Westerhout 50

       Скрипка — струнно-смычковый инструмент, конструкция которого не претерпела значительных изменений с XVI века. Диапазон звучания — 4 октавы. Это любимый инструмент Санни, ведь за его строгой консервативностью скрывается чувственная натура, способная растрогать любого слушателя. Сходство музыканта со своим инструментом — это очень хорошо, особенно если он начинающий. Санни и до того, как ему на рождество подарили скрипку, немного умел играть на ней, но эти знания были слегка обрывистыми из-за довольно рваного графика обучения игре на ней. Но как только он стал полноценным обладателем сего инструмента дело пошло на взлёт — занятия стали чаще, плюс он наконец-то мог играть вне их, что значительно улучшало прогресс. Стоит, конечно, отметить, что по своему желанию он играл не очень часто, но факт был на лицо, а прогресс был заметен невооружённым глазом.        Бремя любого музыканта — просьбы его друзей что-нибудь сыграть. Санни в этом плане повезло — на скрипке мало произведений знакомых детям, потому его не мучали так уж сильно. К сентябрю же никто даже не пытался выпрашивать, все понимали, что скоро выступление и отвлекать будущую звезду от тренировок будет очень плохой затеей. Вообще, Мари хотела начать готовиться ещё за месяц до него, но так совпало, что этот день был первым днём в школе, плюс её курсы тоже выпали на эту дату и начало тренировок так плавно съехало к двадцатым числам сентября. И именно в этот день к ним решил наведаться Бэзил.        -Фух. Ну, на сегодня всё, пожалуй. — С этими словами Мари закрыла клавиатуру рояля и сладко потянулась.        -Это было невероятно! — Бэзил в Восторге.        -Не знаю… я же всё равно ошибся в нескольких местах…        -Да ты что, шутишь? Да я даже не заметил этого! Санни, ты играл просто великолепно!        -Эмм… спасибо…        -Да, Санни, у тебя отлично получилось. Некоторые места надо бы, конечно, подправить, но это придёт, я верю в тебя!        -Спасибо, Мари.        Санни убрал скрипку в футляр, и вся троица неспешно вышла из музыкальной комнаты.        -После вашей игры я даже сам начал задумываться о том, чтобы самому начать на чём-нибудь играть.        -Хм. А ведь мы с Обри как-то обсуждали это.        -Да? И что она выбрала?        -Контрабас. Достаточно неожиданный выбор, скажу я тебе.        -А он ей не великоват будет?        -Да, и ещё как. Но именно это ей и понравилось.        -Неожиданно. А про меня вы говорили?        -А-то. Вот, что ты думаешь на счёт флейты?        -Хм. Про духовые я не задумывался… Надо бы попробовать.        -Обязательно! Думаю, после концерта надо будет вместе сходить в тот музыкальный магазин в центре.        -Хорошая идея, мне нравится!        -Флейта же не дорогая, не? — Санни уже начал продумывать покупку инструмента для друга.        -Не беспокойся. После того как родители узнали, что я всё лето продавал лимонад, чтобы заработать тебе на скрипку — они подарили мне кредитку. Правда с лимитом всего в 300$.        -Сколько?! — Мари аж подпрыгнула, услышав такую сумму.        -С чего такая щедрость? Они же тебя, ну… бросили, в смысле, оставили с бабушкой. — Санни не очень хорошо к ним относился.        -Не знаю, но спрашивать я не очень хочу. Мне вообще не нравится кому-то звонить, если честно. — Бэзил немного стеснялся своих страхов.        -Я понимаю. Ладно дарёному коню в зубы не смотрят. Особенно такому… Кхем.        -Мари, ты что… завидуешь?        -Нет! Я не завидую! Ни капельки! — Она совсем не завидует.        -Мгм, я так и понял… — У него была очень довольная ухмылка.        -Ты давай не ухмыляйся, а лучше помоги мне ужин приготовить.        -Ладно… А что, ваших родителей сегодня не будет, что-ли? — Он оказался слегка в замешательстве.        -Они будут. Но поздно, под ночь. — Санни будто бы было безразлично, что родителей не будет ещё часа 4 минимум.        -Что ж у них такого случилось?        -Не знаю, они по телефону так ничего и не объяснили. Ладно, что гадать на кофейной гуще, пошли готовить. — Мари уже достала кастрюлю.        -А я могу чем-нибудь помочь?        -Не, мы с Бэзилом справимся. Ты пока можешь сходить отдохнуть.        -А, хорошо. — Санни неспешно удалился в гостиную.        Мари и Бэзил потихоньку начали готовить, выбор пал на суп с мясом. Майер, конечно, не фанат мясных продуктов, но отказываться не стал — Мари слишком хорошо готовит. Морковка и картошка были на нём, Мари же занялась мясом и луком. Санни же сидел на диване и смотрел мультики, лишь изредка поглядывая на кухню.        -Слушай, Бэзил…        -М?        -А тебе нравится мой брат?        -&@$#&2&???!!! — У него аж морковь в помойку улетела от такого вопроса.        -Хи-хи, прости за внезапный вопрос.        -Т-т-ты, ты се-се-серьёзно??? ////— Бэзил аж заикаться начал, параллельно заливаясь краской.        -Ну да, ты же очень близок с ним. — Мари с первой же секунды знала ответ, но пропустить такое шоу смущения было бы непростительно.        -Не-не знаю-ю, во-возможно. Н-но мы просто дружим, н-ничего та-такого. — Он и сам понимал на сколько не убедительно звучал.        -Но ты иногда на него так смотришь… А уж когда вы обнимаетесь… — Она игралась с ним как с беспомощной добычей.        -Мари… пожалуйста хватит… //////// — Как же ему хотелось поменяться с говядиной местами и прыгнуть в кастрюлю.        -Ладно-ладно, прости. Я, кажется, слегка перегнула палку, хи-хи. — Кошки играют с добычей чаще не ради пропитания, а просто для удовольствия. Мари — не исключение.        -…        -Бэзил? Ты же не обиделся? — Она начинает нервничать.        -… — Он лишь молча дочищает морковь, повернувшись к ней спиной.        -Бэзил… Прости, пожалуйста, я не хотела затронуть твои чувства. — В голосе слышалась вина с нотками лёгкой паники.        -Эхх. Да, ничего. Я не сержусь, просто… задумался.        -О чём?.. Е-если ты о своей ориентации, то это вот вообще не повлияет на нашу дружбу, обещаю, правда. — Набравшаяся паника заставила её тараторить. Она забыла, что на такой почве разговора всё может быстро пойти по худшему сценарию.        -Спасибо, я тебе верю, но… Дело не в этом… — Его голос звучал больше задумчиво, чем грустно.        -А в чём же?..        -Если бы я… если бы это касалось только Санни…        -В смысле?        -Я не знаю, как это объяснить… Санни же реально как Солнце, а я — подсолнух, который следует за ним, но…        -Но?        -Иногда Солнце кажется таким недосягаемым, да, оно греет, но оно… так далеко…        -… — Мари лишь терпеливо слушала.        -А вот гладиолус, шпажник, здесь, радом. И всегда готов броситься на защиту, даже если силы не равны…        -Это ты про Обри щас?        -Да… И… Я не знаю даже… Они с Санни, кажется, тоже уже не просто дружат… — Бэзил чувствует Грусть.        -Честно… Я подозревала такой расклад…        -Ты что-нибудь можешь посоветовать? Ты же с Хиро уже давно в отношениях.        -Да, это так, но у нас как-то просто всё… Хм…        -Ну да, вас же только двое…        -Но… Вообще одна идейка есть.        -П-правда? — Он аж загорелся от появившейся надежды.        -Но ты должен быть уверен, что кто-то из них к тебе питает взаимные чувства.        -Это хуже, но… Думаю я знаю кто.        -Хорошо, можешь не говорить. Признайся этому человеку, а потом попытайтесь сорганизоваться, чтобы признаться третьему.        -Это… гениально, Мари! — Бэзил чувствует Радость.        -Спасибо. Ты главное — не спеши, подготовься. Санни всё равно первый шаг не сделает, хе-хе.        -Да… Спасибо за совет. Я буду думать над этим.        -Да не за что. И помни — ты заслуживаешь счастья. — Её улыбка была очень нежной, почти материнской.        -Спасибо, я запомню.        К концу разговора ингредиенты были уже готовы, а вода кипела. К счастью, Санни ничего не слышал, а потому Бэзил может готовить себя и свои мысли спокойно. Мари же с этого момента будет осторожней со своими язвительными шутками, только что был крайне опасный момент, который лишь благодаря чуду удалось избежать. Второй раз она не позволит себе сделать такую ошибку — никогда больше. Параллельно с готовкой супа и обдумыванием этого разговора, Мари рассчитывала, когда сделать следующую репетицию, ибо именно её расписание сейчас является главным ограничивающим фактором. Если они не смогут делать хотя бы 4 репетиции в неделю, то в октябре придётся перенести все её занятия на вторую его половину, чтобы идеально подготовиться к концерту. Осталось полмесяца, они должны справиться.              

