Тебе уже нравится, Гэвин

      — Го-о-ол! Команда «Детройтских гончих» вырывается вперёд и…       Пробуждение оказалось внезапным. Голос комментатора вырвал Гэвина из сладкой полудрёмы, оповестив о завершении матча. Матча, который Рид ждал целую неделю. И который в очередной раз бессовестно проспал. Такие вечера превратились уже в традицию, и единственное, что мог делать Гэвин в такой ситуации — обречённо закатывать глаза. Игра на публику в виде одного-единственного зрителя удавалась правдоподобно, ведь даже себе Гэвин боялся признаться, что его безудержно затягивает неспешное, аккуратное, сумасшедшее чувство правильности происходящего. Злиться на Ричарда за то, что благоразумно дал выспаться, не было абсолютно никакого желания. Такое ненавязчивое внимание нравилось, хоть и слегка выбивало из колеи привыкшего к одиночеству Рида. Как нравились мелкие проявления заботы в виде накинутого на плечи пледа и предусмотрительно оставленного рядом пульта. Нажав на кнопку выключения, Гэвин собрался по обыкновению прижаться к тёплому боку и досмотреть прерванный сон. Прекрасное завершение пятницы. Выпутываться из кокона не хотелось, и Рид, не открывая глаз, гусеницей постарался подползти к привычно сидящему рядом Ричарду. Полюбившийся за месяц отношений ритуал. Ради которого и матч проспать не зазорно.       В полудрёме проделав путь к другому краю дивана и окончательно убедившись, что проснулся в одиночестве, Гэвин с досадой откинул тёплое покрывало и опустил ноги. Поёжившись от прикосновения к холодному полу, обвёл взглядом гостиную — никого. Лишь небольшая полоска света тускло поблёскивала из-под двери, ведущей на кухню.       Навыки Ричарда в готовке ограничивались чашкой американо к завтраку, а ближайшая кофейня уже который год обеспечивала постоянного клиента круассанами. Рид никогда не отличался излишней подозрительностью. Опираясь на безупречную логику и факты, он трезво оценивал ситуацию и действовал на холодную голову. Поэтому сейчас, зная, что Ричард обычно обходит кухню стороной, Гэвин напрягся. Что-то происходило без его участия.       Прокравшись к двери, он надавил на ручку. И завис, в нерешительности прислонившись к косяку. Пялясь на представшую перед ним картину.       Ричард стоит к нему спиной, облокотившись левой ладонью о столешницу.       Непроизвольно задержав дыхание, Гэвин пытается уловить каждую деталь увиденного: напряжённая спина, плавно покачивающиеся полы пиджака и ритмичные движения правого локтя. Вдруг Ричард на секунду сбивается, шипит что-то нечленораздельное и вновь возобновляет процесс. Становится нестерпимо горячо, будто в одно мгновение воздух наполняется жаром, отчего мурашки пробегаются по позвоночнику жгучей волной куда-то вниз. Закручивают тугой ком и вынуждают выдохнуть сквозь стиснутые зубы бесшумное ругательство. Чёрт! А ведь Ричард сам решил не торопиться с переносом их отношений в горизонтальную плоскость, предлагал получше узнать друг друга, ограничиваясь нежными пьянящими поцелуями и мягкими прикосновениями прохладных ладоней. Но увиденное вытаскивает все потаённые желания, сметая напрочь барьеры и вынуждая идти напролом. Ведь, как оказалось, Ричард тоже этого хочет! Тогда зачем сдерживается? Почему тянет? Гэвин до дрожи в коленях хочет узнать. Увидеть собственными глазами. И наконец прикоснуться, провести кончиками пальцев, едва задевая ногтями. И где-то там, за барьером из запретов, надежды и невысказанных желаний он находит одно-единственное правильное решение.       Подкрасться со спины, бесшумно ступая по мягкому ворсу. Аккуратно заглянуть за плечо Ричарда и увидеть то, что так тщательно скрывалось. План казался поразительно лёгким в исполнении. Если бы не одно но…       — Гэвин, нет.       