График уборки или жизнь за перегородкой

«А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» — А вы могли бы?, В. В Маяковский

— Блять, оно уплывает, лови его быстрее! — И тебе доброе утро... — Олег потёр чуть тёмные глаза спросонья и опершись о дверной косяк наблюдал за картиной. С этого действительно стоило бы написать этюд и назвать его не иначе как «Графское утро. XXI век» «Программист» и «Поэт» носились по кухне, кричали матными словами не то на всех, не то на друг друга, и ловили вещи, что уплывали в буквальном смысле. Сюрреалистичное утро, которое Олегу в прошлом веке лишь в кошмаре могло привидеться, сейчас было полностью действительным и даже обыденным. Да-а, пожалуй тогда он и не подозревал о том, что его жизнь может прийти к этому. Честно, даже у его крестьян, кажется, жизнь была легче. Протекающие трубы теперь для Волкова уже данность. Именно в такие моменты понимаешь — печное отопление лучше в разы, хотя, с его-то соседями и такое бы не помогло, не себя, так город, точно спалили бы. Интересное замечание: Москва горела ради благой цели, а Питер загорится из-за не умеющих пользоваться спичками бешенных простачков. Соседи в коммуналке — это что-то из разряда сверхъестественное. Даже Олег, являясь хтонью, таким репертуаром и харизмой не обладал. А это ведь всего лишь люди... Люди, которые родились, пожили и умерли и вот они за такую свою коротенькую жизнь успели обзавестись бóльшими гранями характера, чем столетние вампиры. Именно это Волкова и поражало сильнее всего. У них было две истерички, один контрактник-которого-никто-не-видел и студентка-комсомолка-умница. И Олег —вампир, а с некоторых времён, бедный до нитки граф. Как его занесло в эту, несомненно, весёлую тусовку он и сам до конца не мог осознать. Кажется, поздно метаться и пора бы смириться, но Олег пребывает в прострации и не может нормально всё переварить. Ах, тяготы человеческого бытия... Что за напасть упала на когда-то столь лёгкие графские плечи?.. Вероятно, всё началось с того момента, когда их наглость перешла все границы и люди, взбунтовавшись, решили свергнуть узурпаторов. Теперь Олег, отчасти, может их понять, вспоминая их «вечеринки», на которых до смерти загоняли толпы людей, особо не считая ни мёртвых, ни живых, понятно, что контроль им определённо нужен был. После упадка царской власти посыпался и Волков, теперь он не граф, так ещё и вынужден скрывать «физиологическую» личность, ибо «вампиры — это антинаучно» или, на крайний случай, «их всех в 20-х перебили». Что ж, скажите это той толпе, что у него на балах веками собиралась, антинаучные индивиды. Как бы то ни было — он тут. Не в своём уютном, огромном и дорогом фамильном поместье, а здесь — в плешивой, холодной, ободранной и вечно протекающей, или затопляемой, квартирке-коммуналке. В том месте, где про тебя всё знают и ты невольно знаешь всё в ответ. Приплыли — в прямом смысле этого слова, ведь и его тапки сейчас отправились в кругосветное путешествие по светлой квартире, а то и дальше, в не менее светлые квартиры других жителей. Прикатиться к такой чудесной жизни он смог за пару лет. Только стукнул XXI век как дела его стали в разы хуже, фамильное состояние в конец кончилось (кто ж знал, что дефицит так влияет на весь бюджет?), а та плешивая квартирка в самом краю Хабаровска, —где граф, сменив фамилию, укрывался последнее столетие, дабы избежать казни или ссылок, ибо, очень «удобно», под закат уже советской власти, дела о вампирах возобновились и всех выживших стали очень активно искать и привлекать к «работе», от того Олег и бегал в панике почти по всей стране— была снесена под чистую, под предлогом перестройки. Новое жилище Волкову, естественно, никто выделять не стал. «Документы у вас, мол, просрочены, на работу не устроены, грубо говоря, жильё вам выдавать не за что» Еле как смог добраться до Питера, а поместье его уже и не его и идти ему более некуда. ... И остался некогда буйный граф на улице и забылись все ноктюрны, танцы, вина и кровь жертв... Предстали тараканы, мигранты, полиция-милиция, бумажки, налоги и много чего ещё. ... И вот когда, как в самом дешёвом романсе, всё было уже хуже некуда так, что хотелось застрелиться (только незадача — револьвера с серебряными пулями нигде не оказалось, всё его имущество давно по рынкам распродано, а денег на него давно как нет) его встретил товарищ по армейской службе — Вадим. Тот был вампиром «низшего сорта», но та ранговая система, по которой он таковым являлся, была давно забыта. Правда и тогда Олегу до неё не было дела, во все времена знал, что