===|===|===

                            С каждым днём репетиции становились всё сложнее, нагрузка всё больше. Мари не была довольна просто хорошей игрой — ей нужна была идеальная, именно поэтому, каждый раз Санни приходилось переигрывать места, где он ошибся снова и снова. Его пальцы болели, рука затекала, но он всё ещё должен был продолжать. Мари тоже была не в лучшем состоянии: она приходила поздно, спала мало, а в мешках под глазами уже можно было хранить картошку. Мари однажды позвала его на репетицию, но, когда Санни закончил настройку скрипки — сестра уже спала за роялем. Он дал ей возможность выспаться и накрыл пледом — на следующее утро Мари «отблагодарила» его руганью за то, что тот не разбудил её. Но хуже всего был момент, когда в это ввязался их отец. Он приехал с работы раньше Мари и сказал Санни начать репетировать. Но когда Санни ответил, что сольно репетировать партию, которая является дуэтом невозможно отец буквально взорвался и руганью с угрозами ремня отправил его в музыкальную комнату. За каждую свою ошибку Санни получал в лучшем случае выговор. В итоге, когда пришла Мари у Санни просто не осталось сил что-либо репетировать, а его попытки извлечь музыку из своей скрипки были заведомо провальны.        Всё воскресенье было истрачено на репетиции, перерывы были только на еду. Санни был реально удивлён, что вообще дошёл до кровати и не утонул в ванной перед этим.        -Спокойной ночи, братик. Завтра — великий день. — Мари звучала радостно-усталой.        -И тебе спокойной ночи, Мари. — Его же фраза звучала невероятно вымученно.        Он закрыл глаза и ждал, когда усталость возьмёт верх. Но прошло 5 минут, 10, 20, а сна всё не было. Более того, Санни начал всё сильнее и сильнее волноваться о выступлении. К нему же все так готовятся: Мари спит всего по 5 часов в день, Обри завтра поедет стричься, Хиро вообще купит себе костюм по этому поводу, мама их всех туда отвезёт, а папа встретит уже в концертном зале. Все ждут, все надеются и все эти надежды он легко может разрушить в один миг. Ему достаточно ошибиться раз и всё — Мари будет расстроена, мама будет плакать, отец его выгонит, а друзья отвернутся. Ему нужно отвлечься, думать о чём-то другом, ибо эти мысли становятся менее реалистичными и более злыми. Ему нужно хоть что-то, что-нибудь, что не связано с надвигающейся угрозой позора.        Прошёл час, возможно два, но заснуть у него всё также не получалось. Любая цепочка историй, рассказов и мыслей всегда выгоняла его на сцену. То в трусах, то без скрипки, то без умения играть. Усталость есть — сна нет. Он ворочался, ходил в туалет, ходил за водой, Санни сделал буквально всё что мог, чтобы организм от него отстал и дал ему поспать. Не бессонница была неумолима, он просто лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок. Одно радует — за окном ещё не начало светать, значит время ещё есть. «Ох, когда же это кончится» — сказал он толи вслух, толи громко в голове, уже сложно различить.               -Санни, вставай, пошли завтракать. — Нежный голос прозвучал над ухом.        -? А, да, сейчас встаю.        -Как спалось?        -… Нормально… (Отвратительно)        -Хорошо, тогда пошли завтракать. После этого нам нужно будет отработать ещё пару твоих ошибок и сыграть партию раза два-три.        -Т-ты с-серьёзно? Мы же вчера весь день репетировали.        -Ну да, но тебе нужно ещё потренироваться. Ты справишься.        -Я понял, Мари… — Его голос был лишён всего человеческого.        Мари всегда готовит вкусные завтраки, но сейчас у еды просто нет вкуса, у всего нет ни вкуса, ни цветов. Это ощущается как нескончаемая пытка, все эти вечные репетиции и параноидальный страх перед выступлением изнашивают тело и дух с невероятной скоростью. После завтрака Санни даже заметил, что на место страха и усталости пришло раздражение. «Как Мари сама это выдерживает?» — это была настоящая загадка, но он про себя надеялся, что сестра тоже очень устала и сможет его понять. Но после очередного часа репетиций от этой надежды не осталось и следа — Мари была как машина, неустанно играла на рояле и безостановочно ругала его за ошибки. И это было реально страшно, ведь машины неумолимы, холодны и бессердечны, они физически не могут понять человеческой усталости, их волнует только результат, её волнует только идеальность исполнения.        Перерыв. Последний перед финальной репетицией и сборами на концерт, Бэзил говорил, что хочет прийти, Обри тоже об этом говорила, но не была уверена, что сможет успеть. Санни же должен был бы радоваться тому, что ему достаточно пережить эту репетицию и всё, можно ехать на концерт. Только его постоянные ошибки, нарастающее раздражение Мари и не иллюзорно растущие угрозы опозориться на выступлении даже не давали подобным мыслям появиться. Он устал, очень, морально и физически, а единственный человек, который ему мог помочь и поддержать сейчас в очередной раз снова будет орать за очередную потерю ноты. За эту неделю он проклял всё на свете: себя, свой выбор, эту скрипку, этот концерт, даже Мари. Она не тёплая, она не добрая, она даже не ощущается как родная сестра, это кто-то другой, что-то другое. Сейчас перед ним кто угодно, но только не его любимая сестра Мари.               -Санни! Ты что, играть разучился?! Как ты умудряешься ошибиться здесь уже пятый раз подряд??? — Мари в Ярости.        -П-прости… — Санни чувствует Уныние.        -Что простить? Что ты с каждым разом играешь всё хуже и хуже?!        -… — Ему очень хотелось разрыдаться прям на месте.        -Вчера наши репетиции были практически идеальными! Нам оставалось всего лишь подправить пару недочётов и пару раз спокойно сыграть! Как ты умудрился растерять весь прогресс?!        -Я…        -Что я?! Ты не можешь уничтожить наше идеальное выступление просто потому что ты устал! Я тоже устала и что?! Я же как-то справляюсь с игрой!        -Я… Я не хочу больше играть! — Санни чувствует Злость.        -Ч-что? Т-ты не можешь просто вот так это сказать! У нас концерт через 4 часа! Какое не хочу?! Ты в своём уме?!        -Ты от меня постоянно просишь невозможного! Я не могу и не желаю играть на этой поганой скрипке!        -Что такого невозможного я от тебя прошу?! Играть без ошибок для тебя невозможно что-ли?!        -Да! Я не могу играть идеально! Я не идеален и не хочу быть!        -В смысле?! Ты — мой брат, ты должен быть или хотя бы стремиться делать всё идеально! Если не идеально, то как тогда что-либо делать?! — Она окончательно повернулась на идеальности, ей нет дела ни до чего, кроме результата.        -Но ты сама уже давно не идеальна! — Его острые слова разлетелись по комнате как битое стекло от взрывной волны.        -!.. — Мари была ошарашена таким заявлением. Эта атака бьёт прямо в сердце! Мари получила 13 урона!        -М-мари?        -… — Это заявление реально выбило её из колеи, она аж пошатнулась.        -П-прости меня! Я-я н-не хотел задевать эту тему! — Он осознал сою ошибку, но было уже слишком поздно.        -… — Мари чувствует Уны-        -М-мари?        -Ну да, не идеальна. Спасибо, что напомнил своей сестрёнке, что она — инвалид! — Мари в Бешенстве.        -Ч-что? Н-нет, я не э-это имел в виду.        -А что же тогда, м?! То, что я не идеальна телом не мне мешает стараться быть идеальной в музыке, а тебе-то что мешает?!        -Я… Не…        -Что «Я не», Санни?! Что «Я не»?!        -Я… Я не хочу больше! Я не хочу, чтобы меня заставляли делать то, что я не хочу! — Он кричит, заливаясь слезами.        -Санни, это взрослая жизнь — нас всех заставляют делать то, чего мы не хотим!        -Но я не взрослый! И ты тоже!        -А ими рано или поздно придётся стать! Хочешь ты того или нет!        -Не хочу! Ты ради своей взрослости променяла меня на учёбу!        -Это тут причём?! Я без этих курсов не поступлю в колледж!        -Тебе колледж важнее родного брата?! Всё что ты делаешь дома это учишься и спишь! Мы уже почти не общаемся!        -В смысле, а как же готовка, уборка?! Ты, что-ли этим будешь заниматься?!        -Так ты же меня не просишь! А потом… когда ты отучишься ты же просто уедешь и всё! Ты просто бросишь меня! Ты уже бросила меня!        -Это часть взросления, смирись! Не моя вина, что в нашем захолустье ничего кроме школ нет!        -А всё, что ты делаешь сейчас это кричишь и говоришь какой я неправильный! Ты не любишь меня!        -В смысле не люблю? Я люблю и забочусь о тебе!        -Я тебе не верю, ты врёшь! Ничего кроме злости ты не выражала всю неделю! Я… Я ненавижу тебя! — С этой фразой он бросился прочь из комнаты.        -Санни! Ты куда собрался?! — Мари схватила его за руку.        -Отпусти меня! — Он вырвался из её хвата и побежал из комнаты.        -Чёрт. Санни!        Санни выбежал из комнаты и сразу направился к лестнице, слёзы закрывают ему обзор, всё становится мыльным. В панике он несколько раз спотыкается, но бежит дальше наверх к своей комнате, в единственное место, где ему комфортно и безопасно. Он запрётся там и скроется под одеялом, чтобы не слышать проклятия от бездушной сестры.        Мари, ослеплённая яростью, бежит за братом как хищник за добычей. Она знает про свою травму, но ей плевать. Бег по лестнице каждым вторым шагом болевой вспышкой отдаётся по телу, но адреналин глушит эту боль, и она продолжает погоню. Если он добежит до двери всё будет кончено — она не сможет достучаться до него, и они опоздают на концерт. Этому нельзя дать случиться! Санни уже забрался, но она его нагоняет и хватает за воротник.        -Не смей сбежать от ответственности! Ты сейчас пойдёшь со мной обратно, и мы закончим эту чёртову репетицию!        -Я не буду больше играть!        -Будешь! Нас все ждут, на нас все надеются! Ты не можешь просто взять всё бросить!        -Могу и брошу!        Мари не могла представить, что он сейчас говорил буквально. Но она видит, как Санни берёт и кидает свою скрипку со второго этажа. Деревянный инструмент пролетает над лестницей и с грохотом падает у её подножия. По полу разлетаются её куски, скрипка уничтожена.        -С-с-санни… т-ты ч-что н-наделал… — Мари была в шоке. Она не верила своим глазам. Только что их совместный концерт разлетелся в щепки.                     

===|===|===

                            Отец высадил Обри, кратко попрощался и погромыхал на своём старом кадиллаке к себе домой. Каждая поездка на этой машине вызывала у неё жалость вперемешку с отвращением. Этому автомобилю нужен был или капитальный ремонт, или эвтаназия. Да, этот кадиллак в полтора раза старше Обри, но всё равно, как можно было довести машину до такого состояния? И пока Крокетт в голове рассуждала о семейном автомобиле, она сама и не заметила, что дёргает ручку двери. И, к её удивлению, дверь оказалась не заперта, всё-таки городок у них спокойный, а потому народ достаточно беспечен по поводу закрытия замков. Обри была рада, ибо поняла, что успела раньше Бэзила, а потому именно она станет главной зрительницей финальной репетиции.        Но, войдя в дом семьи Канэко, она не услышала ни рояля, ни скрипки. Более того, атмосфера в доме резко изменилась, что странно — она была здесь всего пару дней назад. Восторг резко обратился напряжением, Обри шла почти на цыпочках. Пройдя половину тёмной гостиной, она начала вслушиваться в шум, доносящийся их холла. Это был не шум, это были голоса, вернее голос. Кто-то неразборчиво на кого-то орал. Вспоминая опыт «общения» с «матерью», Обри всеми силами старалась быть скрытной и не издавать ни звука. Медленно приближаясь к дверному проёму, Обри пыталась вслушаться в этот голос, это была Мари и… о-боже, как же она была зла. Обри чувствует Страх.        Она выглянула за дверной косяк, чтобы понять, что происходит и первое, что Обри увидела повергло её в шок — на полу лежала разбитая в дребезги скрипка. Её сердце билось с такой силой, что отдавалось аж в голове. А наверху, залитые багряным светом, стояли Мари и Санни. Сестра сыпала проклятиями как из брандспойта, волосы почти шевелились, а лицо было перекошено в бешеном оскале. Никому не пожелаешь быть на месте Санни, тот стоял сразу перед ней, глаза смотрели в пол, а всё тело было напряжено как перетянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. По спине Обри прошёл холодный пот, эта инфернальная картина пугает её до глубины души, но она должна что-то сделать, иначе такими темпами Мари просто растерзает своего брата.        Собравшись с мыслями, Обри глубоко вздохнула и вышла из-за укрытия.        -Санни! Не слушай её! Ты хороший, добрый и классный! — Она выкрикнула все свои мысли, Обри очень хотела хоть как-то поддержать его.        Двое наверху резко обернулись в сторону гостьи, взгляд Мари не смягчился ни на йоту. У Обри было ощущение, что на неё посмотрела не Мари, а корабельный шестиствольный пулемёт, готовый вот-вот нафаршировать её свинцом.               «Ты-то тут что делаешь?!» — Злобно пронеслось в голове Мари. Не хватало ей, чтобы ещё кто-то встал на сторону её брата, когда тот своими руками разрушил всё чего они всеми репетициями, так тяжко добивались. Её выжигающий взгляд снова перешёл на брата, по его позиции были видно, что он вот-вот рванёт вниз по лестнице. Этого нельзя допустить. И именно в этот момент, будто бы услышав её мысли, он дёрнулся к лестнице. Но Мари успевает преградить ему путь с криком: «Я ещё не закончила!». Но вместо ответа, фразы, или даже крика, Санни отвечает ей по-другому — он толкает её. Мари теряет равновесие.        Всё происходит как в замедленной съёмке: она падает спиной вперёд, размахивая руками в попытках за что-то ухватиться. Правая рука схватилась за футболку брата, левая кое-как зацепилась за перила, а её правая нога пытается поймать хоть какую-то почву. Но стоило ей лишь коснуться ступеньки ниже как по всему телу прошла ослепительная вспышка боли, ибо только что вся её пробежка наверх аукнулась ей единым болезненным ударом. Мари выдаёт болезненный вскрик, а все её мышцы резко сжимаются, и она падает на спину. Только благодаря мощному хвату она быстро останавливается в начале лестницы, лишь немного ударившись о ступени. Снизу же доносится грохот падения, и только сейчас до неё дошло, что второй рукой одна продолжала держаться за Санни. Мари медленно переводит взгляд по ступеням и видит в самом низу её брата, на полу. Её сердце падает в пятки, а воздух уходит из лёгких.        