Опасная удача

Я не планировала привести этого незнакомого бандита в свой дом. Даже знакомого бандита не планировала. Но если к твоей голове пристанут пистолет и прикажут, то ты можешь кого угодно отвести в дом родной матери. Это, конечно, образно — я про пистолет к голове. Нет. Он опустил оружие ниже и тыкал мне в бок, потому что само собой не хотел вызвать лишний интерес на дороге, в отличие от меня: я то и дело пыталась как-то накосить, нарушить правила дорожного движения и привлечь хоть чье-то внимание! Но как назло, грёбаные ГАИшники будто всецело получили указ не останавливать меня, хотя раньше они с радостью это делали, когда я опаздывала в университет — докапывались чуть ли не до цвета моей сумки. И поэтому я проклинаю их, Лису, себя, его на чем свет стоит и подрагивающими руками открываю входную дверь своей квартиры. — Проходи, — проговаривает грозно незнакомец, а я еле сдерживаюсь, чтобы не выдать «спасибо за гостеприимство, но как бы это мой дом». Потерпи, Дженни. Ты все равно умрёшь сегодня от его рук, незачем торопить сей процесс. Послушно прохожу в квартиру, из которой я только два часа назад вышла, даже не подозревая, что вернусь сюда под прицелом какого-то опасного психа. Обнимаю себя за подрагивающими плечи и выжидающе смотрю на то, как он захлопывает за мной дверь, шипя маты под свой нос, скорее всего, от боли из-за раны. — У тебя есть познания в медицине? — спрашивает, вглядываясь серьезно в мои глаза, будто пытаясь познать ответ и без озвучивания. Красный диплом в лучшем медицинском в стране, считается? — Нет, — нагло вру, потому что с меня достаточно и той глупости, которую я совершили, когда в ответ на его вопрос «Твой дом сейчас пуст?» на порыве страха выпалила честное «Да», после которого он приказал мне свернуть сюда. Кто бы сомневался, что он нагло хочет с моей помощью себя вылечить. А потом убить меня. — Ни грамма? — уже снова раздражается он, чуть ли не с отчаянием смотрит. — Знаю, что велосипед полезен для сердца, — голос дрожит сильнее от его взгляда, но все равно пожимаю плечами. Он матерится громко, зарывается пальцами в свои волосы, и наверное, в сотый раз жалеет, что из всех возможных людей ему угораздило сесть именно в мою машину. Вот так, придурок. Пожалей о своем решении. — Просто… черт, принеси мне хоть какие-то медицинские средства, — устало вздыхает, смиряясь со своей участью. Машет рукой, чтобы я пошла, а сам направляется к дивану на моей квартиры-студии. — Надеюсь, хоть они у тебя есть и ты поддерживаешь свое здоровье не только велосипедом, — ехидничает на пути и в этих словах буквально ощущается вся его досада и ярость от моей «тупости».

***

Кусаю нижнюю губу и перебираю нервно подол своего платья, когда он изгибает брови в немом удивлении, увидев мой большой запас медицинских препаратов в аптечке. Проклинаю себя за то, что не додумалась оставить в ванной хотя бы половину из них, чтобы не вызвать лишнее подозрение для той, чьи познания в медицине ограничивается лишь велосипедом. Но, к счастью, это подозрение не такое больше, чтобы его озвучивать — ну мало ли, может я просто так закупилась из-за паранойи о здоровье — и, кажется, именно с этими мыслями, он наконец отводит от меня свой тяжёлый взгляд и принимается искать нужные себе препараты. Берет пинцет, стерильный бинт и… все? А как же, ну не знаю, обезболивающие там? Даже горячей воды не попросил… Не говоря уж о перчатках и антисептике. Неужели хочет поковыряться в своей ране грязной рукой в поисках пули? Морщусь, чувствуя, что