Любимец Смерти

Косая аллея, офис Исайи Смита. 24 ноября 1992 года.       Большая сумрачная комната тонула в клубах плотного табачного дыма, застилающего обшитые лакированными деревянными панелями стены, полки с книгами, большой камин из белого известняка, тщательно вычищенный и заполненный аккуратными, сухими поленцами, вьющегося миллионом крошечных протуберанцев в столбе падающих из окна солнечных лучей. Высокий мужчина, плотно упакованный в новенький, идеально подогнанный костюм-тройку, отодвинул тяжёлую бордовую портьеру немного в сторону, впустив внутрь чуть больше света и, затянувшись, неспешно выдохнул молочно-белое облако дыма, практически полностью скрываясь в нём из виду. Николь, восседающая неподалёку на кремового цвета софе, утомлённо покачала головой и, томно взмахнув длинными пушистыми ресницами, демонстративно прокашлялась.       Северин Нотт, сгорбившийся в кресле напротив неё и выстукивающий тростью нервную дробь, взмахом палочки очистил воздух, вновь погружаясь в мрачное подобие транса. Усилия его, впрочем, пропали втуне, потому как уже секунду спустя мужчина в костюме, приосанившись, опять втянул в себя воздух и заполнил комнату новыми клубами дыма.       — Рита опять надурила, — взрыкнул он раздражённо, однако по весело сверкающим глазам, кривящемуся в ухмылке уголку рта и боевито вздёрнутому подбородку было видно, что мужчина доволен.       — Очевидно, — проскрипел Северин, стиснув трость в руках так, что костяшки его пальцев побелели, — также очевидно, мистер Смит, что вы не выполнили условий сделки.       — Не зарывайся, Нотт, — голос мужчины звучал, словно работающий на холостом ходу мотор. Вообще он весь был как какой-то неведомый механизм — шумный, большой, переполненный бурлящей в нём едва сдерживаемой энергией. — Я тоже был заинтересован в том, чтобы поставить мальца на место, и ты об этом знаешь.       — Однако эта статейка пошла в тираж! — Северин глянул на лежащую на кофейном столике газетёнку с таким презрением, что было удивительно, как это та не свернулась в рулончик и не укатилась быстренько куда-нибудь подальше.       — Народ любит сенсации, — пыхнул трубкой Исайя, а затем, хохотнув, пустил к потолку кольцо дыма. Воздух вокруг него постепенно возвращал себе цвет и консистенцию хорошей сметаны. — Особенно такие. Тёмный лорд — полукровка, кто бы мог подумать?       Пошедший розовыми пятнами Нотт вскочил на ноги и угрожающе ткнул в сторону Смита тростью, но, не выдержав никотинового удара, свалился в кресло и гневно оскалился, глаза его превратились в две узкие тёмные щёлочки.       — Не сметь!.. — прохрипел он, но был прерван звонким, чарующим смехом Николь.       — Ах, джентльмены, я вас отвлекла? — глубоким, грудным голосом спросила женщина, — прошу, продолжайте.       — Не может быть, чтобы Лорд!..       — Вы тут единственный, кого волнует, кем мог или не мог быть ваш лорд, Северин, — Николь достала маленькое зеркальце и, поднеся его к лицу, проверила хорошо ли лежит помада на её пухлых, чувственных губах, — а мне просто любопытно, для какой цели сюда была приглашена я.       — Поттер…       — Мерлина ради, Северин, да никому здесь кроме вас не нужна голова мальчишки! Да и вас это, будем откровенны, заботит только из-за метки.       — И что же, вас совсем не волнуют увечья ваших отпрысков? — спросил Нотт, подчёркивая каждое слово ударом трости по полу. — Вы что оставите это безнаказанным?       — Нет, что вы, — Николь педантично поправила непослушный локон и, ослепительно улыбнувшись, поднялась на ноги, длинное чёрное платье с муаровыми переливами одновременно подчёркивало её фигуру и скрывало детали, поедая тени и полутона, — я буду искать виновного, а вы можете продолжать свою войну с мальчиком, если вам так угодно.       — Ну, а вы, Смит?       — Грмм… — пророкотал мужчина, хитро щурясь и кивая каким-то своим мыслям, — прибыль важнее, а история Реддла сейчас продаётся лучше досужих россказней.       — Вот как?       — Именно.       В напряжённой тишине Николь подошла к двери и, натянув на руки длинные атласные перчатки, сдержанно кивнула.       — Джентльмены.       — Мисс Забини, — нехотя проскрипел ей в ответ Нотт, Смит же ограничился коротким неразборчивым ворчанием, выплюнув при этом целый каскад плотных дымных колец.       Распрощавшись, Николь вышла, и в кабинете повисло молчание. Хозяин, погрузившись в свои мысли, катал между пальцев отполированный до блеска галеон, с практически стёртым орнаментом, а гость не спешил его отвлекать. За окном что-то грохотало и вспыхивало, раздавались крики торговцев, шум шагов и уханье сов, по ту сторону стекла мир жил лишь своими заботами и проблемами. Он не знал о власти и богатстве людей, смотрящих на него свысока, ему не было до них никакого дела.       — Я заплатил вам за статьи о Поттере.       — И я их выпустил.       — Вы сделали недостаточно! — Нотт вскочил на ноги, лицо его побагровело, а вены на шее отчётливо вздулись. — Результат…       — Знаете ли вы, что это такое? — резко перебил собеседника мистер Смит, показывая ему монету, а затем, не дожидаясь ответа, продолжил: — Это первый заработанный мной галеон. За что, как вы думаете, я его получил? — снова задал вопрос мужчина и, точно так же, как и в прошлый раз, даже не дал Нотту ответить. — За то, что скормил людям ту историю, которую они хотели услышать, хотя она и не была правдивой. Разумеется, я получил за неё много больше, но это лишь символ.       — И что же это должно значить?       — То, что история Поттера теперь не стоит выеденного яйца, — хохотнул Смит, — сколько бы вы мне не заплатили, от народа я получу много больше. Нужно только продать им то, чего они хотят.       — Дешёвка!       — Богач, Северин, — Исайя усмехнулся и, спрятав монету в нагрудный карман, прошёл к столу, на который всё это время бесшумно слетались запечатанные конверты, — через пару месяцев, а лучше в следующем году, можем попробовать снова поднять тему Поттера.       — Вы!..       — В конце концов, он выбил Исайе зубы, так просто я это оставить не могу, — вскрыв одно из писем, мужчина погрузился в чтение, после чего, заглушая вновь едва успевшего открыть рот Нотта, заорал так, что стёкла в окнах задребезжали: — Глэдис! Сюда, живо!       Ввалившаяся в комнату тощая дама, разодетая в болтающуюся на ней, словно на вешалке, бледно-розовую кофточку, плотную, немыслимо узкую юбку до щиколоток, заставляющую её вилять костлявым задом на каждом шагу, и туфли с низким каблуком, в одной руке волокла толстенную кипу газет, а в другой исполинскую кружку кофе, способную устроить сердечный приступ парочке племенных быков. За линзами венчающих её нос очков, толстыми до полнейшей непрозрачности, бессмысленно хлопали бесцветные глаза. Двигаясь по извилистой, хитрой траектории, изрядно подправленной инерцией излишне тяжёлой ноши, она обогнула одиноко стоящий торшер, заложила крутой вираж вокруг кресла, зацепила Нотта острым, костлявым бедром, так что тот отскочил в сторону, болезненно морщась, и, грохнув кружку на стол, затараторила:       — МистерСмитвотзавтрашниепередовицыАндерсонпросилзавизировать, — исчерпав запас воздуха в лёгких, она протяжно, с хрипом вдохнула и, задержав на мгновение дыхание, продолжила: — Вашкофесмолокомикорицейвашегогостяугостить?       — Гостя? — Смит оторвал взгляд от письма и удивлённо уставился на Нотта, — вы ещё здесь? Нет нужды, Глэдис, он уже уходит, — пророкотал Смит. Выкинув прочитанное письмо в урну и разорвав следующий конверт, он повелительно взмахнул рукой, — Джеймесона и Перез ко мне, чтобы были здесь через пять минут.       — ХорошомистерСмит, — выплюнула женщина и, пихая активно возмущающегося Нотта своими костлявыми мослами, выбежала из кабинета.       — Совсем обленились, дармоеды, — недовольно проворчал Смит, садясь за стол и отхлёбывая кофе, он уже забыл о Нотте, его недовольстве и требованиях. Его обычный рабочий день продолжался.       ***       За окном богатого бара, расположенного в магловской части Лондона, мерзко моросил холодный осенний дождь. Сбросившие листву деревья, высаженные прямо на небольшой летней веранде, мелко подрагивали ветвями под порывами промозглого ветра, а чуть дальше, прямо за декоративными металлическими перилами, вяло несла свои мутные воды Темза. Грязные и густые, словно предрассветный сон грешника.       Сидя на широком, обитом кожей диванчике, Николь крутила в пальцах бокал сухого красного вина и, смотря на часы над входом, покачивала в воздухе ногой, обутой в изящную остроносую туфельку. Моложавый бармен, за последние полчаса уже трижды предлагавший ей меню, стоял за стойкой и размеренно протирал пивные кружки, незаметно косясь в сторону гостьи. То есть он думал, что незаметно, на деле утопая взглядом в её декольте.       — Виски.       Злобно хлопнув дверью, в помещение влетела мрачная тень. Размахивая полами старомодного плаща, словно большими крыльями, она продефилировала мимо стойки, походя обдав бармена потоком презрения, вызвавшего у того, судя по лицу, микроизвержение желчи где-то в желудке, окинула полным отвращения взглядом диванчик Николь и, приземлившись в креслице напротив, отделённое от женщины небольшим столиком, проскрипела голосом, от которого цветы вянут:       — Безо льда.       — Ирландский или… — начал говорить бармен, но, по достоинству оценив выражение лица гостя, замолчал и, схватив гранёную бутыль, налил из неё янтарной жидкости на два пальца в первую попавшуюся тару, опрометью кидаясь к столику неожиданного посетителя.       — Ну, допустим, — протянул Снейп, покачивая на ладони банку из-под огурцов с плещущимся на дне элитным виски, — вы свободны.       — Спасибо, — вытянулся по струнке бармен и торопливо убежал в подсобку, кидая через плечо опасливые взгляды. Зельевар подождал, пока тот уйдёт и, трансфигурировав банку в стакан, откинулся на спинку кресла.       — Почему вы здесь? — резко бросил Снейп после пары глотков.       — А вы? — Николь тонко улыбалась, покачивая в воздухе ногой. Платье скользило по её бёдрам, переливаясь в рассеянном тёплом свете, — расскажите, я ведь вам абсолютно неинтересна.       — Вы не ответили на мой вопрос.       — Зато вы ответили на мой, — вздохнув, женщина нарочито томно потянулась, но, заметив полное, прямо-таки вопиющее отсутствие интереса со стороны собеседника, разочарованно нахмурила брови. — Скажите, Северус, зачем вы это делаете? Мы ведь оба взрослые люди, оба знаем о том, что нас влечёт друг к другу, к чему же эти сложности?       — Вы не та, кто нужен мне, а я не тот, кто нужен вам, — смотря прямо перед собой, произнёс Снейп.       — Мерлина ради, только не начинайте снова! — женщина рассмеялась и, облизав губы, уперлась руками о диван, наклоняясь вперёд. — Сколько можно? Только умалишённый поверит в то, что можно больше десяти лет любить кого-то, с кем ты даже не был, — по-кошачьи потянувшись и повернув голову, она вытянула ноги под стол, одна из туфелек со стуком упала на пол. Снейп дёрнулся и, выпучив глаза, медленно поставил стакан, так, будто боялся расплескать его содержимое. Николь сыто улыбнулась. — Тем более я говорю не о любви…       — Прекратите, — произнёс зельевар хриплым голосом, стараясь не смотреть вниз.       — Прекратить что?       — То, что вы делаете… — глубоко вздохнув, мужчина закрыл глаза и постарался подвинуться в сторону, однако безуспешно: кресло было хоть и небольшим, но увесистым, — это неприемлемо.       — Ну так останови меня, Северус, — промурлыкала Николь, медленно водя ступнёй вверх-вниз.       — Остановить? — лицо мужчины внезапно окаменело, а глаза превратились в пару холодных колючих ледышек. — Нет, я, пожалуй, посмотрю, что будет дальше.       Николь удивлённо вздёрнула брови, но действий своих не прекратила, что, впрочем, не играло никакой роли, потому как Снейп, застывший каменным истуканом, не реагировал больше ни на её прикосновения, ни на подначивания. Он просто сверлил её взглядом настолько пристальным, что уже очень скоро женщина, почувствовав себя очень неуютно, дрогнула и отстранилась, неосознанно отодвигаясь к самому краю дивана. Зельевар же, неподвижно просидев ещё дюжину секунд, степенно поднялся на ноги и пошёл к выходу.       — Подождите! — сорвавшись с места, Николь побежала за ним, но, на этот раз так и не решившись дотронуться, замерла, неловко заламывая пальцы. — Постойте. Я не должна была этого делать, это было неправильно, вы правы. Прошу вас, постойте.       — Я не позволю насмехаться над собой, — остановившись в дверях, Снейп обернулся через плечо и смерил женщину презрительным взглядом, — никому. Вы не исключение.       — Мне очень жаль, я не хотела оскорбить вас.       Снейп ничего не ответил. Вновь отвернувшись, он одёрнул рукава и пошёл прочь, а Николь, уже не сдерживая проявившуюся на лице смесь печали и восхищения, шагнула вслед за ним, нерешительно протягивая вперёд руку.       — Северус, ко мне ещё никто не относился так, как ты… — с силой прикусив губу, женщина замолкла, явно не желая продолжать, а затем заговорила, практически шепча и выталкивая из себя слова с большими паузами: — Мне не отказывали, Северус.       — Это ваши проблемы, не так ли? Прощайте.       Взмахнув напоследок полами плаща, Снейп шагнул в вечерние сумерки, бесследно в них растворяясь, а Николь, медленно отойдя от двери, вернулась к своему столику и, опустившись на диван, не глядя взяла в руки бокал с вином, смотря вперёд удивлённым, расфокусированным взглядом.       — Никто… — произнесла она с лёгким, едва заметным раздражением, на лице её появилась задумчивая улыбка, — никто и никогда. Нахал.       ***       Хогвартс. 30 ноября 1992 года.       Лестница в последний раз дрогнула и со стуком встала на место, открывая путь на третий этаж и тут же вновь трогаясь с места, оставляя парочке задержавшихся учеников ровно столько времени, чтобы хватило запрыгнуть на нижнюю ступеньку. Девочка с копной вьющихся каштановых волос, ещё недавно пышных и блестящих, а теперь свалявшихся и тусклых, споткнулась, едва не упав, и схватилась за перила. Шедший рядом с ней здоровенный парень, чью атлетичную не по годам фигуру была неспособна скрыть даже мешковатая мантия, подхватил её под локоть и, хмыкнув, повёл дальше.       — Если не будешь есть, станет только хуже.       — Я ела, — слабым голосом ответила Гермиона, старательно не глядя на друга.       Всю последнюю неделю, после того как Яма вывалил на неё всю ту грязь и ужас, пища ей в горло просто не лезла. Воспоминания порой накатывали с такой силой, что Гермиону начинало тошнить.       — Жиденький овощной бульон не считается, — поддел девочку Гарри и, замедлившись, дал ей выровнять дыхание, — тебе больно вспоминать увиденное, возможно, тебе трудно видеть меня, я это понимаю, но разрушать себя не нужно.       — Ты уже говорил, — Гермиона вздохнула и, дёрнув плечом, скинула руку друга, продолжая идти самостоятельно, — моей вины нет, нужно просто забыть, только вот всё равно тошно, — девочка упрямо шла вперёд, цепляясь рукой за перила. — Может, научишь, у тебя, похоже, хорошо выходит.       — Не смогу, — Гарри сказал эти слова просто и искренне, с обескураживающей прямотой, буквально вынудившей Гермиону остановиться и повернуться к нему, — ты знаешь, я не умею. Я буду до конца жизни помнить их дела и свои.       — Прости, я-я знаю, — Гарри стоял всего на ступеньку ниже неё, так что девочка, встав на цыпочки, смогла обнять его за шею и, всхлипнув, повиснуть, бессильно вздрагивая всем телом, — не понимаю, как ты это выносишь.       Гермиона хотела сказать другу многое: то, что она понимает, и ей жаль, что ей лучше, что она в последнее время сама не своя, но не успела. Насторожившись, Гарри осторожно обхватил талию подруги руками и, отставив её в сторону, подскочил к перилам, шумно принюхиваясь и вертя головой во все стороны.       — Малфой, — произнёс он напряжённым голосом, от которого по спине Гермионы пробежал целый табун мурашек.       — Что? — проворчал Драко откуда-то из-под лестницы.       — Присмотри за Гермионой, — черты слизеринца обострились. Неотрывно глядя на один из проходов в подземелья, он дрожал, как работающий на холостых оборотах мотор, как гончая, учуявшая добычу и ждущая лишь того, чтобы её спустили с поводка.       — Ладно.       Даже не дослушав ответ, Гарри перемахнул через перила и, камнем упав вниз, исчез, Гермиона только и успела различить, что его нечёткий, едва видимый из-за скорости силуэт, случайно выхваченный из темноты последней вспышкой затушенного порывом ветра факела. Малфой, выползший из-под летящей по воздуху лестницы, словно гигантское членистоногое-альбинос, бесшумно подошёл к краю и безразличным взглядом скользнул по рядам украшающих стены гобеленов и портретов. От созерцания убранства его не отвлекло даже то, что лестница, резко затормозив, причалила к другому этажу, а Гермиона, вновь едва не упав, в очередной раз вцепилась в перила обеими руками.       — Что случилось? — Восстановив равновесие, девочка сразу же подбежала к однокурснику и требовательно дёрнула его за рукав. — На кого-то напали?       — Да. Младшую Уизли убивают, — спокойно сообщил Драко.       Отшатнувшись и резко втянув в себя воздух, Гермиона ломанулась вверх, спотыкаясь и падая чуть ли не на каждой ступеньке, а затем, почти добежав до следующего этажа, развернулась и, скатившись к Драко, снова рванула его за рукав.       — Пошли, мы должны сообщить профессорам!       — Я обещал присмотреть за тобой, не помогать.       Несколько секунд Гермиона сверлила блондина взглядом, а затем, развернувшись, убежала, не обращая внимания на то, как Драко, растворившись в тенях, последовал за ней.       ***       Ноги горели, грудь будто стянуло тугим железным обручем, а в горле бурлил жидкий свинец. Макгонагалл неслась по коридорам, подхватывая на бегу все свои многочисленные юбки и отчаянно надеясь не опоздать. С тех пор как запыхавшаяся, нездорово бледная Гермиона распахнула дверь её кабинета за пару минут до отбоя, из головы её не выходили образы один страшнее другого. Профессор трансфигурации не думала о том, что девочка могла соврать или ошибиться, что всё это чья-то злая шутка, отчасти из-за того, кем была эта девочка, отчасти потому, что успокаивать себя сейчас было бы решением губительным. Поэтому женщина старательно представляла себе юную Джинни Уизли, её убитую горем мать и отца, подстёгивала себя и гнала вперёд, не зная куда.       В подземельях было как всегда темно и холодно, побочные проходы и ответвления расходились в стороны от главного коридора запутанной корневой системой циклопического древнего дерева, зарывшегося глубоко в землю сетью тупиков и потайных лазов. Во времена строительства замка все это задумывалось, как последняя линия обороны, способная защитить отступающих жителей крепости, укрыть их в хитроумном лабиринте, а врагов отпугнуть и запутать. Раньше многочисленные проходы, тянущиеся под Хогвартсом и его окрестностями, могли увести случайно забредшего в них человека к потаённым выходам в глубине Запретного леса, жутким ловушкам или давно забытым пещерам. С тех пор прошли века, дикие времена ушли, и большую часть из них надёжно замуровали, оставив лишь те, что могли завлечь учеников своей таинственностью, немножко напугать или же, быть может, подарить им незабываемое ощущение открытия чего-то нового и неизведанного. Макгонагалл случайным человеком не была, только вот отыскать кого-то даже в этом куцем подобии ушедшего величия ей было непросто, возможно, знай она лучше поисковые заклятья, этой гонки со временем удалось бы избежать.       — Зажми здесь.       Спокойный, уверенный голос донёсся до неё, когда она проходила мимо одного из ответвлений, окольным путём ведущего в гостиную Слизерина и проходящего через крайне колоритную комнату с оплывшими чёрными свечами, парой черепов да свисающими с потолка полотнищами паутины.       — Нет, ниже. Теперь правильно, — тяжело дыша и обливаясь потом, Макгонагалл рванула высокий, тугой петлёй обвивающий её шею воротник с такой силой, что послышался треск ткани и щёлканье брызнувших на пол пуговиц, а затем, хватаясь за стену, побежала на голос, — теперь держи и не давай ей дёргаться. Эй, Джинни, ты меня слышишь?       Доносящийся до профессора голос был таким ясным и чётким, что казалось, будто его обладатель стоит рядом, лишь по случайному недоразумению скрытый от её взгляда. А вот тихий, короткий стон, прозвучавший следом, был практически неразличим.       — Это хорошо.       Ответа Макгонагалл не услышала, хотя до входа в комнату оставалась какая-то пара ярдов, зато Гарри, очевидно, расслышал всё и, громко хлопнув в ладоши, нарочито весело рассмеялся, послышался треск разрываемой материи и звон падающего на пол стекла. Ускорившись, женщина пробежала последние несколько шагов, но влетев в комнату, остановилась, как вкопанная. Внутри было темно, развешанные на стенах факелы сально чадили, заполняя воздух горьким запахом дыма, смешивающегося с нотками странного, железистого аромата, уже давно щекочущего её ноздри, и лишь у дальней стены, умостившись на макушке валяющегося у стены жёлтого черепа, горела оплывшая свечка, а рядом с ней, прямо на полу, расположились три тёмных силуэта.       — Это хорошо, что больно, значит побегаешь ещё, — примерившись, Гарри оторвал от своей мантии длинный лоскут и, перекрутив для крепости, обвил вокруг бедра лежащей перед ним девочки, после чего, затянув, продолжил уже совершенно другим, серьёзным голосом: — Мне нужна пара минут, следи, чтобы она не спала.       Сидящая подле него миниатюрная блондинка, бледная и какая-то скованная, как будто окаменевшая, кивнула и, склонившись к Джинни, неразборчиво что-то забормотала.       — Это не подойдёт, — вытряхнув из карманов мантии и разгрузки оставшиеся пузырьки, он сгрёб их в охапку, сортируя и выбрасывая один за другим, — это ядовито, это потом, — бормотал Гарри, будто из пулемёта разбрасывая кругом всевозможные флакончики, — а вот это… Может быть.       — Мистер Поттер…       — Добрый вечер, профессор, — не отвлекаясь на Макгонагалл, парень облил кисти рук каким-то прозрачным, резко пахнущим вином и сиренью раствором, а затем, выхватив нож, наклонился вперёд, примеряясь, — тут очень нужна мадам Помфри, я могу оказать только первую помощь.       — Obtutus terror, — с трудом выдохнула женщина, борясь с одышкой и тяжело дыша, от кончика её указывающей в потолок палочки разошлись тускло светящиеся багрянцем раскалённой стали, легко различимые волны искажений, на мгновение застывшие в воздухе кругами от брошенного в воду камня, а после убежавшие прочь, отражаясь и рикошетя от стен, — скоро здесь будут… Уф… Все. Объясните, что случилось.       — Lumos, — подвесив у себя над головой маленький, но ослепительно яркий шарик белого света, Гарри отодвинулся чуть в сторону, позволяя женщине увидеть лежащую на полу девочку целиком, — вот что.       Ахнув, Макгонагалл подалась вперёд и накрыла рот дрожащей рукой. Ноги Джинни, начиная от середины бедра и до самых стоп, были изодраны в клочья сотнями блестящих, мелко подрагивающих лезвий, пронизывающих её плоть и уходящих в пол. Её огненно-рыжие волосы, разметавшиеся по полу причудливым узором солнечной короны, напитались кровью и почернели, оттеняя бледную, как мрамор, кожу, покрытую крупными каплями посверкивающего в свете заклинания пота. Полуприкрытые глаза смотрели в никуда, а сине-фиолетовые губы медленно двигались, будто повторяя рваный ритм коротких, неглубоких вздохов. В памяти Макгонагалл всплыла картина из детства: серая и высохшая старуха, лежащая на высокой кровати в окружении белых подушек. Тогда они с мамой даже не сразу поняли, что та умерла.       