Дихотомия вечности

      ***       - Есть ли у тебя ещё какие-нибудь странные желания, Спок? – интересуется добрый Джим, уничтожая светлую щетину на подбородке. Старательно избегая ранок, оставленных клыками. Может быть, надо было внять совету Сулу и просто пройти супрессизацию этих луковиц, которая превратила бы волосищи в нежный, короткий и невидимый пушок?       - У меня нет привычки признаваться в странных вещах, - равнодушно отрезает злой Спок. – Когда мне доводилось носить тебя на руках, по удивительному стечению обстоятельств ты всегда был при смерти. И последнее, о чём я думал: как это, kih’dart ni, романтично.              Это для него нормально – сперва отказывать, а потом тут же признаваться?              - Поспеши, - подгоняет его Спок. – Нам ещё нужно зайти в лазарет. Не собираюсь там задерживаться.              На вторую пару они натыкаются в коридоре перед сан.частью.       - О! – не удерживается добрый Джим, указывая пальцем в район шеи своего двойника. – И ты тоже весь обкусан.       Добрый Спок предпочитает отвернуть голову и уставится на щиток, сделав вид, что не слышит. А злой Кирк кривится:       - Это я сам попросил, в отличие от тебя. Тебя будто тигр грыз за загривок.       - А кто виноват, друзья мои, что у вас эрогенные зоны расположены аналогично? – без всякого пиетета выговаривает злой Спок, заставляя двери лазарета открыться, и первый шагает внутрь.              Кирк бросает взгляд на табло при входе, уведомляющее о том, кто на какой койке в каком отсеке лежит и насколько им дурно. Сейчас там пятеро. Кроме двоих, включая Павла, оказавшихся уязвимых к вирусу гриппа, трое были с производственными травмами. Спешка всегда вызывает их, а сейчас её предостаточно.       Медсестра Лесси, стянувшая волосы на затылок, выбегает навстречу. Ещё вчера ты – лаборантка в мед.отсеке, иногда по совместительству медсестра, а сегодня – главный врач Энтерпрайз, и у тебя располовинило старпома и капитана. Конечно, у неё под началом ещё несколько людей, но из всех она самая опытная. Джим делает себе мысленную пометку, что им нужно больше медицинского персонала, несмотря на весьма удобные диагностические и операционные машины.              - Пока присаживайтесь здесь, - она указывает на кресла напротив стола, за которым обычно заседал Маккой. - Я не настояла на энцефалограммах и сканировании в первый же день, хотя должна была. Ситуация на борту показалась мне слишком напряжённой и опасной, чтобы отвлекать. А вначале вас нельзя было в принципе отловить…       - В первый день трудно было сориентироваться, - добродушно успокаивает её Джим в ответ на признания. - Любому скорее приходило в голову отправить за нами службу безопасности.       - Это неважно, - обрывает злой Кирк. - Поскорее начнём - поскорее закончим.              Каждому из них неоднократно приходилось проходить подобное. Хорошо, что каждый раз тест, предоставлявшийся для того, чтобы проверить стандартные реакции различных отделов мозга, был разным. По реакции злого Спока любому становилось ясно, насколько тому не хочется в принципе как-то реагировать на эти «глупые раздражители, которые придумал какой-то клинический имбецил».       - Почему ты вообще послушно пришёл, если тебе так омерзительно участвовать в этом? – резонно осведомляется добрый Джим.       - Неужели ты не понимаешь? – отвечает злой Спок немного разочарованно. – Я не занимаюсь бессмысленной деятельностью. Нам потребуются вещественные доказательства, подтверждающие твою невменяемость при нападении на старшину Ренделл. Или ты хочешь неприятностей?              Лесси явно чувствует себя весьма неуютно, находясь рядом с четырьмя непредсказуемыми индивидами. Или же её беспокоит мысль о том, что за её работой наблюдают сам капитан и Спок, гроза новичков и зазевавшихся энсинов?              Она просматривает результаты сканирования и компьютерные сопоставления, и заключает:       - У всех вас наблюдается примерно одинаковая картина. Мозг выглядит здоровым, нет очагов поражения, гематом или кровоизлияний. Однако есть проблемы с активностью некоторых зон. Они либо значительно угнетены, либо их работа сильно нарушена. Это те зоны, которые отвечают за контроль поведения, лобные доли, например. Также затронуты зоны миндалевидного тела и хвостатого ядра, ответственные за агрессию и её подавление. Также частичные сбои в работе теменных зон, так что если вам покажется, что с вами говорит бог – не верьте, вам кажется. Однако оценить, насколько вы это или не вы, я не способна. Такой компетенцией обладает только коммандер Спок, потому что он контактный телепат. Но его показатели активности мозга тоже не совпадают с личными контрольными значениями, записанными в системе.       - Значит, всё-таки я прав, - заключает добрый Джим. - По отдельности никто из нас полноценно существовать не сможет. Мозг работает неправильно.       - Технически он работоспособен. Верно, медсестра Лесси? - произносит злой Спок с неявным нажимом. - Когнитивные функции в порядке.       - У нас проблемы с принятием решений, - подаёт голос тихий Спок. – Одни решение принять не способны, другие же решают решительно, но результат сомнительный.       - Вы забываете очень важную вещь, уважаемый коммандер, - отвечает прежде молчавший и наблюдавший за всем злой Кирк. – Мы принимаем все решения совместно. А совместно даже четверо недоумков способны справится с весьма сложной задачей. Такова людская природа.       Спок никак не комментирует в свою очередь вулканскую природу.       - Да, я… - Лесси непроизвольно смотрит на багровые следы от зубов и засосы на шее Кирков. - …могу подтвердить, что вы помогаете друг другу. На этом всё. Я, пожалуй, вернусь к пациентам. Нужно определить, в каком состоянии сегодня Чехов.              Лесси поспешно эвакуируется из приёмной в глубины сан.части. Добрый Джим трёт шею со смущённой полуулыбкой. Да, было бы странно, если бы она не обратила внимание.              - Доктор Маккой эти данные просмотрит, когда вернётся, - отмечает добрый Спок. - Он поймёт, чем мы занимались.       - Только идиот будет вносить в карточки незначительные повреждения кожных покровов, - возражает злой Спок. - Там будут только данные сканирований.       - А глазами он не увидит, хочешь сказать? – находится добрый Спок.       - Ты всё ещё думаешь о том, что он скажет? – немного удивляется злой Кирк. - Не всё ли равно на его мнение?       - Некоторые вещи не то чтобы невозможно игнорировать, а скорее неправильно уже игнорировать, - отвечает тихий Спок. - Я знаю, это будет нечто настолько неприятное, что я даже не могу себе это вообразить. Что-то такое, к чему никак не подготовишься.       Злой Спок согласно кивает с самым серьёзным видом. На какой-то момент оба вулканца задумываются почти синхронно, словно обдумывают тактику будущего боя, в котором у них нет преимуществ, они заведомо проигравшая сторона, совершившая ошибку, и придётся лишь защищаться.       - Да. Я тоже не могу себе представить, – хладнокровно соглашается злой Спок.       - Как думаешь, сейчас он в курсе того, что здесь происходит? – продолжает тихий Спок       - Думаю, пока нет.       - Ему кто-нибудь расскажет?       - Может, и расскажет. Или он услышит сплетни. Трудно держаться против такого противника, который знает, куда точно бить и не стесняется это делать.              