ловлю на его незнания таких банальных вещей возмущение на полном основании человека с медицинским образованием. Но все равно держусь, снова и снова напоминая себе, что он так или иначе убьет меня вне зависимости от моей помощи. Пусть хотя бы помучается, и — молю всем богам — в обморок от боли и потери крови упадет, чтобы я смогла вызвать полицию. А уж потом его отведут в больницу. Со своими мечтами даже не замечаю, что теперь пялюсь на его оголенный торс. Стоп, что? Хлопаю ресницами несколько раз в недоумении, и только сейчас понимаю, что он встал с дивана, чтобы избавиться от рубашки. Молодец, хоть до этого додумался и не будет лечить себя в нем. А он… не только лицом вышел. Если, конечно, не смотреть на эту ужасную рану на боку. Господи, Дженни, в том-то и дело, что ты должна смотреть только на эту рану и напоминать себе, какой он отброс общества! Застрелил, наверное, такой же отброс общества или же и вовсе разъяренный отец, дочь которого этот бандит разрезал и продал органы. А ты сейчас пялишься на его… — Блять, — шипит Тэхен, когда до конца избавляется от пуговиц и принимается стягивать с плеч рубашку. Снова моргаю, отрываясь от мыслей, и сама не замечаю, как тут же оказываюсь рядом. Помогаю ему снять, потому что, судя по всему, ему сильно больно. А что? Это чистые рефлексы врача. — Спасибо, — бормочет он холодно, даже не взглянув на меня, будто я должна была это делать. Подходит обратно к медицинским средствам, которые он оставил на кофейном столике напротив дивана, а я сжимаю в руках его белоснежную рубашку, испачканной алой кровью. Решаю не допустить недавнюю ошибку и не вмешаться снова; лишь стою и наблюдаю в ожидании его дальнейших экспериментов над своим телом. Дикость какая-то — раненный бандит разгуливает по моей квартире, кровью истекает и пытается сам себя вылечить, а я с высшим медицинским образованием не могу ничего поделать. Точнее, могу, но не думаю, что это будет правильно… Ещё крепче сжимаю в руках рубашку и кривлюсь, когда он берет пинцет и крутит в руке, строя свои догадки, с чего начать. — Не можешь помочь мне? — спрашивает он, в конечном итоге взглянув на меня, наверное, поняв, что дотянуться до бока одному и ковыряться в ране будет проблематично. Тянет инструмент, чтобы я тут же начала, отчего я глухо постанываю. Ну какой же он тугодум, ещё и меня глупой считал. Смотря на торчащий с его темных брюк пистолет, хочется выполнить его указ и свою мечту — взять пинцет, засунуть просто так в рану, пока он стоит, испачкать все микробами, чтобы он завыл от боли и грохнулся в обморок. Но нет. Нет и снова нет. Я не убью его из-за того, что он без спросу залез в мою машину. Без спросу проник в квартиру. Угрожал пистолетом. Хотя, он вполне достоин этого, но все же, не с моих рук. — Сначала тебе нужно принять как минимум две таблетки сильных обезболивающих, если ты не хочешь заорать до полиции. А потом твою рану нужно промыть кипятком, как и инструменты, поработать антисептиком. Спринцовкой и пинцетом дренировать рану от крови, а уж после со спокойной душой поковыряться в поисках пули. И да, стоя на ногах ты не выдержишь этого, мы, в конце концов, не шариковую жвачку из автомата вытаскиваем, — на одном дыхании говорю, уже в край раздраженным голосом, не выдерживаю уже его состояния и бреда. И тут же ловлю на себе его шокированный взгляд, который медленно меняется на злой. Сама же спалила свою ложь и заработала ещё одну причину пустить мне пулю в лоб после, но плевать, хотя бы не умру убийцей.

