Тёплое молоко

      Эрену нравится, когда Армин моет ему голову — от этих касаний разомлевает тело и затихают беспокойные мысли. Он и купаться любит вместе с ним: в казарменной душевой есть пара ванных, в которые порой удаётся попасть в свободный от посетителей час. Но Эрен с Армином поступают мудрее — они ходят туда по ночам, жертвуя сном. Делать это приходится тихо, потому что внутренний распорядок штаба и часы после отбоя — дело серьёзное, да и случаются такие вылазки редко. Очень редко — и всегда в ночь перед выходным.       Сегодня один из таких случаев.       — Эрен, твоя спина — произведение искусства.       Армин говорит это тихо, почти шелестит, Эрену в позвоночник. Сам он едва отклонился от его груди, чтобы смочить лицо в горячей воде, в которой они оба и сидят в этот час — сидят, прильнув один к другому, и греются. От дыхания на спине щекотно, и Эрен шумно выдыхает в ладони; с рук падают капли, ударяясь об воду по-странному громко. Вокруг темно — на них обоих только свет от звёзд из окна.       — Не говори ерунды, — шепчет он в ответ. Эхо от их голосов едва слышно.       — Честно. — Армин целует его в мокрую шею. — Плечи широкие. Спина точёная. И талия узкая. Но больше таких ни у кого нету. Мой личный идеал. Я бы мог любоваться твоим телом часы напролёт, будь у меня такая возможность, — Армин оглаживает ему живот, говоря это, и от приятных слов вкупе с ласковыми касаниями Эрен смягчается. — К тому же… ты ведь знаешь, как мне нравится говорить тебе комплименты.       — Хорошо. Спасибо.       Если слова Эрена звучат натянуто — пусть, ведь Армин знает, что в последние два года он неразговорчив. Эрену не нужно об этом беспокоиться — хотя от мыслей о будущем никуда не деться, но и Армину о них не рассказать. И ничего уже не поделаешь…       Но сейчас как никогда хочется ласки, и Эрен принимает касания Армина с любовью. Тот гладит ему грудь, обнимая, и шепчет в плечо:       — Дурачок, за что ты меня благодаришь? Ты такой красивый, просто так.       На спину ложится влажный поцелуй — под лопатку. Потом губы Армина движутся по позвоночнику, касаются шеи; щекотно и тепло одновременно.       — Армин? — Эрен стискивает его ладонь на своём животе, переплетая их пальцы, а Армин отвечает ёмкое «м-м?» — Помоешь мне голову?       — Помою.       И Армин намыливает ему волосы — ласково и неторопливо, и называет его любимым. Эрену чудесно от его признаний, как бы он ни упрямился на словах.       Он сползает вниз, опираясь подмышками на его бёдра, и принимает прикосновения к голове с большим наслаждением. Когда пальцы Армина проходятся в корнях волос, по телу разливается тепло; когда они нежно вытягивают их во всю длину, Эрен разомлевает. Он сидел бы так целую вечность. Вечность мытья головы — забавно ли, мечта ли?..       Прижимаясь к Армину всем телом, Эрен забывает о своих страхах и ожиданиях. Кожа к коже — нет участи прекраснее.       — Хочу, чтобы ты трахнул меня вот так, животом к спине, — признаётся Эрен, целуя Армина в колено — для этого достаточно лишь повернуть голову.       — Если ты хочешь, сделаем.       — Да, хочу. Хочу тебя… — Эрен впадает в легкомысленное настроение и роняет голову Армину на грудь — теперь на него можно смотреть снизу вверх, и лицо у Армина перевёрнутое.       — Сегодня?       — Сейчас…       — Для этого надо выбраться из душевой.       — Ага. Потому что ты будешь слишком громкий.       — Нет, потому что здесь нет необходимого, — авторитетно поясняет Армин и целует его в лоб. От всего этого Эрен чувствует себя простодушным ребёнком. Хорошее чувство…       — Ах да…       — Не привык ещё? Солнышко… — Армин оглаживает ему лоб мокрой ладонью, и с бровей по вискам стекают струйки воды.       — Я привык тебе отсасывать. Вот это я знаю как. Могу хоть здесь.       — Я не сомневаюсь, но лучше мы всё сделаем в другом месте. — Армин замолкает, когда Эрен освобождает его колени от своих рук. Теперь его плечи ссутулились, а локтям стало горячо от воды — остудились на воздухе. Армин спрашивает, бережно оглаживая Эрену лоб: — Ты же пойдёшь ко мне на ночь?       — Куда я денусь…       Эрен вздыхает. Вообще-то он так часто ночует у Армина, что им впору считаться сожителями — некоторые офицеры живут вдвоём, с соседями; кто как заселился. Иногда Эрену хочется быть одному — не так уж редко, — и в такие ночи он остаётся у себя. Хотя Армин настолько ненавязчивый и тихий в быту, что Эрену ничего не стоит чувствовать себя в своей тарелке с ним в одной комнате, всегда.       