Склонившаяся над Джинни Дафна одной рукой придерживала перетягивающие ноги первокурсницы жгуты, а другой прижимала её к полу, не давая двигаться, постепенно наклоняясь всё ниже и налегая на неё всем весом. Волосы блондинки, собранные в хвост, спускались между её лопаток, но вот чёлка была распущена, свободно падая на лицо и пряча глаза. Её колоссальное внутреннее напряжение выдавали лишь закушенные губы и дрожащие, испачканные в крови руки.       Когда Джинни, со всхлипом втянув в себя воздух, напряглась и, вздрогнув, обмякла, Макгонагалл поняла, что Гарри всё это время что-то ей говорил, раз за разом повторяя одну и ту же фразу.       — Срочно сделайте шприц, — наконец долетели до женщины его слова.       — Конечно, сейчас, — сбивчиво пробормотала она, трансфигурируя стоящий на полке подсвечник в старомодный металлический шприц с длинной иглой.       — Идеально, — быстрым движением схватив шприц, Гарри опустил его в один из флаконов и, вытянув пару кубиков ярко-оранжевого зелья, с глухим хрустом всадил иглу в грудь Джинни, которая, тут же выгнувшись дугой, заскребла ногтями по полу и затряслась, не двигаясь с места только их совместными с Дафной усилиями. — Ну, теперь если зелье её не убьёт, то другой остановки сердца не будет.       Тон Гарри нельзя было назвать шутливым, но в нём больше не было этих напряжённых, звенящих сталью ноток, вонзающихся прямо в мозг сотнями острых, как иглы, шипов. Напряжение ощутимо уменьшилось, Макгонагалл выдохнула и, ещё раз взглянув в лицо Джинни, переставшее напоминать посмертную маску, поправила волосы.       — Мерлин всемогущий, — вздохнула она, тяжело опускаясь на привычно наколдованный стул, — с вами час от часу не легче, мистер Поттер. Вы можете рассказать, что произошло?       — Я не уверен… — почесав голову обеими руками, Гарри уставился на Макгонагалл, — но, кажется, ей проткнуло ноги кучей металлических лезвий.       — Сейчас не время для шуток, мистер Поттер!       — Именно, — отвернувшись, парень с хрустом размял кисти, а Макгонагалл застыла, с задумчивым выражением на лице разглядывая ученика, который, несмотря все свои недостатки, очень редко говорил или делал что-то, не имеющее смысла, — Дафна, ты как?       — Со мной всё в порядке, — спокойным, безжизненным даже голосом ответила девочка. Положив руку ей на плечо, Гарри наклонился и, присмотревшись, покачал головой.       — Пошли-ка, — поднявшись на ноги, он потянул было Дафну за собой, но та, упрямо цепляясь за Джинни, мотнула головой, отказываясь следовать за ним, — давай-давай, всё с ней будет в порядке.       Девочка, наконец, поддалась на уговоры и, ведомая Поттером, упала в видавшее виды кожаное кресло. Не поднимая головы и сидя прямо, так, что её лопатки не касались потрескавшейся от старости обивки, Дафна положила руки на колени и сжала кулачки, комкая пропитанную кровью юбку. Легонько погладив подругу по голове, Гарри присел на корточки и заглянул ей в лицо.       — Ты ни в чём не виновата, ответственность только на мне и на моём враге. Не ты эту ловушку ставила, не ты устраивала побоище в прессе. Ты такая же жертва, как Джинни, просто ей не повезло больше. Ты понимаешь?       Отрывисто всхлипнув, Дафна кивнула, на грудь её упало несколько крупных слезинок.       — Хорошо. Вот, смотри, — зажав в пальцах маленький цилиндрический флакончик, Гарри поднёс его к лицу девочки, — это снотворное, чтобы заснуть, достаточно одного вдоха. Хочешь?       — Да, — выдавила Дафна после небольшой заминки.       Молча выдернув из флакончика пробку, парень поднёс его под нос подруги и, когда та обмякла, усадил поудобнее, подложив ей под голову свёрнутую в несколько слоёв мантию, а затем, вернувшись к Джинни, стал неспешно закатывать рукава плотного, тёмно-синего свитера. В тёмной, загромождённой старым хламом комнате стало совсем тихо, и только лежащая на полу рыжеволосая девочка изредка глубоко вздыхала и постанывала, скребя по залитому её собственной кровью полу. Прислушавшись, Макгонагалл уловила, как где-то вдалеке визгливо орал Пивз, вторя подвывающей миссис Норрис, и голоса их, многократно отражаясь от стен и искажаясь до неузнаваемости, гуляли по древнему замку.       — Так что же произошло, мистер Поттер, теперь-то вы можете рассказать? — Женщина бросила выразительный взгляд на мирно посапывающую Дафну. — И, возможно, вам не следует больше пытаться помочь мисс Уизли, уверена, мадам Помфри скоро прибудет.       — Ждать нельзя. Если вот это, — Гарри ткнул в мелко подрагивающее лезвие на внутренней стороне бедра первокурсницы, раны которой начали сочиться золотисто-оранжевой жидкостью, — перережет-таки артерию, то ихор ей не поможет. Я вколол больше, чем нужно, так что зелье продолжает синтезироваться, заменяя собой кровь, а излишки выходят через мелкие раны, но с массивным кровотечением это не сработает, и жгуты не помогут. Ихор крайне текуч и не коагулирует.       — То есть, она истечёт кровью? — уточнила Макгонагалл, если незнакомые слова и смутили её, то она не подала вида.       — Ихором.       — Не важно, — приподняв квадратные очки в тонкой чёрной оправе, женщина устало потёрла глаза и, вздохнув, сняла с головы тёмную остроконечную шляпу, открывая собранные в пучок, посеребрённые сединой волосы, — делайте, что нужно, и не стесняйтесь просить помощи, я хоть и не сведуща в колдомедицине, но кое-что всё-таки могу.       — Нужно её зафиксировать.       Повинуясь взмаху палочки профессора, из воздуха материализовались несколько широких кожаных ремней и, упав на Джинни, моментально приклеились к полу. Девочка, лицо которой приобрело странный, золотистый цвет, на мгновение пришла в себя и, обведя комнату бессмысленным, затуманенным взглядом, снова потеряла сознание, а Макгонагалл, не в силах больше смотреть на неё, сняла очки и вновь потёрла глаза. В руке Гарри, с тихим шелестом вылетев из скрытых ножен, появился длинный, изогнутый полумесяцем нож, посверкивающий в темноте, словно заледеневший и сорвавшийся с небес осколок лунного света.       Когда торчащее из пола лезвие снова задрожало, готовясь сдвинуться вбок, Гарри одной рукой ухватил его за остриё, а другой молниеносным, неразличимым для обычного человеческого взгляда движением, отсёк полоску зачарованного металла от утопленного в камне основания, тут же начиная вытягивать её из ноги девочки. Несколько других клинков, будто учуяв рядом ещё одного человека, мелко завибрировали и, порождая крохотные фонтанчики золотистых брызг, выпрыгнули из ран, втыкаясь в предплечье слизеринца.       — Интересно, — прокомментировал он, достав-таки лезвие из бедра девочки. Отбросив его в сторону и подняв руку на уровень глаз, он принялся изучать её, вертя то так, то сяк. — Неприятная штука.       — Мистер Поттер, не могли бы вы… — прикрыв рот рукой, Макгонагалл сглотнула и отвернулась, лезвия, стремясь проникнуть в мышцы парня, извивались словно крупные, серебряные черви, — избавиться от этого.       Пожав плечами, Гарри сбил клинки несколькими точными щелчками ногтя и, стерев пару нехотя выступивших капелек крови, взглянул на профессора трансфигурации.       — А вы, случайно, не можете сделать ванну с водой?       Поднявшись на ноги, женщина на мгновение задумалась, а затем перед Поттером с лёгким хлопком возникла молочно-белая ванна на когтистых львиных лапах, полная чистой, слегка парящей воды.       — Холодной воды, профессор, — произнёс Гарри как нечто очевидное и настолько укоризненным тоном, что Макгонагалл даже стыдливо потупилась, но, очень быстро взяв себя в руки, сжала губы в тонкую линию, мановением руки с палочкой остужая содержимое ванны, — со льдом.       — Как вам будет угодно, мистер Поттер.       — Ещё зонтик нужен.       — Не наглейте!       — Да ладно-ладно, — примирительно махнув рукой, Гарри поднял с пола несколько заранее отставленных в сторону флаконов и из каждого уронил по паре капель в воду, — синтез ихора заканчивается, нужно стянуть раны, — пояснил он, — перемешайте, будьте добры.       