Маленькая госпожа Цю

      Шэнь Цзю никогда не был стабильным человеком. Его часто шатало от каменного спокойствия до эмоционального взрыва. К огромному сожалению, радость он испытывал редко, даже очень редко, и она потом с разной скоростью забывалась под гнётом темно-серой действительности или окрашивалась в будущем в грустные и негативные цвета.       Последнее произошло с воспоминаниями, связанными с Юэ Ци. Хоть братец и был даже слишком светлым человеком для той мусорки в которой они жили, раздражая многих включая Цзю, но он его вырастил, дал шанс выжить…       И почти сразу оборвал его, подставив. В тот раз подросток как раз находился в состоянии похуизма, и мысли текли так медленно… как карамель в том единственном кондитерском ресторане на главной улице. Вначале до мозга дошла сама ситуация, потом последовал очень холодный анализ и вывод – уже (!) сбежать не получится. А ведь Юэ Ци знал про выверты психики своего названного брата и вполне мог сориентироваться, утащив оттуда всех: и виновника, и подопечного, и самого себя.       Но Цзю тогда снова не повезло…       Зато всё сложилось как нельзя лучше, когда он наорал на Ци-гэ из-за дверей подвала, обвинив его во всем и даже больше. Этим действием он обеспечил хорошее будущее, во-первых, себе, во-вторых, этому упрямому идиоту. И спустя долгое время Цзю получил отличные рекомендации от слишком совестливого второго ученика Цюндин, не обратившего внимание с кем его «бедный» брат пришёл и кого убил.       А вот яркий лучик света, сжигающий все на своем пути включая стабильность в жизни и сетчатку глаза, в виде Цю Хайтан был заглушен болью ото всех травм, полученных в её доме, и, особенно, ощущением рук её брата на теле парня. Да даже обычное и нормальное для человека желание общения всё это: и жизнь на улице, и существование в поместье Цю – перетёрло и сожгло, а ярость стала на то время одной из любимых эмоций, ведь именно из-за неё он не расстался с жизнью. Через минуту правда пришло понимание - воткнуть нож для писем немного вправо-влево и прощай все надежды на свободу, а он бы даже не понял этого под силой чувств, и ему тут же пришлось пересматривать свои приоритеты и снова возвращаться к желанному, но такому недостижимому равновесию. Самая быстрая двойная рокировка морали в его жизни…       Ощущения после первого убийства были прекрасные: стало спокойно, даже радостно, уже было плевать на того темного заклинателя, тершегося рядом с ним последний месяц, и на его желания, и на его мотивы, - лучше стало только после «случайно» опрокинутой свечки.       Девчонку он тогда вынес на безопасное расстояние только из-за искры совести, напомнившей о многих безвыходных ситуациях, из которых Хайтан вытаскивала его, и в каком-то роде жалости к ней. Что взять с сумасшедшей? Она на улице не выживет даже без учёта того, что он забрал её единственное оружие - какой-то кинжал весьма хорошего качества. Хотя у Цзю было на это объяснение – он боялся, что его маленькая госпожа поранится во время попыток защититься.       Ему бы поверили. Слишком не от мира сего была девочка, слишком наивной была. Она говорила о непонятных вещах, рассказывала про вымышленный музыкальный инструмент, начинала философствовать ни с того ни с сего, рисовала слишком странно. Иногда казалось, что она не знает, как пользоваться совершенно обычными для неё вещами. Ещё она была очень капризной и разбалованной. Даже в день встречи на той улице рядом с братом Хайтан чётко сказала, что хочет Цзю себе в личные компаньоны, и Цю Цзяньлоу, ставший помещиком после смерти обоих родителей при странных обстоятельствах – поговаривали, что он сам убил их, - тогда не смог выдержать слезливого нытья, от которого становилось мерзко, щенячьих глазок и заискивания. А в их собственном доме, где слуги не могли даже чихнуть в её сторону, девочка вообще ни в чем себе не отказывала и к удовольствию брата не считала, что надо вести себя прилично: сидела на коленях этого ублюдка, принимала с ним ванну, даже спала иногда.       Таким, как она, нельзя давать в руки ничего опаснее палочек. Это прекрасное объяснение.       