
Пэйринг и персонажи
Метки
Психология
Романтика
AU
Ангст
Нецензурная лексика
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Армия
Отношения втайне
Смерть второстепенных персонажей
Смерть основных персонажей
Кризис ориентации
UST
Нелинейное повествование
Философия
Элементы флаффа
Дружба
Канонная смерть персонажа
Воспоминания
Обреченные отношения
Психологические травмы
Упоминания курения
Трагедия
Несчастливый финал
Война
AU: Другая эпоха
AU: Без сверхспособностей
Горе / Утрата
Военные
Мужская дружба
Повествование в настоящем времени
Вдовство
Всезнающий рассказчик
XX век
Вторая мировая
Военные преступления
Письма (стилизация)
Описание
— Почему же? В чëм твоя проблема?
Альберих прошёл чуть дальше в кабинет, без разрешения садясь за кресло. Дилюк смирился с этим жестом и сел напротив, а после услышал довольно неожиданный ответ.
— Мне очень понравился один рыжий парень из их компании. Возможно, я влюбился.
Примечания
кто будет в отзывах благодарить за работу только меня, забывая про соавтора, того ночью съест мой кот
немецкий ломаный, пб не включу
Посвящение
посвящается моей любимой соавторше. я люблю её, спасибо за помощь и вообще за всё.
3.
20 ноября 2022, 09:29
Чайлд чувствовал что-то явно странное по отношению к Кэйе. Замечая его своим цепким взглядом каждый раз, рыжий слышал лишь быстрое биение своего сердца и ощущал умянец на бледных щеках.
Парень уже более полугода работал в тылу: наступил январь и праздник нового года прошёл, как ни бывало. Никто не праздновал и тем более не отдыхал. Он научился профессионально стрелять, хорошо выполнять приказы, работать в холоде и голоде, бороться за свою свободу до самого последнего вздоха. Однако единственное, что сбило его с ног и победило была собственная юношеская глупость. От невыросшего парня так много не ждали, а как теперь объяснить то, что он позволил влюблённости полностью захватить себя, когда вокруг — война и смерть?
Именно поэтому попытки завлечь чужое внимание были незначительны и для обоих парней практически незаметны, а всякие нежные чувства перешли в скептичность и подозрение буквально во всём. Особенно сомнительно было то, что Альберих каждую ночь отправлял письма какой-то там матери, причём после просьбы рассказать побольше о своих родителях Кэйа только отмахнулся и перевёл тему, начиная говорить о чëм-то своём. Раздумав об этом во время во время небольшого перерыва, рыжий решил сопроводить его в следующий раз, дабы пронаблюдать за всем процессом. Вдруг в этих делах и вправду замешана вражеская сторона?
На следующую ночь одноглазому пришлось выйти вместе с Тартальей. Последнему было дано кучу предупреждений, что смотреть слишком долго не надо, как и подглядывать. Но, конечно, голубоглазый сначала не обратил внимания, но кивнул, а после и вовсе нарушил данное обещание, подсматривая, что такого интересного могло произойти за сутки, что это стоит отдельного письма. Всë-таки, отправить их — сложное дело, да ещё и денег стоит.
Однако Аякс успел заметить лишь отсутствие адресата, а после бумагу плавно завернули в шелестящий конверт и отправили по ящику. Только куда, если оно вряд ли куда-то придёт? Или же...
— А куда ты отправил это сообщение? — с любопытством спросил Чайлд. Или с желанием разоблачить.
Синевласый на это лишь усмехнулся и убрал хвост за спину, начиная возвращаться в сторону их временного, а в худшем случае и постоянного убежища. Аякс же, как дрессированная собака, отправился за ним следом, вскоре становясь рядом.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
С привычной усмешкой проговорил синевласый. Вот только теперь такой жест Тарталье не нравился.
Голубоглазый начал относится к нему ещё более настороженно. Ему нравилось общаться с ним, обсуждать новости и поражаться с того, как много об управлении рядовыми знает, казалось бы, точно такой же обычный солдат, но что-то в Кэйе было не то. Недосказанность и скрытность, как будто Альберих особенный и поддаваться культу дружбы не хочет. Хотя, может, он и правда особенный, раз лейтенант так долго и почти бесперерывно о нëм думает.