Пока вода в ванной, повинуясь жестам Макгонагалл, бурлила и пенилась, парень всё такими же неуловимо быстрыми движениями срезал с Джинни ремни, а затем, с тихим металлическим треньканьем принялся отрубать одно лезвие за другим. Звук был таким, словно кто-то мелодично наигрывал легкомысленную песенку на стареньком клавесине. Закончив, он попытался поднять начавшую громко стонать девочку, но профессор, властным жестом велев ему отойти в сторону, заклинанием оторвала её от земли и погрузила в воду.       — Меры временные, но, коли уж мадам Помфри будет тут, — Гарри внимательно прислушался, — через пять минут, большего и не надо.       — Хорошо, — вновь опустившись на стул, Макгонагалл откинулась на спинку и позволила себе закрыть глаза, сейчас она казалась как никогда уставшей и старой, — хорошо. Теперь осталось только дождаться.       ***       Кончик тщательно очиненного пера со скрипом скользил по листу пергамента, оставляя за собой череду кособоких, практически нечитаемых символов. Мадам Помфри и сама уже забыла, в какой именно момент её аккуратный, округлый почерк превратился в помесь арабской вязи и шумерской клинописи. Извивающаяся изящной змейкой «S» и «i» с милым сердцу, пухленьким кружочком вместо точки пропали, сгинули на многочисленных лекциях по врачебному искусству. Одно время женщина даже подозревала, что тут замешана какая-то нечестивая магия, издревле преследующая всех лекарей, чью писанину способны воспринимать только лишь их коллеги, искала зацепки и доказательства, но затем смирилась.       — У Дафны острый радикулит левой пятки? — раздался прямо у неё над ухом донельзя удивлённый голос Поттера, прибывшего в палату одновременно с ней и Минервой. — Никогда бы не подумал.       — У неё тяжёлое нервное истощение, — вздохнула мадам Помфри, продолжая заполнять карту и разве что язык не высовывая от усердия. Только вот сколько бы она ни старалась, из-под её пера вместо нормальных букв выходили кривые и косые уродцы. — Понятия не имею, как вы могли прочитать это таким образом.       — Ну как сказать, Поппи, это проще, чем кажется. Ты уверена, что там ничего не написано про радикулит?       Румяная как маков цвет Макгонагалл глупо хихикнула и жеманно хлопнула ресницами. Кокетничающий декан Гриффиндора — страшное зрелище, которое будет посещать видевших его в тех странных снах, где розовые крылатые кошки летают по зелёному небу, разбрызгивая за собой плотную, как бетон, радугу. О таком можно только молчать. Впрочем, мадам Помфри было к такому не привыкать, она уже не раз видела подругу поднабравшейся, и сейчас, как ей показалось с высоты её многолетнего врачебного опыта, напоить сурового, но жутко перенервничавшего профессора дорогим бренди было наилучшим выходом, иначе прооперировать несчастную Джинни было бы невозможно из-за мечущейся по больничному крылу, словно кошка, которой недавно накрутили хвост, женщины.       — А у Гермионы?..       — То же самое, плюс недоедание и недосып, — всхрапнув, как взбешённый бык, колдомедик зыркнула на назойливого студента и, поставив на листе пергамента жирную кляксу, продолжила заполнять строчку за строчкой, — я ответила на все ваши вопросы, мистер Поттер?       — Нет, я не до конца понимаю, откуда берутся дети, но, поскольку директор на подходе, я расспрошу вас об этом позже.       — Вот у него об этом и спрашивайте, — проворчала женщина, сердито карябая свои закорючки в медицинской карте.       — Как раз ему об этом следует рассказать в первую очередь, — подмигнув колдомедику, Гарри отошёл к дальней стене кабинета, где, подперев стенку, скрестил руки на груди и уставился на дверь, — подозреваю, что его никто не посвящал в такие детали.       Фыркнув, мадам Помфри быстро спрятала непрошенную улыбку. Долго злиться на Поттера она была неспособна, даже просто находясь с ней в одном помещении, он заражал её своим неудержимым, хоть и слегка наигранным, оптимизмом. Да, что и греха таить, пробуждал приятные воспоминания о её юности, сумбурной, хаотичной, полной бунтарства, но оттого ещё более прекрасной. Сидя за столом, она мечтательным взглядом скользила по картинам из прошлого, неосознанно крутя в пальцах брызгающееся чернилами перо и не замечая вокруг себя ни заставленных книгами шкафов, ни тяжёлых каменных стен.       Впрочем, очень скоро она хмыкнула и вернулась к работе. Времена, когда юбка чуть выше щиколоток могла вызвать сердечный приступ у какой-нибудь заскорузлой матроны, уже давно ушли, а вот троица нуждающихся в помощи девочек была тут как тут, привычно царапая её сознание необходимостью постоянного контроля и давящей ответственностью.       — Добрый вечер, Поппи, Минерва, Гарри, — отворив дверь, в кабинет степенно вплыл старик в переливчатой, усыпанной блёстками малиновой мантии, вызывающе торчащем колпаке и паре остроносых тапочек с меховой оторочкой, — я примчался в школу, как только смог, надеюсь, ничего непоправимого не случилось?       — Альбус, это какой-то кошмар… — начала Макгонагалл, заламывая руки и преданно глядя на начальника полными надежды глазами, — бедная миссис Уизли!       — По школе шатается маньяк, Альбус, и хоть вред здоровью студентов удалось устранить, продолжаться так не может, — совершенно иным тоном произнесла мадам Помфри одновременно с деканом красных, после чего, едва заметно усмехнувшись уголком рта, продолжила: — Но нам следует беспокоиться не об этом. Молли вот-вот обо всём узнает и начнёт ломиться во все доступные камины в школе, быть может, вам следует сначала разобраться с ней.       — Я как раз был у них в гостях, когда пришло это пренеприятнейшее известие. Мне удалось успокоить Молли, так что ты можешь не опасаться её визита до утра, — ответил Дамблдор. Даже закалённые годами аскезы буддийские монахи, уже давно избавившиеся от идеологических недругов, в лучших традициях любви и всепрощения удобрив ими бонсай, а теперь коротающие деньки, согревая свои старые кости на солнышке вместе с чашечкой любимого чая, не были настолько спокойны и умиротворены, как он. Колдомедика, впрочем, это ничуть не удивило — умение директора отодвигать свой огород с траектории пущенных в него камней уже давно стало притчей во языцех. — Кстати говоря, на собрании попечителей сегодня подняли вопрос о моём профессиональном соответствии.       — Давно пора, — небрежно обронил Гарри, рассеянно листая прихваченный с соседней полки справочник, — нормальные люди в вашем возрасте уже давно на пенсии…       — Мистер Поттер!.. — возмущённо выдохнула Макгонагалл, надуваясь, словно большая, сильно взбешённая жаба.       — Или в гробу, — спокойно закончил парень, глядя на лукаво сверкающего глазами директора.       — Увы мне, — ответил Дамблдор, мягко улыбаясь и разводя руками, — некому передать дела.       — Альбус! — теперь декан Гриффиндора направила свой гнев уже на начальника. — Не позволяй ему так с собой разговаривать!       — Ах, Минерва, кто из нас в молодости не был горяч и остёр на язык? — Вздёрнув брови и уронив очки на кончик носа, директор выразительно посмотрел на мадам Помфри, которой, приняв прилетевший обратно в её огород камень, оставалось только фыркнуть и вернуться к работе. — Тем более, ему наверняка есть, что сказать.       — Ему всегда есть, что сказать! — Минерва, словно генерал в осаждённом городе, своих позиций сдавать не собиралась.       — Но сейчас это кое-что действительно полезное, — хитро сощурившись, Гарри подался вперёд и, встретившись взглядом с Дамблдором, произнёс: — У нас есть зацепка. Тот, кого мы ищем, учится на Слизерине.       — Поясни.       Не успевшая вставить следующую реплику, Макгонагалл пыхтела и пускала пар из ушей, как закипающий чайник, однако перебивать Гарри не торопилась — очень уж красноречивым взглядом наградил её Дамблдор. Любому другому он сказал бы немногое, но ей, проработавшей бок о бок с этим человеком далеко не один год, сразу стало ясно, что директор нешуточно заинтересовался словами ученика.       — Это была ловушка для Дафны. До неё там прошло три человека, ни один из них ничего не заметил. Ловушка сработала только тогда, когда она зашла в комнату вместе с Джинни. Тот, кто её там установил, считал, что Дафна будет идти одна — сегодня после окончания занятий она поругалась с Трейси в факультетской гостиной и после этого ни с кем не заговаривала. О том, что она любит ходить этим путём, тоже знают преимущественно мои скользкие товарищи. Вывод — её хотели подловить в одиночестве и убить. Причём сделать это хотел человек, хорошо знающий нашу внутреннюю кухню, свой человек.       — Ты уверен?       — Гарантии дать не могу, но да, уверен, — замолчав ненадолго, Гарри пожевал губами и задумчиво поднял взгляд к потолку, — Джинни выжила только потому, что Дафна хотя бы примерно знала, что нужно делать, наложила шины, плохо наложила, неправильно, но всё же. Удерживала её, не давала двигаться.       — Да, останься мисс Гринграсс одна с такими ранениями, шансов выжить у неё не было бы, — произнесла мадам Помфри, посыпая пергамент песком и стряхивая его в стоящую на полу урну. — Кстати, мистер Поттер, на будущее: ваша помощь действительно была неоценима, но постарайтесь впредь без крайней необходимости не вливать в нормальных людей неизвестные зелья, я до сих пор не могу понять, какое кроветворное вы использовали, и чем лечить мисс Уизли, чтобы не вызвать непредсказуемых последствий.       — Это не кроветворное.       — И что же это?       — Искусственная кровь.       Отодвинув карту Джинни в сторону, мадам Помфри поправила свой накрахмаленный чепчик, будто пытаясь уместить в голове нечто, отчаянно не желающее туда помещаться, а затем обернулась к Поттеру, разглядывая его с какой-то смесью недоверия и интереса.       — Вам простительно не знать таких вещей, мистер Поттер, вы всё-таки не врач, но учтите, сделать волшебный заменитель крови не удавалось никому и никогда, это попросту невозможно.       — Ну раз вы так говорите… — протянул Гарри, церемонно закатив глаза и шумно почесав голову. Макгонагалл, забыв о своём гневе, задумчиво теребила в пальцах край рукава, а мадам Помфри, недоверчиво косясь на слишком уж уверенного в своих словах ученика, призвала с полки одну из книг и, открыв оглавление, заскользила взглядом по строкам.       — Я вынужден спросить, что ты собираешься делать дальше. Ты кого-то подозреваешь?       — Да, но его запаха там не было.       — Я очень прошу тебя не действовать опрометчиво.       — Хорошо, — губы парня растянулись в широком, хищном оскале, открывая взгляду идеально ровные, жемчужно-белые зубы, — я и не собирался ему ничего делать, пока он не оступится.       — Не перейди грань сам, Гарри, — жестом подозвав к себе колдомедика, Дамблдор подождал пока женщина, нехотя оторвавшись от книги, не пройдёт перед ним в палату, после чего, покачав головой, исчез там же сам.       — Было бы что переходить, — с горечью обронил Гарри, растворяясь в воздухе.       Забытая всеми Макгонагалл, пристально глядя на то место, где всего мгновение назад стоял, прислонившись к стене, студент, со стуком закрыла рот и, покряхтывая, поднялась на ноги. Поправив перекосившиеся очки и сбившуюся на сторону шляпу, восстанавливая хотя бы часть былого достоинства, а затем, нарочито громко кашлянув, двинулась к выходу, непрерывно ворча.       — Нужно было серьезнее относиться к словам Северуса, — бурчала она, — да и сам-то хорош! Шляется не пойми где… Дай мне Мерлин понять этого мальчика.       ***       Коридоры Хогвартса, вечно тёмные, гулкие и пустые, встретили Сардониса неверным светом факелов и сырым, промозглым сквозняком. Кутаясь в слишком тонкую мантию и стискивая под мышкой забитую книгами и свитками сумку, он крался вдоль стены, поминутно останавливаясь и напряжённо вертя головой, готовый в любой момент сорваться на бег. Каждый раз, впрочем, он не обнаруживал ничего необычного и, зябко ёжась, продолжал свой путь. Его пухлые губы при этом кривились, окончательно теряя форму и растекаясь по его лицу жирной кляксой.       Когда в спину ему ударил холодный, сухой поток воздуха, он остановился и, осмотревшись, замер.       На массивном каменном постаменте, укрытый в тени башмака рыцарских доспехов, стоял невзрачный стеклянный флакончик. Несколько раз моргнув, Сардонис сделал неуверенный шажок вперёд, а затем, вновь остановившись, неестественно сильно выпрямился, напрягаясь всем телом, словно туго натянутая тетива. Округлившимися глазами он смотрел прямо перед собой и, сжав побледневшие губы, сжимал и разжимал кулаки.       Несколько лет назад, ещё до поступления в Хогвартс, во время сильной грозы, когда от громовых раскатов его дом ходил ходуном и шатался, а само небо, казалось, раскололось, извергая на землю нескончаемые потоки воды, в одно из разбитых временем и стихией окон влетела шаровая молния. Небольшой, размером всего-то с куриное яйцо шарик ослепительного белого света летал по комнате, в один момент зависая на месте, а в другой срываясь в бешеный аллюр, с громким треском прошивая окружающие предметы и оставляя опаленные следы на стенах. Тогда Сардонис впервые отчётливо осознал, что видит перед собой смерть.       Каким-то шестым чувством он понимал, что стоит ему шевельнуться, неосторожно вздохнуть или даже помыслить о чём-то неправильном, как сияющая, стреляющая в разные стороны электрическими разрядами сфера убьёт его. И поэтому, как бы страшно ему ни было, он стоял на месте, обливаясь липким потом и чувствуя, как каждый волосок на его теле встаёт дыбом. Только в этот раз не было ни сухого треска, ни голубоватых, объятых призрачным пламенем всполохов. Лишь давящая, обволакивающая его со всех сторон тишина.       А ещё было всё то же ощущение, что стоит ему сделать хоть одно неверное движение, допустить малейшую ошибку, и для него всё закончится. Где-то совсем рядом пряталось нечто. Невидимое и неосязаемое, словно ветер, стремительное и вездесущее, как мысль. То, от чего невозможно сбежать и спрятаться. То, чьё присутствие ощущается кожей.       — Муррмяяяу!       Требовательный кошачий мяв, прозвучавший из расположенного поблизости перехода, был настолько неожиданным, что Сардонис, от ужаса буквально приросший к месту, дёрнулся, всем телом оборачиваясь к источнику звука. Из-за угла на него смотрела пара светящихся в темноте кошачьих глаз, недобро прищуренных и определённо знакомых. Медленно выдохнув, он незаметно достал из рукава палочку и, направив её на неспешно шедшую к нему миссис Норрис, произнёс:       — Vespamorde, — белёсый сгусток жалящего проклятья с тихим гудением прошёл на несколько дюймов левее кошки, которая, будто не видя разбившегося о каменный пол рядом с ней заклинания, припустила прочь по коридору, распушившись и поджав облезлый, похожий на грязную сосульку хвост. Когда она исчезла в одном из боковых проходов, Сардонис убрал палочку, раздражённо хмыкнул и, пригладив растрепавшиеся волосы, продолжил свой путь, внимательно прислушиваясь. — Тварь блохастая, — пробормотал он, заслышав эхо скрипучего голоса Филча, — прибить тебя мало.       Напряжение не исчезло, нет, но оно снизилось настолько, что Сардонис даже смог улыбнуться. Все те раздирающие его всего несколько секунд назад ощущения отдалились, оставаясь хоть и тревожащими, но всё-таки чуждыми, словно проходящий стороной шторм. Очень скоро он и сам исчез из виду, убегая от вездесущего завхоза, чьё шарканье становилось всё ближе и ближе. Вскоре единственным, что напоминало о разыгравшейся здесь невидимой сцене, остался невзрачный флакон, наполненный чёрной с серебристыми переливами жидкостью.       ***       Дафна проснулась быстро и резко. Обычно с ней такого не случалось, ей нужно было время, чтобы поваляться в постели, окончательно приходя в себя. Сегодня, однако, ни привычной неги, ни приятного ощущения медленного, неспешного пробуждения как ни бывало, в тёмной комнате её сознания будто бы распахнули плотно занавешенное окно, впуская внутрь чистый воздух и яркий свет.       Тем не менее, девочка продолжила лежать, не открывая глаз и не шевелясь. Только вот приятных ощущений не было. Напрягшись всем телом, она сперва со всей силы вцепилась в одеяло руками, а затем, выдохнув, расслабилась.       — Опять не спится?       Усталый, сонный голос Гермионы вынудил-таки её открыть глаза, упираясь взглядом в идеально белый потолок больничного крыла.       — Ага.       — Мне тоже.       Разговор не клеился, так что Дафна, тяжело вздохнув, вновь закрыла глаза. Несколько дней назад, очнувшись утром в больничном крыле, она обнаружила на соседней кровати Гермиону, бледную, исхудавшую и очень недовольную тем, что вместо учёбы она вынуждена поправлять здоровье, ведь голодная смерть гораздо лучше пропуска занятий. Поначалу между ними ещё чувствовалась неловкость, но всего десяток минут спустя, они, крепко обнявшись, уже самозабвенно ревели. Каждая из девочек горевала о чём-то своём, но им это ничуть не мешало. Забыв о манерах и презрев аристократизм, они самым натуральным образом распускали сопли, утирая их рукавами больничных пижам.       Хотя корень у их горестей был один — известная шрамолобая личность, а вернее всё, что её окружает.       Гарри, как блуждающая планета, затягивал на свою орбиту каждого, кто осмеливался подобраться слишком близко. Впрочем, насильно он возле себя никого не удерживал и тот, кто передумает или струсит, был волен уйти, если сможет, конечно. Просто порой обстоятельства оказывались сильнее.       Он сам это понимал, девочки это понимали, даже Хагрид, при всей его простоте, будь он посвящён в происходящее, всё понял бы. И никто ничего не мог сделать, действия цеплялись одно за другое, затягивая всех паутиной обусловленности. Но даже такие, глобальные при всех их незаметности процессы, не могли изменить одну простую истину — подружки, найдя друг друга и хорошенько выплакавшись, очень быстро приходили в норму, по крайней мере, настолько, насколько возможно.       Вот и Гермиона с Дафной, хоть никогда и не были особенно близки, уже очень скоро тихо хихикали и шептались в своём маленьком, огороженном ширмами закутке, а мадам Помфри, женщина мудрая и опытная, им не мешала, позволяя потихоньку исцеляться так, как могли только они сами. Когда напряжение немного схлынуло, девочки вдруг вспомнили, что они и не подружки вовсе, да ещё и с разных факультетов. Не положено им дружить по правилам этой сложной социальной игры.       В общем, неловко покашляв и нацепив безразличные маски на лица, девочки расползлись по своим местам, не прекращая, однако, друг за другом присматривать. Так, когда на Дафну накатывало, и она, старательно пряча глаза, сбегала в ванную, тщательно намыливать покрасневшие и слегка припухшие от постоянного мытья руки, Гермиона шла за ней, отвлекала, помогала перебороть себя. Слизеринке всё ещё казалось, что кровь Джинни, которую она, разозлившись, оттолкнула в тот день прямо к установленной для неё самой ловушке, всё ещё на её руках. Что она всё ещё тут, забилась в поры и под ногти. А когда Гермиона начинала кричать и метаться во сне, Дафна будила её и подолгу сидела рядом, молча листая в тусклом свете ночника одну из своих книг.       — А что такого произошло, что ты, ну… — Дафна облизнула губы, собираясь с мыслями, — оказалась здесь?       — То же самое, что и у тебя, в общем-то, — хихикнула Гермиона, — увидела то, чего не хотела.       — Ты этого у Поттера набралась, да? — Блондинка пошарила рукой по тумбочке и, найдя круглое зеркальце, поднесла его к лицу. — Такие размытые, порождающие только больше вопросов ответы как раз в его стиле.       — Но ведь я не соврала, — засмеялась гриффиндорка. За последние несколько дней она порозовела и слегка поправилась, к ней вернулся аппетит, а волосы, отливая тёмной медью, падали на плечи пышными волнами.       — Так можно делать только слизеринцам! — Фыркнув, Дафна нахмурила бровки и с абсолютно серьёзным видом провела пальцем по образовавшейся складке, а затем, не удержавшись, прыснула. — А всё-таки?       — Мне не очень хочется об этом говорить.       — Ладно.       Разговор вновь застопорился. Сидящая в постели Гермиона молча листала учебник, со страниц которого на неё смотрели детальные, удивительно реалистичные рисунки зверей и чудовищ, дышащих, двигающихся и провожающих безразличными взглядами проплывающую перед их глазами девочку. Дафна отложила зеркало в сторону и, закинув руки за голову, высунула ступни из-под одеяла, наслаждаясь приятной утренней прохладой. Отведя взгляд от книги, Гермиона дюжину секунд наблюдала за тем, как слизеринка потягивается и шевелит пальцами на ногах, словно кошка нежась в лучах робко заглянувшего в окно ноябрьского солнца, а затем, вздохнув, вновь заговорила.       — Мне показали людей… Я даже не знаю, как сказать. Просто злыми или плохими их назвать нельзя, это что-то другое, — задумавшись, Гермиона мотнула головой так, что её тяжёлые кудри, ещё не расчёсанные после бессонной ночи, пришли в полный беспорядок. — Они убивали просто ради удовольствия, по прихоти.       Непонимающе выгнув бровь, Дафна повернулась к подруге и, наклонив голову набок, осторожно кивнула.       — Я видела их жертв, — с трудом сглотнув подступивший к горлу комок, продолжила Гермиона, — и видела, как Гарри убивал их самих. Знаешь, я, наверное, не очень хороший человек, но я не могу его осуждать, — вновь замолчав, девочка продолжила бессмысленно перелистывать страницы книги, словно пытаясь занять руки хоть чем-то. — Снейп говорил, что Гарри убийца, но я ему не верила, хотя и знала, в общем-то, что он прав. Только вот теперь выходит, что я тоже убийца, ведь на месте Гарри я поступила бы так же.       Надув щёки, Дафна шумно выдохнула и, выскочив из кровати, побежала в ванную, быстро шлёпая босыми ногами по холодному каменному полу. Почти сразу после того, как она исчезла, из-за неплотно прикрытой двери понеслись звуки бегущей воды и громкое бульканье, закончившееся громким всплеском. Когда раскрасневшаяся блондинка, стряхивая с ресниц капли воды, вернулась в палату, Гермиона, крепко ухватив расчёску, пыталась расплести непослушные космы.       — Давай сюда, — приказала слизеринка, сдвигая подругу в сторону и садясь на кровать рядом, а когда та передала ей расчёску, критично осмотрела её спутавшиеся кудри. — А я вот рассердилась на Джинни и толкнула её. Не сделай я этого — попала бы в ловушку сама, но зато вины моей, в том, что она чуть не умерла, не было бы. Мне из-за этого плохо и больно, — начав с кончиков, Дафна начала расчёсывать волосы Гермионы, — но это результат совершённой ошибки. А ты вообще ничего не сделала, тебе не за что раскаиваться.       — Может, ты и права.       — Конечно я права, — Дафна дёрнула особенно крупный колтун и, когда гриффиндорка зашипела, неосознанно рванувшись вперёд, строго цыкнула зубом, удерживая её на месте, — я вообще очень часто бываю права.       — Слизеринцы, — притворно вздохнула Гермиона, закатывая глаза, — поразительное самомнение.       — Самомнение гриффиндорцев ничуть не меньше, — промурлыкала блондинка, распутывая хитро скрученные пряди, — и к слову, мой дядя в войну был мракоборцем, из-за этого они с отцом не разговаривали, пока мне не исполнилось семь. Так вот, он мне как-то сказал, что виновных необходимо карать, и абсолютно неважно, насколько это тяжело. А ещё он говорил, что не ждёт от людей ни почитания, ни благодарности, но всё равно не сомневается в правильности своего пути.       — Дафна, даже ближайших приспешников Волдеморта во время войны судили по закону, — при звуке имени сильнейшего тёмного волшебника столетия, блондинка дёрнулась, сильно рванув вскрикнувшую Гермиону за волосы.       — Неужели? Так в учебниках написано? — Оправившись, слизеринка хмыкнула, а затем, не давая подруге возразить, продолжила командным тоном: — Знаешь что, это ни в какие ворота не лезет. Вставай.       — Что?       — Тот, кто хочет со мной дружить, не должен носить на голове колтун из бороды йети, — направляя Гермиону меткими тычками под рёбра, Дафна оттеснила её к ванной, игнорируя ойканье и возмущённые восклицания, — а у меня как раз есть пара идей, как решить эту проблему.       ***       Сцепив руки в замок на животе и вытянув губы трубочкой, Дамблдор откинулся на спинку кресла, затуманенным взглядом наблюдая за мотающимся по его кабинету, точно маятник метронома, подчинённым. Вопреки всем своим стараниям, профессор зельеварения, декан самого мрачного факультета Хогвартса, да и просто угрюмый, подозрительный тип Северус Снейп сильнее всего сейчас напоминал не грозного нетопыря, а пышущего здоровьем, розового поросёнка. Репутация его была безнадёжно загублена, студенты больше не считали его угрозой, и даже самые устрашающие, проверенные годами гримасы не помогали, что уж говорить, некоторые особенно романтично настроенные старшекурсницы стали стрелять в его сторону глазками, томно вздыхая и рассказывая подружкам фантазии о его спасении, идеально вписавшиеся бы в какую-нибудь бульварную книжонку.       Стремясь вернуть себе облик основательно лежалого полутрупа, Снейп перепробовал уже очень многое, но перебороть ту дрянь, что ему невесть когда скормил Поттер, не удавалось. На все расспросы, как он это провернул, мальчишка отвечал: «мне помог знакомый перс», причём один раз он заявил, что это был не человек, а кот размером с автобус. Вот и оставалось профессору разве что скрипеть зубами, стирая их до дёсен, пить костерост, да страдать, ведь его новая улыбка, появившаяся после пары бессонных ночей, была до отвращения белой и ровной, не оставляющей камня на камне от руин его старого образа. Не то чтобы он когда-либо улыбался на людях, но отражение, показавшееся ему однажды утром в зеркале, ужасало. Бывалый шпион попал в персональный ад.       — …в известных мне местах, в тот период продаж необходимых ингредиентов не происходило. Учитывая отсутствие их в свободном доступе, логично предположить, что поставки производились с континента, — с кислой миной вещал Снейп, галопируя по кабинету. — Также для производства необходима хорошо оснащённая лаборатория и опытный зельевар.       — Могло ли зелье быть приготовлено заранее?       — Нет, оно портится в течение одного, максимум двух дней.       Утомившись, Снейп драматично взмахнул полами мантии и, вытянувшись в струнку, замер у окна, тяжким взглядом литературного героя уставившись куда-то за горизонт.       — Смятение, давящее чувство вины, утрата и непомерная ответственность, всё это мучило Северуса Снейпа, разрывало изнутри, ложась на его будто бы высеченное из камня лицо несмываемой печатью, — прозвучал откуда-то с карниза заунывный голос Гарри. — Как детище слабоумного скульптора, он монументален и одинок в своей гротескности…       Закрыв глаза и резко развернувшись на пятках, зельевар отошёл вглубь кабинета, прячась в густой тени возле потухшего камина. Влетевший в окно Поттер быстрым движением отряхнул волосы от мельчайших капелек воды, всю ночь падавших с неба белёсой пылью и, прикусив мундштук массивной трубки, поправил слегка перекосившуюся после скачек по крыше бабочку. Твидовый пиджак в крупную клетку с закрывающими локти заплатками из замши также был быстро осмотрен и приведён в порядок.       — Даже горгульи, уродливые каменные воплощения отверженности, жалкие в своей утилитарности стражи крыш, отказывались принимать его за своего, — продолжил парень, с важным видом прогуливаясь по кабинету. Из тёмного угла раздался усталый вздох.       — Доброе утро, Гарри, — сидящий за столом Дамблдор, незаметно улыбнувшись в бороду, подался вперёд, пододвигая к краю вазочку полную ярко-красного, даже на вид приторного мармелада, — не желаешь?       — Желаю, — признался слизеринец и, на мгновение исчезнув в невидимом проходе, вернулся обратно уже в своей обычной одежде, после чего, запрыгнув в гостевое кресло, подтянул к себе угощение. — Вы решились на эксперимент?       — О, да, — выхватив прямо из-под руки Гарри дольку, Дамблдор закинул её в рот и принялся чмокать, хитро щурясь и сверкая очками, — это абсолютно уникальное лакомство.       — Действительно, — отметил парень, пережёвывая сразу несколько мармеладок, — должен отметить, что никто, кроме вас, не решился бы на столь смелое сочетание.       — Ты мне льстишь.       — Разве что немного.       Степенно кивнув друг другу, Дамблдор и Поттер замолчали, продолжая громко чавкать мармеладом до тех пор, пока доведённый этими звуками до белого каления Снейп, шипя, плюясь желчью и превращая молоко в простоквашу в радиусе двухсот миль одним фактом своего существования, не выдрал вазочку из рук Поттера, грохая её об стол так, что стёкла в окнах задребезжали, а задремавшая на крыше горгулья, выпучив глаза и высунув язык сильнее обычного, сорвалась в короткий полёт, закончившийся в цветнике мадам Спраут.       — Вы сюда пожрать пришли, Поттер?!       — Да, — спокойно ответил Гарри, — это довольно логично, на самом деле. Ведь каждый раз, как я здесь оказываюсь, меня кормят.       — Вон!       — Ладно-ладно, — подняв руки в примирительном жесте, парень встал с кресла и, выудив из кармана разгрузки флакон, поставил его на стол, — примите этот скромный дар, в знак моего искреннего участия и раскаяния в том, что я жрал в неположенном месте.       Невинные младенцы, неуклюжие лохматые щенки, пушистые котята и прочие вызывающие умиление масс твари были посрамлены. Их всех с лёгкостью затмил собой и вышвырнул с пьедестала стыдливо ковыряющий пол мыском ботинка Поттер, в чьих больших изумрудных глазах плескалось столько раскаяния, что им можно было затопить средних размеров городок, временно превратив его в некое подобие Венеции с ватагами бешено визжащих от восторга бабёнок вместо гондольеров. От приторности сцены Снейпа затошнило так, что он зажмурился. Перед глазами его заплясали разноцветные круги.       — Вы что-то плохо выглядите, профессор, держите мармеладку.       Снейп открыл было рот, собираясь высказать мальчишке всё, что он о нём думает, но так и не издал ни звука, почувствовав как нечто, отдающее экзотическими фруктовыми нотками приземлилось прямо ему на язык. Со стуком захлопнув челюсть, зельевар широко распахнул глаза и выпрямился, недоумение на его лице быстро сменялось гневом.       — Поттер… — угрожающе начал мужчина, но тут же пресёкся. Остатки гордости, не давшие ему сразу же выплюнуть мармелад, сослужили хозяину плохую службу — сладость фруктов сменилась жгучей, нестерпимой остротой, растекающейся по его рту и гортани волной густой, бурлящей от жара магмы. Мгновенно покраснев и покрывшись испариной, Снейп метнулся к окну и, отправив туда ненавистную конфету, трясущимися руками сотворил скособоченный графин, тут же заполняя его водой и принимаясь жадно её хлебать.       — Где ты это нашёл? — Донёсся до него голос Дамблдора. Тягучий, как мёд, и такой же жёлтый.       — Вот тут, я зарисовал, — Поттер звучит, как отголосок грохочущего вдалеке водопада, повисая в воздухе бархатистой радужной гармоникой. Хруст пергамента режет звук своими острыми, шершавыми гранями цвета сухой листвы.       — Я вижу… Звуки… — Его собственный голос. Бесцветный и хрупкий, точно ломающаяся под ногами ледяная корка. — Прекратите хмыкать фиолетовым, Поттер!       — Что это с ним? — сквозит весёленьким красным ученик.       — Похоже, у Северуса галлюцинации, — прозрачная липкая желтизна растекается по кабинету, — мне говорили, что острота призрачного перца изредка даёт такой эффект.       — Забавно, — полыхнув пурпурным, Гарри машет Снейпу рукой, — хорошего путешествия.       Мальчишка растворяется в воздухе, оставляя после себя серый хлопок дверью. Покачиваясь, зельевар отходит к стене и падает в кресло, комната перед ним полыхает белым тиканьем и оранжевым свистом, длинными синими волнами завывает ветер. Не в силах больше это выносить, мужчина закрывает глаза и затыкает уши.       Сидящий за столом старик, положив голову на сцепленные в замок ладони и упершись локтями в ручки кресла, не мигая смотрит на полный дымчатой жидкости пузырёк.