Рид так и остался стоять, не достигнув заветной цели и пригвождённый к полу холодным голосом. Как, чёрт возьми, его могли услышать? Казалось, он учёл всё: и отсутствие обуви на ногах, и ковровое покрытие в кухонной зоне, и хлюпающий звук от непрекращающихся действий — всё это должно было помочь разоблачить сосредоточенного на своём занятии Ричарда. Но что-то пошло не так. Протянутая рука внезапно перехватывается и бережно отводится в сторону, но стальной захват так никуда и не исчезает. И Гэвин, обездвиженный, буквально впечатывается носом в чёрный воротник развернувшегося полубоком Ричарда.       — Я ещё не закончил, — во взгляде серых глаз сквозит упрёк. — Наберись терпения.       — Да что ж такое-то? Ты тянешь уже месяц! Я не железный.       Осуществить задуманное незаметно не получилось, и теперь Рид старается выскользнуть из ловушки, в которую так беспечно угодил, практически стонет от осознания зависимости, пробуждающей ещё большее желание. И что любое его действие полностью контролируется им. Неприступным, холодным, властным. Доминирующим.       В такой ситуации Рид оказывается впервые. И не только он. Ричард, внезапно вздрогнувший от горячего дыхания, касающегося скина на шее, прикрывает на несколько секунд глаза, непроизвольно прижимается чуть ближе. И Гэвин плывёт, наслаждаясь интимностью момента, утопая в ощущениях. В мельчайших подробностях представляет мучительно медленные движения пальцев, которые, чтоб их, не прервались ни на секунду, и предвкушает долгожданное вознаграждение после томительного ожидания. Ради момента эйфории Рид готов терпеливо ждать, но контролировать мысли всё равно получается с трудом.       Если бы только Ричард ослабил хватку, немного повернулся боком и сделал шаг вправо, позволяя подойти поближе. Рассмотреть в мельчайших подробностях. Запомнить каждую деталь, каждую секунду происходящего, чтобы потом, будучи одному, воспроизвести в памяти и сгореть от невозможности прикасаться, сжимать, проводить губами. Ч-черт! Грёбаный Ричард сводит с ума, оттягивая момент. Стоит лишь вытянуть свободную левую руку и лёгким мазком провести кончиками пальцев по желанному прохладному контуру. От запретных мыслей рот наполняется слюной, а полный жажды взгляд выдаёт с головой.       — Ты слишком громко думаешь, — проскочившие механические нотки в шёпоте лишь разогревают желание, вынуждая в агонии вырывать зажатую в тисках руку, всё ещё пытаясь осуществить задуманное. С Ричардом всё это безрезультатно. Возвышающийся на полголовы, он остаётся непреклонен. Лишь шумно выдыхает, моргнув жёлтым диодом, и чуть сильнее неосознанно сжимает запястье, вынуждая балансировать на грани лёгкой боли.       — Могу я хотя бы взглянуть?       Честное слово, Гэвин хочет, чтобы голос звучал твёрже, чтобы возникший ком в горле не приглушал просьбу до умоляющего хрипа. Хочет, чтобы Ричард дальше продолжал смотреть на него так.       Не дождавшись ответа, Рид предпринимает ещё одну попытку, чтобы достичь поставленной цели, и поднимается на цыпочки, до боли выкручивая зафиксированное запястье.       — Стой! Не шевелись. Я…       И с глухим стоном — Гэвин может поклясться, что услышал его, что это не плод воображения — Ричард утыкается куда-то в шею, в пульсирующую в бешеном ритме вену, протяжно вдыхает воздух и замирает. Фак, если Ричард и дальше продолжит так стоять, обдавая жаром обнажённый участок кожи, то видит Ктулху, Гэвин не выдержит.       — Ричард, ты не можешь просто игнорировать мои просьбы, — последняя попытка воззвать к сочувствию. — Я хочу помочь. Обещаю, ты останешься доволен. — Гэвин с обессиленным вздохом выдаёт последний козырь, который, как он надеется, сможет повлиять на ситуацию. И чувствует, как прижатое к нему тело начинает дрожать, едва ощутимо, на грани привычной машинной выдержки, но чёрт возьми, секундное прикосновение влажного тёплого языка к шее самое что ни на есть реальное! Это кабздец, иного объяснения подкосившимся ногам Рид найти не в состоянии. И после всего этого Ричард хочет закончить всё сам?! О нет, на этот раз Гэвин самосвалом протаранит все выстроенные стены запретов и добьётся своего. Иначе он…       — Ты уверен, что мне понравится твоё решение справиться в одиночку? — дожимает Гэвин.       