Секунда шока прошла, и она пытается подняться, но никак. Она не может пошевелиться — боль в колене невыносимая. Это будто бы был один из тех кошмаров, где происходит что-то ужасное, а ты не можешь пошевелиться или издать звука. Уж лучше это был бы кошмар, ей так хочется проснуться. Но нет, в кошмарах нет боли и уж тем более такой. Идут секунды, они тянутся как вечность, а колено болит с такой невероятной силой, что уже не понятно откуда боль вообще идёт. Обри же на той стороне стоит как вкопанная, если Мари парализовала боль, то её — страх. Сестра сейчас может только надеяться, нет, молиться, что её брат просто потерял сознание. Внизу слишком темно, чтобы разглядеть дышит-ли он, но она продолжает всматриваться, надеясь увидеть хоть что-то. И что-то она увидела, под Санни начала образовываться тёмная лужа.        «Это… кровь!» — эта мысль будто бы сделала ей инъекцию адреналина. Мари, игнорируя все болевые сигналы, пролетела вниз по лестнице к её младшему братику.        -Санни! САННИ! ТЫ В ПОРЯДКЕ?! ОТВЕТЬ! — Мари кричала и тормошила брата в надежде на хоть какую-то реакцию.        Она приложила ухо к его спине, задержала дыхание, чтобы услышать хоть что-то. Но… Ответом ей была лишь тишина. Дыхания нет, сердцебиения нет. Её охватил нечеловеческий ужас, по лицу потекли слёзы. Самые худшие предположения лишь ждут, когда смогут полностью подтвердиться. Но она не готова их слушать — она пытается перевернуть Санни, чтобы сделать ему сердечно-лёгочную реанимацию.        Мари хватает его за правое плечо и пытается перевернуть. Приподняв брата лишь немного, она видит, что он упал на скрипку, оттого и появилась лужа крови. Мари переводит взгляд на его лицо и… Её сердце замирает. Правый глаз открыт и стеклянным зрачком смотрит на неё, его нижнее веко повреждено и из раны течёт кровь, будто бы Санни плачет кровью. Она просто не должна была смотреть, Мари просто не должна была смотреть.        Перевернув брата, Мари всё равно пытается провести реанимацию, игнорируя огромную лужу на полу и очень неправильное положение его шеи. Это изначально было бесполезно, принципиально невозможно, но Мари пыталась снова, и снова, и снова, каждый раз пытаясь прослушать его, но с одним и тем же результатом: внутри тишина, его глаз смотрит в вечность. Мари поникла над ним, тихо всхлипывая, пока дрожащий голос её не окликнул. Это было худшее, что она могла услышать.        -М-м-ма-ри… С-с-санни-и, что… у-у… — Её слова захлёбывались в страхе и слезах.        -С-с-санни… прости меня. — Слабый голос сестры послышался над телом брата.        -Н-нет… — Обри не могла описать всё ту гамму горя и ужаса, что сейчас переживала.        -САННИ! ПРОСТИ МЕНЯ! Я ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ СЕСТРА! ТЫ ВСЕГО-ЛИШЬ ХОТЕЛ БЫТЬ СО МНОЙ, А Я… А Я… АААААА-ХА-ХАААА~ — Леденящий душу крик сестры заполонил весь дом.        -М-мари… это н-не т-твоя в-ви-        -А ЧЬЯ?! КТО ЗАСТАВЛЯЛ ЕГО РЕПЕТИРОВАТЬ ДО ПОЛУНОЧИ?! КТО ОТКАЗЫВАЛ В ОТДЫХЕ И РУГАЛ ЗА УСТАЛОСТЬ?! Я Т-ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАСЛУЖИВАЛА… А Т-ТЕПЕРЬ… Я НЕ ЗАСЛУЖИВАЮ ПРОЩЕНИЯ! Я НЕ ЗАСЛУЖИВАЮ ЖИЗНИ! Я — ЧУДОВИЩЕ! БРАТОУБИЙЦА! Я.. — Её вой прервало крепкое объятие.        -Не г-говори так… — Она обняла Мари ещё крепче, пока сама заливалась слезами.        -НО ЭТО ЖЕ ПРАВДА! Я ДОВЕЛА ЕГО, А ТЕПЕРЬ ЕЩЁ И УБИЛА! МНЕ НЕТ ПРОЩЕНИЯ! — Мари пыталась вырваться, но Обри держала крепко.        -Все… все заслуживают прощения… — Обри пыталась хоть как-то её успокоить.               Две убитые горем девочки просидели в объятиях около получаса. Обри смогла успокоить названную сестру, Мари же перестала проклинать саму себя и лишь тихо плакала на её плече. Сама же Обри была не в лучшем состоянии, в полуметре от неё лежит и не двигается её Солнце, самый её близкий друг, больше, чем друг. Но это уже не имеет никакого значения, ничего в этом мире больше не имеет значения. Этот образ растекающейся в темноте крови навсегда останется в её памяти, его буквально выжгло в коре головного мозга.        -О-обри… — Слабый голос окликнул её.        -Д-да?        -Нам нужно… отнести его наверх…        -Х-хорошо.        -Ты справишься?        -Постараюсь…        -… Спи спокойно, маленький братик… — Она закрыла его глаз и поцеловала в лоб.        Так как Мари была выше, то Обри несла первой. Он кажется легче, чем должен быть. По лестнице они поднимались медленно, каждый второй шаг всё ещё отдавался болью. Брат вернулся в комнату в тишине, они аккуратно положили Санни на его кровать, которая тут же была испачкана в крови. Мари механически пошла к своей кровати и села у неё, Обри же всё ещё стояла над постелью покойного. Она молча стояла, пока эмоции не взяли верх.        -САННИ! ЭТО Я ВО ВСЁМ ВИНОВАТА! ПРОСТИ МЕНЯ! Я ЗНАЛА, КАК ТЫ УСТАЁШЬ ОТ СКРИПКИ, НО Я НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛА! Я ДОЛЖНА БЫЛА ЧАЩЕ ПРИХОДИТЬ И ТЕБЯ ПОДДЕРЖИВАТЬ! ПРОСТИ МЕНЯ! Я УЖАСНАЯ ПОДРУГА! ЕСЛИ БЫ… ЕСЛИ БЫ Я НЕ ПРИШЛА Т-ТЫ БЫЛ БЫ ЖИВ! Я ДОЛЖНА БЫЛА МОЛЧАТЬ ИЛИ ПОДБЕЖАТЬ, СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-ТО ПРАВИЛЬНОЕ, ХОТЬ РАЗ! ПРОШУ! ПРОСТИ МЕНЯ!        Это было душераздирающее зрелище, самая близкая подруга её брата корит себя за его смерть. Хотя её вины в этом нет, она же просто пришла и хотела помочь. Не она же довела его до такого состояния, не она же игнорировала всё, включая банальную логику. Не она его убила. У Мари не осталось сил, она очень хотела поддержать подругу, но сама просто не могла даже пошевелиться. Она даже не могла плакать, а мысли начали терять форму и потихоньку превращались бесформенную бесцветную массу. Крики Обри становились всё дальше, мир становился всё тусклее, взгляд всё расплывчатее.        Добро пожаловать в Белое Пространство.               Бесконечно белая, бесконечно широкая комната была пуста. Пуста также сильно, как её голова, Мари просто бесцельно бродила по ней, лениво меняя направление. Нельзя было сказать какого размера это место было, ибо белый пол вообще не имел никаких ориентиров. Но это не имело значения, она просто бродила в этой белой пустоте, пока притупленная боль тихо гудела в её голове. Мари находилась будто бы в трансе, она одновременно воспринимала и не воспринимала происходящее. Это было очень странное ощущение.        Посередине её бесцельного путешествия она начала слышать голоса, они… звали её. Звали её по имени. Белое пространство начало потихоньку исчезать, голоса становились громче, а картинка перед глазами чётче. И вот она снова у себя в комнате, на полу, у кровати, перед ней кто-то стоит. Кто это? Не важно. В комнате находятся ещё люди, а у кровати Санни сидит Обри. Санни, точно. Болезненные ощущения, воспоминания и мысли хлынули потоком. Это всё из-за неё, теперь вся их жизнь будет разрушена из-за её глупости. Самокопания начали набирать обороты, но резко остановились, когда среди всех шумов голосов прозвучал один, слабенький и безжизненный.        -Мы были в музыкальной комнате, когда услышали, что Санни… упал. Мари пыталась его спасти, но было уже поздно… Простите, мы ничего не смогли сделать. — Её красные от слёз глаза смотрели куда-то в пустоту.        «О-обри… зачем?» — это была единственная полноценная мысль в голове Мари. Зачем она пытается спасти её? Зачем она говорит, что это несчастный случай? Зачем? Зачем? Мари хотелось признаться, дать им себя заслуженно растерзать, но она могла лишь смотреть. Голова была тяжёлой и гудела как трансформаторная будка, зрение снова стало мутным, ей было плохо на всех уровнях бытия. Кто-то пред ней снова звал её по имени, но она лишь закрыла глаза и отдалась белой пустоте.              

