Слаще и желаннее

      Он запомнил каждый уголок начисто убранной комнаты с аккуратно заправленной кроватью, запомнил цветочный аромат ее волос, когда она находилась к нему непозволительно близко, и прохладный ветер, дующий освежающей сыростью после дождя из раскрытых нараспашку окон. Она напоминала маленького ангела с большими глазами. У нее были нежно-блондинистые волосы, каждый раз плавно рассыпающиеся золотом в его длинных пальцах, идеально круглые плечики, румяные щеки и ярко-розовые губы, розовеющие еще сильнее на холоде. Ее молочная кожа, удивительно похожая на белоснежный фарфор, тонкие запястья с заметно выделяющимися на них голубыми венами, крошечные, по сравнению с его, ладони, и медленно вздымающаяся в такт дыхания под тёплыми свитерами грудь. Когда-то долговязая девочка с забавными хвостиками теперь казалась ничтожно маленькой и слабой на его фоне.       Она была очаровательной антикварной куклой, стоящей за прочным стеклом. Куклой с розовым бантиком на затылке, опрятным воротничком, короткими ножками в черных туфельках Мэри Джейн и белоснежных гольфах с кружевной оборочкой. Она была первым распустившимся по весне цветком, первой росинкой, первой утренней зарей. Ее звучный смех, по ощущениям как перезвон колокольчиков, и голос, словно материнская колыбельная над кроваткой у ребенка. Своим теплом и светом она напоминала божество, а он — нечестивого, с холодностью покойника.       Она была ни на кого не похожа, когда, выгибаясь под ним, хваталась в запале за стены и деревянное изголовье кровати, громко задевая руками распятие, висящее над головой. Более громкими могли быть только ее задавленные, приглушённые возгласы. Он осторожно прикрыл ее губы своими. Им нельзя было шуметь.       Все, что под запретом — слаще, чем плод в Эдемском саду. От того и желаннее.