Вадик пусть и дурак, но очень компанейский и всегда готов помочь. Как минимум Олегу никогда не отказывал. Он-то и предложил ему пристанище — сначала собственный дом. Тоже не большая квартира, но хоть что-то, к тому же наконец в родном городе — Петербурге. Позже, помог найти работу, более-менее приличную с его-то умениями, и в целом был даже рад компании друга. А то в Питере, говорит, после «треклятой революции», почти не осталось вампиров его возраста, так, чтобы не о «каше манной» с «грудничками» болтать, а вспомнить с боевыми товарищами как окопы от французов и немцев защищали, а может и что про петровские времена услышать, если вампиры об этом что-то знавшие ещё живы. Но Олегу было неловко. Графское достоинство кричало о том, чтобы заиметь наконец собственность. Но денег, как бы Волков не трудился, упахиваясь, подобно когда-то своим крепостным, около 10-12 часов, не прибавлялось. Опечаленный вампир долго не мог найти вариантов и на помощь пришёл начальник —как бы Вадик не кричал о том, что они «друзья», Олег всё же видел, что это просто его работодатель— Вадима, тоже вампир, но совсем юный, рождённый в ссылке, в Бурятии, уже после революции. У того было несколько квартир по Петербургу, дед был идейным и вернувшись из ссылки в родной город вновь «построил» свою семью, возведя её почти к элите нового Петербурга (Волков однако подозревал, что дело тут было не только в «квартирном бизнесе»), они были разделены покомнатно и сдавались не так уж и дорого, а ему, как брату по несчастью, и того дешевле, со скидкой. Олег уже не мог отказать, сидеть на шее у Вадика его не очень-то устраивало. Потому, собрав «чемоданы», отлепив слёзно просившего остаться Вадика, он ушёл в новую квартиру, в «новую» жизнь! Сменил документы — взял имя и фамилию, что была у него с самого рождения, вновь начав нести фамилию графского рода Волковых. И вот теперь живёт в Петербурге, как раньше, в детстве и юности, из окна вид на загляденье: дворцы, соборы, мосты... А в остальном, конечно, кромешный ад, да. По стенам тараканы, по полу вода, по воде орущие людишки. ...В голове пластинкой невольно заела ноктюрна Шопена ор. 9 №2. И с этого факта и смешно, и плакать хочется, ведь её мелодичность столь спокойна, что даже как-то действительно смиряешься и будто сливаешься с этим буйным адом, которым он был удостоен. Как в симфонии начинаешь кружиться по всей квартире, методично, под такт, убивая тапком тараканов, отмывая посуду, невесть чем заляпанную. Конечно, смотрят на него искоса, но для их дурного дома такое поведение в порядке вещей.

***

Они управляются ещё до прихода студентки-Лерочки, которая, впрочем, не церемонясь бы отвесила кому-нибудь тумаков за то, что «кто-то» вновь не закрыл грёбанные батареи... Четвертый раз за год. Что-что, но схожи все в одном — на очередной ремонт нижней квартиры ни у кого просто нет денег. А у кого-то и совести на это нет, но мы, пожалуй, опустим этот факт. Выдохшийся Разумовский, тот самый программист, по совместительству «главный» сосед Олега, разделяет которого лишь стенка плотностью в бумажный листок, развалился на стуле в кухне и тихо, относительно своего понимания тишины, пил кофе. Поэт, а именно так звали Евгения в доме, убежал на работу учителем литературы и русского языка едва-едва не опоздав. За это он лично по прибытию домой с работы обещал придушить Сергея... Однако, все, включая этого Сергея, знают, что Евгений либо придёт выжатый как лимон, с сумкой, что тянет его вниз, доверху наполненной тетрадями, либо не придёт вовсе. «О-о-о, у великого Поэта литературные вечера с господином Кризалисом. Всё чинно, мирно, благородно, хоть прямо сейчас пиши с них мелодрамы» — рассуждал Сергей над отношениями Поэта, сидя как-то вечером с ужинающей Лерой. Впрочем, Олега личные отношения всех в этом филиале жизни без личной жизни не интересовали. У самого-то давно никого не было, а после «последней» его попытки... Даже как-то не хочется, честно говоря. А Серёжа, как бабка подзаборная, нет-нет так возьмётся обсуждать, что попало. Когда-то даже рассуждал о тленности воробьиной и голубиной жизни... Утром, после сдачи проекта, когда больше состоял из энергетика, чем из воды. Даже глаз у него в то утро методично, под пение птиц, дёргался. Чудаковатый он, пожалуй, сильнее всех. Но сейчас, конечно, было хорошо. А как иначе, когда за окном чудесное осеннее утро; солнце золотом покрыло всю квартиру и создало здесь подобие уюта... Даже среди груд грязной посуды, которые все свесили на местного графа, разводов на полу от недавнего потопа... Даже Сергей сейчас в мятой одежде и с грязными волосами, на фоне этого утреннего одухотворения, выглядит красиво. Не как леди или юные парни, встречающие рассветы в графском имении Олега после бурной ночи, такие юные, нежные, с белой кожей и тёмными, да и светлыми, вьющимися волосами... Но тоже ничего. Разумовский из всех здешних обитателей был ярче всего. И не столько из-за цвета волос, глаз или одежды, а скорее из-за поведения. Очень... Фактурный, так сказать. ...