***

Я, само собой, никогда не извлекала пулю из человека. Я даже не видела пулю вживую, что уж говорить. Но зная основные правила в подобных ситуациях, мне было не так уж и сложно. Ключевое слово «не так уж», потому что сложно было. Кто же знал, что этот суровый с виду человек так чувствителен к болям? Шипел ранее неизведанные мне маты, рыпался и дёргался, пока я осторожно искала пулю. Или я сужу лишь посторонний человек, и достать пулю на самом деле такую боль причиняет? Да еще и под воздействием слабой анестезии. Но откуда мне знать? Слава богу, в меня ещё не стреляли. Ключевое слово «ещё». Сижу уже час с чем-то и пялюсь то на лежащего без сил на диване бандита, то на оружие на поверхности столика, куда я ее незаметно во время «операции» поставила, боясь, что оно может зарядиться и пробить ещё одну дыру либо в нем, либо во мне. Тогда у меня действительно не было задних мыслей! Я, как дура полная, полностью увлеклась его здоровьем. Хоть умный поступок в итоге сделала, обезоружив его сама того не замечая. И, спрашивается, чего я жду? Поднимись, Дженни. Позвони в полицию из домашнего — мобильник, который разрывался от звонков Лисы, был оставлен в машине по его приказу — пусть к чертям арестуют его. Выкинь пистолет из окна. Но блять. Боюсь. Чертовски сильно боюсь. А если он проснется, пока я все это вытворяю? Возьмёт в меня заложники, чтобы отбиться от полиции? Допустим, я выкину его оружие. Но это ведь не отменяет того, что он крепкий и опытный в преступности мужчина, пусть и с повязкой на боку. Своими терзающими мыслями не сразу замечаю движение на диване. Перевожу взгляд и вижу, как мужчина резко приподнимается с места, тут же морщась от своего движения. Напряжённо смотрит сначала на свой пистолет, потом на меня. Шумно вздыхает и успокаивается. Видимо, боялся, что я сделаю ранее мной обдуманное. Но я была слишком трусливой и неуверенной, чтобы это сделать. Так что мне теперь остаётся лишь смириться и надеяться, что он не такой уж и бессердечный, каким кажется. А что, если он пощадит меня? Я же практически ему жизнь спасла и он даже отблагодарил меня искренне и тихо, перед тем, как отрубиться. Затаиваю дыхание, когда улавливаю на себе его взгляд, который все не хотел спускаться и, наоборот, тяжелее становился. Да что ему нужно? Вдруг он окончательно поднимается с дивана, отчего я удивлённо хмурю брови. — Тебе нель… — начинаю говорить, нет, отнюдь не заботясь о нем, а переживаю за то, что все мои недавние труды пойдут насмарку. Но он так нагло прерывает меня: — Я останусь у тебя на несколько дней, — бросает мне в лицо, как факт, даже приличия ради разрешение не спрашивает. Начинает ко мне шагать, а я вжимаюсь вся в свое кресло, боясь и пальцем пошевелить. — Н-нельзя… — шепчу в ужасе, представляя, как этот бандит днём и ночью в моем доме разгуливает. Да пусть лучше убьет меня, а уж потом сам останется тут! Но наедине — никогда. У него дома своего нет, что ли? — Почему? — насмешливо выгибает он брови и из-за раны шагает медленнее — но именно этим и создаёт ощущение хищника, который хочет поиграть с добычей для начала. Я отчётливо слышу свое сердце и настенные часы недалеко, смотря на то, как он ленивой походкой ко мне приближается. Смотрит как-то странно на… мои губы? Черт, что? Почему он не моргая пялится на мои губы, и вот, уже напротив останавливается?! Притягивает руку, отчего я тут же моментально прижимаюсь к спинке дивана, испуганно расширив зрачки. Смотрю на него сверху вниз, и замечаю, как уголок его губ дёргается при виде моей реакции. Но все равно, козлина эдакая, продолжает тянуть руку, и вот, касается им моих губ, чуть наклонившись ко мне. Протирает кончиком большого пальца уголки, выходя за контур, вызывая у меня неоднократные ощущение — я попросту не понимаю, что должна чувствовать. Не успеваю. Потому что в следующее мгновение он отстраняет руку и демонстрирует мне какую-то краску на кончике пальца. — Ничего личного, твоя смазанная помада весь день триггерила меня, как перфекциониста, — низко шепчет он и откровенно усмехается, а я дар речи теряю. Какого… Черт же, да! Я красила губы, но когда он ворвался в мою машину, моя рука с помадой дернулась! Господи, неужели я расхаживала все это время со смазанной краской на лице? Даже в зеркало не взглянула, хоть и заходила в ванную комнату много раз… И вообще, ему что, делать нечего? Почему это его вообще триггерит в таком-то