Клевета

— Да что ж ты кричишь, успокойся, — говорил Ростов. — Вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисов упрямо продолжал хриплым и слабым голосом твердить что-то непонятное, разбавляя всё это ругательствами и угрозами, но после того, как товарищ бросил на него хмурый взгляд, продолжал немного тише. Он возмущался целый вечер и не переставал это делать даже тогда, когда пришел позванный Николаем врач. Хоть рука и была перетянута после пропущенной крови, итогом возмутительных претензий к миру оказался развязанный бинт, перевязывать который пришлось Ростову, совсем того не умеющему. — Вася, не дергайся, я ведь сейчас перетяну, — нахмурился перевязывающий, у которого совсем ничего не получалось. — Дай сюда руку. Плохо соображающий Денисов протянул руку Ростову, который тут же схватил чужую ладонь своей и попытался второй закрепить бинт потуже, смотря своими светлыми глазами на друга, дабы угадать его ощущения, потому что сообщить о них тот явно был не в состоянии. — Больно? — в пустоту спросил Николай. — Хог’ошо… — улыбнулся пострадавший и поймал взглядом свет чужих глаз. — Спасибо, Г’остов… — Эх, Василий Дмитриевич, — не смог удержаться от ответной улыбки Ростов. — Что ж случилось у Вас там? Второй помолчал, а затем неожиданно начал говорить, да так, что не остановить… — Меня за г’азбой судить — ох! — в отчаянии повторял Денисов, вскакивая с кровати, чем пугал своего товарища. — И кто-то ведь сдал! Свои паг’ни! Я к ним с душой, с сег’дцем, как к г’одным, а эти чег’ти… Он снова сорвался на крик своим сиплым голосом, но Николай уже не вмешивался, сам не понимая своих эмоций. Одновременно было и жалко смотреть на друга, у которого уже чуть ли не слёзы текли, от осознания своего положения и беспомощности; и злость прокрадывалась, хоть и не понял Ростов историю до конца, но из своих точно кто-то оказался предателем… а ещё боялся он за руку Денисова, да и за состояние его в целом. — Успокойся, — уже тише и спокойнее повторил Николай, снова ловя чужую ладонь, заставляя товарища повернуться к себе. — Все хорошо будет, слышишь? Ложись спать. — Куда спать? Да я лучше умг’у, чем с клеветой жить! Мое честное имя… — Вася, у тебя самое честное имя из тех имён, которые я только знаю, это тебе я, юнкер Ростов, говорю! — отважно и громко сказал этот самый юнкер, чем заставил Денисова распахнуть глаза и замолчать. Воспользовавшись моментом, зардевшийся на мгновение Ростов усадил своего товарища на кровать и заявил, что тому необходимо уснуть. Тот уже не возражал. Николай, проконтролировав то, как Денисов спокойно окажется в койке, заявил, что уходит в соседнюю комнату, потому что точно также, как и друг, устал от происходящего, а уже через несколько дней нужно было выдвигаться дальше с новыми силами. Он хотел сказать что-то ещё, но был перебит. — Спасибо, Г’остов… — усмехнулся и встал Денисов, подходя, и, протягивая руку для рукопожатия. — Спасибо тебе. Ты настоящий дг’уг! Николай улыбнулся (причём не только ртом, но ещё и глазами; так, как умел только он один), но руку не протянул, а аккуратно обнял Денисова за плечи, боясь задеть бинт и сделать больно. Эти объятия были очень важны для обоих. Отстраняясь, Ростов тихо, немного грустно, но все ещё улыбаясь, проговорил: — Я всегда рядом, Васька. Не бойся.