Шэнь Цзю вначале сильно сдерживался, пытаясь не показать противоречивые желания – вроде и задушить хочется, а вроде и жалко. Она же не виновата, что не видела ничего плохого в своем окружении. В её жизни не было трупов, вывозимых из дома, презрительного отношения всех окружающих, завидующих ей. Потом привык и просто стал пользоваться её желанием поиграть с личной игрушкой в любое время дня и ночи.       Вот только то, что парень проебался, решив «защитить» эту наивность и не взять Хайтан с собой в ученичество к У Янцзы, он понял уже позже. Девочка могла легко разрушить его и так неважную репутацию просто рассказав про убийство своей семьи. Выбирая между позором среди совершенствующих и клеймом убийцы и разбойника, он посчитал, что первое не так сильно ударит по его будущему, и начал искать Цю Хайтан по всем местам, куда она могла податься.       Если учитывать её отвратительное знание мира, то единственный вариант – попадание в рабство и продажа в бордель, но точно не смерть – не выгодно. Для наложницы она не была невинна – цена выкупа будет маленькой, а вот куртизанкой она была бы очень хорошей – у неё были манеры, воспитание, девочка получила хорошее образование – самое то для таких извращенцев вроде Цю Цзяньлоу.       Найти её не получилось… может быть из-за большого количества прошедшего времени, может быть из-за какого-либо неизвестного фактора, но это так. Он тратил баснословно много денег для получения информации о новых сестрах, старался быть как можно более мягким и добрым рядом с работницами публичных домов, и ничего. Сколько манекенов пострадало из-за этого, сколько соучеников впали в истерики после его грубых слов… неприятно.       Но были и плюсы. Со временем Цзю примелькался во многих заведениях, его начали узнавать, радоваться его прибытию и даже бесплатно угощать потрясающим чаем. К восемнадцати годам он узнал все свои желания – отдохнуть в приятной спокойной компании с отличными закусками, узнать сплетни и никакого физического контакта. В таких условиях ему становилось очень спокойно, даже паранойя притуплялась – парень хотя бы начал высыпаться.       Может быть, в первые разы он ещё волновался, но когда полностью изучил структуру зданий, систему безопасности работников и клиентов, уверенность в том, что его сон не будет прерван, возросла во много раз. Потом появилась идея открыть собственное заведение. Были изученны многие вопросы, приняты важные решения, и для проводов плана в жизнь не доставало только одного – денег. Стипендии явно не хватало. Выходов было несколько: или копить (займет вечность), или одалживать. Последние, к сожалению, было более реалистично, чем накопить сто золотых, с получки в пятьдесят медных.       Пришлось искать кредитора. Во внешнем мире у него не было связей и был огромный шанс утечки информации. Пришлось разнюхивать в школе. И, вот "удивительно", такой нашёлся на Аньдин – главный ученик. Вначале было даже радостно – он ещё помнил совместное задание с уничтожением тварей из колодца – Шан Хуа тогда незатейливо свалился в обморок, даже не пытаясь сопротивляться. Сразу становилось ясно, чуть надавишь – не будет сопротивляться. Жаль только, что на своем поле эта тряпка приобрела свойства каучука: вроде и прогнулся, но почти сразу принял свою прежнюю форму, заставив деформирующий объект отскочить с той же силой, с которой был нанесен удар.       В тот раз ему пришлось уступить, но зато он приобрел не сложного врага, а партнера по бизнесу, который ещё и делает за него всю работу. Как бы Шан Хуа ни ныл из-за этого, документы всегда передавались ему уже готовыми, медицинские проверки проводились в автономном режиме, клиенты приходили всё чаще, недовольные получали или компенсации, или волчий билет. Самому ученику Шэнь уже начало казаться, что свои деньги он получает только за идею, поэтому иногда – только иногда, - он делает вид, что поддался детским угрозам, и выполняет свою часть работы, наблюдая за самодовольным лицом соученика.       