Мое жасминовое бесстрашие

BLOO ‒ I'm the one

Насчет ночной прогулки Джеин не шутила. Когда Юнги, отмахиваясь от последних наставлений мамочки-Джина и ободряющих жестов макнэ, наконец, спускается по пожарной лестнице во двор общежития, девушка уже ждет его на скамейке. Кусочек ткани, именуемый юбкой, она сменила на широкие брюки, блузку ‒ на голубой кардиган, так приятно оттеняющий большие глаза. Юнги в черной рубашке под тренч и самых приличных джинсах подходит к скамейке, опустив взгляд и слегка недовольно засунув руки в карманы. ‒ Чувствую себя принцессой, ‒ иронизирует над чьей-то (не его) подчеркнутой пунктуальностью и поправляет черную кепку, съехавшую на глаза. ‒ Давно ждешь? ‒ Минут десять, ‒ будничным тоном отвечает Джеин, бросая взгляд на часы. ‒ Если ты принцесса, то я тогда кто, дракон? Усмехаясь, Мин разрешает дракону осторожно взять себя за руку и сажает в подъехавшее такси.

***

‒ "Лепестки жасмина". Ты назвала свою линейку "Лепестки жасмина", ‒ повторяет Юнги, словно до конца не может поверить в происходящее. ‒ Как банально. ‒ Ты бы сначала попробовал, а потом ругался. Они сидят в том самом ресторане, который Мин еще вчера утром использовал для прикрытия. На правах единственных поздних клиентов позволяют себе дурачиться, смеяться громче обычного и обсуждать жизнь. Джеин таскает с его тарелки осьминога. Юнги втайне от себя самого умиляется и мечтает купить ей все, что захочет, лишь бы видеть эту довольную улыбку чаще. В ответ на нелестный комментарий девушка достает из сумочки плоский футляр, в котором обнаруживается шесть маленьких пробирок. ‒ Пробники каждого аромата, ‒ Джеин вручает футляр удивленному рэперу и добавляет. ‒ Специально для тебя. Можно сказать, моего вдохновителя. Даже такие, на первый взгляд, смущающие слова теперь даются ей легко. ‒ Спасибо, ‒ Юнги забывает съязвить, с интересом принимая подарок. Пока очень голодная Джеин расправлялась со своим стейком, он уже рассказал (не без гордости) про свои продюсерские успехи. Сейчас девушка с той же гордостью презентовала ему свой главный парфюмерный успех. Мину никогда не дарили духи, и PR-сэмплы не в счет. Он мог сам выбрать себе парфюм, но в личном подарке, определенно, есть что-то особенное. На поверхности каждой пробирки ‒ полупрозрачная этикетка с названием. ‒ Радость, Счастье, Фрустрация, Любовь, Грусть, Бесстрашие, ‒ читает Юнги и озвучивает свою догадку. ‒ Ароматы как эмоции? ‒ Что-то типа того, ‒ отвечает, поводя в воздухе вилкой, Джеин. ‒ Жасмин может быть очень многогранным. Я просто нашла его грани и описала ощущения, ‒ она наклоняется вперед, едва ли не задевая винный бокал. ‒ Попробуй. Мне уже интересно, какой выберешь ты. Юнги пожимает плечами и берет в руки первый пробник. "Радость" оказывается искристо-цитрусовой, чуть горьковатой и одновременно сладкой, с нотой жасминового мороженого. Приятно, но не совсем его. "Счастье" ‒ сплошной кондитерский магазин с вазой белых цветов по углам ‒ он отставляет сразу, акватическую "Фрустрацию", в которой действительно легко утонуть вместе с лепестками ‒ тоже. Глубокая "Любовь" с букетом жасминовых роз кажется ему слишком женской, смолистая пряная "Грусть" ‒ слишком тяжелой, а "Бесстрашие"... "Бесстрашие" заставляет его моргнуть. Несладкий, но и не слишком горький. Прохладный, но не ледяной. Мшистый, с глубокой землистой нотой, переливчатым деревом и большой, пышной веткой жасмина. "Бесстрашие" у Джеин получилось действительно интересным. Юнги ожидал чего-то специевого, бескомпромиссного, кричащего и сбивающего своим криком с ног. Но нет. "Бесстрашие" дарило ощущение необходимого комфорта, тепла, спокойной уверенности в моменте. Этот аромат просто оспаривал существование страхов, рисовал мир таким, какой он есть ‒ не идеальным, но и не пропащим. Воплощение гармонии реализма. ‒ Так, что, оппа? Кто твой фаворит? ‒ выжидающе спрашивает девушка. По ее лицу уже видны догадки, но она все равно задает вопрос. ‒ "Бесстрашие". Однозначно, ‒ Юнги еще раз достает пробник и крутит его в пальцах. ‒ Можно я надушусь им прямо сейчас? ‒ Конечно, ‒ Джеин улыбается и добавляет тише. ‒ Его я сделала специально для тебя. Юнги на секунду впадает в ступор, но Джеин, крутя в пальцах бокал и создавая цунами, на одном дыхании продолжает говорить: ‒ Идеи для остальных