===|===|===

                     Следующее утро наступило против воли Мари. Кто-то её разбудил, заставил есть, переодеваться, куда-то поехать. 'Что происходит? Куда мы едем? Где мы? ' Машина остановилась рядом с больницей, мать ушла, оставив её одну с отцом. Вскоре перед ними проехала чёрная машина с тонированным задним стеклом, отец поехал за ней следом. Вскоре они остановились у церкви, у места чуждого для Мари, ведь семья в общем и она в частности христианами не были, а на кладбище за храмом никого из её родни не было. Не было до сего дня.        Перед церемонией собрались уже все: семья Родригез в полном составе, Бэзил и его бабушка, а также Обри, одна. Они все сыпали соболезнованиями, плакали, обнимали. Хиро буквально прилип к Мари, будто бы боялся, что она исчезнет — стоит ему только её отпустить. Но из всех них выделялась Обри, одиноко стоящая рядом с чьей-то могилой. Лицо было пустым, глаза были бездонны и не отражали света. Когда появилась возможность, юная Крокетт подошла к Мари, взялась и обняла её левую руку. Ни она ни её названная старшая сестра не сказали ни слова. У обеих на лице не было ничего, что можно было счесть эмоцией.        И вот он гроб, он открыт, внутри лежит Санни. Глаза закрыты, лицо умиротворённое, будто он просто спит. Единственное, что выдаёт вечность его сна — неподвижная грудь, доказывающая, что это лишь бездыханное тело её любимого брата. И она смотрит на него, на орхидеи вокруг. В оглушающей тишине её разума тихо прозвучал факт: Орхидея «Белая цапля», на языке цветов означает — «Я буду думать о тебе даже во сне». После чего её разум снова погряз в тишине. Она просто продолжала смотреть на брата, просто потому, что она могла смотреть. Обри же на её руке даже не шелохнулась.               Возможно, что-то ещё происходило после этого. Возможно, что-то происходило вовремя этого. Но Мари этого не помнит, ей незачем это помнить. Она снова лежит у себя в белой комнате, но что-то не так, тишина и пустота, уже привычные для неё, почему-то начали отступать, их место медленно занимали шум шёпотов и слайд-шоу из образов и воспоминаний — её затянуло в пучину рефлексии. Мелькали их с Санни репетиции, их попеременные ошибки, повторы игры снова, и снова, и снова, и снова, и снова, крики отца, слёзы Санни, его постоянно порезанные пальцы, её крики на Санни за его ошибки, крики на себя за собственные ошибки, растущее напряжение перед концертом, их последняя поздняя репетиция. А события того рокового дня грузовым составом проехались по ней, каждое мгновение с грохотом усталых вагонов пролетало пред глазами. Последний же кадр предстал пред ней и застыл, снова опустилась тишина. Санни лежит внизу лестницы, не двигается. Больно. Грустно. Страшно. Чувства, лежавшие с того дня в её подсознании, просочились наружу. Их нельзя было описать, у этой мерзкой амальгамы нет названия. Она чувствовала себя плохо, ей было плохо уже физически, тошнота подступала к горлу, её сейчас вырвет.        Дрожа над раковиной, она пыталась умыться, гул трансформаторной будки в голове становился всё громче, но вычленить из него хоть какую-то мысль было не реально. В почти полной темноте она пыталась вглядеться в собственное отражение: волосы растрёпаны, мятая ночнушка, изнеможённое лицо. Она опустила взгляд на раковину, куча мыслей в голове начала принимать форму и наливаться цветом. Перед глазами мелькали образы, среди которых всё чаще и чаще появлялся тот рояль. И с каждым его появлением мысли становились всё оформленней, красный цвет становился всё насыщенней. Она хотела на нём играть, она любила на нём играть. Но чем ответил ей этот гордый чёрный инструмент? Страданиями, болью, усталостью и злостью. Он забирал и никогда не отдавал — каждое её выступление высасывало из неё жизненные силы, а каждое завершение приносило лишь временную эйфорию. Со временем выступления становились сложнее, сил требовалось всё больше, а эйфория победы оставалась почти без изменений. Инструмент становился всё более жадным, он поедал всё больше и больше сил. И вскоре он обманом заманил куда более вкусную добычу — её брата. Санни, очарованный игрой сестры, тоже присоединился и теперь они уже вдвоём питали чёрно-белое чудовище. Они вместе со скрипкой растерзали нежного Санни как стая голодных волков, вытянув из него всё до последней капли. За что скрипка, собственно, и поплатилась, самый неудобный в мире инструмент поплатился за свою наглость и разлетелся на куски у подножия той злополучной лестницы. Но теперь уже рояль вступил в игру и руками Мари он отомстил и убил Санни тем же самым методом. Это он убил её брата.        Полная злобы и решимости, Мари спустилась вниз, пройдя через гостиную, она зашла в гараж. Под светом полной луны она нашла то, что искала — двуручный топор, идеальный инструмент для рубки деревьев и жесткого убийства, два в одном. Мари встала в дверном проёме, прожигая злобным взглядом надпись: «ОМОРИ». Тишину глубокой ночи нарушил грохот удара и болезненный вскрик большой октавы.        