А иногда они занимаются любовью, и почему-то Эрену больше нравится делать это в комнате у Армина. Там уютно — так же, как и с самим Армином. Наверное, он излучает своё тёплое состояние на всё, к чему имеет хоть сколько-нибудь малую причастность. Даже на вещи: на стены своей комнатки, на её пол, на кровать и на покрывала, в которые они двое кутаются по ночам в холодные месяцы…       Сейчас, перед зимой, — перед восемнадцатой зимой в жизни Эрена, — в этой комнате тоже хорошо, а перед тем как Армин усаживает их, голых, на устланный мягким пледом пол, Эрен ставит рядом мерцающий светильник — чтобы Армину было лучше видно его тело. Потому что Эрен знает, как сильно тот любит смотреть на него во время секса — всё бы ему было на виду. Оттого Эрен заводится ещё больше: да, он часто упрямится на словах, но ему очень нравится, когда Армин им любуется, ведь это значит, что Эрен ещё не растерял ту часть своей человечности, которой можно восхищаться. Ту, за которую его можно любить — и тела тут ни при чём.       Эрен знает, кем он будет потом. Знает и то, что его не будет потом — всё по одной же причине. Но он так наловчился не думать об этом, когда находится наедине с Армином, что ему даже приятно принимать от него такое бытовое восхищение — может быть, это своего рода погрешность его рокового знания.       Что уж там, Эрен и сам обожает тело Армина — потому ему больше нравится, когда они занимаются любовью лицом к лицу. Стоя перед ним на коленях или лёжа на спине можно увидеть гораздо больше. В том числе крепкие неширокие плечи — любимые плечи; красивую грудь; упругий живот и то, как под кожей его перекатываются сухие мышцы, когда Армин двигается — двигается внутри Эрена. И ещё Эрену нравится видеть его лицо, краснеющее, с открытым от напряжения ртом, с набухшей на лбу венкой, с растрепавшимися волосами, спадающими на уши влажными прядями. Эрен так обожает смотреть на Армина над собой, что сегодня ему самому было странно поймать себя на желании сделать дело в новой позиции.       А теперь Армин усаживает его на пол и сам садится — напротив. Он делает всё неспешно, и оттого настроение у Эрена стабилизируется ещё больше. Как хорошо с Армином… Он как лекарство от помрачения. Такой светлый, что рядом с ним светлее. И когда он поправляет складки пледа у них в ногах, наклоняясь над грудью Эрена, собственное сердце бьётся чуть быстрее. Ещё быстрее — когда Армин целует его в голый живот. Совсем быстро — когда Эрен не удерживается и сгребает Армина в охапку, прижимаясь губами к его спине.       От внезапных объятий Армин утыкается мокрой после купания макушкой Эрену в грудь и смеётся тихонько — Эрен улыбается. Просто ему хорошо.       — Почему ты посадил нас на пол? — спрашивает Эрен, целуя Армина в ухо — влажно и тихо.       — Ты же попросил взять тебя со спины. Я думаю, так нам не будет ничего мешать.       Ладонь тянется к его лицу — Эрен обводит Армину скулу большим пальцем и целует его, держа в объятиях, как маленького. Армин сказал как есть, у Эрена и вправду широкие плечи — и руки достаточно большие, чтобы обнимать вот так. Они оба могут себе это позволить. А сейчас Эрен благодарен, потому и на сердце разливается такая нежность: Армин так внимателен к мелочам, он так умён и всё обдумывает наперёд — это не может не привлекать. Эрен всегда трепетал перед его большим умом — с самого детства.       — А почему ты захотел со спины? — интересуется Армин, морща нос и улыбаясь под его касаниями.       — Я просто… хочу попробовать с тобой всё, что мы сможем успеть.       — Хм-м… — протягивает Армин и выскальзывает из его объятий.       Для Эрена стало облегчением то, что им обоим известна метка в тринадцать лет — можно не скрывать факт собственной скорой смерти хотя бы так, окольным путём. Но и этот вопрос сквозит ложью, так что сейчас Эрен отрешается от него как может. Армин и в остальном всегда видит его насквозь, а в эти минуты им обоим меньше всего нужна недосказанность. Лучше её избежать.       — Но сейчас мы об этом говорить не будем, — предостерегает Эрен обходительно — и мягко, чтобы самому не обжечься.       — Я и не собирался. — Армин становится перед ним на коленях и кладёт руки ему на плечи. — Лучше я тебя зацелую.       — Ага… — собственный голос сипит так, что начинают трястись пальцы, и Эрен кладёт дрожащие ладони Армину на пояс.       