Кирк и Джим молча и внимательно слушают это совещание, больше похожее на внутренний диалог. Спок никогда не жаловался ему и не просил что-то предпринять. Возможно, капитану сложно было оценить со стороны разрушительную силу этого непрекращающегося противостояния: против него-то эта критика никогда направлена не будет, его-то трогать Боунс не станет. Так вышло, что это проблема одного Спока.       Как будто их роман оборачивается неприятностями только для него одного. И такими, что даже злой Спок с величайшей осторожностью оценивает свои силы и сомневается, сможет ли его дух противостоять критике.       Возможно, именно в этот момент Кирк понимает, что это не просто трения, чьё-то ворчание и холодный ответ Спока. Это война, которую он ведёт. И если для Боунса доёбываться до кого-то - ничего не значит, то лично для Спока, видимо, это значит всё и гораздо больше. Есть заболевания, после которых остаётся не последующий иммунитет, а наоборот – пациент становится лишь уязвимее к уже меньшей порции патогенов.              Спок определённо раньше сталкивался с подобным. Возможно, с чем-то более жутким и имеющим более роковые последствия. И у него нет никаких причин полагать, что и от Боунса не будет последствий. Даже если их пока не было. И он собирается бороться с этим один, потому что знает, что это лишь его проблема, и она больше ни для кого не проблема. И что Кирк ничего не сможет сделать, кроме прямого капитанского запрета на конфликты. А будет ли это работать всё время? Маловероятно.              - Если бы мы его убили, возможно, смогли бы выйти сухими из воды, - заключает злой Спок. – Поразительным образом целые мы не будем отвечать за поступки злой половины. Это был хороший шанс.       - Да, это единственный выход с ним справится, но это неосуществимо.              Добрый Джим даже приоткрывает рот от удивления: они оба так легко обсуждают убийство! Будто не существует абсолютного никакого другого логичного средства разобраться с назревшей ситуацией. Или это выражает лишь истинный гнев Спока, от постоянного подавления приобретший невиданные миру концентрации?              Злой Спок трёт между бровей, словно у него там прицельно заболело:       - Вот ведь… - и он добавляет вулканское ругательство, значение которого Джим уже знает: «шип в заднице», но не простой, а в виде гарпуна для рыб.              - Спок, а что он может сказать? – осмеливается спросить добрый Джим.       Злой Спок не плюётся холодным ядом «а ты разве никогда не слышал, как он упражняется на мой счёт?», а отвечает прямо и твёрдо:       - Изощрённо оскорбит меня. Обесценит все мои чувства и привязанности, если их обнаружит. Обвинит в том, что я не испытываю стандартные эмоции. Или позлорадствует, что я очеловечиваюсь, недостаточно вулканец и тем самым предаю себя - если ему покажется, что чувства я всё-таки испытываю. Если он узнает о том, что происходит между нами… то он немедленно превратит в позорный ярмарочный балаган то, что вулканцы считают священной связью, и конца и края этим насмешкам не будет видно. Наверняка примется язвительно осведомляться, буду ли я ревновать тебя к каждой женщине, которых всегда полно вокруг тебя, потому что ты объективно привлекательный мужчина. Или же подивится, что мне, бессердечной машине из плоти и крови, вообще всё равно. Как бы я себя ни повёл, что бы я ни сказал – это не имеет значения. Это всё подвергнется немедленной критике и высмеиванию. Если он поймёт, что это что-то важное для меня – то вцепится, как голодающий сехлат.       - Но ведь это связано непосредственно и со мной тоже, - бормочет Джим. - Почему…       - Он не станет вредить тебе, вы же с ним друзья, а вот я с ним – нет. И никакие из твоих переговоров его так и не образумили. Я помню, ты пытался. Но это не в твоей власти.              Что-то со звоном падает в дальней части отсека. Злой Кирк и Спок поворачиваются на звук, мгновенно напружинившись, причём первый машинально тянет руку к поясу, где в другое время был бы фазер. Но вместо опасности там обнаруживается растерянный Павел Чехов, придерживающий рукой штангу, на которой висела перегородка между койками, и стойку, которую он успешно уронил. Видимо, он прятался за ней какое-то время.              - Павел? Ты как? Можешь уже стоять на ногах? – немедленно бросается к нему Джим, чтобы взять под локоть. Павел выглядит уж больно бледным и болезненным.       - Это всё… правда? – хрипло спрашивает он, подтверждая, что слышал если не всё, то большую часть, и именно это так поразило его.       - И не говори, что ни разу не слышал, как он это делает, - отчеканивает злой Спок, глядя на Павла совершенно безжалостно. – Так что не строй из себя шокированную невинность.       Злой Спок покидает лазарет первым.              ***       Спустившись в ангар для сборки, они продолжают начатую вчера работу над центрифугой и написанием программы для анализа и движений механики. Добрый Джим, оценив более-менее устойчивое равновесие команды, поднимается на мостик, чтобы заняться делами десанта. Надо было ещё раз попробовать уговорить N32 помочь команде или хотя бы последить за ними. Им-то, панцирным, обморожение не грозит. А если кто-то из людей случайно заблудится в неожиданно набежавшей метели и тьме? Практика показывает, что это вовсе не шуточки: люди замерзали насмерть, заблудившись на крохотном пятачке. Или же пурга заставляла их отклоняться от тропы, особенно по пересечённой местности, и это всегда была верная гибель. Да, пока погода держится предсказуемой, но срок наблюдений совсем небольшой. Шквал или резкое похолодание могут возникнуть в непредсказуемый момент, превратив холодный день в нечто совершенно невыносимое для человеческого организма. Будь его воля, он вовсе бы запретил выходить из пещеры, но… Ладно, они хотя бы проложили верёвочные пути и подсветку, чтобы не потеряться. Но метель или обрыв этого троса сведёт всё преимущество на нет.              Под высокими потолками ангара горят светильники, половина помещения погружена в полумрак для экономии энергии. Места для работ отделены невысокими перегородками и стеллажами. Добрый Спок занимает место у компьютерного терминала, набивая код, добавляя и модифицируя уже готовые куски. Это не должно быть чем-то сложным. Главное правильно выстроить границы критических значений, возникающие на датчиках дилития, перевести от «железа» в видимые системные параметры.       И, судя по данным, которые собирает злой Спок и обсчитывает, у каждого куска дилития граничные значения предельных напряжений оказываются свои. Никаких универсалий.       Злой Кирк ворочает механизмы разобранных сферических роботов при активной поддержке двух энсинов из альфа-смены.              - Вот, - злой Спок кладёт на стол планшет с данными, сухо объявляет своему раздражающему двойнику: - Я нашёл лишь слабую зависимость от формы объекта, связанную с расположением его центра тяжести и центра вращения.       - С учётом эффекта Джанибекова? – поднимает добрый Спок голову и тут же чувствует сильный, сладкий запах какао, идущий от надменного вулканца. Он мгновенно меняется в лице.       - От тебя пахнет какао, - негромко констатирует добрый Спок. Но даже прямая констатация является в вулканской культуре весомым обвинением, если связана с шоколадом.       - Ах вот оно как. Пахнет, значит, - с притворным спокойствием отвечает злой Спок, сверля его чернеющим взглядом. – А знаешь что, маленький трусливый Спок? Оказывается, теобромин на меня оказывает довольно незначительный эффект. Человеческая генетика довольно сильна. То, что свалило бы с ног любого вулканца, для нас не предел. Нас и алкоголь плохо берёт, как мы выяснили однажды.       - Кто ещё труслив сейчас? – неожиданно возражает добрый Спок. – Если бы ты сделал это в любое другое время, то смысл твоего поступка был бы иным. Мало того, что нам нужно работать быстро и сосредоточенно… Но ты решил, что это поможет справиться с дурными мыслями и воспоминаниями после посещения мед.отсека. Мне стыдно за тебя. Джим решит, что у меня нет совершенно никакой устойчивости к стрессу, да ещё и низменные наклонности. Чуть что – так какао.       - Какие ещё низкие вещи? Плохие мысли? – змеёй шипит тот, словно желая поскорее закончить этот спор, пока Кирк не услышал, или хотя бы перевести разговор в иное русло. – Этот эксперимент мы давно хотели провести. Чтобы знать, как на нас сработает теобромин, знать дозу. Что, если Джим угостит нас горячим шоколадом, а мы, конечно же, не сможем отказать, и нас развезёт, как детей? Ты готов пропустить такой вечер, такое предложение только потому, что не будешь знать, поведёшь ли себя прилично? Это ты виноват, что мы не попробовали раньше, всё чего-то боялись, как идиоты. Мы должны были сидеть напротив него в его каюте и пить чёртов какао, который он нам предложит!              Было бы наивно полагать, что разговор между двумя соперничающими вулканцами ускользнёт от внимания Кирка. Он стоит совсем близко, вытирая ладони от машинного масла тряпкой, и лёгкая заинтригованная усмешка играет на его губах.              - Ну и как? – не дрогнув, выпрямляется злой Спок, и добавляет упрямо: - Что вы думаете о нас теперь, капитан?       Того за язык тянуть не нужно.       - Я думаю о том, что всегда мечтал затащить тебя в постель, когда ты будешь пьян, и трахнуть. Всё думал, как бы половчее пригласить тебя на чашку-два какао, аргументируя людскими традициями и притвориться, что ничего не знаю о физиологии. И всё никак не мог решиться. Это было бы подло, да? Мне надо было вести себя подло.              Добрый Спок морщится от этого горького привкуса упущенных возможностей во всём его облике и голосе. И как обидно, что чтобы на них решиться, надо быть кем-то другим.              И, словно воплощая озвученное намерение, злой Кирк подходит к злому Споку вплотную. Смотрит вызывающе и бесстрашно прямо ему в лицо:       - Было приятно чувствовать мою задницу у себя на коленях?       - Весьма, - вулканец упрям, и хоть его взор загорается тёмным огнём, он сохраняет хладнокровную ровность голоса, не собираясь поддаваться человеку.       - Судя по моим ощущениям, у тебя такие же жёсткие мышцы, как у него.       - Да. Можешь проверить. Я не расценю это как нападение, - делает ход Спок с не меньшей откровенностью. – С учётом некоторых новых факторов, я склоняюсь к мысли, что ты предпочтёшь не убивать меня при прочих равных.       - А разве я когда-то хотел этого? – удивляется Кирк. - Я, конечно, не знаю, как поступлю, если ты начнёшь меня специально душить. Редкий человек даст себя убить, если способен защититься.       - Джим уверял меня в том же, - отвечает злой Спок и решает поведать об их первой встрече. - Однако он именно тот, кто дал бы себя убить. Даже больше: он предложил покончить с собой, если я так хочу от него избавиться, чтобы убийство не испортило мне репутацию.              Поразительно, что эта возмутительная информация не заставляет злого Кирка вспыхнуть от закономерного гнева.              - Вот уж правда, - хмыкает он понимающе, и даже немного смеётся. - Какой смысл ему жить, если ты желаешь его смерти? Я бы, может, смог пережить, но не он.       - От того, вероятно, я хочу узнать, насколько сильно ты от него отличаешься. Если он – мой t’hy’la, то кем окажешься ты? Мне не хватило слабого касания во время приёма пищи. Это лишь распалило моё любопытство.              Злой Кирк оценивающе на него смотрит. Вулканец намеревается обезопасить своего Джима? Но они уже договорились о временном перемирии. Нужно дополнительное подтверждение в том, что он отступит от своего обещания?       - Это прагматичный поступок? – с подозрением осведомляется Кирк. – Если конечная цель – что угодно, кроме контакта именно со мной и только его, то я умываю руки.       - С чего ты взял, что у меня не может быть любопытства по отношению к тебе? Разве мои поступки ранее не были очевидны? – злого Спока скорее раздражает не недоверие, а (очевидная для него) глупость умозаключений. - Ты полагаешь, что подходишь только тихому Споку и только ему можешь понравиться?       - А это не так?       - Ты всего лишь сбит с толку тем, что я считаю своим долгом защитить тебя от саморазрушения. Защита – это не ненависть.              Спок поднимает руку, но Кирк, уже имеющий опыт, распознаёт это правильно: как намерение поцеловать по-вулкански, молчаливый вопрос о том, можно ли это сделать.              - Я не собираюсь причинять тебе вред, Джим Кирк, ни физический, ни моральный, - по крупицам собрав всю мягкость, которая только могла остаться после разделения, негромко произносит злой Спок, действительно стараясь показать свою искренность. И его явно злит, что он не в состоянии выдать тот спектр тембров, которые намеревался. Он только надеется на то, что Кирк поймёт его даже в таком состоянии. Конечно же, Кирк понимает.       - Что же, - усмехается тот, в свою очередь поднимая раскрытую ладонь. - Я люблю рисковать.       Увидеть, как неуловимо смягчается словно высеченное из камня лицо злого Спока – всё равно что увидеть волшебство. Он был привлекательным даже в таком виде. Да уж что скрывать – в любом виде. Подчас осознавать это сокрушительно. Ведь совсем не в природе человека так концентрироваться на ком-то на столь долгий срок, у людей нет биологических императивов. Кирк осознаёт, что это нормально лишь для вулканцев, что рождены совсем иными и для иных условий. И теперь этому урагану чужих чувств чертовски сложно противостоять.              Злой Спок перехватывает его ладонь и опускает вниз, чтобы скрыть последующие движения от посторонних глаз. Смело и, по меркам обычного Спока, даже дерзко, он смотрит в лицо Кирку, скользнув подушечками пальцев по его пальцам. Пожалуй, потеревшись плотнее и агрессивнее, чем это делает добрый Спок. И если бы поцелуй ограничивался лишь соприкосновением кожи, так нет… Вулканец использует таинственные методы, чтобы заставить тело трепетать от необычного удовольствия. Напрямую ли он касается разума? Или это нечто иное?       У Кирка перехватывает дыхание, а пол на несколько секунд уходит из-под ног от силы, с которой его утянули в поцелуй. Это всегда нечто пограничное с нереальностью. Даже трудно поверить, что природа была настолько щедра, что даровала возможность получить подобные ощущения, ничего не попросив взамен.              Злой Спок ослабляет нажим, перехватив его за запястье, словно пожалев его нервную систему, но не захотев разрывать контакт между ними.       - То же самое, – констатирует вулканец, продолжая смотреть на него, не мигая. Он удивлён? Или испытывает нечто вроде удовольствия от того, что его предположения оправдались, и всё в мире оказалось на своих законных местах. – T’hy’la… Между нами узы проложены точно так же, будто ты добрый Джим. Связи, видимо, всё равно, что вы разделены. Неужели она способна дробиться по сознаниям, оставаясь цельной? Как свитый канат, концы которого разделились, но в любую секунду под действием скручиващих сил вновь соединятся в единую линию. Разве такое возможно? Задумано изначально? По логике, чтобы разделиться, она сперва должна произрастать целой. Но не так – зацепиться за два отсоединённых разума, и лишь затем самой по себе свиться в единую нить между нами. Она способна противостоять Дихотомии? Или в принципе может игнорировать военную установку, потому что состоит из материи, не подвластной ей, и подчиняется совсем иным законам мира?       - Если ты утверждаешь, что это странно, то я с тобой согласен, - отвечает злой Кирк. Он имеет весьма смутное представление, из чего на самом деле сделаны узы, что бесплотно связывают теперь уже, получается, четыре разума? Причём попарно.              Спок опускает взгляд на их руки и снова смотрит ему в глаза.       - Могу я повторить? Мне понравилось, – совершенно без какой-либо скромности или застенчивости, но довольно вежливо произносит он, словно пытаясь казаться скромнее, чем есть на самом деле.       Кирк усмехается.       - Повторяй. И даже можешь добавить больше страсти. Веди себя, как тебе хочется. Хочешь быть грубым – будь. Давай нарушим правила?       В этот момент губы злого Спока чуть вздрагивают, а глаза расширяются от укола изумления. Он определённо считал поверхностные мысли Кирка, и скрыть этого не смог. Зеленоватый румянец вовсе не стыда, а предвкушения, проступает на его щеках.              Сделать это тайно в общественном месте. Когда ещё они оба будут безумны настолько, чтобы решиться на подобное?              Злой Спок признаётся с неожиданным нажимом:       - И со мной ты всегда можешь быть грубым. Я не человек и ты прекрасно знаешь, насколько я хуже ощущаю боль. Это собачек надо трепать нежненько, чтобы не сделать больно. А на быке ты можешь скакать и хватать его со всей силы за что угодно, а ему будет только приятно.       Кирк удерживает при себе естественный комментарий «ты серьёзно сравнил себя с быком?», и вместо этого произносит:       - Буду знать. Добрый Спок говорил нечто подобное, но из твоих уст это звучит куда основательнее и правдивее. Возможно, грубость тебя только заводит?       - Я хочу, чтобы ты видел мою настоящую силу и выносливость. Это естественное желание для вулканца перед своей парой.              Добрый Спок, сидящий за расчётной панелью совсем близко, не способен не слышать диалог. Его руки вынуждено замирают над клавиатурой. Он порывисто встаёт:       - Джим, послушай, Джим, это не всегда. Только иногда! Я бы не пережил, если бы ты был холоден ко мне, а это и есть настоящая жестокость.       - Я знаю это, - успокаивает его злой Кирк. – И никогда так не поступлю. Но сейчас… ты не против, если я…?              Злой Спок изумлённо приподнимает бровь. Он действительно спрашивает разрешения у его доброй версии? Только потому, что тот был первым?              - Тебе он нравится больше? – довольно нейтрально спрашивает добрый Спок, сумев взять себя в руки, но Кирк почти физически ощущает его боль, которую тот не в силах подавить или контролировать.       - А ты нравишься тихому Джиму, но меня же это не волнует? – отмечает человек.       - Я не хочу, чтобы он забрал у меня тебя обоих. Соблазняя тебя, он просто глумится надо мной.       - Никто ни над кем не глумится, - вздыхает Кирк, не удержавшись от небольшой улыбки – настолько сентенция Спока была глупой, мнительной и беззащитной.              Кирк делает шаг к нему, без паузы и предупреждений целует прямо в губы, глубоко, с языком. Крепко держа при том за руку злого Спока, не успевшего осознать, когда тот перехватил его ладонь и заставил сделать шаг следом за собой.       И никто из них не мог ожидать, что произойдёт при одновременном контакте, какие неведомые правила слияния и разделения вступят в свои права в эту секунду.       Узы простреливают через них всех, словно пробойный ток, словно установившиеся полноценное соединение. Замерев между ними, Кирк отчётливо ощущает не два разных разума Спока, которые узнал бы по отдельности, а… своего Спока, целого, единого и уравновешенного, в котором никак нельзя различить отдельных терзаемых частей. И этот Спок - смотрит на него.              Нейронное напряжение усиливается, подходя к опасной границе. Узы, в момент краткого осознания дрожащие, как половинки слипшегося магнита, расходуют слишком много энергии. Кирк единственный, кто способен что-то предпринять, и он разрывает поцелуй, отстраняясь от доброго Спока.       Окутывающее, всепоглощающее ощущение целого сознания отступает. И почему оно чувствовалось таким знакомым? Органичным? Будто когда-то раньше они выполняли слияние подобного рода. Или же их повседневная жизнь всегда содержала для Джима огромную часть этих ощущений?              А как же этот опыт пережили Споки? Что он успел подумать обо всём в тот момент, когда узы неведомым образом склеили его душу обратно?       Кирк не настолько дурак, чтобы не догадаться, тем более, увидев выражения лиц вулканцев. С них смело предыдущие эмоции начисто.              - Это всё равно я, да? – тихо роняет добрый Спок. Он больше не возмущается, а злой Спок не выглядит торжествующим. С них с обоих сбило и боль, и спесь, словно мгновенно он отчитал сам себя или увидел со стороны. – Мне не стоило говорить всё это.              Злой Спок удерживает свои комментарии при себе по одной только ему понятной причине, и лишь тянет Кирка за руку за собой.              В огромном ангаре что-то периодически грохочет, под потолком разносятся дробные звуки сверловки, звонкие удары и шипение приварки. Перегородки закрывают их рабочую зону лишь с двух сторон, а с третьей находятся стенды с инструментами. Снующие туда-сюда энсины вряд ли будут прислушиваться, а вот те, что занимают смежные участки, вероятно, что-то да услышат.       Они заваливаются за стенд. И в торопливых прикосновениях злого Спока Кирк ощущает скорее особый голод, чем вспыхнувшую страсть, что была ранее. Он не успевает предложить чего-то конкретного, да и не планировал заранее, а Спок уже опускается на колени и расстёгивает его штаны.              За свою жизнь Кирк испробовал много минетов. Да, он был разделён сейчас, но всё-таки помнил каждый хотя бы ориентировочно, как это было. Иногда, по ночам, у него закрадывались фантазии о том, как это ощущалось бы с его первым помощником.       В том виде, в каком Спок был изначально, это воспринималось всегда чем-то немыслимым. Настолько запретным и невозможным, что в реальности сердце Кирка, наверное, не выдержало бы.       Ему морально проще было принять эти прикосновения, когда перед ним была лишь часть Спока, та, что не была стопроцентно пристойной и правильной. Ещё день назад ничего подобного не волновало его. А сейчас он думает о том, что с цельным Споком так никогда бы и не решился на большее. Спок был слишком… драгоценен для него. Он всегда хотел его, но подспудно боялся запачкать его своими пороками. Или не пороками… а чем-то столь тривиальным.       