Брат за брата.

Утренние лучи солнца падают на сияющую кожу, заставляя парня поёжиться. Он сильнее укутывается в голубое хлопковое одеяло, шумно выдыхает и вытягивает руку. На тумбочке трезвонит будильник, но сонный Ваня даже не помнит, когда он его поставил. Паренёк садится на кровати, потягиваясь. В комнате пахнет солнцем, пылью, скошенной травой. По потолку, словно лебедь, плывёт солнечный зайчик, отскакивая от стен под тихое мяуканье. Бессмертных медленно ползёт к краю, вытягивая вперёд бледные руки, хватает кошку и целует в розовый нос. Животное довольно пофыркивает, а русый поднимается, жмурясь от холода, растекающегося по ногам. Тихо скрипит дверь, и Ваня выходит в коридор. Облизывает пересохшие губы, шумно идёт в ванну, плеская в лицо ледяной водой. В ванной лампочка вторую неделю моргает, но мама починить не может, занята, а Ваня не умеет. В ванной мылом пахнет, но Бессмертных только хмурится от этого запаха, показушно зажимая нос пальцами. — Ванюш, ты проснулся? Сияющая, словно и не отработала ночную смену, мама стоит в дверном проёме, улыбаясь. У Вани от этой улыбки в груди все трепещет, он маму приобнимает, ластится русой головой под легкую руку и глубже вдыхает. «Блины?» — Мам, ты блины делаешь? — парень проходит вглубь кухни, прожигая взглядом сковороду с залитым на неё тестом. — Мама, блины? — Блины. Будешь? Ваня быстро кивает, садится за стол и складывает голову на руки, как в глубоком детстве, ожидая очередной кулинарный шедевр. — Ванюша, сынок, ты на сегодня ничего не планируй, хорошо? Представляешь, тетя твоя, Ирина, в гости позвала! Помнишь же, да? У неё ещё сыночек, вот такой был, — женщина проводит ладонью по своему бедру, переворачивая лопаткой блин, — говорит, соскучилась, ждёт нас сегодня. Ничего не планируй. А у этой Ирины… Ваня шокировано пялится на маму, рот открывая и закрывая попеременно. Разумеется, никакой тети он не помнит, а о сыне ее может вспомнить лишь то, что парень его младше на год и ребёнком был очень активным. Вечно шумный, крикливый мальчишка выводил спокойного Бессмертных из себя. Его вопли и странные игры для старшего были не то что непонятные, а глупые. Ваня помнит, как темненький парень неуклюже падал в лужи при прогулках, громко хохоча над самим собой. Помнит, как Сережа пел песню про младшего лейтенанта на дне рождения той самой тети Ирины, а потом они спали на составленных табуретках под Аллу Пугачеву. Из воспоминаний парня вырывает мама, похлопывающая его по плечу мокрой от воды рукой. — Ванюша, ты одевайся пока, сейчас поедем уже. Женщина собирает в хвост русые волосы, одергивает синий цветастый халат и кладёт блины в тарелку. Ваня быстро хватает из миски блинчик и под крики мамы вылетает из кухни, беззлобно усмехаясь. Длинные ноги несут быстро, дверь в комнату закрывается с такой же скоростью. Ваня с аппетитом жует блин, мысленно матеря эту тётю Ирину, мамин выходной, их приглашение и Серёжу. Понравится ли он ему? Подружатся ли они? Или Ваню он так и будет раздражать? Неизвестно.

***

В машине жарко, с бледного лба катится пот, а парень дергает головой под какой-то попсовый трек на фоне. За окном зеленеют деревья, дует жаркий ветер, а машин и вовсе нет. — Это что за место такое, до которого ехать по таким чудесным дорогам? Ваня показушно цокает языком, показывая своё недовольство, пока машина трясётся на кочках и ямах. — Ванюш, ну подожди немного, приехали почти. Женщина угрюмо стучит пальцами по рулю, выключая нерабочее в этой глуши радио. Ваня закрывает окно, когда мама говорит ему забирать с заднего сидения вещи. На улице слышится тихий гром, и Бессмертных завороженно глядит в окно, пытаясь высмотреть грозу. — Как мы вовремя приехали, а? Мама поворачивает к какой-то деревушке, паркует машину и выуживает оттуда Ваню, так яростно не понимавшего, почему они остановились посреди пустынного посёлка.