Тот наклоняется и целует его в шею. У Эрена это второй любимый поцелуй, и под ним так прекрасно — а стоит подождать ещё чуть-чуть, и он получит самый сокровенный поцелуй на свете — в губы. Тот, который выпадает ему такой густой волной, что и тело отдаётся всякий раз, как прибойное; аналогиям с океаном Эрен научился у Армина, и это тоже, наверное, перешло к нему через их тела. Хотя однажды Армин, фантазируя вслух, представил, что Эрен двигается, как море, отвечая на его толчки, когда они занимаются любовью. Слышать это было странно, потому что самому Эрену кажется, что он всякий раз лежит под Армином, как бревно — но так, наверное, и выглядит разница восприятий.       Эрену так хочется получить следующий поцелуй, что он задирает голову, и рот открывается сам по себе — Армин улыбается и, будто желает медлить ещё больше, нажимает большими пальцами на его нижнюю губу.       — Малыш… — шелестит он, и Эрен обвивает руками его спину. Армин целует его в переносицу и в щёки, приговаривая между касаниями: — Нежный котёнок… Ласковый мальчик…       От этих неторопливых прикосновений и тихих слов кружится голова и разомлевает тело — волны начинаются ещё раньше, чем Эрен успевает получить свой поцелуй. Эти слова ложатся на Эрена, словно вещественные, и так приятно их слышать, что на минуту его совсем покидают силы — даже глаза закатываются. Он так и сидит с открытым ртом и сбившимся дыханием, в ожидании заветного поцелуя. Если для Армина Эрен ласковый и нежный — так оно и есть, и пусть так и будет. Армин всегда прав…       Покорность вознаграждается даже мысленная: Эрен наконец чувствует в себе язык Армина — и касается его своим собственным. Руки блуждают по его спине и наконец перетекают на ягодицы; Эрен порывисто сжимает их, целуя Армина в ответ.       — Амммн, — вырывается у него невнятное, и Армин выскальзывает из него, разрывая поцелуй. Эрен открывает глаза и видит, что в свете огонька из лампы Армин стал совсем густой. Весь густой — как кисель, это почти осязаемо. Даже взгляд у него тягучий… — Если ты хочешь, мы правда можем сегодня обойтись ртом.       — Эрен…       — Когда я в последний раз тебе отсасывал? Месяц? Полтора?       — Ну что за подсчёты…       — Но…       — Тш-ш, — Армин кладёт ему ладонь на губы. — Ты хотел со спины, мы это сделаем. Тем более… я тоже хочу. Ну, что с тобой сегодня?       — Ты не соскучился по моему рту? — спрашивает Эрен и понимает, что звучит как лопочущий ребёнок — осторожничает и говорит тихо.       — Я… — Армин запинается, а после берёт щёки Эрена в ладони, — …это другое. Я всегда по нему скучаю.       — Ладно, — Эрен слышит, что собственный голос звучит удовлетворённо, и от этой интонации Армин добродушно смеётся:       — Ты и вправду ласковый. Каким бы колючим ни казался. — Армин целует его в губы, коротко и легко. — Ну что я буду с тобой делать…       — Выебешь.       Словечко назло — и Армин снова смеётся. Нет, Эрен не колючий — это всё для того, чтобы видеть у Армина улыбку.       — Ладно.       Армин переносит руки ему на плечи и поднимается на ноги, склоняясь над ним со всего роста. Эрен молча ждёт указаний. Наконец-то… От смены движений он подрагивает — стоит только представить, что сейчас, вот сейчас Армин возьмёт его в свои твёрдые руки. Твёрдый Армин, твёрдые руки — и член у него скоро будет совсем твёрдый. Взгляд падает на него сам по себе, и Эрен, сколько успевает, любуется и им, и ногами перед своим лицом. Сильными икрами, прекрасными коленками, чуть широковатыми для тонких, стройных ног Армина; волосками на его коже, светлыми везде — и на ногах, и на паху, и на дорожке до пупка. Пока успевает, Эрен подаётся вперёд и оставляет поцелуй на его члене — хотя бы так. Из собственного рта вырывается «Ах», слишком высокое для себя обычного, и Армин ещё раз склоняется над ним для поцелуя — быстрого, но глубокого и влажного.       — А теперь перевернись. Вот так, да. Встань как бы… на четвереньки, — велит Армин, пока Эрен переворачивается. А взгляд всё равно тянется к его лицу — у Эрена сейчас рот не закрывается, потому что он жуть как хочет получить ещё один поцелуй. Даже теперь, стоя возле Армина на четвереньках — особенно теперь. — Ну что ты? Чего ты так смотришь? Я же буду рядом. Я думаю… хм. — Стоя сбоку, Армин целует его в спину, под лопатку — совсем как недавно в душе. Потом повторяется: — Эрен, мы будем вместе. Ты что, волнуешься?       — Разве что… от возбуждения.       — Это хорошо.       — Ах… не издевайся надо мной, — шепчет Эрен, сглотнув.       Армин тихо смеётся и становится позади него на колени.       — Ты сам попросил.       Эрен собирается сказать ещё что-нибудь в ответ — и чего бы ему просто не заткнуться и не ждать движений Армина молча? — но он не успевает, потому что на спину ложится ладонь. Тёплая, как гретое на ночь молоко, слегка вспотевшая, она проходится вверх по позвоночнику, оглаживая, и вниз, к пояснице. От нажима Эрен дрожит, снова. Приходится сделать над собой усилие, чтобы не упасть животом на плед и не притереться к нему — так уж хочется движения. Но так даже лучше — это будто пытка касаниями, и всё в мире становится таким густым… даже ноги тяжелеют, вот-вот затрясутся.       — Не хочу над тобой издеваться, — запоздало отвечает Армин. — Но хочу тянуть время… как можно дольше. Чтобы мы оба…       — …растянулись? — бездумно выдыхает Эрен, а потом чувствует на пояснице влажное — Армин проводит по ней языком и мычит утвердительно. Оттого Эрен сдавленно шепчет: — Как тянучка. А-ах…       Армин перестаёт тянуть — сжимает ему задницу обеими ладонями, ласково и неторопливо, и разводит ягодицы. А потом целует — касается губами самой дырочки, и Эрен чувствует, как она непроизвольно сжимается. Ноги немеют от возбуждения, и кажется, что они вот-вот подкосятся, но пока что силы на стороне Эрена. Он только сжимает пальцы на ногах, пытаясь не ронять голову, и тихо-судорожно выдыхает, сглатывая волнение.       Влажно и горячо. Эрен помнит эти касания, помнит губы и язык Армина там, и в минуту, когда он всего лишь целует его, ему так хорошо и волнительно, что на секунды кажется, что одних только этих касаний будет хватать ещё долго. К тому же Армин делает это так шумно — он дышит, посапывая, и целует, чмокая… И так… так всё распаляется — сам Эрен будто напрягается и увеличивается. А на деле всё сводится к собственному члену, к набухающему ощущению и слабой пульсации сердца в нём. Но браться за себя ещё нельзя — да и не хочется. Хочется, чтобы Армин и вправду взял его в свои руки и делал всё сам.       Он отстраняется от Эрена и обнимает его со спины, перенося руки на плечи, а потом на лицо ложится его ладонь — Армин оглаживает ему губы, и Эрен судорожно открывает рот, вбирая в себя его указательный и средний пальцы. В груди вибрирует от напряжения, и Эрен сосёт его пальцы в нетерпении, быстро и сильно. На мгновение приходит до странного рассудительная мысль — что это их маленький ритуал, благословляющий пальцы Армина на большее.       Всё происходит по согласованию — Армин следит за реакцией Эрена, а Эрен доверяется Армину. От этого все его чувства так слитны, и нет ничего прекраснее, чем прильнувшее к спине и бёдрам тепло любимого тела, пальцы, расслабленно лежащие в собственном рту, и дыхание над ухом, испариной увлажняющее щёку.       Пальцы выскальзывают изо рта, и Армин тянется к нему, чтобы поцеловать — рот в рот, пусть это не так уж удобно в их положении. У Эрена не хватает концентрации на сильный поцелуй, а Армин не достаёт до его рта так, как им обоим хотелось бы, так что он лижет уголок его губ, а Эрен высовывает свой язык — как собака на жаре.       Всё это так судорожно и — теперь, на минуту — торопливо, и хочется действий, действий, но Эрен уже рад, что они всё же решились попробовать эту позу. Сколько уже было ощущений — и как много ещё впереди…       — Теперь масло, — комментирует Армин, и ушей Эрена касается позвякивание стекла — это Армин открывает склянку. — И пальцы.       Его намасленная ладонь касается члена, потом — промежности, и на секунду Армин снова целует его — в мошонку, а потом надавливает большим пальцем на дырочку. Он проскальзывает внутрь, и Эрен выдыхает короткое «Армин».       — Да? — тот целует его в поясницу.       — Не тяни долго, — шепчет Эрен, опуская голову. Костяшки на собственных руках, упирающихся в устланный пледом пол, побелели и теперь купаются в густом свете лампы. От складок покрывала под кулаками падают длинные тени.       — Надо. Надо растянуться, милый, — отвечает Армин стойко и вынимает из Эрена большой палец, а потом вкладывает в него сразу два — указательный и средний. Эрен тяжело дышит от волнения. — Ты же не хочешь, чтобы было неприятно? Нам обоим.       — Угу…       — Ноги у тебя дрожат… — шелестит Армин спустя несколько минут. У Эрена получилось помаленьку расслабиться, но Армин так умело двигает пальцами там, внутри, что становится до дрожи приятно — особенно когда пальцы надавливают. Настолько приятно, что трясутся колени и локти. А может, они ещё и устали от одного положения — но так даже лучше, потому что коленки будто вросли в пол. — Потерпи ещё чуть-чуть.       Армин добавляет к пальцам третий — хоть бы уже закончил поскорее, нет никаких сил терпеть, — и переносит вторую руку с ягодицы Эрена ему на спину.       — У тебя волосы так и не высохли, — говорит он сипло и сбивчиво и переносит все пряди на одну сторону шеи. Эрен чувствует на позвонках его горячие пальцы и видит, как кончики влажных волос спадают сбоку от лица, покачиваясь. — А сейчас я войду. Опусти зад, — шепчет он, вынимая из Эрена пальцы, и надавливает ему на поясницу. Эрен послушно опускается. Сцепляет руки в замок и кладёт на них лоб, ожидая проникновения, и Армин говорит очевидное: — Всё будет хорошо.       Конечно, всё будет хорошо — разве может быть иначе, когда они вместе?       Армин входит в него медленно, но у Эрена из горла всё равно вырывается громкий выдох — как же давит… Армин останавливается, и они привыкают к давлению.       — Расслабься, Эрен… так будет проще, и тебе, и мне. — Он дышит натужно и стискивает Эрену плечо. — Слишком… слишком тесно.       Эрен в самом деле расслабляется — как хорошо, что Армин говорит с ним, как хорошо, что он напоминает ему о главном… В следующую секунду Армин входит глубже — медленно, плавно, осторожно и скользко. Эрен стонет и припадает лбом к полу. Он думает наперёд — хоть бы не кончить слишком рано: вот теперь очень хочется тянуть.       — Эрен, тебе не больно? — спрашивает Армин с натугой, снова не двигаясь. Он теперь покоится в Эрене, ожидая, когда тот ответит и привыкнет к их соитию.       — Не… — срывается с языка невнятно и слишком высоко, и Эрен хочет сказать Армину, чтобы перестал спрашивать у него одно и то же всякий раз — ему уже давно не больно, когда Армин в нём.       Было больно в первые три раза, а потом его тело приспособилось. Но Армин теперь осторожен во сто крат больше, а в эту секунду Эрен не находит в себе сил на ответные слова. Просто Армин так хорошо размял его пальцами, что теперь ему сразу приятно — изнутри на него давит член Армина, и в этот раз всё так густо и чувствительно, что Эрен, кажется, смог бы кончить даже без рук.       — Теперь можно лечь, давай, давай вместе, — сипит Армин.       Слышно, как тяжело ему говорить. Какой он сильный, как же это распаляет…       Когда на живот ложится его влажная ладонь, Эрен стонет, не в силах ответить ничего — он просто послушно принимает касания Армина и делает, как тот велит. Воли осталось только на то, чтобы быть покорным. Впрочем, ему не привыкать — в остальном. Вот только Армин его никогда не неволил; он лишь втекает в Эрена, становится с ним одним целым, и то, что делает Армин, Эрен делает тоже, по инерции — и не только во время секса. Это совсем не то, как Эрен теперь живёт под гнётом памяти о будущем — это другое повторение. Заветное и могущественное. Может быть, это сентиментально — так думать, но Эрену плевать, и он уверен, что то, как он вторит Армину, происходит из любви. Ведь Армин никогда его не обидит. Он только показывает ему путь, самый правильный и ласковый — ласковый, как он сам.       И руки у него тоже такие. Нежно, но твёрдо впечатываясь ладонью Эрену в пресс, Армин упирается другой в пол и выпрямляется вместе с Эреном, а когда живот и грудь наконец касаются пледа и корпус получает плотную опору в виде пола, Армин ложится сверху, и телу становится совсем горячо. Затылка касается его шумный поцелуй, и от тяжести Армина и недвижимого давления внутри себя Эрен снова стонет, как истомлённый, и упирается лбом в кулак:       — Давай уже…       — Ах…       — Трахни меня уже, я не могу больше терпеть. Как ты терпишь, я не понима-а…       Эрен сгибает ноги и сгребает кусок пледа в кулак, — будто от этого можно взять себя в руки, — но Армин накрывает его напряжённую кисть своей рукой и оглаживает ему костяшки.       — Да, я сейчас, — сипит он, и под его касанием рука расслабляется.       Армин сжимает его кисть, переплетая их пальцы, и наконец начинает двигаться. Наверное, ему всё ещё слишком тесно, потому что он едва скользит в Эрене — только медленно расходится.       Плечо обжигает его натужное дыхание, и Эрен хрипит, с удовольствием ощущая Армина не только внутри, но и снаружи: он лежит на нём всем телом, и теперь немудрено, что Эрен двигается от его толчков, как морские волны — отчего-то эта аналогия приходит на память именно сейчас. Разгорячённый Армин внутри и снаружи: в эту минуту так хочется утонуть в нём, что Эрен благословляет аналогии с океаном, ведь только благодаря им он может хотя бы приблизиться к этому чудесному погружению. Потому что теперь и движений от их соития будто бы мало. Эрену настолько приятно, что ощущения кажутся бесконечными — словно их целое море, и теперь он погружён в них, но их, как и вод в океане, хватает только в границах собственного тела. Сколько у Эрена есть кожи и её нервных окончаний, столько ему и позволено ощущений.       