Снография

Angele Dei, qui custos es mei, me, tibi commissum pietate superna, illumina, custodi, rege et guberna. Amen. У Джоанны Константин, практикующей лондонской ведьмы в кто-бы-помнил-каком-колене, отвратительное настроение. Она ненавидит демонов, недосказанности и бардак в собственной квартире. Впрочем, спать она ненавидит еще больше. Потому что до недавнего времени ей вполне хватало пачки снотворного — сильного, рецептурного — на месяц, а теперь только на две недели. Потому что раньше — благословенное недавнее прошлое! — ей хватало кошмаров своих, заботливо взращенных годами, просмотренных на сотни раз, так, что ничего удивительного или нового в них не осталось. Зато теперь она каждое утро рискует проснуться заикой. И сны она теперь смотрит чужие. У человека с железной рукой они жуткие: ломающие кости, разум и саму человеческую сущность. До такого — жестокого, замораживающего сердце, — не додумался бы ни один кошмар, созданный Морфеем. Джоанна — ведьма, ей по профессии положено верить во всякую паранормальную жуть, а потому в человека с железной рукой ей приходится верить тоже. Хотя порой она малодушно надеется, что нет его, разбитого и склеенного как попало узника собственного разума, ломающего стены будто картон. — Ай! — Она едва не растягивается на полу спальни, запнувшись о край ковра. — Трижды проклятые демоны Ада! Где же ты, жертва бездумного покупательства? Отвратительно розовая пластиковая расческа находится непредсказуемо в ящике письменного стола в кабинете. Наверняка в ее квартире завелся шаловливый брауни, что прячет вещи и таким образом выклянчивает чашку молока да пару печений. Доброжелательная продавщица в пафосном универмаге обещала, что розовая ерунда за страшные сорок фунтов волшебным образом массажирует кожу головы, улучшая циркуляцию крови, и совершенно не дерет волосы. Вранье. Джоанна с мрачным видом снимает с зубчиков несколько темных волос. Еще чуть-чуть — и она останется лысой. — Чтоб тебя, громила, я на такую херню не подписывалась! Она со вздохом отбрасывает расческу в кучу оккультного хламья в углу кабинета и добавляет очередную заметку в телефон: посетить врача и купить мешок витаминов. А затем подхватывает сумочку, набитую очень нужными вещами, вроде серебряных распятий и бутыльков со святой водой, надевает новое пальто — белое, маркое, но такое чудесно дорогое! — и отправляется вершить добро во имя добра. Спасать людские судьбы разными оккультными путями Джоанне удивительно нравится, от этого у нее теплеет на сердце и улучшается карма. Если кто-то по ту сторону реальности ведет подсчет, то у нее определенно трехзначное число. *** Когда мир становится чище — дышится лучше, даже в Лондоне. И одной тварью в Аду больше, Джоанна с хлопком закрывает молитвенник, кивая священнику, и тянется к карману в поисках фруктовой жвачки. После изгнания во рту остается гнилостный привкус, будто взасос поцеловала зомби. Заплаканная невеста в измазанном кровью платье только икает, пытаясь смириться с действительностью, бедняжка. Жених оказался альфонсом с серным душком, а богато украшенный зал собора теперь остро нуждается в швабре. Грязная все-таки работа у нее, уборки служащим предстоит на два часа, зато платят хорошо, тем более разные коронованные особы, что счастливо избежали родства с тварью из Преисподней. А латынь — вещь. Особенно если читать громко, четко и с выражением. Это Джоанна знает точно, возвращаясь в квартиру, к кошмарам. Глубокой ночью она закрывает глаза, крепко стискивая в ладонях молитвенник. Чтобы очутиться за спиной у человека с железной рукой. Он стоит босиком на бетонном полу, одетый только в свободные штаны. Сильный, мощный, опасный. Пожалуй, Джоанна любуется. Он даже не вздрагивает, только дергает плечом, будто приглашает присоединиться к просмотру. Джоанна делает три шага вперед, становясь по правую руку от него. Левая нервирует блеском темного металла. Странно, раньше была светлее. — Это другая, — говорит человек. — Новая, она крепче и не болит. Рад тебя видеть. — Невзаимно, здоровяк, у тебя, знаешь ли, так себе снография. Что сегодня в репертуаре? Он серьезно обещает: — Тебе понравится. И Джоанна восторженно выдыхает. Растущая луна тускло окрашивает в серовато-черный мир вокруг и землю под ногами, где стелющаяся трава чуть похрустывает с каждым их шагом. Где бы они ни оказались, сезон дождей сюда явно еще не добрался. Задрав голову к небу, она, пожалуй, впервые видит, как бесконечные звезды горят золотым песком в манящей темноте небосвода. В Лондоне таких нет. А вдалеке, на границе почти невидимого горизонта, огнями сияет огромный город. — Красиво. Он робко улыбается. Даже после всего он улыбается. — Хотел тебе показать что-то другое, ведьма из снов. Что я — не только разрушение и боль, но человек. — Очень сильный человек, — кивает Джоанна. — И не только в плане мускулов, то, что у тебя там, — она невежливо тычет пальцем ему в грудь, — намного сильнее, чем может показаться окружающим. Он кивает: — Спасибо. Что прошла со мной стадии принятия, психотерапевт говорит, что это важно. И неплохо, что я выдумал себе друга. Джоанна фыркает и бьет его по плечу молитвенником, что за мгновение появляется в ее руке. — Сам ты выдуманный, а я вполне