A Means to an End

      — Какой твой любимый цвет?       Иллуми вздохнул, утыкаясь лицом в подушку. До этого момента медовый месяц проходил приятно – они проводили большую его часть в постели, и лишь небольшой отрезок этого времени спали, – но сегодня утром его новоиспечённый муж решил, что им нужно «получше узнать друг друга», что бы это ни значило. Иллуми подозревал, что эта идея была озвучена лишь с целью выбесить его (и если это так, то она сработала).       — Какая разница? — спросил он.       Хисока протянул руку и заправил прядь волос ему за ухо.       — А что, если я захочу купить тебе одежду на день рождения? Мне нужно знать, какого цвета выбрать.       — Я и сам могу купить себе одежду.       — Твой гардероб говорит об обратном – в особенности те тренировочные штаны с языками пламени.       Иллуми нахмурился.       — Мне нравится пламя.       — Дорогой, Иллу, это не относится к делу, — он начал гладить Иллуми по голове, перебирая белыми пальцами чёрные волосы. — А когда у тебя день рождения?       — Первого января.       — Новогодний малыш! Как здорово. У меня шестого июня.       — Не помню, чтобы спрашивал.       Хисока цокнул языком.       — Не будь букой. Жду от тебя подарок в следующем году.       Иллуми понятия не имел, что Хисока хотел бы на свой день рождения. Новую колоду карт? Пачку жевательной резинки? Он утешал себя мыслью, что фокусник умрёт задолго до июня, либо от руки Куроро Люцифера или от его собственной.       Не будучи тем, кого можно отпугнуть отсутствием энтузиазма, Хисока продолжил:       — А какую еду ты любишь?       — Я ем всё, что дают.       — Я не это спросил.       Иллуми сощурил глаза. Может, если он ответит как можно быстрее, то и вопросы скоро закончатся:       — Мороженое.       — Неплохо. С каким вкусом?       — Ваниль.       — Ах, а я неравнодушен к клубнике, — он забарабанил пальцами по голове Иллуми. — Любимый напиток? Подожди, я знаю. Виски, да?       Иллуми промычал в знак подтверждения.       — Знаешь мой?       — Дайкири.       — О, Иллу, — он сместился, просунув колено между бёдер Иллуми. — Тебе не всё равно.       Несмотря на то, что утром они уже занимались сексом, Иллуми хотелось любыми способами отложить этот самый скучный в его жизни допрос. Он просунул руку под одеяло и сжал пах Хисоки.       — Эй! — за чёрные локоны дёрнули. — Я знаю, что ты пытаешься сделать, ненасытный шалунишка. Мы ещё не закончили.       Иллуми фыркнул и убрал руку.       — Так-то лучше. На чём я остановился? — он запрокинул голову, как будто рассматривая лепной потолок. — О! Придумал. Сколько тебе было, когда ты впервые убил человека?       — Пять.       — Пять?       — Ага.       Хисока рассмеялся.       — А мне казалось, это я рано начал. Ты опередил меня на восемь лет, Иллу.       — Ты убиваешь ради удовольствия. Я же профессиональный убийца.       — Справедливо, — его глаза блестели любопытством. — Помнишь, как это было?       — Не совсем. Это произошло на Небесной Арене. Толпа немного пошумела, и всё быстро кончилось.       — Понятно.       В номере над ними послышались шаги. Были слышны порывы ветра, бушевавшего снаружи, его низкий вой, пробивавшийся сквозь гул кондиционера. Иллуми посмотрел наружу сквозь стеклянную дверь балкона; ему удалось разглядеть лишь белые перила, но не более того. Прошлой ночью разразилась песчаная буря (не редкость в Столице Удовольствия), и, судя по всему, она всё ещё не до конца утихла.       Палец прошёлся по губам Иллуми, снова привлекая его внимание к мужчине перед ним.       — Твой первый поцелуй. С кем? Только не говори, что со мной, — рука скользнула к подбородку Иллуми. — Ты не показался таким уж неумелым, когда мы впервые встретились.       Иллуми не был уверен, комплимент это или нет, но решил, что всё же второе.       — Я не помню её имени. Она была моей целью.       — Целью? — Хисока изогнул бровь. — Запретная любовь?       — Едва ли. Я выследил её на вечеринке. Понравился ей – или, во всяком случае, её привлекла внешность, под которой я скрывался, — взгляд Иллуми метнулся к стеклянной двери, к коричневому туману снаружи. — Она поцеловала меня в лифте отеля. Я собирался дождаться, пока мы доберемся до комнаты, но мне показалось, что она пытается ранить меня, и убил её прямо там. — иглами в каждый висок, безболезненно и быстро; она упала на пол, оставив привкус помады на губах Иллуми.       Рука на его голове снова начала двигаться, медленно и плавно.       — Сколько тебе тогда было лет?       — Шестнадцать.       — Ах, в этом я тебя обогнал. Мой первый поцелуй случился в тринадцать. Милая девушка была. Красивая, хоть и скучная.       Иллуми не ответил; его не интересовали романтические похождения Хисоки.       — Ты когда-нибудь спал с целью?       — Нет, — сказал Иллуми, — и ты однажды уже спрашивал об этом.       — Да, но это было почти год назад. Мало ли, что за это время случилось.       Кондиционер выключился, и в комнате воцарилась тишина.       Учитывая характер последних двух вопросов, следующий не должен был стать сюрпризом. Наоборот, удивительно, что Хисока не задал его раньше, учитывая его одержимость всем, что связано с сексом, и общее пренебрежение личными границами. Тем не менее, это было словно удар кулаком в грудь.       — Во сколько ты лишился девственности?       Жар прилил к лицу Иллуми. Хоть ему и удалось сохранить спокойный ритм сердцебиения, он не смог скрыть свою немедленную реакцию, то, как его тело напряглось, словно готовясь к удару.       Он никогда никому не говорил. Само воспоминание было смутным, бесформенной фигурой в пустоте, где он похоронил большую часть своего детства. Но он помнил Рэн своей матери, как он превращал его внутренности в лёд; он помнил её крик, кровь на холодном полу; он помнил, как она плакала, когда думала, что никто не слышит.       Иллуми закрыл глаза. Он слишком долго думал над ответом – если Хисока раньше лишь догадывался, что что-то не так, то теперь он точно знал. Но что он мог ему сказать? Лжец из него плохой. Возможно, если он просто откажется…       — Иллу, — голос Хисоки был необычайно мягким. — Я должен был понять. Тебе не нужно–       — Мне было восемь.       Рука на его голове замерла. Со стороны стены послышался приглушённый стук; кто-то в соседнем номере гремел посудой.       Иллуми уткнулся взглядом в грудь Хисоки, наблюдая, как она расширяется с каждым вдохом. Он не мог заставить себя посмотреть ему в лицо.       — Отец сказал мне, что это часть моего обучения, — сказал он. — Я тогда ещё не понимал.       Он почти слышал, как в голове Хисоки крутятся шестерёнки.       — Значит, это твой отец?..       — Нет, — Иллуми шумно сглотнул. — Нет, он заставил дворецких сделать это.       Кондиционер снова включился. Какое-то время они неподвижно лежали в центре огромной кровати, слушая его жужжание, Хисока не стал говорить никаких банальностей, за что Иллуми был ему благодарен.       Наконец комната пришла в движение – белое одеяло отлетело в сторону, пружины матраса заскрипели, когда Хисока вскочил на ноги.       Иллуми сел прямо. Хисока, присев в углу комнаты, рылся в розовом чемодане. Через мгновение он поднялся с охапкой одежды и бросил её на кровать. Он поджал губы, выбрал из кучи розовую майку и надел её через голову.       — Что ты делаешь?       — А на что это похоже? — Хисока понюхал пару белых штанов, скривился и отбросил их в сторону.       — Похоже, что ты одеваешься.       — Так и есть.       Он понюхал ещё одну пару белых штанов, пожал плечами и надел их.       Иллуми молча смотрел, пытаясь не обращать внимания на спазмы в животе. Возможно, он был неправ, доверившись Хисоке – фокусник обладал эмоциональным интеллектом лисо-медведя, – но он действительно собирался уехать, когда до конца их медового месяца осталось всего восемь дней?       Хисока сунул ногу в узкий ботинок, упершись пяткой в ковер. Тем же тоном, которым объявляют о походе в продуктовый магазин, он сказал:       — Я убью твоего отца.       Иллуми моргнул.       — Сейчас?       Хисока подошёл к туалетному столику, покрыв руки розовой жвачкой, и начал расчесывать волосы пальцами, укладывая их в свою любимую причёску.       — Сейчас самое подходящее время.       — А как же Куроро?       — Если сяду на дирижабль, то буду в Падокии уже к вечеру. Вернусь сюда через три дня, самое позднее через четыре, — довольный своей прической, Хисока развернулся. — У нас будет достаточно времени, чтобы закончить наш медовый месяц до моей запланированной встречи на арене.       Иллуми не стал это комментировать. Острая боль в животе прошла, но теперь он чувствовал странное головокружение. Хисока угрожал главе его семьи. Разве он не должен что-нибудь сделать? Год назад он убил бы мага и за меньшее; теперь, глядя, как он приближается к двери номера, Иллуми не знал, что делать.       Словно прочитав его мысли, Хисока остановился. Он обернулся, казалось, желая увидеть его лицо.       — Не попытаешься остановить меня?       Иллуми опустил взгляд на колени. Проследил за оставшимися на внутренней стороне бедра следами – любовными укусами, как называл их Хисока, – вспомнил горячий рот, удовольствие, похожее на сладкий бред. Затем поднял взгляд, наткнулся на такие же засосы на шее Хисоки (он всегда выкладывался на полную, наслаждаясь пульсом под зубами, вкусом соленой кожи на языке).       — Нет, — сказал он. — Вряд ли.       Хисока кивнул и вышел из комнаты.