ароматов пришли и воплотились быстро, но над этим я работала дольше всего. Когда было морально плохо, я возвращалась мыслями к тебе, думала о твоих словах и нашей единственной встрече и работала над ним. Выливала чувства, которые запрещала себе испытывать вживую, ‒ на этот раз она усмехается невесело. ‒ В каком-то смысле "Бесстрашие" ‒ сублимация моей крови, пота и слез. Мин слушает внимательно, молчит какое-то время и вдруг позволяет себе улыбку. ‒ А журналистам ты сказала что-нибудь вроде "работая над этим ароматом, я перестала бояться смелых решений"? ‒ Представляешь, так и сказала, ‒ Джеин запивает очередную улыбку вином. ‒ Только Мала знает. Считай, что ты ей заочно понравился. ‒ Кто? ‒ непонимающе спрашивает Юнги. ‒ Неважно, ‒ Джеин машет рукой и встает из-за стола. ‒ Может прогуляемся? На улице так хорошо. Через пять минут, расслабленные и сытые, они плывут по кварталам в изломанном свете неоновых вывесок. Их корабли в какой-то момент настигает шторм, и они с распахнутыми руками бегут от него, смеясь и догоняя. Словно маяки огни зажигают друг другу. Взрослые, успешные люди, которые забывают о своей успешности и хотя бы сейчас могут побыть собой. Правду говорят: ночь дает покой старикам и надежду молодым. Все парки закрыты, поэтому Юнги снова вызывает такси, которое выплевывает их на холме за пределами города. Уставший рэпер и парфюмер в дорогих дизайнерских шмотках, не сговариваясь, одновременно падают на траву. Лежать так еще прохладно, конец мая все-таки не июль. Поэтому Мин молча прижимает Джеин к себе, пуская ее холодные пальцы под манжеты рубашки, ее саму ‒ в озябшее сердце под теплую полу тренча. Они выкуривают одну сигарету на двоих, догоняются виски из крохотной фляжки и просто наслаждаются минутами покоя. Завтра наступит утро, завтра они снова вернутся к своим ролям. Все завтра, а пока можно просто полежать. Несмотря на прошедшее время, рядом им обоим комфортно. Будто и не было тех трех лет, и встретились они только вчера, и вообще они какие-нибудь соулмейты из книг. Или это алкоголь так влияет? Небо ясное, но сегодня на нем почему-то не видно звезд. Слева висит сырным кругом большая изжелта-белая луна. Проплывая над головой, она все больше напоминает не сыр, а кошачий глаз: живой, подвижный, все знающий и замечающий. ‒ Луна сегодня красивая, ‒ вдруг тихо говорит Джеин, на секунду прижимаясь ближе и будто бы замирая в его объятиях. Единственных объятиях, которые согревают даже воспоминанием. ‒ Красивая, ‒ соглашается Юнги. И только после этого до него доходит смысл сказанных девушкой слов. Он осторожно опускает взгляд на приоткрытые пухлые губы, на глаза, застывшие в одной точке, не смеющие к нему обернуться, на пальцы, намертво сжавшие рукава рубашки. Теплой широкой ладонью прижимая девушку еще ближе к себе, Юнги наклоняется и тихо шепчет, опаляя дыханием скулы: ‒ Где же твое бесстрашие, Ю Дже Ин? Плевать, что ему самому как-то НЕбесстрашно. Кожа все еще пахнет духами, и их яркий мшистый аромат вместе с быстрым биением сердца согревает воздух. Джеин постепенно расслабляется и поднимает взгляд. Тот самый, которым она всегда смотрела на него раньше. Ее ладонь медленно касается груди, находит под рубашкой бьющуюся мышцу и замирает. ‒ Здесь, ‒ говорит уверенно, не разрывая зрительный контакт. ‒ Мое бесстрашие ‒ это ты. В подтверждение своих слов Джеин подается вперед и первой касается его губ. Юнги не ждет от нее первого шага, но быстро находится, легко проходясь языком по верхней и тут же чуть прикусывая нижнюю. Их первый человеческий поцелуй получается чувственным и неторопливым. А куда торопиться? Время, еще недавно бежавшее со скоростью света, вдруг застывает, схлопывается до размеров одного момента. Момента, когда можно не думать, а просто делать то, чего так давно хотел. Осознание этого желания годами медленно распускалось внутри, как цветы жасмина, однажды безжалостно сорванные карьерой и жестокой жизнью. Но жасмин, вопреки здравому смыслу, снова расцвел: его густой аромат шлейфом тянется через дни и, наконец, обретает форму. Кажется, Юнги только что признал: чертов Париж оправдывает свое второе название. ‒ Такая красивая, что можно умереть, ‒ выдыхает с улыбкой в так залипательно припухшие губы напротив. Впереди ‒ жасминовая вечность без страха. Одна на двоих.