состоянии? Разум говорит мне ударить в забинтованную рану этого мерзавца, но я стараюсь его не слушать и засовываю возмущение куда подальше. Правда, всё-таки не сдерживаюсь от своего колючего взгляда, которого он, конечно же, замечает, но ничего не говорит. — Так почему мне нельзя тут остаться? — возвращается он к изначальной теме, становясь серьезнее, окончательно отогнав мое недавнее возмущение и вызвав вместо него страх. Задает вопрос, но даже интерес к ответу не проявляет, потому что все равно же останется, стоит немного пригрозить. — У-у меня есть жених. Скоро он должен приехать вместе со своей мамой на ужин с ночёвкой, — но я отвечаю так, чтобы он определенно заинтересовался и перестал так нагло и насмешливо смотреть на меня сверху, как на букашку. И да, интерес в его глаза наконец-то появляется. Он мои слова анализирует, глаза щурит и голову набок наклоняет. — Где гарантия того, что ты не врешь так же, как с темой про медицину? У тебя ахуенные навыки врать, несмотря на миловидность, — вроде, ехидничает, но нотки злости открыто читаются в голосе — всё-таки не забыл, что я прикинулась узко-знающим в медицине, а потом операцию ему сделала, практически удачную. И стоп, что? Миловидность? Это, типа, комплимент? И ни черта я не эксперт во лжи! Просто, когда попадаю в неприятные ситуации или пугаюсь… Ох, да кого я обманываю? Иногда я могу даже самой себе поверить, если скажу, что я пони. — Вот гарантия, — убедительно вытаскиваю из-под платье конец своей цепочки и перед его глазами машу. На ней висит обручальное кольцо. Бандит наблюдает за моим весомым доказательством молча, брови немного хмурит, заметив надпись «J+J» на внутренней стороне кольца и, как будто… так странно-неожиданно становится холодным (?) Даже отстраняется от моего кресла, перестав мучить меня своим ароматом духов, который все ещё не сбился после всего. Видимо, дорогой. Да и одет во все брендовое. Я только сейчас понимаю, что он, на самом деле, не похож на типичного гопника с грязной улицы. Кажется, ведёт дела посерьезенее в своей сфере — это ситуацию никак не облегчает, даже похлеще пугает. И добавляет ещё больше уверенности в голос: — Его зовут Дживон, — разъясняю, выговорив первое попавшее под руку имя на «J». И он, кажется, верит. — А меня Дженни, — непонятно зачем говорю это, и тут же прикусываю язык. Дура. Нужно было тоже другое имя на «J» придумать и не говорить опасному преступнику настоящее. Хотя… какая разница? Он все равно теперь знает мой адрес. И определенно сегодня убьет меня, чтобы не оставить за собой свидетелей. На что я вообще надеялась с рассказом про жениха? Ясень же пень, что он не испугается и не убежит. — Дженни… — задумчиво тянет он мое имя, будто пробуя на вкус. Волосы взъерошивает и, шумно вдохнув, разворачивается, шагая обратно к дивану. — Мы расплатились, Дженни, — снова выделяет он мое имя до непонятных мурашек по коже и параллельно забирает со столика свой пистолет. — Ты помогла мне с раной, а я не пущу пулю в твою рыжую головушку, — оборачивается он ко мне, и у меня чуть ли не слезы счастья на глазах не выступают от этих слов. Клянусь, я никогда не была так счастлива, как сейчас, слыша эти аморальные и жестокие слова! Он бросает на меня взгляд напоследок, который под кожу пробирается, а потом, хмыкнув, направляется в сторону прихожей вот так — с одними лишь черными брюками, демонстрируя свой торс и забинтованную рану! А ещё хромает. Сильно. Конечно, ведь очень невыносимо ходить в таком состоянии и ему нужно отлежаться недели две, не меньше. На секунду меня даже совесть мучает, как врача. Нормально ли практически выгонять его в таком состоянии и радоваться этому? — Но это, кстати, можно легко исправить. Если ты проболтаешься своему хахалю, подружке, которая тебе без конца трезвонила или кому-то еще... Поверь, тогда тебя ничто не спасет и я тут же приду за твоей рыжей головой, — говорит он у двери, даже не поворачиваясь, и выходит наконец, по пути вытаскивая из кармана свой мобильник, наверное, чтобы позвонить кому-то. Когда дверь за ним захлопывается, я дергаюсь и смотрю на окровавленную рубашку от Луи Виттон, которая все так же лежала на полу моего дома. Все кажется нереальным, а от прежнего чувства вины за то, что я отпускаю человека в таком состоянии, не остаётся и следа. Он не человек, так что пусть хоть в преисподнюю катится. И да, что ему вообще сделали мои рыжие волосы?!