***

— Наташ! Привет, родная! Ваня скидывает с плеч рюкзак, проходя в прихожую. До дома Ирины пришлось идти целых полчаса, ведь доехать-то нельзя! Парень возмущённо выдыхает, глядя на радостную маму, буквально светящуюся от счастья. Дом, будем честны, красивый. Огромный разноцветный сад, поросший цветами всех цветов и запахов, — самая большая гордость семьи Пешковых. Ирина же берет семью Бессмертных под руку и ведёт глубже. Молочная гостиная, совмещённая с кухней, встречает дружелюбно. Огромный кожаный диван, небольшой столик посередине, и куча картин, бросившиеся Ване в глаза. Нет, не куча, их тысячи. Почти все они разные: где-то море, где-то леса, где-то люди. Но всех их объединяет тонкая и аккуратная подпись снизу: «Пешков С.» — Ира, ну это прям талант! Серёженька рисовал? Где он, кстати? Воодушевление тети Ирины, гордость и восторг в ее глазах заставляют Ваню усомниться в том, что он не попал сейчас к тому самому сыну маминой подруги, о которых пишут в мемчиках. Честно, русому не хочется и не интересно слушать про то, что Сережа художественную школу окончил, что рисует на заказ, что вся его комната рисунками увешана… черт, услышал все-таки. — Ой, Наташенька, — тетя Ирина косится в сторону Вани, а после выдаёт, — Ваня, ты иди к Серёже наверх, он, наверное, опять занят, давай, не сиди. Женщина подпихивает парня в лопатку, пока тот не двинулся с места. Иван смотрит на маму, но та лишь мягко кивает и отворачивается. Последняя надежда на спасение покидает, поэтому русый, недовольно бурча под нос, поднимается по узкой лестнице, придерживаясь за перила руками. В голове ветер, Ваня думает о том, что лучше бы притворился больным и остался дома. Или ещё как-то наебал любимую маму, лишь бы не видеться с этим гиперактивным мальчишкой, сидящим наверху. Прямо по коридору, увешанному фотографиями семьи Пешковых. Вот тетя Ирина сидит на диване с маленьким Серёжей на руках, а рядом с ней её муж — Саша, кажется. Тёплые карие глаза отца и сына горят счастьем, а женщина мягко улыбается. В коридоре холодно, Ваня ёжится и слышит громкий крик. Парень поворачивает голову в сторону шума и видит белую дверь с табличкой «не входить!» Усмехается, подходит ближе и стучится. Внутри слышится смачный мат, а потом дверь открывается. Ваня стоит, открыв рот и бегая глазами по силуэту парня напротив. Сережа опирается рукой на косяк, затягиваясь ашкой, и хмуро сводит брови. Широкие розовые штаны с хелоу китти, огромная футболка и персиковые наушники, повисшие на шее. По плечам лежат чёрные кудряшки, нос с горбинкой забавно дёргается в такт играющей на фоне музыки, а сам парень прикусывает губу, после этого выдаёт: — Ванюша? Как изменился… Ну проходи, Ванечка. Ванечка проходит через порог, садясь на кровать. Комната явно необычная. Просторная, увешанные рисунками и плакатами стены, яркое покрывало и электрогитара в углу. Сережа садится за стол, на котором стоит компьютер, о котором Ванечка только мечтать может. Парень удивленно охает, когда Сережа выключает игру, прощается с друзьями в дискорде и в полумраке комнаты, освещаемой лишь тусклой подсветкой, садится на кровать рядом с старшим. — Ну, как дела? — Нахуя ты завивку сделал? Ваня восторженно проводит рукой по кудрявым волосам, приглаживая выбившиеся из прически прядки. — Нравится? Я тебя ещё мелким помню. Смеётся, обнажая ряд белых зубов, а после глядит Бессмертных в глаза. Карие глаза проницательно блестят, собеседник поворачивает голову чуть влево, а после проводит кончиками пальцев по ткани чёрной футболки и говорит: — Что нового, Ванюш? — Да много всего, знаешь. Я вот учусь… — Я гей, кстати, не смущает? Вопросительная интонация выбивает из колеи, Ваня молчит, не понимая, что с этим кудрявым стало. Когда этот орущий и шумный ребёнок превратился в привлекательного парня? Привлекательного, Вань? Сам думаешь, что несёшь? — Д-да не, нормально к этим отношусь. — А относишься? — Бля, кудря, че за разговоры такие? Я помню, как ты в лужу ебнулся, а ты… — Ванек, ты так вырос, такой красивый стал… Давай потрахаемся, а? Пожалуйста? Ваня в ступоре сидит ещё секунд пять, пока младший медленно к его лицу приближается. Он красив, это неоспоримо, но вспышка в голове Вани щёлкает шумно, больно, до тошного громко. «Он, блять, твой брат» — Бля, патлатый, ты, по-моему, что-то перепутал… Ты же брат мой, блять, какой потрахаемся?! Сережа глазами в темноте стреляет. Очаровательно-манящий полупрофиль парня вгрызается в сознание Бессмертных, а на этот нос с горбинкой он может глядеть вечно. Россыпь родинок на смуглом теле напоминает звёзды, Ваня ненароком засматривается, тут же отводя глаза куда-то вниз. Кофта Серёжи слегка задирается от поднятых рук. Он кладёт ладошки на плечи старшего брата, приближается к румяному уху и тихо, вкрадчиво