Заметки на полях Диады

      По длинной кладбищенской аллее идет старик. Каждый шаг дается ему с трудом, его спина согнута, словно он несет пятитонный грузовик, а из горла при каждом шаге вырывается хрип. Старик одет в нечто, напоминающее военный мундир, и обут в нечто, напоминающее сапоги – для более точного определения одежда и обувь слишком изношены. Вокруг до самого горизонта тянутся ровные ряды могил – одинаковые надгробия, одинаковые расстояния между могилами, одинаковые, в сущности, люди, одинаковая надпись на каждой плите.

Memento mori.

      И старик помнит, хотя предпочел бы забыть. Слишком много мертвецов для одного человека. Слишком много вины.       Так выглядит большинство могил – но не те, что стоят по бокам аллеи, словно молчаливый почетный караул. Каждая из них уникальна: каждая из них – это близкий человек. Каждая – его вина. Возле каждой из этих могил старик останавливается, чтобы зажечь свечу. Возле каждой он помнит.       Мужчину звали Сигнус. У него было все, о чем можно мечтать: семья, друзья, деньги, любящая жена. Все сгорело в одночасье – а потом сгорел и сам Сигнус. Ему было 54 года.

Ибо прах ты, и в прах обратишься.

      Женщину звали Виолетта, и она была женой Сигнуса. Она получила пулю в аорту в битве, которая не имела смысла. В ее смерти совершенно не было необходимости. Ей было 50.

Это моя война!

      Женщину звали Лили. Она была счастливой матерью год и три месяца. Ей было 21.       Мужчину звали Чарли. Он просто исчез, был исключен из жизни. Ему было 19.       Мужчину звали Сириус. Он получил чужой приговор и взошел на чужой эшафот. Ему было 37.       Мужчину звали Джон, и он был асом-истребителем. Он был убит за свое происхождение. У него остались жена и пятилетний сын. Ему было 32.       Женщину звали София, и она погибла в Варшавском гетто. Ей было 42.       Мужчину звали Джеймс, и он не ждал предательства от друга, потому что сам был для этого слишком честен. Он умер в бою с орудием в руках. Ему было 21.       Мужчину звали Али, и никому не удалось понять, как он оказался в Глазго в нужный момент в нужном месте. В Лондоне он оказался за три месяца до конца войны и остался навечно. Ему было 61.

***

      Старик преодолел аллею за полтора часа, которые казались ему вечностью, не пропустив ни одной могилы. Не пропустив ни единого клочка памяти, ни унции вины. Оставалось всего четыре могилы: три перед ним и одна чуть дальше. И несмотря на то, сколько он уже увидел, старик все равно задержался на несколько минут. Не дольше и не меньше, чем задерживался каждый раз на протяжении многих лет. Эти три имени были были его величайшим преступлением, Magnum Opus в его сооружении персонального Ада. Гарри Поттер Том Реддл Геллерт Гриндевальд       Две могилы были пусты – временно, как прекрасно понимал старик. Плита и надгробие третьей, как и обычно, были созданы из чего-то, напоминавшего серую пыль, и под этой же пылью скрывалась выбитая золотом надпись:

РАДИ ОБЩЕГО БЛАГА

      Старик не стал долго задерживаться перед тремя могилами – не хотел, да и не мог. Он лишь трижды щелкнул зажигалкой, и прошел дальше, к последнему надгробию, оставляя за спиной освещенную мерцающими огнями аллею мертвецов.       Ее звали Ариана, и она была его первой жертвой. Ей было 14 в тот день, когда она бросилась наперерез Убивающему Проклятью, предназначавшемуся для ее брата. Старик знал: он этого не заслужил. Было бы лучше, если бы тогда он получил свое проклятье. Было бы лучше, если бы он так и остался на той лужайке, смотреть своими мертвыми глазами в такой голубое и такое безоблачное небо. По крайней мере, он бы не стал виновником стольких смертей.       А еще ему не пришлось бы нести на себе груз ответственности.

***

      Старик подносит зажигалку к свече, и удовлетворенно смотрит на яркое – до боли в глазах – пламя, а затем на зажигалку. Зажигалка гаснет, и старик прячет ее в карман, а затем поднимает свое лицо на установленный в надгробии портрет своей сестры. Скоро, говорит он себе. Никто не должен жить вечно – особенно он. И впервые за долгие годы голос старика нарушает тишину кладбища. Старик молится за упокой своей души, а затем выпрямляется, глядя в небо. Спустя секунду свечи гаснут, а в своем кабинете Альбус Дамблдор, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, поднимается над Омутом Памяти.       В тишине кладбища остаются стоять прорезаемые единственной аллеей ряды могил.