Армин покрывается испариной, и их соединённая кожа увлажняется от его свежего пота — корпус Армина скользит по спине, когда он делает толчки: внутрь-наружу, внутрь-наружу. Не выходит полностью, а только двигается внутри, и когда начинает двигаться с силой, из горла его всё же вырываются стоны. По стону на толчок. Эти звуки — бальзам на душу… Эрен так любит, когда Армин стонет: громко и красиво.       У самого из груди вырывается только тяжёлое отрывистое дыхание, хотя Эрену до дрожи хочется звать того, кто так горячо наполняет его в эти минуты, по имени, стонать по слогам: «А-ар-ми-ин», но Эрен себя сдерживает. Пока ещё сдерживает, хотя сам молчать не хочет. Сейчас бы выстонать это имя, вытрясти его из себя, как разрядку, по слогу на толчок, но зачем-то Эрен молчит — только стискивает зубы и дышит через них с шипением. А потом Армин смазанно целует его в плечо и признаётся:       — Я тебя люблю, люблю, — он снова целует, вбиваясь в Эрена, и бездумно приговаривает: — Любимый… Тёплый… как густое молоко.       От этого сравнения у Эрена сносит крышу, и он распахивает рот, чувствуя, как от расшатанности по подбородку стекает слюна. А потом из него всё же вытягивается:       — А-армин, — долго и густо, как он любит Армина. Долго, как те двенадцать лет, что они знакомы; густо, как любит его Армин сейчас. Наполняет его толчками, ласкает уши стонами и плечо — мажущими поцелуями, и Эрену снова хочется, чтобы всё это тянулось. Как тянучка. — Кончай внутрь…       — Да-а…       Армин отпускает его руку только сейчас и заводит свою Эрену под живот. Нажимает на пах и мягко заставляет Эрена приподняться, а потом снова толкается, но обхватывает ладонью его член, разнося по нему те остатки масла, что не смазались с него об плед. Легонько сжимает и дёргает, дёргает, а потом сбивается и возвращается в ритм своих же толчков. Эрен сдавленно стонет, нарушая монотонность своего тяжёлого хриплого дыхания, и готовится кончить.       Нет ничего приятнее ладони Армина — она скользит по нему, как родная. Родная и есть, а сейчас, в эти три года, Эрен уже и забыл, когда в последний раз дрочил себе сам, в одиночестве: они с Армином всякий раз делают это вот так, вместе. Иногда с тугими толчками Армина внутри, иногда с влажным ртом Эрена на его члене, иногда просто с ладонями друг на друге — по-разному. Но для Эрена нет большего удовольствия, чем чувствовать на себе ласковые руки драгоценного, любимого, самого родного человека — тем более когда он ещё и внутри, напористый, но нежный, умелый, но чувственный. И кончать Армину в ладонь гораздо приятнее, чем в свои собственные. Так и сейчас: Эрену кажется, что он изливается, такими густыми ощущаются толчки собственного семени, и в секунды, когда оно выходит из Эрена, он снова чувствует, что время будто бы растянулось.       Затихая, Эрен ловит себя на том, что задержал дыхание, а когда делает сильный, по-новому освежающий вдох, Армин достаёт из-под него руку. Кладёт её, забрызганную, обратно на кисть Эрену и снова переплетает их пальцы, и на этот раз они тоже мокрые, не только от испарины, но и от собственного семени — Эрен слабо пожимает его пальцы в ответ.       — Я почти… — тянет Армин через пару минут, и Эрен, обессиленный, обмякший, теперь просто лежит под ним недвижимо — от накатившей истомы закатываются глаза. Но от Армина всё ещё приятно — а самому Армину, наверное, невероятно хорошо, потому что он сжимает его руку с такой силой, что Эрену чуть больно в пальцах, и стонет низко, в такт своим толчкам, и затылком Эрен чувствует его горячие выдохи.       Когда Армин разряжается, Эрен обмякает и мысленно тормозится — голова ложится набок; он лежит щекой в пледе, заворожённо смотрит на огонёк в светильнике и замечает, как тот мерцает, будто в замедленном времени. Взгляд утопает в его оранжевом свечении, и Эрен ощущает, как Армин оставляет в нём своё семя, несколько раз густо выдыхает на ухо «Ах» и будто становится тяжелее, когда обессиленно придавливает Эрена всем телом, упираясь виском в его затылок. Отчего-то в эту минуту, глядя на бьющийся в стеклянной клетке огонёк, Эрен думает о том, что не хочет, чтобы вязкая влага Армина покидала его — хочется впитать её, сделать своей составной частью. Так хочется, чтобы Армин остался в нём вот так, вещественным. Потому-то Эрену так нравится брать у него в рот — так его семя можно сглотнуть и принять внутрь её, влагу любимого тела. В следующий раз Эрен обязательно так и сделает, по-старому…       — Спасибо, — шепчет Эрен и сжимает его обмякшую ладонь, размазывая по ней своё семя, и лежит, не двигаясь, всё ещё с Армином внутри себя. От звука его голоса тот опоминается и выскальзывает наружу, а потом так и ложится обратно всем корпусом, но прежде целует Эрена под лопатку — снова. В третий раз за вечер… Это так приятно.       — За что? Я так тебя люблю, Эрен, кроме тебя мне не нужно больше ничего…       Он становится коленями по бокам и потягивает Эрена за плечи, чтобы тот перевернулся. Лопатки упираются в твёрдость пола, а они двое наконец оказываются лицом к лицу. Армин садится ему на бёдра и смотрит в глаза внимательно и устало. От его истомлённого выражения лица Эрен размякает и находит в себе силы, чтобы поднять руку и положить ладонь на его нежную щёку.       — Вот за это и спасибо, — отвечает Эрен запоздало и притягивает Армина для поцелуя.       — М-м-м, — мычит тот, впуская внутрь себя язык Эрена. Они целуются долго и шумно. — Ты самый ласковый и чуткий мальчик на свете. Пусть иногда и ведёшь себя как упрямец.       От этих слов замирает в груди; Эрен накрывает локти Армина ладонями, и они лежат так, обнявшись, минуту-другую.       — Знаешь, Армин… — Эрен открывает глаза с виноватым ощущением — так уж не хочется нарушать их тихую идиллию.       — М?       — Можно тебя попросить?       — Всё что угодно.       Эрен берёт его за руку и целует в ладонь, а потом говорит:       — У меня щас из задницы потечёт, принеси-ка полотенце.       Армин заходится в беззвучном смехе, и Эрен, прижимая его к себе, гладит его по голове чистой ладонью.       — Давай в следующий раз я кончу наружу? Чтобы было меньше затруднений, — говорит Армин минутой позже.       Он садится у Эрена в ногах и разводит их в стороны, чтобы обтереть его смоченным в тазу полотенцем. От ощущения ладоней на коленных сгибах Эрен заходится в дрожащем вздохе — отчего-то он совсем размяк в эту минуту. Как можно согласиться с тем, что предложил ему Армин, если даже последствия у его разрядки такие прекрасные? Когда на бедро ложится заботливая ладонь, Эрен вздрагивает от признательности. И говорит:       — Нет, мне нравится так. Да и нет никаких затруднений… разве что тебе этого не хочется?       — Чего, кончать внутрь? — уточняет Армин, обтирая Эрену промежность.       — И это тоже… ну, и вот это.       — А-а, я понял, — Армин решительно кивает; кажется, он восстанавливается гораздо быстрее Эрена. Который, напротив, лежит перед ним, обессиленный, и концентрации в нём хватает только на тихий разговор. — Мне нравится за тобой ухаживать. Не говори глупостей. — Армин наклоняется и целует его во внутреннюю сторону бедра, и Эрен поджимает губы. — Ну чего ты такой робкий вдруг?       — Ты на меня так действуешь, — шепчет Эрен, не отводя глаз от Армина. Он понимает, что и вправду стал совсем кротким в эти минуты — но ему этого хочется, и он опускает веки ненадолго, а потом возвращает взгляд и смотрит на родное лицо из-под полуприкрытых ресниц.       — А я знаю, почему это…       — Я тоже.       …Потому что Эрен любит его. Конечно же Армин знает, ведь он всё чувствует и так сильно любит его тоже. От этого на Эрена находит печаль — усиленная усталостью.       — А ты всё про меня знаешь, Эрен, — шелестит Армин осторожно и вытирает ему член. Полотенце тёплое, и Эрен не вздрагивает под этим касанием — только вслушивается в голос Армина. — А я про тебя нет. Так мне кажется иногда, во всяком случае. Зато я точно знаю, что ты меня любишь. Но мне большего и не надо. — Он замолкает на минуту, после чего добавляет: — Поэтому… я и хочу тоже сказать тебе спасибо. И ещё, знаешь… мы попробуем всё, что ты только захочешь, за эти пять лет. Пока у тебя будут силы. И желание.       — Да…       …Наверное, Эрен даже не соврал сейчас — но пока что у них и вправду есть время. Пусть это и далеко не пять лет, но… Эрен запретил себе думать об этом в присутствии Армина, так что сейчас он прикрывает глаза и смотрит, как тот вытирает уже сам себя. Так же, как Эрена — везде, где требуется, но куда сильнее и быстрее — лишь бы расправиться с обтираниями поскорее. А Эрен так и лежит перед ним с раздвинутыми ногами, и в голову лезут уже другие мысли — о более фантастичном, о таком, чему никогда не сбыться, в отличие от призрачной фатальной памяти, томящейся внутри собственной головы.       — Знаешь, Армин, я хотел бы родиться девчонкой, — говорит он, когда Армин вытирает ему руку.       Он наконец завершает процедуру и отбрасывает полотенце в сторону, а потом садится в ногах у Эрена и замирает. Он не спешит отвечать, хотя на лицо его находит строгость. Такая, что Эрен осознаёт, что Армин принимает его усталые слова со всей серьёзностью.       Армин накрывает ладонью его член, отводя его к животу, и задумчиво смотрит на промежность. «Почему?»