шепчет: — А если я скажу тебе, что мамы наши не родные? М, Ванюш? Ванюша головой отрицательно качает, руки Сережины с себя стягивая, а после поправляет челку, зачёсывая ее в привычной манере назад. — Какие не родные? — Ну Вань! — Сережа похож на капризного ребёнка, требующего чёртову игрушку в магазине, но у родителей нет денег, — тебе мальчики вообще ни-ни? — Неужели у тебя нет друзей, готовых с тобой потрахаться? Пешков хмыкает, быстро приближаясь, и кладёт руку на бледную шею брата, сдавливая и прислоняясь к его губам. Ваня борется с желанием закашляться, оттолкнуть или притянуть ближе. С младшим целоваться хорошо. Он груб, но аккуратен, прикусывает нижнюю губу и проталкивает в рот юркий язык. Касания ощущаются ожогами, а самого Бессмертных чуть не трясёт. Его переполняют чувства, распирающие где-то внутри, проламывая рёбра. Все неправильно, нелепо. Они видятся впервые за последние лет десять, так почему Ваня чувствует, будто знакомы дольше положенного? Рука с длинными пальцами тянется к темным кудрям, оттягивая пряди и заправляя их за ухо. Сережа тихонько мычит, отстраняется и будто вытирает губы о Ванину шею, мягко перетекая на ключицы. Он извивается словно змея, буквально плывя по мягкой кровати все ниже и ниже, резко надавливая на Ванин вставший член, и слыша прерывистый стон. Парень отскакивает от брата, и в следующую секунду в комнате включается свет. Ваня жмурится, протирая ладонью глаза, и видит перед собой маму и тётю Ирину, которые стоят в дверном проёме. — Ванюша, поехали уже домой. Всем спать пора. — Мам… Ваня глазами по комнате бегает, перескакивая с родных зелёных на азартно горящие карие. — Теть Наташ, а может Ваня на ночь останется? Мамуль, ты ведь не против? — Сережа глазками стреляет, смотря то на маму, то на родную тетку. — Завтра утром мы его отвезём, а, мам? Мы та-а-ак хорошо время проводим, не виделись давно… Женщины оглядывают парней, сидящих в каком-то напряжении. Глаза у обоих горят, сбитое дыхание и шум в ушах. Благо хоть это матери не понимают. Наверное. — Ладно, — женщина мотает головой, — оставайся, утром приеду тогда за тобой. Веди себя хорошо! Мама легонько чмокает парня в макушку, треплет по русым волосам и мягко улыбается, выходя из комнаты. Только хлопает дверь — комната вновь погружается во тьму, а Сережа лезет с новыми силами. Гладит, подползая ближе, тихо шепчет на ухо: — Как удачно, да? Мама спит на первом этаже… Так хорошо получилось тебя отпросить… — Кудрявый, бля-я-я, — Ваня шипит сквозь зубы, ощущая тёплую руку на ширинке, — давай без это-о-ого, пожалуйста! Слова переходят в крик, когда Сережа молнию вниз тянет, прикусывая яремную вену, шумно стучащую под кожей. Ваня борется сам с собой, руками несильно отпихивая братца, а после притягивая ближе-ближе-ближе. У него под веками — фейерверк из эмоций, в голове всплывают слова мамы о поездке, о брате и о «какой Сережа хороший мальчик, добрый-воспитанный-приличный-умный». Сережа этой озадаченностью пользуется, пуговицу ногтями короткими поддевает и ухмыляется хитро, когда видит взгляд русого на его руках. — Тебе будет хорошо, я обещаю, Ванюш. Ванюша уже ничему не верит, лишь ресницами хлопает, руками бледными очерчивая тату на плече смуглом. «Даша» Пешков джинсы с бельём быстро вниз тянет, пока Ваня таз приподнимает, член обхватывает рукой, размазывая смазку, и медленно проводит вверх-вниз. Гладит кончиком пальца головку, медленно на неё сплёвывает и смотрит в глаза. Радужки уже не видно. Лишь чёрные зрачки, поглотившие весь глаз. Сережа сейчас похож на кота. Такого, которого не гладили неделями, а потом вдруг он получил ласку и заботу от кучи людей. У него глаза горят, руки подрагивают, а сам он, стараясь найти удобное положение, двигается ближе, шире разводя ноги. Ваня закидывает назад голову, чёлка подлетает вверх, а сам парень прикрывает румяные от смущения щеки ладонью. Младший трёт пальцем чувствительную головку, обхватывая кольцом основание. Русый протяжно стонет, затыкая рот рукой. Медленно смотрит на парня. Они пересекаются взглядами, Сережа хитро из-под ресниц темных смотрит, глаза отводит, что в темноте блестят. Аккуратно, на пробу, головку лижет, опускаясь ниже, заглатывая наполовину под охуевший вдох Вани. Как так вообще выходит, а? Ваня руками в чужие волосы вцепляется, рефлекторно ниже тянет, а Пешков не против, послушно глубже насаживаясь, аж до слез. Плоть внутри подрагивает, младший отстраниться хочет, отползая, но его обратно притягивают, пока Ваня чуть не в конвульсиях бьется от оргазма, резко наступившего. Дышит через раз, пока на подбородок кудрявого его сперма капает, падая на простынь. Щеки до сих пор румяные, только смущение, вдруг резко одолевшие, заставляет задуматься о неправильности и глупости Ваниного поступка. «Это ошибка.»