Мистер и миссис Канэко резко проснулись от грохота, доносящего снизу. В полудрёме они даже не поняли, что происходит, будто бы к ним в дом забрался дикий бульдозер и разрушает всё вокруг. Старший Канэко 50 раз за секунду проклял себя за то, что так и не купил никакого ружья, ибо сейчас ему нечем защитить семью. В полной темноте им вдвоём удалось найти единственное, что может походить на оружие самообороны — складной рыбацкий нож. Он настойчиво просил жену остаться, но та отказалась и решительно настояла, что они пойдут вместе. Грохот снизу не прекращался, там кто-то был и этот кто-то сеял хаос и разрушения. Старшие Канэко медленно открыли дверь и их тут же встретил оглушительный удар, сотрясший весь дом. Им стало очень страшно. Медленно, на корточках они подошли к перилам, пытаясь понять откуда доносится этот адский грохот. Взглянув вниз, они сразу поняли, что нечто в их доме яростно крушит рояль — тяжёлые удары часто сопровождались лязгом струн. Медленно спустившись вниз и озираясь по сторонам, Кейко предложила мужу сначала сделать марш-бросок на кухню, чтобы взять хотя бы ещё один нож. Немного подумав, он согласился, и они медленно пробрались на кухню. По пути они увидели, что дверь в гараж была открыта, но более никого в доме не видно. Либо этот кто-то только один и пришёл убить их рояль, либо их несколько и это отвлекающий манёвр. Хотя эти мысли были лишь жалкими попытками объяснить, что за чертовщина творится, ибо что за отмороженный маньяк полезет в чужой дом ради уничтожения музыкального инструмента? Так или иначе они стоят у дверного проёма, у эпицентра этого инфернального грохота. Вдох, выдох, вдох, выдох. Сейчас или никогда. Они синхронно встали и зашли в проём с ножами, направленными во тьму комнаты. Чего бы они ни ожидали увидеть — это было точно не оно.        На фоне полной луны Мари вознесла над головой топор и яростно вдарила в чёрную тушу дорогого инструмента. Щепки были разбросаны по всей комнате, рояль лежал на полу, его клавиатура была разбита в дребезги, части корпуса были раскиданы по углам комнаты. А Мари, полностью игнорируя, прибывших на шум родителей продолжала бойню, отрубая от павшего инструмента всё новые и новые куски.        Первая из шока вышла мать, она уронила нож на пол и окликнула дочь. Та замерла в новом замахе. Но замерла лишь на секунду, после чего оружие снова вонзилось в деревянную плоть. Не зная, что делать, Кейко не придумала ничего лучше, чем подбежать к Мари и обнять её. Глупый и рискованный поступок, но он точно сработал — Мари остановилась и вместе с матерью сползла на колени вниз. Кейко крепко обнимала свою дочь, параллельно гладя её по спине и пытаясь успокоить, хотя сама заливалась слезами.        Отец вскоре вышел из ступора. И, честно, лучше бы он так и остался в нём, ибо дальше произошло что-то непростительное и ужасное. Отец не присоединился к объятьям, он не пытался успокоить и привести в чувства дочь. Он начал орать, он начал обвинять её в разрушении дорогого инструмента. Кричал, что десятки тысяч долларов были варварским образом уничтожены, что все его труды по обучению Мари пошли прахом и так далее и так далее. В его словах была только злость и обида.               -…СТОЛЬКО СИЛ БЫЛО, НАХУЙ, ПОТРАЧЕНО, СТОЛЬКО ДЕНЕГ ВБУХАНО, ЧТОБЫ ПОСЛЕ КАКОЙ-ТО НЕБОЛЬШОЙ ТРАГЕДИИ, БЛЯДЬ, МЫ ОСТАЛИСЬ НИСЧЕМ И БЕЗ ВОЗМОЖНОСТИ ПРОДОЛЖИТЬ ТВОЮ ПОДГОТОВКУ К КОНСЕРВАТОРИИ!!!!!        -…В-в-в смысле небольшой трагедии?! Твой сын умер, твой родной СЫН умер, и мы его сегодня похоронили! — Кейко аж опешила от таких заявлений, как это смерть их родной кровиночки может быть НЕБОЛЬШОЙ трагедий???        -ДА ОН ВСЕГДА БЫЛ НЕУДАЧНИКОМ! ВЕЧНО В КАКИХ-ТО ДУРАЦКИХ МЕЧТАХ, БЕЗ КАКОЙ-ЛИБО ПОЛЬЗЫ ТРАТИЛ СВОЁ ВРЕМЯ! ДА Я УВЕРЕН, ЕСЛИ БЫ НЕ МАРИ — ЕГО БЫ ВЫГНАЛИ НАХУЙ ИЗ ШКОЛЫ ЗА НЕУСПЕВАЕМОСТЬ, ОН ЖЕ ПОСТОЯННО ПЫРИЛ В ОКНО И ХУЙ КЛАЛ НА УЧЁБУ!!! — её муж буквально захлёбывался в бешенстве.        -Ты в своём уме?! Как ты СМЕЕШЬ так говорить о Санни?!!! Его мечты были настоящим даром, такие рождаются только раз в столетие, он мог бы стать творцом, что перевернул бы этот мир! Как ты этого не понимаешь?! — слёзы грусти сменились слезами ярости, неужели он всегда был такой мразью?        -ДА ХЕРНЯ ЭТО ВСЁ, БЕЗ СТАРАНИЙ И ПОСТОЯННЫХ ТРЕНИРОВОК ЕГО «ДАР» ОГРАНИЧИЛСЯ БЫ ДЕБИЛЬНЫМИ ДЕТСКИМИ РИСУНКАМИ И НАРКОМАНСКИМ БРЕДОМ, ЧТО ОН НАЗЫВАЛ СНАМИ! Я ПЫТАЛСЯ СДЕЛАТЬ ИЗ НЕГО ХОТЬ ЧТО-ТО А ОН ДАЖЕ НЕ ВЫДЕРЖАЛ СВОЕГО ПРЕВОГО КОНЦЕРТА! ДА Я УВЕРЕН ОН ТАК ИСПУГАЛСЯ РЕАЛЬНЫХ ТРУДНОСТЕЙ, ЧТО СПОТКНУЛСЯ ОБ СВОИ НОГИ И…        -ХВАТИТ!!! Я не позволю тебе говорить ТАКОЕ о МОЁМ сыне! Уходи… УБИРАЙСЯ!!! Не смей появляться в этом доме больше НИ-КОГ-ДА!!! Я подаю на развод! Забирай свои манатки и кати на все четыре стороны! Чтоб тебя, ублюдка, фура переехала! Убирайся прочь! — Кейко не могла больше терпеть этой мерзости, ей было противно на каждом уровне бытия. Она чувствовала, как напряглась Мари, было слышно хруст костяшек от сжатия рукояти топора. Ей тоже очень хотелось взять и снести башку этому недомерку, но она должна быть сильной, она должна быть лучше него. Как говорится: «Семи смертям не бывать». А он точно заслужил больше одной.        -…ТАК ТОМУ И БЫТЬ! Прощай! — и даже в этот момент он не попытался повернуть назад, не попытался извиниться или взять свои слова обратно. Неужели это тот же самый человек, с которым Кейко прожила почти 20 лет и вырастила двоих детей?               Пыль осела, старший Канэко ушёл собирать свои вещи. Кейко и Мари так и остались в комнате с мёртвым роялем. И только сейчас, спустя больше суток с того рокового дня, Мари расплакалась. Её слёзы текли без остановки, она дрожала и давилась всхлипами. Не вышедшая злость вышла потоком горя и слёз. Сколько это длилось — не понятно, но они продолжали сидеть в этой комнате даже после того как машина отца навсегда покинула этот дом. Кейко была изнемождена, Мари — тоже. Они вскоре вместе пошли на верх и разошлись по своим комнатам. Кейко ещё долго плакала у себя в кровати, а её дочь снова воссоединилась с белой пустотой, теперь в ней по-настоящему не осталось ничего.              