Он так привык ко всему этому, что со временем отдых в комнатах куртизанок заменил сон в кабинете главного ученика Аньдин. Тихие шебуршания успокаивали нервы, приводили в то пофигистическое состояние на очень долгое время и просто смешили – Шан Хуа постоянно вздрагивал от его взгляда, старался игнорировать, но это не помогало. Парень хоть и старался прогнать его, но как-то без огонька – видно боялся очень. Это было так смешно, что уходить не хотелось.       Учитель Пан Минь – Лорд пика Цинцзин, - тоже очень сильно помогал приводить в равновесие своего ученика. Этот мужчина был, наверно, единственным, кто знает о Шэнь Цзю больше остальных – рассказать пришлось. У парня просто не было выбора – или он молчит и его выкидывают вон, или дарит Учителю власть над ним и получает награду в виде помощи, понимания, своеобразного доверия и разрешения делать все, что будет нужно. Последнее, разумеется, было предпочтительнее, пусть и очень било по его бедной паранойе. Более-менее успокаивало её только понимание – без этой негласной сделки он бы никогда не стал первым кандидатом на место Лорда Цинцзин, никогда бы не смог получить полное игнорирование в тот момент, когда его идея – бордель – только реализовалась: если бы такое решили сделать другие, то их бы минимум понизили, - и никогда бы не смог более-менее выправить своё совершенствование.       Он же научил своего нового весьма преданного ученика игнорировать идиотов, говорящих за его спиной, и отвечать на издевательства не кулаками, а словами. Дал взаймы веер, метафорически отгораживающий от всего мира, и учил, учил, учил. Не жизни – этого добра он получил больше, чем нужно, - а настоящим знаниям. Проверял целиком заученные трактаты о демонах, демонических животных, просматривал из раза в раз повторяющиеся движения с мечом. Даже заставил найти более подходящее оружие, поняв, что ученик никогда не откажется от меча даже в том случае, если точно не сможет выиграть честно.       Почти сразу после этого появилась Камелия. Красивая, с узорами из разных цветов и растений, мощная, призванная рубить головы, а не защищать, тяжёлая двусторонняя секира заставила его в первый раз влюбиться. Да, он почти не использовал её, но само нахождение Камелии в мешочке цанькунь успокаивало и придавало уверенности – в любой момент она могла разрубить врага. Позже, конечно, появился меч Сюя, который тоже помогал и защищал, а ещё он не был против нахождения боевой подруги рядом, спокойно войдя в «семью». Пусть его душа и была очень примитивной, но даже такая, она понимала свою роль основного оружия, предлагая создать собственный стиль и с Сюя, и с Камелией. Шэнь Цзю гордился своими малышами.       Даже Шан Хуа залип на них! А он находится очень далеко от понимания боевого танца меча, что уж говорить про другие виды оружия. Логист предпочитал вообще не взаимодействовать с этой темой, исключая, конечно, общение с кузнецами и закупки металла.       Собственно, жизнь на Хребте Цанцюн портил только один минус - один богатенький ученик с Байчжань заставлял беситься от одного своего псевдо-благочестивого вида, что соответственно усиливало конфронтацию пиков.       Лю Минью был избалованным вниманием мальчишкой, думающим только о том, как бы утвердить своё господство. Каждое его слово буквально кричало о наслаждении своим шармом идеального заклинателя, доброго, справедливого и очень-очень сильного! И при этом настолько глупого, что Шэнь Цзю становилось тошно рядом с ним. А ещё очень обидно – этот идиот мог попрекать его только из-за того, что бывший раб не успел правильно развить свое совершенствование вовремя и не идеально владел искусством меча, смея использовать разные хитрости или ловушки.       Он все свое время тратил на развитие. Стоило только понять, что больше тело не сможет продолжить тренировки, ученик уходил в библиотеку. Когда голова уже начинала взрываться от заученной информации, которую ещё следовало понять – он начинал помогать Лорду пика. И лишь игра на цине или ухаживание за Камелией помогала уложить знания по полочкам, прийти в стандартное для него «равновесие», а Лю Цингэ смеет говорить, что он недостаточно старается? Смеет насмехаться над ним?       