no one fuckin wit me

***

      Поднявшись на крышу, Натаниэля и Эллис окутал холодный воздух, а ветер начал играть с волосами. Вокруг молодых людей кружила танцем тишина, пока брюнетка не решила нарушить молчание.       — Как думаешь почему ты влюбился именно в него? — Без укора, но с беспокойством поинтересовалась Эллис, смотря своими синими омутами на друга, в которых было видео лишь ожидание.       — Я не знаю Эллис… Не знаю… Но что-то меня тянет к нему. И это неизвестное делает мне больно, цветя во мне маками. — Прошептал Натаниэль, подняв голову к небу, не имея смелости посмотреть в глаза девушки.       — Это не что-то, Рам. — Фигура брюнетки неожиданно предстало перед рыжеволосым. Эллис протянула одну руку к затылку и потянула голову вниз, от чего их взгляды столкнулись, а другой пальцем толкнула в левый участок груди, — Мандаринка, это называется любовь. Ты любишь его настолько сильно, что ненавидишь. Я понимаю что ты чувствуешь. Все мы одинаковы когда мы это ощущаем. Такие как мы вырасшие в жестокости, ощущают к своей второй половинке ненависть. Ведь для нас любовь — это слабость.       На эти слова Веснински лишь вздохнул. Он не мог их отрицать, ведь они — это самая, что ни на есть правда, которую он слышал в своей грëбанной жизни.       Отпустив затылок девушка отошла, и вернулась обратно, на своë место, рассматривать звëзды. Неожиданно на её лице появилась гримаса боли, после чего последовал кашель, а руками она закрыла рот. Натаниэль замер, как и всё в нём, его сердце перестало биться, а лëгкие непоглащали воздух. Время остановилось вокруг него. Когда девушка отвела руку от лица и сглотнула, она протянула парню ладонь, на которой лежала лаванда.       — Смотри я такая-же. Внутри меня растут цветы, — с усмешкой произнесла Эллис. — Теперь мы оба горшки с цветами, которые так обожают наши возлюбленные. — Она говорила с такой лёгкостью, что это поражало.       Когда время вокруг рыжеволосого разморозилось, он не смог ничего сказать. Слова превратились в ком, перекрывая всё то, что он мог бы сказать. Только с третьей попытки он всё же смог произнести:       — Кто? — Это всё, что он смог выдавить из себя, но больше и не нужно было. Элисс поняла вопрос и сразу же ответила.       — Жан. Ему нравится лаванда. Неожиданно правда? Угрюмому, резкому, словно с шипами французу, нравится такое растение, как лаванда. Мило не правда ли?       — Эллис, если бы Жан узнал, что ты считаешь это милым, он бы тебя придушил. — облокотившись на стену, произнëс голубоглазый.       — Неужели ты собрался ему рассказать? — Брюнетка повернулась к другу, — если так, то я докладываю всё Ичиро.       — О, нет. Я не посмею ему рассказать. Клянусь, я могила. — Смеясь произнëс Натаниэль, уже собираясь уйти с крыши, как услышал:       — Запомни мой совет, старайся не находится долго в обществе Ичиро, а ещë лучше никак не пересекайся.       — Постараюсь сделать всё возможное, — бросил голубоглазый перед тем как покинуть крышу.

***

      Месяц спустя…       Холодный воздух наполняет лёгкие, обжигая цветы внутри. По глазам снова катится водопад слëз, который сливается с дождём. Натаниэлю слишком больно. Он ходит по тонкой грани. Ему не спастись. Да ещë и на задании его ранили.       «Лучше бы я к нему ничего не чувствовал.» — мелькнула мысль, а следом кашель.       Нельзя о нëм думать, а также запрещено смотреть в эти чёрные омуты, в которых ты постоянно видишь отражение голубых, запрещено говорить о нëм и подходить ближе.       «Как же я его ненавижу, почему он не мог оказаться помешательством?» — От следующего прилива боли в грудной клетке, которая готова была разорваться, Натаниэль всем телом повалился на мокрый от ливня асфальт. Руки машинально закрыли рот, он кашлял и не мог остановиться. Это его смерть…       На ранах уже начали прорастать маки. Как же это больно, хочется кричать, но Абрам не может. Из его губ вылетают лишь хрип от кашля.       Что-то или может быть кто-то начал приближаться к нему, но парень не мог обратить на это внимание или как-нибудь пошевелиться, и даже открыть глаза он не мог. Но теперь ему наверно нечего боятся, ведь он верными шагами уже идëт прямиком в руки смерти.       Шаги перестали быть слышны, а потом неизвестный сильной хваткой схватился за плечи рыжего и резко потянул, развернув умирающего к себе.       Через силу Веснински приоткрыл глаза. Всё вокруг он видел размыто из-за пелены, кроме чьих-то чëрных, как тьмы глаз. В них отражалось переживание, осознание, боль и отчаяние, а в глубине запряталась ненависть, но не к Натаниэлю, а к себе?       — Придурок. Почему ты мне ничего не сказал?! Натаниэль, блять, не смей подыхать! — Чей-то знакомый голос, срывался на крик. В этих словах было столько боли и отчаяния, что наверное в первый раз, когда голубоглазый слышал это в свою сторону.       Сильные руки отпустили плечи парня, но теперь уже вцепились в запястья рыжеволосого. Сумев отдëрнуть ладони от губ неизвестный прильнул к ним своими. Первой мыслью посетившая Абрама было сопротивляться, но после поцелуй стал ему стал таким неожиданно необходимым… Он дарил ему способность дышать вновь. Ужасающая боль стала проходить, оставляя после себя лишь воспоминание и слегка саднящее горло.       Когда его глаза смогли видеть, а его уста отпустили чужие. Натаниэль увидел перед собой Ичиро. От осознания, что тот узнал, он попытался вырваться и убежать, но не смог, руки японца были либо слишком сильны, либо рыжеволосый ослаб.       — Ты конченый придурок, Натаниэль! Почему ты мне ничего не сказал?! Почему я должен был узнать от Эллис, что ты подыхаешь от ханахаки?! Ты обо мне подумал?! Или ты сам всë решил?! Я люблю тебя, идиота кусок! — Ичиро кричал на Натаниэля, потому что тот даже не представлял насколько больно брюнету было представить дни без рыжей бестии.       Дождь лил, они сидели на промокшем асфальте. Они смотрели друг другу в глаза, буд-то играли в гляделки. В итоге рыжий был первым, кто отвёл взгляд в сторону.       — А я будто знаю любишь ты меня или нет? Я боялся тебе рассказать, потому что ты мог отвергнуть меня, а это бы ускорило мою смерть… Я тебя вообще не понимаю. — Немного рыча говорил парень, а потом резко вернул взгляд голубых глаз к чëрным напротив. — Если бы ты знал, как я тебя ненавижу.       Повисла тишина, на фоне которой было слышно падение капель дождя.