===|===|===

                     Наступило утро, Мари, к своему сожалению, проснулась и вяло встала с кровати. Только сейчас она осознала, что в комнате теперь только одна кровать, из-за этого угол комнаты казался невероятно пустым. Мари тяжело выдохнула и начала заправлять постель, теперь это нужно делать только один раз. Выйдя из комнаты, она сразу направилась в ванную. В зеркале отражалось полуживое лицо подростка — так себе картина. Умывание, расчёсывание кажутся такими сложными, а главное — бессмысленными. Выйдя из уборной, та направилась на кухню по этой злосчастной лестнице, у подножия которой въевшееся в половицы кровавое пятно теперь будет вечно напоминать о том дне. На кухне Мари лишь взяла молоко и коробку хлопьев, никакой готовки не будет, у неё нет сил на это. Дом теперь кажется таким большим и пустым.        Пока она ела, Мари думала о смысле: вот на прошлой неделе, она крутилась как белка в мясорубке, чтобы успеть, и в школу, и на курсах отучиться, и репетицию провести. И так почти каждый день и ведь вся эта суматоха имела смысл: концерт, оценки, её поступление в колледж. Но сейчас… На понедельник она взяла официальный отгул, как и все, во вторник были похороны, а сегодня… А сегодня должны были быть занятия для поступления в колледж и контрольная по алгебре. Но какой в этом смысл? Ради чего это всё? Ради кого? Санни, вроде бы, и не причастен ни к её учёбе, ни к её дальнейшему поступлению, но без него… Она бесцельно валандала ложкой в тарелке, ей больше не хотелось есть. Ей ничего не хотелось в принципе.        Пока Мари гипнотизировала размякающие хлопья, со второго этажа спустилась мама и тоже неспешно начала готовить себе еду. Они сидели за столом в тишине, никто не хотел начинать разговор, ибо любая поднятая тема так или иначе коснётся недавней трагедии. Но тишина была физически некомфортной, очень. И если Мари не подавала виду, то Кейко открыто нервничала, ей срочно нужно было что-то сказать.        -Мам, а почему ты не на работе? — Но к удивлению для неё, первой раскололась Мари.        -Я взяла отгул.        -О. А на сколько?        -До конца недели.        -Удивительно. И как они только разрешили столько взять?        -Они… вошли в положение. Я даже ничего такого сказать не успела как мне уже всё оформили.        -Тогда спасибо им.        -Я их тогда прям сразу и поблагодарила.        -Хорошо.        И на этом разговор и кончился, никто не хотел начинать новый. Для всех это было слишком неловко и больно. Двое за столом закончили трапезу и разошлись по разным частям дома. Мари села на диван и включила телевизор, её мама в это время ушла куда-то наверх. Ящик не показывал ничего особо интересного, но он активно забивал информационный фон и не позволял мыслям о саморазрушении быть услышанными. И вот так прошло утро, два призрака некогда живых людей просто бесцельно занимались какими-то делами похожими на те, чем они занимались при жизни.        Днём её мама подошла к ней и спросила нужна-ли Мари её комната сейчас. Получив отрицательный ответ, Кейко сообщила, что собирается собрать и подготовить вещи. Все понимали, что, а вернее, чьи это вещи, но никто не сказал этого вслух. В перерывах между шебаршением одежды и скрипом петель шкафов был слышен тихий плач. Мари чувствует себя Ни-… Никак. На этой мысли она осеклась и вышла из телевизионного транса. Это было странно. Вот прямо сейчас, выше этажом её мама разбирает детские вещи своего покойного сына. Одна только эта фраза высушивает душу и корёжит сердце. Но Мари будто бы ничего не чувствует по этому поводу, хотя это не так. По её спине идёт холодок, ноги слегка немеют, но самих эмоций нет, будто бы их что-то… блокирует.        Как бы то ни было, Мари решила, что сейчас в доме ей делать нечего и она вышла на улицу, на задний двор. На улице было далеко не тепло, к тому же ещё и влажно, в домашней одежде стоять было крайне некомфортно. Но она вместо того, чтобы развернуться, решила пойти в глубь участка. Мари рассматривала деревья, соседский дом, небо, всё вокруг. На дереве слева от тропинки к домику была большая и толстая ветка, будто бы к чему-то призывающая. Но холодный ветерок сдул надвигающиеся мысли — стоять становилось очень неприятно. На последок она решила взглянуть на их дом на дереве. А он стоял нетронутым, капитальность этого строения говорила о том, что он так простоит не один год. Это принесло больше грусти, чем счастья, домик-то стоять будет без дела…        Мари вернулась с холодной улицы и её тут же передёрнуло от резкого температурного перехода. «Зачем я тут вообще пошла?» — хороший вопрос прозвучал в её голове, жаль, что без ответа. Перед тем как снова сесть за зомбоящик, Мари пошла на кухню, чтобы сделать еды. Не сколько ряди утоления голода, сколько от скуки и остаточного желания что-то делать. Снова ничего сложного: бутерброд с сыром и ветчиной, разогретый в микроволновке и стакан сока. С этим набором она снова села на кресло и включила очередной канал.        Где-то посередине вечера раздался звонок на городской телефон. Кейко быстро спустилась и подняла трубку.        -Алло, дом семьи Канэко.        -Это Кейко Канэко, её мама. А что случилось?        -А, точно. Слушайте… Вам мой… муж вчера-позавчера не говорил ничего? — Она надеялась, что он всё сообщил.        -Ох… Боже… Я даже не знаю, как вам сказать… — Но надежда и здесь была мертва.        -Просто у нас… случилась большая трагедия… мой сын… его больше нет… И Мари… мы все… тяжело это перенесли… — Она была в одном шаге от того, чтобы не расплакаться.        -Да. Спасибо… -шмыг- Спасибо за поддержку…        -Честно… я не знаю. Я сообщу вам.        -Точно, чёрт. Тут… сложно сказать. У вас есть его номер или электронная почта?        -А, хорошо. Да, спасибо. До свидания.        -Охх…        Мари встала из-за дивана и подошла к матери. Кейко без слов поняла, что её дочь всё слышала. Они просто грустно смотрели друг на друга где-то минуту, пока Кейко не решилась спросить.        -Я разрешаю тебе не ходить в школу и не посещать курсы.        -Спасибо, мам…        -Да не за что. Я не хочу, чтобы ты себя заставляла учиться. Тебе нужно дать себе время отдохнуть, прийти в себя.        -… -кивок-        -У меня тоже нет никаких сил работать, потому я очень рада, что мне дали недельный отгул. Плевать если они мне зарплату урежут.        -Надеюсь, что нет…        -Да…        -Только вечер а я уже… -зевок- что-то устала.        -Котёнок, если ты устала, то можешь идти спать, я не держу. Делай всё в своём темпе.        -Хорошо. Спокойной ночи, мам.        -И тебе…        Мари поднялась к себе в комнату, у её двери стояло две коробки. Скорее всего именно туда мама и переложила вещи Санни. Зайдя внутрь, она не заметила отличий, хотя ощущение пустоты помещения немного усилилось. Мари легла в кровать и закрыла глаза, дабы вернуться в тихий и пустой мир.        Белое пространство не изменяло своим традициям — там было всё также бесконечно пусто. Мари просто лежала и смотрела на белый потолок, где бы он ни был. Белая пустота была умиротворяющей, здесь не было комфортно, но здесь было не так ужасно, как в реальности. Она лежала и смотрела вверх пока внезапно не услышала ноту, Соль второй октавы. Мари поднялась с пола и огляделась, к её удивлению источник звука был не в голове, а в Белом пространстве, вдалеке стоял тот самый злополучный рояль. Грезящая медленно приблизилась к инструменту, опасаясь неизведанного. Но ничего не случилось, рояль просто стоял с открытой клавиатурой, будто бы приглашал Мари сыграть. Подойдя ближе, она заметила единственное отличие от оригинала — вместо второй буквы «О» в названии был шрам от её ударов топором в виде перевёрнутой буквы «V». ОМɅРИ. Немного замешкавшись она, с опаской, но согласилась сыграть. Пальцы на клавишах, вдох, выдох, игра. Та самая, их совместный концерт, который из дуэта обратился одиноким сольным выступлением. Музыка заливала белую пустоту, расходясь бесконечно далеко от источника. Мари играла от всей души, как в последний раз.        Композиция закончилась, инструмент затих. Никаких аплодисментов, никаких поздравлений, лишь тишина поздравляет её с окончанием сольного концерта. Мари встала из-за рояля, закрыла клавиатуру и удалилась. Когда она решила не него снова взглянуть — его уже не было, Белое пространство было снова бесконечно пустым. Мари продолжила свой бесцельный путь, но уже с конкретным чувством, она ощущала на себе пристальный взгляд. Это нечто следило за ней с того момента, как она села за рояль. Чтобы оно ни было, оно лишь наблюдало из тени. Но это нечто просто наблюдало, и не представляло для Грезящей угрозы. А даже если и представляло, то какая разница? Мари продолжила бесцельный путь.               