Аякс понятия не имел, какого чёрта его поставили в пару с этим Кэйей Альберихом. Понятия не имел, что тот вообще забыл у них в отряде, а ещё больше не понимал, как мог полюбить его. Но в конце концов, это был не самый важный вопрос в его голове. Единственное, что сейчас волновало солдата было то, что его товарищ точно что-то скрывает. Ну, по крайней мере старается, ведь сам Аякс уже догадался. Письма без адреса, ночные вылазки чёрт знает куда, просто то, что Кэйа держится от них всех на расстоянии уже наталкивало на некие сомнения.
В любом случае. Сегодня они должны были дежурить ночью, и Тарталья был намерен узнать всё. Неважно, сам ли Альберих расскажет всю информацию, что у него есть или нет, но расскажет. И Аякс обязательно узнает всё. Всё до последней капли.
***
Но даже сейчас, когда Аякс решил точно следить за своим товарищем по несчастью, он так же невольно любовался им, пропуская мимо глаз мелкие детали. Хотя может, подобное было нормально? Он всё же влюблён и, пока на них никто не смотрит, имеет право пялиться на Альбериха. Ну, пока он не начинает смотреть в ответ и весело усмехаться. От подобного Тарталья только краснел, быстро отворачивая голову, хотя в душе ему всегда хотелось, что бы на него вновь посмотрели вот так. Хотя вот так смотрел на него только Кэйа. Все остальные смотрят с уверенностью в нём, с дружеской улыбкой или наоборот с излишней серьёзностью, а вот Кэйа.. Кэйа смотрит по-другому. С лисьей хитростью, превосходством, а с недавнего времени даже с нежностью? В их взаимоотношениях явно что-то поменялось, но солдат в упор не хотел замечать, что именно. И именно сегодня это «что именно» перевернёт его жизнь с ног на голову.***
Подготовка к ночной вылазке шла своим чередом. Днём они отоспались, а ранним вечером принялись проверять оружие, чтобы оно, в случае чего, не заклинило. Всё это время Аякс оглядывался на синеволосого, который напевая какую-то песенку, ждал товарища возле выхода. И когда это он успел всё проверить? Закинув трёхлинейку на плечо, Тарталья подошёл к выходу, первым покидая блиндаж, стараясь не тревожить спящих товарищей. Кэйа выскользнул за ним, лишь тихо выдыхая. Как же ему надоело, что человек, которого он действительно любит, подозревает его в чём-то и никак не контактирует с ним, ну или только тогда, когда они дежурят, да и то, контактируют они максимально мало. Да, Альберих заслуживал того, чтобы его подозревали. И он готов был пережить подозрения любого, но только не Аякса. Он снова хотел видеть улыбку на лице парня. И скучал по моментам, когда он не мог влиться в разговор и Тарталья сам втаскивал его туда. А теперь этого нет, будто они и вовсе незнакомы. Неужели он действительно выглядит настолько подозрительно? Когда оба отошли подальше от блиндажа, Аякс схватил отвлечённого своими мыслями Кэйю за плечо, грубо прибивая его спиной к дереву. Он не хотел, чтобы удар выходил настолько сильным, но что уж тут поделаешь. Зато в глазах товарища теперь читалось удивление, может, в подобном состоянии он скажет что-то дельное? Рыжий в этом сомневался, но хватку не ослабил. – Аякс, что-то произошло? Ты что творишь вообще? Тихо и непонимающе спросил Кэйа, пытаясь оглянуться назад, предполагая, что подобным товарищ старался предупредить его о том, что надо молчать. Тарталья только фыркнул, встряхивая его за плечо и видя, как взгляд синеволосого становится ещё более удивлённым. В какой-то степени, всё это время, пока Аякс обдумывал свой план, он не хотел, чтобы Альберих оказался предателем. Он хотел продолжать служить с ним так же, как и до этого, ни в чём не сомневаясь. Хотел нормально с ним подружиться, а не избегать от неизвестности. Но другого выбора у него не было. – я знаю всё. Знаю твою тайну и что ты скрываешь. Думаешь, что самый умный среди нас? О, это не так, поверь. Серые глаза всё так же непонимающе смотрят на него, и Аякс почти верит. – я знаю, что ты шпионишь за нами, Кэйа Альберих. На самом деле, Тарталья выдумывал всё это на ходу и, поскольку они искали немцев в лесу, которые шпионили за техникой русских солдат, которая как раз и проезжала через лес, парень решил сказать именно это, ожидая чужой реакции, делая