На мгновение Ричард замирает и сосредотачивает внимательный слегка расфокусированный взгляд на лице напротив. Поверхностное дыхание толчками выбивается из груди, и тириумный насос реагирует такой же пульсацией, автоматически стремясь привести всю систему в унисон человеческой. Или это живое сердце готово выпрыгнуть из груди, подстраиваясь под искусственный ритм нагревающегося искусственного? Гэвин не знает. Но отчаянно желает прикоснуться, убрать чёртов воротник, мешающий так же впиться поцелуем в мягкую синтетическую кожу, выдернуть все злосчастные пуговицы на чёрной рубашке, прижаться руками к идеальному телу. Нет, не прижаться, ему хочется больше. Хочется мять, хаотично шарить вспотевшими ладонями по груди, обводить аккуратно каждую нарисованную родинку, бесконтрольно прикусывать белую кожу — тёплую, мягкую, живую, да, именно живую.       — Уровень стресса возрос на тридцать процентов, — мычит в шею Ричард.       Фак, у Гэвина волоски дыбом на шее встали от одного лишь шевеления губ по его коже. Кровь давно отлила куда-то вниз, видимо, решив, что сейчас она там нужнее. И Гэвин совсем не возражает.       — Тебе уже нравится, Гэвин.       Что? Мысленно испустив стон разочарования, Рид делает последнюю вялую попытку вырваться. Как и ожидалось, безрезультатную. Только и остаётся, что беспомощно наблюдать за вновь возобновлёнными выверенными до микрона скрытыми действиями. Изнывать от ожидания и нетерпеливо ёрзать, едва не умоляя о пощаде. И представлять, как влажные пальцы скользят по мягкой упругой поверхности, делая процесс ещё притягательнее, ещё слаще… ещё желанней. Неосознанно облизнув пересохшие губы при одной лишь мысли об этом, Рид сглатывает слюну.       — Гэвин… — голос расщепляется на искажённые помехами обрывки. И услышанное совсем не помогает Риду сохранять контроль над собой. Хотя бы его подобие.       — Пожалуйста, — это проскулившее «пожалуйста» совсем не просьба показать.       И Рид готов поспорить, что Ричард его прекрасно понимает, потому что видит всё. И расширившиеся от возбуждения зрачки, и плещущееся глубоко внутри желание, и беззвучную мольбу. На которую Ричард с готовностью отвечает, молниеносно сокращая последние крохи расстояния. Глаза в глаза: Ричарду нет необходимости визуально контролировать процесс, который так привлёк Гэвина. А в следующее мгновение Ричард смешивает их общее дыхание — горячее, сбитое — осторожно дотрагиваясь до приоткрытых губ. Всё ещё сдерживает себя. Возмутительно бережно прикасается кончиком языка к кромке зубов, прося дозволения, и тотчас получает его. До безумия нежно скользит по влажному рту, зализывает свежую ранку на губе — и Гэвин знает, какой результат в следующее мгновение выдаст продвинутая система анализа — зашкаливающую выработку эстрогена и тестостерона. Слишком соблазнительно, чтобы оставаться невозмутимым. Хочется больше.       «Ещё ближе». Хаотично льнёт к шее, скулам, перемежая бесконтрольные лёгкие поцелуи просьбами, «ближе», «мало»…       — Согласен, этого мало, — Гэвин только и успевает удивлённо моргнуть на услышанное, как Ричард срывается, припечатывая его к себе, молниеносно углубляя поцелуй, буквально обдавая жаром и получая такой же нетерпеливый ответ. Алчно. Плавно. До первого искажённого помехами сорвавшегося стона… Практически на грани.       Практически…       — Это не сработает. Ты не сможешь даже прикоснуться, пока я не добьюсь желаемого, — шёпот в приоткрытые жаждущие продолжения губы кажется жестокой насмешкой. Если бы не потемневший взгляд, отражающий всю глубину еле сдерживаемой жажды. Разве у андроидов такое предусмотрено программой?       Рид лишь обречённо прикрывает глаза. Это капитуляция. Не меньше.       — Хорошо, — дрожащий голос вызывает ответную недоверчивую ухмылку на лице Ричарда. Он не верит! Абсолютно. Но Гэвин вновь открывает глаза и бесстрашно смотрит в режущий до боли доминирующий взгляд. — Я не шелохнусь. Отпусти.       