К сожалению, наступило утро, Мари снова проснулась, но на этот раз ещё и с головной болью, класс. Снова рутина: умывание, расчёсывание, простейший завтрак. Действия чисто механические, не потому что она хочет, а потому что делала это всегда. Закончив с хлопьями, Мари пересела к телевизору, других занятий всё равно не предвещало. Где-то через час проснулась мама, в тишине позавтракала и пошла заниматься домашними делами. Так прошла ещё пара часов, пока Кейко не пришла к дочери с довольно настороженным выражением лица.        -Милая, а ты не видела Мяво?        -А она не у тебя?        -Нет, я думала она сейчас с тобой.        -Странно. А ведь… я её давно сама не видела… — Действительно, Мари не видела свою кошку, минимум с выходных.        -Ах! Неужели она испугалась и сбежала? Но на улице же холодно! Чёрт, её срочно нужно искать! — Кейко заметно начала паниковать.        -Мам, не волнуйся так сильно, эта дурочка уже не первый раз сбегает. — Не смотря на опасность ситуации она звучала довольно спокойно.        -Да, это успокаивает, но всё же её нужно поискать по округе. Если не найдём — придётся расклеивать объявления.        -Я думаю она найдётся быстро.        -Надеюсь… Ладно, всё равно в магазин надо было сходить. Ты не пойдёшь?        -Нет… Я не хочу выходить.        -Хорошо, если не хочешь — не заставляй себя. Ладно, я пойду.        -Давай, удачи.        -Пока меня не будет тебе… не будет одиноко? — Довольно… неожиданный вопрос.        -Не волнуйся, мам, я в порядке.        -Хорошо. Люблю тебя.        -И я тебя.        Дверь закрылась и дом снова погрузился в тишину, Мари даже не включила звук на телевизоре. Она погрузилась в раздумья, пропажа Мяво её реально начала волновать. Что же её испугало и как она улизнула? Её бы точно испугало разрушение рояля, но куда она могла сбежать? Все окна были закрыты… Но была открыта дверь в гараж. Мари встала с кровати, пошла к двери в гараж, и она оказалась заперта. Пришлось снова подниматься к себе в комнату за ключами, заодно по пути они взяла ещё и куртку, гараж-то не отапливается. Отрыв злосчастную дверь, Мари сразу начала окликать Мяво и прислушиваться к звукам — тишина. Она медленно ходила по помещению и высматривала хоть какие-то следы, пока её взор не коснулся задней стены гаража с окном. Оно было открыто.        Мари сдвинула стеклянную дверь и вышла на участок, куртка, может и грела, а вот ноги продувало на ура. Она заглядывала на каждое дерево, на каждую ветку — ничего. Остался единственный подозреваемый — домик на дереве, Мари снова окликнула свою кошку. Лестница в домик была очень высокой — крайне сомнительно, что Мяво туда заберётся, но после вчерашнего её странного похода во двор ей снова хочется довериться чутью. Больное колено очень не любило эту лестницу, сейчас же каждый шаг откликался даже ярче, чем в августе. Лишь наполовину забравшись в домик, Мари сразу начала оглядываться по сторонам. И в одном из углов виднелось какое-то слишком тёмное пятно.        -Мяво?        -… — Тёмное пятно шелохнулось и взглянуло на неё.        -Ты что тут делаешь? — Мари взобралась наверх и подошла к кошке.        -Миу. — Она узнала хозяйку и сразу прильнула к её рукам.        -Пошли домой, тут холодно. — Мари взяла и посадила кошку себе за пазуху, та лишь приятно тарахтела.        Пока Мари шла к дому, она пыталась понять каким образом её кошка залезла по такой лестнице на такую высоту. И лишь подойдя к стеклянным дверям её осенило — Кел. Санни говорил, что стоило Мяво показаться на глаза как он сразу пытался научить её лазать по лестнице и, похоже, ему это удалось. Мари меланхолично взглянула на соседский дом, после чего вернулась в свой. Стоило ей только подойти к миске, как Мяво уже вовсю тёрлась о ноги хозяйки. Запах мягкого корма поражал, как и его состав — лучше всех в этой семье ела кошка. Мари же умиротворённо наблюдала за её трапезой, маленькая тьма мило поедала материю.        Мама вернулась где-то через полчаса с большими пакетами продуктов. Какова была её радость, когда её встретило уже две домашние кошки.        -Мяво! Мари, ты где её нашла?        -Не поверишь — в домике на дереве.        -Что? Как она там оказалась?        -Возможно улизнула через гаражную дверь и форточку, пока те были открыты.        -Но как она залезла в домик? Там же метра 3 не меньше.        -Не думаю, что она скажет.        -Ха-ха, да. Вот партизанка. Мари, ты молодец! — Кейко обняла её.        -Спасибо, мам. — Головная боль слегка отпустила.        День плавно перешёл в вечер, Мари устала от зомбоящика и открыла книгу про приключения, которую забросила где-то месяц назад. Четверо друзей попали в замок безумной принцессы и оказались в заточении, и теперь вся история разворачивается вокруг их путешествий по старым катакомбам. Мари не особо вчитывалась в повествование, ибо там в основном были описания различных комнат и коротенькие диалоги меж героями. Углубляясь всё дальше в текст, Мари всё чаще ловила себя на мысли, что не особо вникает в то, что читает. Более того, у неё снова начинает болеть голова, причём болит так, будто она не приключенческий рассказик читает, а учебник по математическому анализу с задачами, которые ещё и в уме пытается решить. Закончив эту главу, она хотела перейти к следующей, но поняла, что вообще не помнит, что было в предыдущей. Поэтому она просто закрыла книгу, оставив закладку на главе 50 и пошла к матери.        -Мам, у тебя нет таблетки от головы?        -Да, есть. А что, сильно болит?        -Да, не знаю почему.        -Бедняжка. Сейчас возьму. — Кейко быстро начала рыться в аптечке.        -Спасибо, мам.        -Вот и воды тебе сразу. Может тебе прилечь?        -Да… Я как раз к себе в комнату собиралась. — Мари звучала очень устало.        -Хорошо. Спокойной ночи, милая.        -Да… и тебе. — Она медленно пошла наверх.        Силы покинули Мари с какой-то невероятной скоростью, она еле поднялась наверх и просто упала в кровать. Таблетка ещё не начала действовать, потому засыпала Мари с жуткой головной болью. Это возвращение в Белое пространство было самым неприятным из всех, даже здесь ей было тяжело. Голова ватная, мысли настолько спутаны, что нельзя вычленить хотя бы одну из них. Мари не хотелось вставать, она просто лежала и смотрела вверх, и ждала пока эта буря устаканится. Так лежать пришлось довольно долго, но это себя оправдало, в голове снова была блаженная тишина. Пол не был жёстким, но и не был мягким, он был никаким, как и всё здесь — достаточным, чтобы находиться, но не жить. Мари лежала и смотрела в никуда, пока во второй раз соль второй октавы не нарушила покой. Грезящая повернула голову в сторону звука и увидела рояль, стоявший всё в том же месте, вернее, в том же положении относительно неё. Ей не хотелось играть, Мари моргнула, и он исчез, будто бы и не было, рояль, кажется, услышал её отказ. Но стоило ей моргнуть ещё раз, так вместо рояля появилось что-то другое. Вернее, кто-то другой.        Мари быстро встала и начала разглядывать незнакомку. Это была… она, ещё одна Мари. Но что-то в ней было неправильным, другая Мари была будто бы чёрно-белой, а её глаза… Её глаза были чёрной бездонной пропастью, в которую вглядываться было страшно на уровне инстинктов. И она просто стояла, стояла и смотрела, ожидая, когда Грезящая осмелится и подойдёт.        Мари: К-кто ты?       ??? : █? █ ███ ██. ████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████ ████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████████               Багряное пространство переливалось искажёнными образами и воспоминаниями, хаотичные злые мысли звучали со всех сторон, перекрикивая друг друга. Это был ад, её личный ад, посередине которого стоял сам Дьявол со всё тем же мёртвым лицом и пустыми глазами. Отсюда нет выхода, Мари так или иначе проиграет ненависти к себе и наложит на себя руки. Ей никто не поможет, её никто не простит, максимум, что она может сделать это согласиться и сдасться. Мари встала с колен и взглянула в бездну, а бездна взглянула в ответ.       ??? : Oyasumi, Мари.