максимально уверенное и сосредоточенное лицо. Сейчас рыжий был ослеплëн некой накопившейся злостью. Безусловно, ему нравились эти меткие взгляды, случайные касания и разговоры, но долг есть долг. И если солдат должен будет выбрать между близким человеком и светлым будущим огромной страны — ему пришлось бы выбрать страну, каким бы близким человек не был. Или это не злость, а просто подозрение. Подозрение в ужасных действиях, чтобы потом использовать информацию в своих гадких целях. Люди умирали от голода на блокаде, а этот идиот ещё пытался лучше для себя сделать? Как эгоистично. Что бы то ни было, сейчас что-то точно разрывало его в клочья изнутри. Куча негативных эмоций, которые присущи каждому по отдельности, но вместе превращаются в бомбу замедленного действия. А время у неё уже подходило к концу. Альберих совсем не знал, что ответить на подобное. Бежать некуда, звать на помощь бесполезно, а сам Тарталья попал в точку, каким способом он не узнал бы. Сейчас поблажек за красивые глазки точно не будет, ведь на кону стояла целая жизнь. Целая жизнь предателя двух сторон одновременно. Пораскинув мозгами лишних несколько секунд, ни к чему новому парень не пришёл. В голове была лишь одна абсурдная идея, но вполне имеющая право на жизнь. Русский был около его губ и смотрел прямо в глаза, будто прожигая повязку насквозь. Можно услышать его дыхание и то, как хрустит кора бедного дерева от сильной, железной хватки. И когда Аякс был готов уже взорваться от долгого молчания, его губ коснулось что-то мягкое и приятное. Он замычал от неожиданности, а после обнаружил, что синевласый, будучи буквально самым интересным и красивым человеком среди серой массы рядовых, — те могли отличаться лишь имением или не имением способности выпить бутылку водки за раз и количеством историй про походы, — поцеловал его. Страстно и одновременно нежно, как будто те уже давно встречаются. Он ненадолго закрыл глаза и вскоре отстранился, хитро усмехаясь. Ну конечно, профессионал своего дела. Чëртов сердцеед. — Если бы я шпионил, то сделал бы это сейчас? Голубоглазый покраснел до неузнаваемости, а после начал спешно вытирать губы рукавом, как будто это должно было что-то изменить. — Определённо. — Тогда просто расслабься, — он спокойно пожал плечами, довольно замечая, что освобождён из чужих рук, — всë-таки, это просто поцелуй. Или он твой первый? Казалось, что рыжик сейчас начнёт переливаться от красного к синему, а от синего к зелёному — так сильно он пытался показать своё недовольство. Тарталья фыркнул и пошёл дальше по рыхлому снегу, издавая привычные звуки вперемешку с ворчанием. Когда Кэйа не пошёл за ним, он махнул рукой в свою сторону, не останавливаясь. — Идём. Нужно удостовериться, что вокруг чисто. Темнокожий кивнул и поправил оружие, быстро догоняя товарища. А пока тот не дошёл, Аякс тихо выругался. — Идиот. Вдарить бы тебе, да посильнее. А затем ещё тише. —..а потом снова поцеловать.***
Если бы Аякса поцеловала девушка, он бы никогда не волновался по этому поводу, разве что только гордился, ведь в любви ему признавались редко. Но когда тебя целует твой товарищ по службе - это... Совсем другое. По крайней мере, это казалось неправильным. Они, в конце концов, сейчас воюют и Аяксу совсем немного казалось, что сейчас не время для романтики. С другой стороны, он не видел ничего такого в этом поцелуе. В конце концов, любовь ведь разная бывает, и никто не имеет права ограничивать тебя в чём-то. Ну, так считал он сам, ведь с самого детства девушки его не интересовали. Они иногда признавались ему в любви и Аякс мог этим гордиться, ведь его считают хоть немного уникальным, раз влюбляются, но он всегда отказывал им. Зато парни его интересовали, да ещё как интересовали. Из-за этого Тарталья всегда думал, что он странный, не такой как все. Из-за этого он всегда поддакивал на праздничных застольях и смеялся в ответ на шутки, что скоро ему можно и жениться, пока в свои семнадцать не понял, что любить не так, как любят все - совсем не ужасно. Да, он будет сталкиваться с непризнанием общества, возможно, даже с непризнанием от своей семьи, ведь он противоречит законом природы, но у него была своя собственная