Ричард размышляет, скептически исследуя каждый сантиметр тела, что выдаёт своего хозяина с головой. И Гэвин это чувствует, замерев покорной марионеткой в плену чужой руки. Продолжает ловить кайф от своего положения, жаждать большего. Начинать ненавидеть грёбаную андроидскую выдержку. Которую Ричард демонстрирует с умением самого профессионального актёра.       — Один шанс, — проводит языком по мочке уха, — я дам лишь один шанс. И если ты хотя бы попытаешься прикоснуться раньше, чем я позволю, тебе придётся ждать ещё дольше.       И как ни в чём не бывало отступает на шаг. Так просто?! После того, что сейчас произошло? Когда член стоит колом, и думать ещё о чём-либо невозможно! Ну паскуда. Так и хочется придушить. Нет, сначала утащить в спальню, а потом придушить.       — Потому что я начну всё заново. Ты ведь этого не хочешь, Гэвин?       Чёрт. Мысленно фыркнув на прозвучавшее предупреждение, Рид в очередной раз дёргает зажатой в тиски рукой. Бесполезно. Суровый. Холодный. Ричард железным капканом удерживает Гэвина в подчинённом положении. И не собирается отпускать, пока не услышит подтверждения полного смирения. Подчинения.       — Не хочу, — Рид откашливается, пытаясь скрыть охрипший голос. И в то же мгновение ощущает долгожданную свободу. Потирает затёкшее запястье, одновременно делая шаг вперёд, и упускает из виду вспыхнувший алым диод. Молча наблюдает, как пальцы Ричарда нежно обхватывают продолговатый контур и продолжают начатый процесс. Больше нельзя прерываться. Каждая секунда промедления может оказаться фатальной.       Увиденное завораживает. Словно загипнотизированный, Гэвин следит за будоражащим воспалённое воображение действием. Плавно скользит затуманенным взглядом по покачивающейся в такт движению руки белой манжете. Переходит на длинные пальцы, плотно сжимающие разогретый до комнатной температуры тёмный пластик. И наконец застывает, достигнув желаемого. Безбожно пялясь. Облизнув в предвкушении губы, Гэвин всё же не выдерживает. Добровольно подписывает себе приговор.       — Пожалуйста, Ричард, — мольба, такая искренняя и откровенная, что рука Ричарда неожиданно для него самого дёргается, разбрызгивая белые капли, — я хочу попробовать.       — Наконец-то, — и нет, Гэвин готов побиться об заклад, что отчётливо слышит облегчение в прозвучавшем на выдохе слове.       Рид не смеет отвести взгляд, умоляя дать ему хотя бы возможность прикоснуться. Провести кончиками пальцев и поднести к губам, аккуратно слизнуть вязкую сладкую жидкость и зажмурить глаза от подкатывающего удовольствия.       — Хорошо, Гэвин.       Два слова. Дозволение. Скрытое удовлетворение. И Гэвин в блаженстве делает ещё один шаг вперёд, окунает кончики пальцев в нежную белую массу и… с упоением пробует сливочный крем. Результат превзошёл все ожидания.       — Шикарно, Ричард! — сладкий вкус десерта заполняет все рецепторы.       — Я же говорил, что тебе понравится, — самоуверенный тон и искренняя улыбка от осознания выполненной миссии. — Осталось промазать коржи кремом.       Завершив процесс приготовления торта ко дню рождения Гэвина и отложив пластиковый венчик, Ричард на мгновение замирает. И откровенно пялится.       Увлечённый слизыванием крема с испачканных пальцев, Рид не сразу замечает внезапно воцарившуюся тишину.       — Ричард? Что слу…       Договорить ему не дали, уверенно притянув к себе и заткнув поцелуем. Жёстко раздвинув губы и врываясь языком. Глубоко и настойчиво. Так, как хочется самому Гэвину. Мокро и властно. Как любит Ричард.       И Ричарда не по-детски сбоит. От хаотичных прикосновений к щекам, шее, губам скин растворяется, и звуковой модуль издаёт самый прекрасный звук, который Гэвин когда-либо слышал. Времени на осмысление случившегося нет, в следующий момент Рида настойчиво подталкивают в сторону спальни.       — Я бы хотел продолжить начатое, Гэвин.