше её, за один миг стал для неё ближе, чем кто-либо, она сама едва не стала им, и только холод, требовательный, колкий, не дал ей раствориться в этом хороводе воспоминаний и чувств. А затем на неё навалились боль и отчаяние, нежелание пропустить врагов и безысходность столь сильная, что не оставалось ничего другого, кроме как умереть вместе с ними. Умереть, но не уйти с этой земли, которую он считал своей.       - Отпусти, - вибрирующий голос Ямы выбил её обратно в реальность, человек, ставший ей таким близким, ушёл, пропал вместе с пронизывающим мозг холодом, а вместе с его уходом у неё будто бы вырвали кусок души.       Не в силах больше держаться, Гермиона осела на землю и обмякла, словно кукла с обрезанными нитями.       - Мда, слабовата, - задумчиво произнёс Яма и, закинув бесчувственное тело девушки себе на плечо, выпрыгнул из траншеи. - Кудос!       Вскочив на коня, он кивнул Вахагну и свечой умчался в небо. Война же, проследив за ним взглядом, вновь обернулся к Драко и резким взмахом меча отсёк тому обугленную руку, кровь с клинка и из кубка сотнями живых нитей метнулась к ране, а затем, вскипев, взорвалась облаком багряной пыли. Парня отбросило в сторону и несколько ярдов протащило по земле, но он был цел и невредим, на теле его не было ни царапины, а на месте уродливого, почерневшего обрубка выросла здоровая рука. ***       Гермиона не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Горечь и боль утраты парализовали её, придавили так сильно, что она с трудом могла даже просто дышать. Уже в полёте Яма перекинул её через седло и, придерживая одной рукой, другой правил конём. Кудос шёл ровно и мягко, под его шкурой бугрились тугие жгуты мышц, а могучее дыхание разрывало неестественную тишину места между мирами, он был живой и тёплый. Поездка закончилась внезапно, в маленький, замкнутый островок её сознания ворвались звуки и запахи, размытые цвета, полуденное солнце и летний зной.       - Забирай, - словно сквозь вату донёсся до неё голос Ямы.       Мир вокруг неё рванул вперёд и вниз, она на миг зависла в воздухе, а затем её мягко подхватили чьи-то сильные руки, и над ухом раздалось злое, едва слышное шипение:       - Убью.       - Иронично, не находишь?       Тот, кто держал её на руках, не ответил, а только аккуратно перехватил её, слегка встряхнув и, неслышно шагая, понёс прочь. Перед глазами Гермионы проплывали размытые силуэты деревьев и мутные пятна облаков, её щёки, мокрые от слёз, холодил ветер. Резкий и порывистый, он трепал ей волосы, шумел, донося грохот прибоя и голоса чаек, забирался под пропитанную потом одежду холодными пальцами.       Гермиона всхлипнула и, вцепившись в одежду несущего её человека, вжалась в его плечо. Он пах знакомо и приятно.       - Почти пришли, потерпи ещё чуть-чуть.       Гарри. Его голос, его запах. Гермиона задышала чаще и прикусила губу, не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу рыдания. Они поднимались вверх по пологому склону, кругом росли яблони, усыпанные крупными, алыми плодами, Гарри медленно и размеренно дышал, а Гермиона начала дрожать, сначала мелко, затем всё сильнее и сильнее. Наконец, добравшись до вершины, парень остановился, чуть сжал девушку, которую уже били спазмы, и сел на землю, примостившись между корней раскидистого дерева.       - Всегда, когда мне было плохо, я приходил сюда, - произнёс Гарри, перехватывая руку Гермионы, когда та потянулась к лицу. - Приползал, если точнее, - девушка, кажущаяся сейчас маленькой и хрупкой, билась в кольце его рук и рыдала, крича в голос. - Терять всегда больно, особенно близких, тех, кто вложил в тебя душу, оставив навечно кусочек себя самого, - несмотря на то, что Гермиона его не слушала, он продолжал говорить, тихо и спокойно. - И та дыра, что осталась на его месте, будет болеть ещё очень долго, возможно, даже всегда, до самого конца, потому что и часть этого человека, часть его души всегда будет с тобой. То, что делаем мы с дедом – по сути, обман, мы срастаемся с теми, кого должны увести, и платим за это. Сегодня ты почувствовала, каково это.       Он говорил и говорил, рассказывал, объяснял, спрашивал. О себе, о мире и людях, о школе и детстве, не обращая внимания на то, что она бьёт его, царапает и кричит. Удерживал её, не давал навредить самой себе, подносил воду, когда её скручивало и мучительно, желчью рвало, поил и обмывал ей лицо и расцарапанные, почерневшие от грязи и крови руки. Наконец, уже когда солнце коснулось моря на горизонте, Гермиона успокоилась и замерла, она всё ещё плакала, но уже совсем не так как раньше.       - Гарри, - тихо позвала она хриплым, срывающимся голосом.       - Да?       - Это всегда так?       - Каждый раз.       Гермиона замолчала, утёрла мокрые от слёз щёки, а затем подняла руку и запустила пальцы в волосы парня.       - Бедный ты, бедный, - задумчиво пропуская непослушные смольные пряди между пальцев, смотрела на небо, вяло следя взглядом за раскрашенными закатным багрянцем облаками.       - Так мило меня ещё никогда не жалели.       - Я теперь понимаю, почему ты временами такая задница.       Гарри поперхнулся, а затем, рассмеявшись, стукнул кулаком по стволу дерева, поймал упавшее вниз яблоко и, немного разжав объятья, начал чистить его невесть откуда появившимся ножом.       - Жаль, что ты не можешь быть таким милым и заботливым всё время, - тоскливо произнесла Гермиона, когда парень скормил ей первую дольку.       - Тогда это был бы не я. Ты кушай, кушай.       - Не хочу, - улыбнулась Гермиона, размазывая всё ещё катящиеся по щекам слёзы.       - Надо, - просто сказал Гарри и поднёс к её рту очередную дольку, - а потом пойдём купаться.       - А можно? – с затаённой надеждой спросила Гермиона. Обычно времени на то, чтобы поплескаться в тёплом, чистом море не хватало.       - Дед бывает милосердным, - Гарри усмехнулся и скормил слабо возмущающейся Гермионе очередной кусочек яблока, - а если сегодня не захочет, то и хрен с ним.       Солнце закатилось за горизонт, следом за ним исчезла бегущая по воде дорожка расплавленного золота, чайки спустились с продолжающего пылать закатным багрянцем неба и крупными белыми хлопьями устлали поднимающиеся из моря утёсы, громкими криками подпевая разбивающимся о скалы волнам. Гарри, не выпуская протестующую Гермиону из рук, поднялся и пошёл вдоль обрыва, к виднеющемуся среди деревьев домику, Яма, который всё это время был здесь, хмыкнул и растворился в сгущающихся тенях. Один день кончался, уступая место другому, новому дню.