от такой фактурности и необычности придушить его хотелось чуть ли не каждую секунду. Вроде и казался он человеком культуры и в том должен был как раз сходиться с Олегом, тот как-никак граф с соответствующим поведением и образованием; любил посещать театры и выставки, иногда, если денег было впритык, его приоритетом была пища духовная, а не реальная. И после таких голодовок все ломали голову: идиот ли он, что умрёт в партере перед любимой постановкой, или гений, что избрал иное питание неизвестное даже Олегу, с его-то «кровавой диетой». Но в остальном его характер был всполохом чего-то уж больно непонятного и непостижимого. Слишком колючий и прямой как доска, он иногда бесился и бесил. К примеру, тот же Евгений тоже любил искусство, бегал по литературным вечерам, изредка, даже сам там выступал. Но он был неимоверно холодным и острым, тем не менее, коли его не трогаешь он не посмеет тронуть и тебя. То ли слишком велик для низменных людей, не постигших его уровня искусства, то ли ему в действительности было всё равно на всех и вся. Олег не бесил его своим поведением, а тот не выводил своим. Впрочем, и пересекались они довольно редко. Но Разумовский был чересчур эмоциональным и оттого являлся разжигателем большинства ссор в их «доме». Хотя, может вампиру так лишь казалось из-за их мнимой «близости»? Кого чаще видишь перед глазами — тот чаще и бесит тебя, пожалуй так. — Су-у-ука, — протянул парнишка, пальцами оттянув свою футболку. Та промокла насквозь и до сих пор, сколько бы Разумовский не надеялся, на нём не высохла. Но а как она могла высохнуть если он просто сел под форточкой и надеялся, что ветер из неё высушит её? Сейчас она очень обтягивала его грудь, а задранный парнем её кусок оголил белую кожу мелко-мелко усыпанную веснушками и еле отличимыми, какими-то милыми, пятнышками... Ему было от силы лет 25 и на фоне того же Поэта или Леры он выглядел более... Вкусно. Однако, Олег всячески отгонял подобные мысли. Ну нет, нельзя. Пытался даже найти минусы в его теле. Конечно, ему Разумовского не «в жёны» брать, но даже пить его кровь он не хотел. То есть, по физическим признакам — очень хотел, но разум твердил — нельзя! Всё же, Волков не был уверен выживет ли парнишка в принципе, с его худобой даже миллилитр отнятой вампиром крови мог стать причиной обморока. Хотя, тот бы свалился в него скорее от страха, не забыв перед этим хорошенько вдарить Олегу по голове. Таков он был и так бушевали в нём вспышки адреналина и таблетки глицина. Но отделаться от мыслей кровавых Волков всё равно не мог. Раз в месяц он получал заветную «подачку» правительства, так, на литр, изредка два, донорской крови, дабы окончательно не уйти в мир иной. Хотя, по нему и плакать некому, но да бог с ним. Конечно, количества крови, мягко говоря, не хватало. И потому, когда совсем крыло, он шёл в подпольные заведения, где брал за немалые деньги пару капель такой нужной жидкости. Но были времена, когда денег не хватало и тогда Олег понимал, что такое ад. И не дай Боже кому-то в это время порезаться... Хорошо, что таких инцидентов не было, но зная своих соседей Волков понимал: дело времени, придёт время и ему не нужен будет порез — он накинется на этого Разумовского, вечно не спящего по ночам, и выпьет до нитки. И такие мысли, естественно, пугали. Правда, даже в обычное время, когда голодом вампир не страдал, его всё равно мучал и донимал этот пресловутый Сергей. Его кровь манила, он будто ощущал как она течёт сквозь кожу и чёрт знает почему, но казалось, что именно его кровь Олег представляет когда пьёт посредственную донорскую, словно это его кровь, хоть на вкус, от чего-то мужчина был уверен, она сильно уступала по вкусу крови этого парня... Хотелось бы её испробовать, чтобы сравнить, но Волков бил себя по клыкам вновь и вновь отводя взгляд в пол от таких красивых румяных щёк, налитых кровью... — Вы сегодня быстро, — произнёс Волков, присаживаясь за стол, несколько нервно смотря по сторонам. Разумовский решился на готовку. Это, как и впрочем почти всё связанное с Сергеем, не сулило ничего хорошего. Главное, чтобы они не остались с