Подчас трудно осознать, что даже тот, кто кажется зачарованному взгляду совершенством, на деле точно такое же живое существо. И его личность в своих проявлениях мало чем отличается от жизни всех остальных. Он живой, а не отлитый в граните безупречный памятник.              И это откровение тоже нужно принять, глядя на чёрную макушку склонённого Спока, на его пальцы, без колебаний извлекающие из штанов уже затвердевший член Кирка.       Кирк касается его острых ушей в рассеянном ласкающем жесте, и злой Спок поднимает на него взгляд.       - Ты правда хочешь это сделать? – сам не зная почему, уточняет Кирк.       - Да, - отвечает тот, в свою очередь не понимая, зачем его спрашивают. Тут же стягивает крайнюю плоть и широким движением облизывает обнажившуюся головку.       - Чёрт… - Кирк вцепляется в его волосы, потому что на миг ноги подгибаются. Он знает, это всё узы виноваты, или телепатия, усиливающая ощущения. К этому не получатеся привыкнуть.       Его горячий рот и проворный язык были тем, чего он желал, но гораздо лучше всего, что он мог себе вообразить заранее. И да, это не было похоже ни на один минет, испытанный ранее. Это всё-таки телепатия? Или настолько важно, с кем и когда…              Спок царапает его ягодицы. Кирк впивается в его волосы и дёргает довольно сильно, и слышит в ответ удовлетворённое шипение. Ему нравится?       Злой Спок действует так хорошо, будто откуда-то знает о минетах всё, а также всё о теле Джима и его реакциях. Споку не нужно даже быть быстрым или загонять член глубоко в горло, чтобы умело сводить его с ума.       - Откуда… ты так… умеешь? – задыхаясь, выдаёт Кирк.       Злой Спок выпускает его член изо рта. Кирк боится, что это зрелище будет слишком пошлым или бесстыдным, совершенно не подходящим образу Спока, воскресшего в его голове, но оно выходит… изящным? Чем-то, что должно быть в текущей реальности как данность, как необходимая часть жизни, а не нарушение её течения - что совершенно сражает его.              - Неужели ты ревнуешь, полагая, что я тренировался на ком-то ещё? – сразу догадывается злой Спок. – А даже если и так?       - Бедные подопытные… - усмехается Кирк, поглаживая его по виску и щеке. – Ты разбил им сердце. Потому что слишком хорош, но не принадлежишь им.       Спок в ответ усмехается одними глазами, как он это умеет, и просто возвращается к тому, чем занимался. Облизывает, обсасывает его член с непринуждённой лёгкостью и телепатической точностью, всегда делая именно то, что принесёт наиболее острые и приятные ощущения, периодически впивается ногтями в его ягодицы. Но, судя по всему, на них лежит лишь одна ладонь. А где вторая? Сквозь волны удовольствия, мешающие думать, Кирк прикидывает и приглядывается. Да, второй рукой злой Спок ласкает сам себя.              Безумие какое-то. Они правда скрыты за весьма ненадёжной преградой. Если кто-то и замечает такое краем глаза, то спешит ретироваться. И это последнее, наверное, на что согласился бы обычный Спок. Но злая версия согласилась без каких-либо сомнений вообще. Значит ли это, что на самом деле целый Спок тоже был бы способен на такое? В глубине души, но способен?              Злой Кирк вздрагивает от резко подступившего оргазма, его глаза закрываются, а пальцы машинально нашаривают острые уши, грубо хватаются за волосы. Под влиянием момента он точно так же едва не впивается ногтями в нежные уши до крови, но… его рука отступает. Помноженный и объединённый узами – он теперь распознаёт это отличие – оргазм расползается и по вулканцу, и по нему, прерывает дыхание, оглушает и вышвыривает из реальности на неопределённое количество времени.              Когда Кирк поднимает веки, злой Спок стоит напротив него, и лицо его очень близко, словно он внимательно изучает последствия собственного минета на человеке. Кирк проверяет: да, натянуть на него штаны обратно вулканец посчитал ниже своего достоинства, и он спешит сделать это самостоятельно.       - Тебе хотя бы понравилось? – нарушает молчание Кирк. - Ты не дал мне ничего предпринять в ответ.       - Недостаточно того, что я тоже кончил? – возражает злой Спок. Да уж, потрясающий разгон от умелого любовника до суки за три секунды.       - Я хотел, скажем так, причинить тебе удовольствие тоже.       - Ты это сделал, - отрезает тот. - Я контактный телепат.       - А физиономия такая, будто я тебя по ней треснул, - со смешком отмечает злой Кирк.       Спок переводит дыхание, вероятно, сдерживаясь или всё-таки оценив неожиданное откровение.       - Ты отличаешься от доброго Джима, это сильно чувствуется в подобные моменты, - вдруг признаётся вулканец. – И при этом меня не отпускает ощущение, что при соединении в одно я не обнаружил бы в капитане никого из вас. Целое в нашем случае не равно сумме частей, соединение будет обладать синергетическим эффектом.       - Но и ты, и я отказались соединяться, верно? – напоминает Кирк.       Злой Спок хищно прищуривается на него и отчеканивает:       - Тебя я объединю в любом случае. Чего бы мне это ни стоило.       И уходит из-за загородки.              Злой Кирк сперва теряет дар речи. Какое право он имеет решать за него! С огромным запозданием до него доходит: а ведь совсем недавно вулканец желал его устранения. Если не одной части, так хотя бы второй, которую оставил бы себе в безраздельное пользование. А теперь…       Всё ещё под впечатлением, Кирк тоже покидает сомнительное укрытие, и тут же наталкивается на чёрный, абсолютно точно не спокойный взгляд доброго Спока.              - Если бы только хоть у кого-то из нас хватило ума и сосредоточенности вернуться к работе, - безуспешно стараясь не звучать настолько обвиняюще, насколько требовали его чувства, добрый Спок поворачивается от консоли на них обоих. – Мы здесь все погибнем… если не перестанем… отвлекаться.       На короткую секунду Кирку кажется, что добрый Спок с трудом удерживает либо гнев, либо крик, либо слёзы. И паузы во фразах показывают именно это.              Никто из них не замечает новую фигуру, что в шуме ангара подошла к их рабочим местам.       - Мне показалось странным, что вы тут… - добрый Джим видит всю мизансцену, мрачнеет и сбивается. Возможно, он даже слышал последнюю фразу. - …притихли. И отчётов мостику не присылаете.       - Так странно, что ты аж спустился? – ядовито осведомляется злой Кирк. - Тебе какой-то энсин настучал, что мы тут ругаемся. Или трахаемся. Одно из двух.       Добрый Джим подходит к печальному Споку, опустившему голову, кладёт руку на его плечо.       - Давайте-ка теперь вы потрудитесь над центрифугой, а он пойдёт отдохнёт. Не знаю, что вы тут делали, он совсем плохо выглядит.       - Мне нужен звуковой душ, - уведомляет злой Спок. – И оправдываться я не собираюсь. Мне нужно около пятнадцати минут.       Как бы безаппеляционно он это ни сказал, однако уведомил, сколько будет отсутствовать.       Злой Кирк провожает удаляющую пару не самым приятным, слегка подозрительным взглядом, но молчит и возвращается к работе.              ***       Добрый Джим притаскивает не сопротивляющегося Спока в ближайшую пустую комнату отдыха, запечатывает дверь капитанским кодом. Пускать всё на самотёк он не собирается. Усаживает вулканца в мягкое кресло, приносит ему реплицированный фруктовый тоник, сам садится напротив. Тот берёт и даже пьёт, а не просто бесцельно удерживает в пальцах. Значит, всё хотя бы не катастрофически плохо.              - Я… реагирую слишком остро, - помолчав и немного придя в себя, объясняется добрый Спок. - Нервная система, видимо, не справляется с большим объёмом негативных ощущений.       - Понимаю, - отвечает Джим сочувствующе. – Это просто данность, что моя психика в силу биологических причин справляется. Я не справлюсь с чем-то иным, например, с таким объёмом точных расчётов и массивами информации, с каким ты имеешь дело каждый день. Я в голове это не удержу. Так что у каждой системы есть свои уязвимости и свои достоинства.       - Я ценю твою поддержку, - произносит добрый Спок с таким видом, словно сказанное совсем его не утешает. - Однако я довольно много времени потратил, чтобы не иметь никаких особых уязвимостей.       - Это всё из-за злого Спока?       Спок вздыхает почти незаметно, явно стараясь, чтобы Джим не обратил внимания на это проявление неких эмоций.       - Мне тяжело наблюдать, как «тот я» уничтожает мою репутацию, - объясняется вулканец. - Всё моё существо чует, что это имеет необратимые, серьёзные последствия, с которыми я не справлюсь.       - Неужели твой двойник настолько плох с твоей точки зрения? – Джим удивляется несильно, но действительно искренне. - Я бы не сказал, что он делает что-то, за что его станут презирать или хуже относиться. Он гордый и резкий, а вовсе не подлый или мерзкий. И он совершенно не лжив. Для людей важны детали. Да, исключая Маккоя, я уже понял, ему не угодишь совершенно никак.       - Моя культура имеет определённые незыблемые рамки поведения, и от них никак не отступить, это в крови и костях, как выразились бы поэты. Точно так же, как и ты, Джим, не можешь уйти от своей культуры – от всего прошлого, что сотворило тебя и твои ощущения мира вокруг. Тебе кажется, что это просто ты сам. Со мной аналогично – это просто я сам. Насколько же злой Спок плох? Я не знаю. Сегодня я слышал, как он высказал злому Джиму, что соберёт тебя воедино, даже если вы будете сопротивляться.       - Он так сказал? Куда же делся его гнев на меня? – резонно замечает Джим. - Сначала он хотел уничтожить нас обоих, потом только моего двойника, а теперь он хочет добра для Джима Кирка целиком?       - Он хотел избавиться от эмоций, а не от тебя, - произносит Спок ещё тише, опустив взгляд. - Ты вспоминаешь тот момент, когда меня довели настолько, что я смял стальные предметы? Потому что никакое успокоение уже бы не сработало. Те… отвратительные существа едва не заставили меня причинить тебе вред. И мне до сих пор кажется, что это был самый худший момент моей жизни, хотя со мной происходило много крайне неприятных и даже катастрофических событий.              Джим тянется к его рукам и осторожно обхватывает их. Они кажутся слишком холодными для вулканца – то есть едва ли не холоднее, чем ладони человека.        - Я подумал, может, тебе поможет мелдинг со мной? – предлагает Джим. - Если моя нервная система более стабильна, возможно, ты сонастроишь свои колебания с моими и они утихнут?       Добрый Спок поднимает на него взгляд:       - Так как ты мой t’hy’la, нет никакой нужды заходить так далеко. Как показывает практика, узы тянутся даже между нами, хотя мы не имели глубоких контактов. А значит, нам не обязательно заходить так далеко – мне будет достаточно контакта кожа к коже. Мелдинг отнимет очень много сил и дезориентирует.       - Хорошо, - мгновенно соглашается Джим, чуть наклоняясь вперёд, и так же быстро целует захваченные руки Спока. Тот очаровательно вздрагивает от неожиданности и чуть зеленеет. Джим тут же сбавляет напор и мягко прижимает его раскрытую ладонь к своей щеке, явно наслаждаясь этими целомудренными, но чувственными прикосновениями. Хотя, есть вероятность, что с точки зрения вулканца они не были такими уж невинными.       Он понимает, что всё в порядке, когда пальцы Спока, прижатые к его лицу, почти неощутимо шевелятся, выбирая наилучшее положение для поверхностного телепатического контакта. Вторую его руку он тоже не отпускает. Как он посмел бы оставить её в одиночестве в такой момент?              Джим произносит с ободряющей, но всё равно немного печальной и даже упрямой улыбкой:       - Злые версии утверждают, что мы жалкие трусы, но вовсе не страх останавливал нас прежде. Совершенно не страх отказа или страх перед болью, которая последует за безответным чувством, отрезанным, будто живая конечность. Мы не думали об этом. Совсем. Мы думали о том, что почувствует тот, другой, когда мы ему признаемся. Что с ним будет, о чём он подумает. А он определённо будет испытывать всепоглощающее чувство вины и невыразимую печаль. За то, например, что никак не возможно изменить ориентацию или предпочтения. Или о том, что глубокая, верная дружба – единственное, на что способна его душа. Испытывать стыд за то, что являешься лишь другом – это невероятно горько и разрушающе для таких, как ты и я. Хотя мы оба знаем, что та дружба, что между нами, стоит сотни чувств любовников. И как бы ни было сильно сексуальное влечение, первое чувство – сильнее. И мы прекрасно понимали, что, признавшись, мы вовсе не потеряем друга. Мы причиним ему боль. А мы слишком уважаем друг друга, слишком заботимся, чтобы это допустить. Где же здесь трусость? Это храбрость. Правда ведь, Спок?              Вулканец молчит, но губы его порывисто раскрываются, будто он собирается что-то сказать. И всё-таки не говорит. Его взгляд достаточно красноречив, даже если он нем.              Джим продолжает:       - Я не знаю, насколько чётко разделила нас Дихотомия и какими необъяснимыми критериями она руководствовалась как бездушный объект, но прекрасно видно, что никто из наших половин не воплощение всего плохого или всего хорошего в нас. Храбрость бывает тихой, как и подвиг. А страх может быть громким и вызывающим.       Спок перехватывает его ладонь, заключая в свою, по-особому располагая пальцы на ней. Тревога постепенно отступает из его глаз.       - С нами бывало и хуже, да, Джим?       - Да, бывало. Я устрою второму себе головомойку, чтобы он лучше за тобой следил и заботился.       - Наверное, про заботу – это больше о тебе, Джим, - мягко замечает тихий Спок. - Но забота – это не всегда то, что мне нужно. Иначе бы я никогда не покинул Вулкан. А я всё же здесь.              ***       Скотти внимательно осматривает работающий образец балансировочной центрифуги. Она то замирает на несколько секунд в неустойчивом равновесии, то волнообразно отклоняется на несколько градусов, то внезапно резко переворачивает камеру с дилитием кверху ногами. Компьютер отслеживает показатели энергетических концентраций, удерживая их в безопасной зоне. Ещё три центрифуги в ангаре работают аналогичным образом.       Энсины суетятся на некотором расстоянии от командования, проводящего стихийное коридорное совещание.              - Оборудовать каждый кусок дилития на борту подобным предохранителем просто невозможно, - заключает главный инженер. - Ни места, ни ресурсов не хватит, ни времени. Нам придётся сбрасывать топливо.       - Поддерживаю, - произносит добрый Джим, и практически синхронно с ним согласие выражает злой Кирк, тут же морщась от того, как перебивают друг друга их голоса. – И сброс нужно начать уже сейчас, по частям, чтобы взрывы были небольшими.              Споки предоставляют уже давно сделанные расчёты на сброс и его тайминги. Можно передавать эти инструкции следующей смене.              - Логичным было бы попытаться каким-то образом собрать энергию с центрифуг, - отмечает злой Спок.       - Ещё как логично! - восклицает Скотти. - Мне не хочется переходить на аккумуляторы и не хочется ставить тут ядерный реактор. Вот бы как-нибудь сообразить, можно ли всё-таки прилабунить центрифугу хотя бы к одной гондоле, модернизировав дилитиевый отсек. Но я переживаю за петли синтеза, они объёмные.       - Теперь у тебя есть Чехов, - напоминает добрый Джим.       - Полуживой Чехов, - веско уточняет тот. - И он какой-то подавленный сегодня.       - Это из-за болезни. Обычно в стрессовой ситуации он держится бодрячком.       - Нет, из-за болезни у него сейчас только сопли до колена. Обмотал пол-лица, чтобы впитывалось в процессе, а руки были свободны. Кто-то его огорчил, наверное.       - Да кто бы успел? – недоумевает Джим.       Злой Спок бросает на него неодобрительный взгляд, прерывая постороннюю болтовню:       - Если не придумаете вовремя, то придётся отключать ядро не одной гондолы, а уже обеих.       Добрый Спок добавляет:       - Настаиваю на том, что ту из гондол, у которой наибольшие отклонения в показателях, нужно деактивировать уже сегодня.       - Что же, - заключает Скотти. - Тогда пойдёмте к бортовому компьютеру формировать официальный приказ об остановке двигателя, капитаны мои и первые помощники.              Когда они разбираются с формальностями у ближайшего стационарного терминала, с потолка раздаёт объявление, которое вещает голосом медсестры Лесси:       - Внимание экипажу! Изменение распорядков дня. Тем из альфа-смены, кто задержался сегодня и работал более десяти часов, сместить и увеличить часы сна. Я откорректирую системы личного оповещения. Всем из беты и гамма смены также сообщить часы работы, сна и отдыха для последующей коррекции циркардных ритмов лазаретом.       - Ну, сегодня выспимся, - хмыкает добрый Джим. - Скотти, тоже иди спать, ночная смена уже заступила.       Злой Кирк продолжает:       - Процесс остановки лучше провести утром, так как сейчас печатается органическое топливо для челнока и жрёт много энергии. Сейчас запланируем время остановки в протоколе.              ***       Добрый Джим помнит, как незнакомо, заполненные угрожающей тишиной, воспринимались коридоры Энтерпрайз, когда он шёл по ним сразу после разделения, будто сомнамбула. Он приглядывается к ним сейчас, пытаясь определить, вылезет ли это необъяснимое тревожное чувство сейчас. Он даже пытается его вызвать в момент минутной слабости, чтобы проверить, как поживают его нервы. Но у него не получается. Будто что-то тёплое и сухое, очень сильное и прилипшее к затылку, как резинка оттягивает его каждый раз от этой тёмной грани.              - О, уже начали сброс. Покачивает, - отмечает злой Кирк в турболифте. К худу ли, к добру ли, но после ужина они снова вчетвером возвращаются в свои каюты. У Споков очень молчаливый вид, и никто, кажется, не собирается ни с кем ссориться. Иначе как воздействием усталости это не назвать. Злые версии расходятся по каютам, кинув пару колких фраз чисто для проформы.              Несмотря на неприятную вымотанность, с которой не справился ужин и, вероятнее всего, не справится ночной отдых, добрый Джим не может перестать размышлять. Это словно происходит помимо его воли, по инерции, но вместо сосредоточения разум скользит на волнах мыслей, не задерживаясь ни на какой конкретно.       Джим садится за рабочий стол и подпирает голову рукой, пока злой Спок осуществляет загадочную транспортировочную деятельность в своей каюте. Он собрался расширять кровать?              - Какая-то мелочь, Спок, не даёт мне покоя, - наконец, решает поделиться добрый Джим. - Какая-то незначительная деталь во всём происходящем, которую я никак не могу извлечь из подсознания. Какая-то нестыковка… Скорее всего, в том, что я видел и слышал во время встречи с N32.       Спок останавливается посреди каюты, чтобы пристально посмотреть на него и хладнокровно ответить:       - Завтра снарядят челнок, который доберётся до базы и приведёт с собой корабль эвакуации. Какие бы тайны здесь ни были скрыты, нам главное убраться подальше.       - Одна подвижка лунного поля, в котором мы скользим, и все центрифуги станут бесполезны. В лучшем случае. А если рванут? Ты веришь, что нам хватит энергии продержаться? Мне не нравится решение на удачу. Мы понятия не имеем, что нас ждёт впереди.       - Они не рванут внезапно. Поле нарастает постепенно, а установки оборудованы сигнализацией. Мы построим ядерный реактор и прекрасно продержимся до эвакуационного судна. Вот что нас ждёт впереди.              Слова были уверенными и успокаивающими, но они не убеждают Джима в том, что его ощущения ложны. Это будущее, о котором говорит Спок, оно было недостаточным. Но разве немало было мест, откуда они уходили несолоно хлебавши? Так и не поняв ни природы, ни мотивации того, с чем или кем им пришлось столкнуться. Нормально – отступить перед лицом превосходящих сил. Это просто ещё одна история о столкновении с неизведанным. И им несказанно повезло, что десант всё ещё жив. В арктических условиях, где любая ошибка стоит жизни – это едва ли не чудо.              - Спок, но разве ты не понимаешь? – произносит Джим. - Если мы не разберёмся, что здесь конкретно происходит, каждый из нас так и останется разделённым пополам на всю оставшуюся жизнь?       - Нет, - однозначно отрезает тот. - Сюда прибудут учёные и иные специалисты, исследуют явление и соединят нас обратно. Если мы захотим соединяться.       - Хотелось бы мне быть так уверенным в скучных логичных исходах.              Наконец, Джим распознаёт в действиях Спока определённую логику. Тот подошёл к одной из перегородок каюты с набором инструментов, которые он и хранил где-то глубоко среди своих вещей.       - Что ты делаешь? – на всякий случай осведомляется Джим, потому что не очень хочет верить своим глазам.       - Снимаю технологическую перегородку с запасного проёма между нашими каютами.       - Зачем?       Злой Спок недовольно поворачивает голову на него, оскаливается:       - Потому что я так хочу.              Когда первые слои обшивки оказываются сняты, обнаруживается, что с обратной стороны перегородку всё это время курочил добрый Спок. И неизвестно, сговаривались ли они об этом, но никто из вулканцев удивлённым не выглядит.              Вопрос злого Кирка из той каюты не слышен, однако по ответу легко можно догадаться, что он спрашивал. Снимая последние детали с проёма, добрый Спок объясняет:       - Потому что так велит императив. Становится дискомфортно спать отдельно от тебя. Нет ощущения цельности. Когда мы в одном помещении, становится спокойнее. Когда все находимся в такой опасности, я должен защищать тебя, будто враг, как и в древности, всего лишь голодный сехлат. Это уменьшает мою собственную тревогу.       - Как с убийства мы докатились до этого? – мрачно осведомляется злой Кирк из-за его спины. – Спать-то, я надеюсь, по раздельности?       - Конечно, - отвечает тот. - Кровати узкие и расположены в отдельных каютах.       - И это единственное, что тебя смущает? Я вот ни за какие коврижки не буду дрыхнуть рядом со своим двойником, - он тыкает пальцем в доброго Джима. - Это мерзко и противоестественно. А если проснусь раньше, то вид откроется - будто помер и сверху смотрю на свой труп.       Добрый Спок приподнимает брови в сдержанном удивлении:       - Вот оно как?       - Готово, - отрезает злой Спок и принимается рассовывать инструменты по местам. – Можно готовиться ко сну. А вам приходить к нам, только если что-то случится. Мостик не определился, к какому из капитанов обращаться в приоритете.              ***       Злой Кирк успевает проспать около нескольких часов (по его ощущению), прежде чем в его сон вторгается настойчивая трель входящего вызова. Причём вызов не на коммуникатор и не по внутренней связи, а на компьютерный терминал на рабочем столе. Значит, соединение извне, пропущенное через связистов мостика.       - Твою мать, что ещё там… - прилагая недюжинные усилия, Кирк садится в постели, растирает глаза руками. - Компьютер, свет на двадцать.       Рядом под одеялом шевелится Спок. Кирк вынужден встать и подбрести к терминалу, неловким движением мазануть по кнопке приёма. У звонка есть видео, но камера со стороны капитанской каюты предусмотрительно выключена.       - Нийота? Это ты? – щурясь на полутёмное, зернистое изображение лица, изумляется злой Кирк.       - Да, я, капитан, - она отвечает чётко и совершенно не сонно. Словно вообще не захотела спать с наступлением планетарной ночи и в ближайшее время не собирается.       - Что случилось? Я сейчас не на мостике, у нас отбой.       - Это не терпит отлагательств.              Добрый Спок возникает у него за спиной, с любопытством глядя в монитор на лейтенанта Ухуру. В соседней каюте тоже просыпаются, зажигается свет, и в стратегически проделанном проёме возникают две фигуры.       Глянув на подозревающего всех и всё, подобравшегося злого Спока и заспанного доброго Джима, Кирк кивает им. Тем самым показывая, что дело вполне заслуживает их участия.              - Посмотрите-ка на это, - Ухура не собирается тянуть кота за непотребное, и поворачивает камеру устройства на освещённую несколькими прожекторами стену.       Сначала Кирк недоумевает, как Нийота оказалась в месте, где могут быть прямые стены без изгибов и не изо льда. И лишь затем его взгляд фокусируется на том, что же это за чужеродные, гротескные преломления света и теней на этой стене и полированные выступы.       Это гигантский барельеф.              - Эти пещеры – рукотворны, – считает своим долгом напряжённо и взволнованно заметить Ухура. - И многое не то, чем кажется на первый взгляд.              Злой Кирк моргает, пытаясь разобрать в нечётком и слишком контрастном изображении хоть какие-то знакомые формы, но организм подводит его. Он понимает, что Ухура имеет в виду нечто, изображённое на этом барельефе, и именно на нём основаны её выводы. Он признаётся:       - У меня этот полутёмный рисунок перед глазами расплывается, только Спок разглядеть способен. Ничего не могу разобрать, какая-то каша из линий и полукругов. Посмотрите сами, какое тёмное и зернистое видео вы передаёте на Энтерпрайз. Есть ли элемент, который более-менее чётко виден и представляет для нас интерес? И не может ли это подождать до утра?       Ухура упрямо сжимает губы, но никак иначе неудовольствия не выражает. Здесь никто не помирает, ничего не взрывается, чтобы уставший человек счёл оправданным внезапную бесцеремонную побудку. И капитан всё-таки капитан. Скажет ждать до утра с отчётом – надо ждать утра.       Но Ухура не сдаётся и направляет камеру на низ барельефа, по которому идёт рельефная лента.       - Видите строчки? – проводит она пальцем по ним для наглядности. - Это текст, и символы не похожи на те, которыми пользуются N32. Я вынуждена признать, что многие узоры на стене совпадают структурно, частично или полностью, с теми узорами, что выпускают из себя периодически обитающие здесь червяки при контакте с нами. Это язык с иероглифической письменностью, - она делает паузу, а после понижает голос, озвучивая вердикт. - Немертины разумны.              На несколько секунд в каюте воцаряется тишина. Злой Кирк оглядывает Споков, задумчиво застывших рядом и изучающих экран.       - Как бы они смогли выцарапать, вырезать это на твёрдом базальте? – замечает добрый Джим. - Червяки ведь крохотные, и я сомневаюсь, что они способны пользоваться продвинутыми инструментами, у них рук нет.       - Хватательных конечностей, - строго поправляет злой Спок.              Ухура переводит дыхание, будто перед прыжком в воду, это даже микрофон улавливает. Стоит отдать должное – она настолько увлечена и напряжена, что её нисколько не волнует, откуда там поблизости оказался ещё и Спок. А потом она делает ещё одну, более удачную попытку продемонстрировать хотя бы часть освещённого барельефа.              Навечно застыв в камне в профиль, уже знакомый им инопланетянин-стул воздевает в воздух передние поды, в которых зажаты инструменты или средства связи. Но его голова совсем не такая, как у N32. И с линией спины что-то не так. Привычный образ и облик аборигена рассыпается. Быстро становится понятно, что это иное четырёхногое существо. Гибкую шею венчает немаленькая голова, а на ней есть что-то вроде лица или морды с глазами.       И нечто, похожее на толстый жгут, проходит через его тело, по спине, по шее вверх, словно тело прозрачно, и видимым в нём должен был быть именно этот жгут. Жгут доходит до лица, раскрываясь впереди него узорами расползающихся, ветвистых «корней» немертин. Абсолютно очевидно, что это не украшение, не одежда, не изображённый крик, как в комиксах. Это была часть тела, выступающая наружу. И после объяснения Ухуры было совершенно понятно, что пучок сложных переплетающихся линий, который исторгает из себя инопланетянин – аналогичен принципу общения червяков, что обитают сейчас в этих заброшенных пещерах.              - Кто-то намеренно изобразил это так, чтобы мы поняли: это именно часть организма, а не какой-либо шарфик или бусы, - отмечает добрый Спок. – Ибо N32 не светопроницаемы.       - Это не только средство цветовой коммуникации, - добавляет злой Спок. – Детали строения особи отличаются существеннее. У него другая, куда более объёмная форма черепа, а, стало быть, больший объём мозга.       - Я вспомнил, - внезапно произносит добрый Джим, не веря своим глазам. – То, что подспудно беспокоило меня. Цветные ленты, что носил тот архивариус на макушке: по форме и цвету они невероятно похожи на ветвления «корней», что выпрастывают немертины.       - Второй разумный вид… - задумчиво бормочет злой Кирк. – А ещё твой архивариус настойчиво просил не взрывать горы.       Спустя мгновение он наклоняется к микрофону терминала:       - Лейтенант Ухура, как офицер по связи вы прекрасно знаете, что требуется предпринять в подобной ситуации. Заявка на дополнительное оборудование будет одобрена.