себе живая ведьма, Джоанна Константин. — А я Баки. Баки Барнс. Вот и познакомились. Всего-то пятьдесят четыре сеанса просмотра дерьмового прошлого, как дошли до новой стадии в их сомнительных отношениях. *** Джоанна ставит на каминную полку в гостиной чашку с молоком и кладет рядом салфетку с печеньем. Вздыхает. — Дорогой брауни, я все осознала и очень раскаиваюсь. Верни, пожалуйста, ароматические палочки. И серебряный браслет. И сборник Шекспира. Зарядку от ноутбука, пожалуйста, тоже. У нее, практикующей лондонской ведьмы, скоро начнется аллергия на исчезающие вещи. Еще немного, и проведет сеанс экзорцизма в собственной квартире. И неважно, что шалит на ее территории безобидный дух из старых английских легенд. Кто-то серьезный просто не проберется сквозь ловушки и старательно наведенную границу. Зато потрепанный кожаный мешочек с крепко затянутым шнурком, что она пару месяцев назад купила у старьевщика за смешные деньги, нашелся в кладовке, за пакетом с ненужной обувью, под коробкой со старыми конспектами из университета. Странное дело, ничего необычного в мешочке этом нет, а теплый всегда и согревает ладони. Сколько Джоанна ни пыталась его развязать, все бесполезно. Даже ножницы затупились, когда попросту пыталась разрезать шнурок. Волшебный, наверное, недаром судьба толкнула под локоть, а монеты из кошелька сами высыпались на прилавок торговца. А тот и рад был избавиться от бесполезного товара. — Ох уж эти оккультные вещи, — качает головой Джоанна, вертя мешочек так и сяк. Зато стоило его потрясти, как на пальцах остался золотой песок, до странного похожий на звезды из чужого сна. *** Он приходит ночью, за несколько минут до полуночи. Стоит в ее гостиной, будто у себя дома, и совершенно без интереса рассматривает Джоанну. Безумная Хетти, старая ведьма с мозгами-давно-набекрень, встреченная накануне, не солгала в своем предупреждении быть осторожнее и ждать гостей. Все-таки двести восемьдесят лет жизненного опыта научили Хетти видеть знаки судьбы и прислушиваться к шелесту ветра. Джоанна живет на свете намного меньше, тридцать лет и еще немного, хотя опыта у нее уже побольше, чем хотелось бы. В мире дохрена грязи и совершенно отвратительное количество магии. Это в детстве все кажется волшебным и захватывающим дух, во взрослой жизни же Песочный человек, Морфей, Толкователь снов — тысяча образов и имен — выглядит скорее болезненным готом, чем вечным хозяином грез. И только высокомерное выражение лица и почти полное отсутствие мимики делает его похожим на существо высшего порядка. Куда более внушительного, чем ведьма с родословной-просто-вау. — Занятное у тебя хобби, Джоанна Константин, разделять чужие сны. В его голосе нет осуждения, только констатация факта. Будто он не ожидал такого исхода, но не удивлен. Просто усталый ученый, записывающий исход очередного опыта. — Сказала ожившая сказка, вырвавшаяся из плена. Она защищается, готовая сорваться в бой, зная, что проиграет. Муха на пути штормового ветра. Вся защита ее квартиры съежилась, стерлась в пыль от его присутствия. — К тебе попало нечто, принадлежащее мне. Я вернулся за своим песком. Джоанна закатывает глаза, от пафоса свербит в носу. — Мешочек, да, забирай, я так и не смогла его развязать, — пожимает она плечами. — Даже смешно, что он твой, дешевка с распродажи оказалась с сюрпризом. Она в несколько шагов доходит до каминной полки, где возле опустевшей чашки и салфетки с крошками от печенья лежит потрепанный старый мешочек. Орудие Песочного человека, кто бы мог подумать. Символ власти за горсть мелочи — занятная шутка, которая наверняка бы понравилась человеку с железной рукой из далекого сновидения, что пережил больше боли, чем способна вместить простая душа. Вот только Баки Барнс не простой человек, думает Джоанна, когда возвращает орудие хозяину. А суперсолдат, вылепленный охочими до власти чудищами. Столь страшные кошмары никогда бы не создал Морфей, знает она, на подобное способны только люди. — Несколько песчинок высыпались мне на ладонь, видимо, в тот же день, как купила. И несколько сегодня. Мне жаль… Морфей молчит долго. Минуту. Две. Вечность? И наконец озвучивает вердикт: — Значит, такова была воля богини судьбы, Джоанна Константин. Я не буду судить тебя за воровство, ты купила кожаный мешочек, наполненный песком, по закону: заплатив торговцу за товар. А потому имела право им воспользоваться. Но смертному такая сила только вредит, тебе повезло. Что выжила. Джоанна кивает. — Забирай. Считай, что просто сберегла его до твоего возвращения. Как банковская ячейка или камера хранения. Он моргает, то ли соглашаясь, то ли не понимая, о чем она вообще говорит. А затем разворачивается и просто уходит. Джоанна спешит следом. Чтобы запереть дверь и обновить защиту в надежде, что больше ни одна паранормальная хрень не заявится к ней в гости этой ночью. На пороге Морфей оборачивается: — Передай человеку с железной рукой мое пожелание добрых снов. Джоанна кивает. Что ж, значит, они с Баки Барнсом еще встретятся. И, возможно, он покажет ей еще несколько красивых мест из своего мира. А если нет, то Джоанна почти перестала бояться стрельбы и совсем не прочь посмотреть пару внеплановых ужастиков. Только захватит попкорна и святой воды.