пожаром один на один, Олег конечно в теории знает, что делать в таких ситуациях, но только лишь в теории. На Сергея, впрочем, вообще не стоит надеяться. — Мы уже наученые! — горделиво ответил тот, имея ввиду частоту происходящих в квартире потопов. Возможно, когда-то они накопят на нормальные батареи, которые не будут протекать, когда только-только включают отопление... Когда-то, но не сейчас. — Вам, господин граф, на работку не пора, м-м-м? — Сергей, оперевшись бёдрами о кухонный стол, хитро взглянул на Олега. Да-а, а он всё думал, кого парень ему напоминает — лису, вот точно. Глаза лисьи, игривые и хитрые... Хитрожопые. Ну конечно, ему-то хорошо, програмист, так ещё сам себе хозяин, ибо делает —уже который год, с самого университета— своё приложение мечты и почти никогда из дома не выходит. Изредка выполняет какие-то заказы, но в том то и дело, что «изредка» И Волков, который не «изредка», а поистине стабильно, вкалывает охранником на складе, потом бежит ещё грузчиком помогать. Ну, а что? Лишние 500 рублей являются таковыми лишь когда ты граф, а в ином случае всегда приятно их заработать. — Выходной, — коротко роняет Волков, продолжив смотреть в окно. — Я на прошлой неделе ведь работал всё выходные... Теперь у меня есть эти два законных выходных. — Ага. Ну что ж, раз так, и я сегодня не один в доме... Тогда посуда на вас, ваше благородие! «Да она и так, и так то на мне, то на несчастной Валерии, уставшей, желающей застрелиться после 5 пар и подработки, мечтающей лишь о подушке» — пронеслось в голове графа, но вслух он лишь хмыкнул. Сергей Разумовский, поистине, неисправим. — ... А вообще, знаешь, я хотел пойти вечерком в театр, — начал он как-то для себя странно. Тон был явно не надменным как обычно, а даже неуверенным и тихим. Он перестал жестикулировать и наоборот скрывал свои руки, то в карманах штанов, то поправляя волосы. Ладно, это пугало ещё сильнее... — У меня бронь глюканула и там два билета выдало... Короче, блин, не хочешь со мной пойти, раз такое дело? Олег покосился на него. Пойти в театр? С самим Сергеем, —мать его, простите за мой русский!— Разумовским? С тем кто выглядит как описание картинки «солнце светит для меня», так ещё и за билет не заплатив? Что-то Олег не помнит, чтобы его вносили в журнал «топ самых богатых людей Петербурга». Неужто недосып так рубит людей, что они с ума сходят? Или от голодовки он решил грызть стены и сгрыз таким образом всю штукатурку, отравившись, и сейчас, не иначе как, бредит? Вроде, мерного погрызывания стен Олег не слышал, да и дыр между их комнатами не наблюдалось... — Эм... Сергей... — ... Я бы и не предложил, просто мне как-то не прикольно ночью одному возвращаться... Тип, маньяки всякие шастуют, а с тобой как за каменной стеной! — оттенок лица парня стал несколько розоватым, —ещё более розовым чем раньше, естественно— а слова вечно скакали, то он говорил громче, то тише. Странный до ужаса. — Сергей... — Но я, если что, и сам могу постоять за себя! Просто, и, раз уж такое недоразумение произошло, прикольно было сходить к кем-то. Но идти с этим... Поэтом не комильфо, он замучает меня своей духотой... У него даже исторические факты неправильны! Что за человек так ещё и в школе преподаёт! Что он там вообще преподавать может!? — как и ожидалось, стоило зайти речи о Евгении как поток сознания Сергея понёсся, сбивая всё адекватное, что было на его пути. А адекватного было мало, всё в этом доме давно было сбито. — Сергей, послушайте... — ... Лера устаёт и скорее придушит меня за упоминание отдыха, а этот... Как его... Ну, который контрактник. Короче, он просто контрактник. Да и ещё и в искусстве вообще ни чего не понимает! — но одним Поэтом тот не насытился и решил заодно обсудить вообще всех своих соседей. — Разумовский! — Волков всё же не выдержал и, понизив тон, сказал более громко, чтобы уж точно перебить звонкий и высокий от возмущения голосок Сергея. Тот мимолетно вздрогнул от его тона, но всё же оставил попытки лепетать оправдания и замер, сорвавшимся голосом спросив: — Да что?! — У вас яичница сгорела! Последующие маты и крики, а также дым, что клубами выплывал из окон их квартиры, видел весь дом. Пожар они не устроили, но ещё одна их сковорода ушла в утиль. Что-ж, Олег, пожалуй, всё же согласиться посетить театр с Разумовским. Давно не был, да и компания приятная... На самом деле, личная статистика Олега доказывает, что чем дальше Сергей от дома тем больше у графа нервных клеток. А нервных клеток у вампира не так много и они, несмотря на их общую регенерацию, никогда не восстановятся...