наука, в которой говорилось, что быть не таким как все - вовсе не ужасно и он не должен соответствовать стандартам других. Он ведь никогда не думал никого убивать или причинять боль, просто не любил девушек. Значит, не такой уж он и ужасный. Аякса любили в его городе. Он всегда старался всем помочь, всегда здоровался с соседями или незнакомыми бабушками, всегда участвовал во всех благотворительных мероприятиях города, играл с детьми соседей и присматривал за ними. Иногда было обидно понимать, что все они отвернулись от него, если бы узнали, что Тарталья никогда не думал и не собирался жениться на девушке, поэтому он никогда бы не решился рассказать об этом своей семье или ещё кому-либо. Он всегда старался подавить свою влюблённость к парням, рассчитывая только на то, что они могут остаться друзьями. Пока в его жизни не появился Кэйа и пока он же не поцеловал Тарталью. Впервые в жизни Аякс почувствовал то, что его чувства могут быть взаимны и ему хотелось то ли кричать от радости, то ли плакать. А плакать хотелось от того, что они сейчас находятся на фронте, там, где шанс выживания не слишком высок, а гарантия того, что ты останешься инвалидом, наоборот, была слишком велика, и это удручало. Ему не хотелось терять Кэйю, не хотелось давать волю эмоциям и чувствам, чтобы сначала любить всем сердцем и надеяться на лучшее, а потом плакать навзрыд у свежевырытой, безымянной могилы. Поэтому всё, что ему оставалось - подавлять свои эмоции, как и раньше, даже и очень хотелось поцеловать Альбериха вновь. Даже сейчас, сидя вместе с товарищами за столом и деля с ними еду, Аякс не мог перестать думать о своём подозрительном товарище, который сидел напротив и что-то обсуждал с другими, пока те не ушли на обзор территории. Вникнув в разговор всего на пару секунд, Тарталья понял, что его товарищам ещё вчера удалось проследить за двумя немецкими солдатами и они наконец обнаружили лагерь, а сегодня вновь пойдут на то место, чтобы удостовериться в том, что не ошиблись. А потом будут доклады и куча бумажной волокиты, но Аякса волновало не это, а то, что теперь их миссия завершена и больше они с Кэйей не увидятся. Внутри что-то болезненно сжалось, пока сам Аякс понимал, что это, наверное, к лучшему. Если бы его вдруг убили, он бы никогда не хотел, чтобы Кэйа грустил из-за этого. Совсем скоро они остались одни в блиндаже, и Тарталья всячески старался избегать даже ответного взгляда своего уже недо-товарища, ведь как только это произойдёт, его сила воли рухнет окончательно, и он обязательно поцелует Альбериха, а это нельзя было допустить. Он ведь не хочет никому вредить, значит ему надо потерпеть. Ведь осталось совсем немного.***
Кэйе, как ни странно, понравился им же организованный поцелуй. Он ожидал, что сделает это лишь раз, брезгливо отвернётся и больше никогда не сделает это вновь. Однако ему понравилось — даже больше, ему хотелось повторить это снова. Парень никогда не думал о своём же поле в романтическом и тем более интимном плане, но, видимо, сегодня — тот самый день. Синевласый с головой окунулся в свои чувства: стал много задумываться о своих стереотипах, что с ранних лет закрепил у себя в голове, отвечал на долгие взгляды Тартальи и крайне расстраивался, когда его игнорировала та же самая личность. И в попытках хоть как-то, но незаметно вновь взять власть над его вниманием Альбериху устроили неплохую такую встряску. В самом худшем из смыслов. В очередной раз, поздно ночью одноглазый бесшумно выскользнул из укрытия, где жил уже как пару месяцев. Был февраль, а снег перемешался со склизкой грязью, что выглядело в городе ещё ужаснее вместе с разрушенными домами, подвалами для укрытия и несколькими всегда забитыми лавочками для использования продовольственных талонов. Он слышал, как там умирали даже мужчины, не говоря уже о детях и женщинах; люди просыпались от взрывов и звуков сирен; а кусок хлеба обычного ленинградского гражданина был сопоставим лишь с количеством совести у военных немецких генералов. И, с одной стороны, он, как враг, должен радоваться, а с другой — как-то совсем это не радовало. Всë-таки, ему повезло, что ещё до этого служил в войсках и не остался в своём