Его учитель только как-то по-особенному ухмылялся, снова и снова видя раны и синяки, и только от этого становилось стыдно за свой контроль. Из-за этого неприятного чувства (откуда оно только взялось? Расслабился, что ли?) Цзю с каждым разом все спокойнее переносил подстрекания и уже к двадцати годам полностью прекратил бои между ним и Лю Цингэ, и это только сильнее бесило этого идиота, принося Шэню невиданное удовольствие. Со временем пришло истинное понимание положения вещей – если Цзю будет использовать Камелию или что-то не относящееся к изящным боевым искусством в «тренировочном» бое с соучеником, то его обвинят в нечестной игре при любом исходе, а вот если он не будет драться совсем, то и предъявить будет нечего – даже трусостью не назвать. Кто-то пытался, но одна единственная фраза пресекла попытки.       -Заклинатели призваны защищать, и сражение с братом по секте, по моему мнению, плохо вписывается в это понятие. А у вас есть возражения, дорогой шиди?       О!.. Шэнь Цзю гордился этой фразой. Она была вежливой, учтивой, что не придерёшься. Просто идеальной. А ещё очень правильной с точки зрения человечности. Конечно, пришлось напрячь мозги, чтобы выдать вот так сразу, но наработки к тому времени уже были – было довольно легко просчитать реакцию окружения. Несколько предложений – и Шэнь Цзю освобожден от спаррингов, а дорогой шисюн Юэ помог полностью вырезать начавшие появляться слухи о Цзю.       Жизнь после этого стала лучше, чем терпимой. Её можно было даже назвать хорошей – почти ничего не раздражало, а если что-то такое и было – можно было легко найти плюсы в этом или избавиться от неприятного фактора. Парень даже забыл одну из важнейших целей в своей жизни и просто-напросто забросил поиски Цю Хайтан, продолжая существовать в комфорте, изредка выплескивая ярость в бойне.       Тихо, мирно, спокойно... Что ещё можно было желать?       Вот только мир, видимо, решил впервые в жизни исполнить маленькое желание несчастного человека.       -А-Цзю!       Цю Хайтан нашлась самостоятельно, как и было предсказано, в борделе, вот только это было единственное совпадение.       Высокая, метр семьдесят или около того, с очень хорошо развитой мускулатурой, которую наметанный глаз увидел почти сразу, одетая в очень простые вещи цветов целителей, среди которых выделялись разве что боевые перчатки, и с коротко обрезанными волосами. Настолько коротко обрезанными, что даже ему, видевшему на улицах многое, было стыдно. От той раздражающей девчонки в изящных и богатых одеждах остался непонятный взгляд, живость в движениях и эмоциях и раздражающее обращение.       Такие не водятся в борделе. Особенно в его (!) борделе.       -А-Цзю!!! – ещё раз, размахивая руками и явно сдерживая себя, воскликнула эта девушка, которую точно нельзя было назвать «той самой». – Я так рада тебя видеть! Мы с тобой не виделись... - небольшая пауза, - очень-очень давно! Как у тебя дела? Я тут пообщалась с Шан Хуа… Ты знаешь кто это? Конечно, знаешь!! У вас же общий бизнес! Так вот, я с ним пообщалась, он многое о тебе рассказал. Я так рада!       «Цю Хайтан» тараторила очень быстро и без остановок, и это сильно выделялось из прошлого образа, но стоило подойти вышеупомянутому Хуа, как она тут же начала сбавлять скорость и в результате, тяжело выдохнув, замолчала. Перед ней тут же оказалась пиала, которая была за секунду опустошена.       Ученик Аньдин, воспользовавшись паузой, повернулся к нему.       -А представь, что было, когда я ей сказал, что у нас есть ученик, полностью подходящий под описание её брата? Раньше с ней было приятно общаться, после – нет. Ей так хотелось узнать у меня все о тебе, что даже страшно становилось…       -Я просто очень скучала и переживала…       -Брат?       Цзю даже не обратил внимание на тихий бубнёж уже спокойной и более адекватной девчонки, пьющей уже третью чашку кипятка, и уцепился за самое главное, по его мнению.       Брат?       -Н-ну да, - чуть неуверенно кивнул в ответ Шан Хуа, - ты брат Шэнь Юань, разве нет?       Это всё очень странно…