…       — Почему?       — Потому что я бы хотел оставить тебе что-то после своей смерти. Кроме… тоски, — Эрен осекается, едва не выпалив «кроме разрушения», и накрывает кисть Армина своей ладонью.       Армин молчит в ответ — кажется, он не знает, что сказать, и это с ним впервые за долгое время. Оттого Эрен решает, что лучше не обрывать эту тему на недосказанности, и добавляет:       — Тогда я смог бы принять твоё семя в полной мере.       Глаза у Армина блестят — но он лишь нервно сглатывает и вздыхает.       — Эрен, ты так красив и добр, ты прекрасен. Я обещаю, что буду вспоминать о тебе только с чувством любви. И… я не буду… тосковать.       В горле встаёт предательский ком, и Эрену хочется отвернуться, потому что никто, никто в этом мире не будет вспоминать о нём с чувством любви — может быть, кроме Армина ещё друзья, но… но сейчас нельзя думать о будущем. Наедине с Армином нельзя думать об этом будущем.       — А плакать будешь? — спрашивает Эрен сдавленным шёпотом, и возвращает взгляд Армину.       — Конечно… — отвечает тот так же тихо.       — Разве слёзы не от тоски?       — Нет… они от любви.       — Значит, ты обещаешь мне не впадать в уныние, когда меня не станет? — Эрен понимает, как глупо звучит его вопрос, и лишь надеется, что Армин трактует его правильно.       — Я буду стараться изо всех сил… — отвечает он робко, и Эрен сжимает кулак. — В конце концов, мне жить всего на пять лет дольше, чем тебе.       — Ты проживёшь долгую жизнь, Армин, — отчеканивает Эрен, не заботясь о том, что выкладывает перед Армином правду, которую ему ещё рано слышать, хоть и завуалированную — и пусть он понимает эти слова так, как может. А потом Эрен находит в себе силы сменить тему и бормочет: — Но вообще-то я так тебя ревную. В будущем. И в то же время хочу, чтобы ты был счастлив.       — Ах… — Армин хватает его за плечи и ложится рядом, обнимая и крепко прижимая к себе. — После тебя я никогда не буду счастлив. Ты же знаешь, я… никого больше не полюблю. А без тебя счастья не будет.       — Но…       — Эрен. — Армин сплетает их руки и целует ему пальцы. — Давай не будем об этом.       — Хорошо.       Эрену несложно согласиться с Армином, а теперь, глядя в его залитые тёплым светом карие глаза, он как никогда чётко понимает, что Армин в самом деле больше ни в кого не влюбится. Слишком хорошо Эрен знает его: Армин никогда не был привязан к семье, да и не знал всего этого — ни материнской любви, ни отцовской заботы, потому что его родители погибли слишком рано, чтобы он их помнил. С ним был только дедушка, а потом в его жизни появился Эрен. Армин и сам рассказывал ему, что впервые почувствовал себя на своём месте, когда привязался к Эрену и его заботе — в раннем детстве. И так до сих пор… Да, Армин и вправду однолюб. И может быть, для него самого было бы лучше, будь это не так.       — А у меня для тебя кое-что есть, — Армин выуживает его из размышлений. Эрен фокусирует на нём взгляд и понимает, что всё это время Армин смотрел ему в глаза. — Я с вечера набрал.       Эрен перебирается на кровать и укрывается тёплым одеялом, а Армин приносит с собой термос и кружку. Вот они, мелочи, которых Эрену знать не дано… Он принимает в ладони полную кружку и видит там горячее молоко — красивого кремового цвета. Молоко Эрен очень любит, а Армин снова позаботился о нём…       — Так ты и вправду знал, что я к тебе приду?       — Я на это надеялся.       Армин усаживается рядом с ним, и ему, кажется, совсем не хочется спать. А завтра у них выходной и они будут вместе весь день — пока что и Эрену тепло и уютно. Потягивая горячее питьё, Эрен вспоминает, как получасом ранее Армин сбивчиво признавался ему в любви и называл тёплым, как густое молоко…       Теперь образы из их слитных мыслей стали реальностью и Эрену совсем не хочется думать о том, что будет после него. Не хочется даже мыслей о ближайшем месяце — первом месяце зимы, в который, вообще-то, всё пока что будет хорошо. Просто ему прекрасно в эту минуту: когда Армин сидит напротив него и нежно смотрит ему в глаза; когда его светло-русые волосы оранжевятся под светом огонька из лампы, а тёплый взгляд утягивает в себя, как волшебный; когда собственные большие ладони сжимают горячую кружку, а тело истомлено и ничего уже не просит — только отдыха и тепла. Потом они лягут рядом, прижмутся друг к другу, как в детстве, и Армин будет гладить его по волосам — убаюкивающе и ласково.       А сейчас они в одном моменте — застыли, но по-доброму. Замерли и тянутся, как время во сне. И в такой близости нет ничего лучше тёплого молока на ночь.