родном городе, где тоже были убийства и грабежи, хоть и не такого масштаба. Вскоре он дошёл до отделения почты. Там никого не было, поэтому Кэйа спокойно прошёл, стуча по полу небольшими пятисантиметровыми каблуками своих чёрных сапог. Остановившись, тот взял со склада письмо и открыл его, внимательно читая. С каждым новым предложением немецкий язык казался более родным, но глаза также темнели, а лицо хмурилось. Содержание не радовало в этот раз. «Liebe Kaeya Alberich, Ich habe eine nicht sehr erfreuliche Nachricht zu überbringen, aber nur ich kann sie Ihnen mitteilen. Heute fiel eine Bombe auf das Haus von Krepus in Dresden. Vor kurzem wurde bei ihm ein Herzleiden diagnostiziert, und ich glaube, das hat seinen Kummer ein wenig gelindert. Er hatte keine Zeit, sich an einem geeigneten Ort zu verstecken, und wurde von einem ausländischen Militär angegriffen. Es hat keinen Sinn, Geld für eine Beerdigung auszugeben: Ich habe bereits angeordnet, dass seine Leiche verbrannt werden soll. Setzen Sie Ihren Auftrag fort und ziehen Sie sich nicht zurück. Sie dürfen nicht eine Sekunde lang denken, dass Sie ein Außenseiter sind. Sie müssen Informationen erhalten, und ihr Leben ist besser kurz geschnitten, aber viel später. Verzweifeln Sie nicht und tun Sie, was Sie getan haben. Möge Gott Sie beschützen und leiten. Diluc Ragnvindr.» Синеглазый дочитал до конца и смял бумагу, кидая её об стену. — Verdammt seien diese Idioten! Ich bin bereit, sie persönlich in Asche zu verwandeln und sie dann zu zertrampeln und zu versuchen, sie wieder zu erledigen! Warum dieses Haus?! Warum nicht irgendeine andere?! Разразился тот, зная, что его никто не услышит. Альберих чуть отошёл и зажмурился, сжимая челюсть. Парень чувствовал, как костяшки на руках становятся чуть ли не белыми, а по щекам начинают течь слëзы. В глубине души он знал, что рано или поздно это произойдёт из-за местоположения города, но лучше не становилось. — Vater... du warst der letzte Mensch, auf den ich mich verlassen konnte. Крепус никогда не был его родным отцом. Мужчина в своё время создал бизнес, связанный с алкоголем и добился популярности. Он всегда хотел, чтобы родной сын продолжил его путь, а в один день взял бедного сироту из приюта лет семи. Тот воспитал его, как родного, и, несмотря на то, что оба наследника по итогу пошли в военное дело, а не винодельческое, всё равно невероятно ими гордился: даже, вероятно, больше, чем при возможном первом сценарии. Альберих почти не помнил своих биологических родителей, как и всё остальное его окружение. В сознательном возрасте терять родителя намного, намного тяжелее. Темнокожий быстро вытер слëзы и не написал ответа, уходя прочь в буре эмоций. Он ушёл так же быстро, как и появился, а все эмоции остались только его личным делом.***
На следующий день, когда все проснулись и начали одеваться, синевласый был неспокоен. Он ходил туда-сюда и никому не отвечал на вопросы. Когда в блиндаже осталось всего несколько человек, что не успели за остальным отрядом на разведку, Кэйа подошёл к Аяксу. Тот вздрогнул от прикосновения на своём плече, а после повернулся и вопросительно взглянул. Однако голубые глаза совсем скоро смотрели куда-то в стену: вид Альбериха до сих пор невероятно сильно смущал. — Тебе что-то надо? Только давай быстрее, мы опаздываем. — У меня просто есть предложение. Ты не против сходить в бар сегодня вечером? Тогда как раз другие дежурят. Рыжий не видел лица своего, кажется, бывшего товарища в этот момент, но поразительно точно чувствовал эту дурацкую ухмылку. Даже по голосу всё понятно. — Я..ну... Тарталья запнулся и неловко потëр шею, начиная думать, как же отмазаться. Но причин не нашлось, да и алкоголя пару раз в месяц выпить можно. Но только если в небольших количествах. И за чужой счёт. —..хорошо. Выдыхая, произнёс Аякс, а Альберих на это усмехнулся и кратко кивнул. — Нас не увидят, обещаю. Всё пройдёт лучше некуда, пока я рядом. Довольно произнёс немец и направился дальше, пока русский лишь фыркнул и пошёл догонять его. Ещё не хватало плестись последним из-за одного человека, учитывая, что жаждал бороться больше, чем все остальные вместе взятые. Как обычно.