(Обратный) отсчёт времени

Жан Моро присоединится к Троянцам, как только снова сможет играть. Он потратил слишком много времени впустую, и ему все еще кажется неправильным отдыхать, восстанавливаться, оставаться в постели только потому, что он болен, ранен и сломлен, пропускать тренировки только потому, что он не может ходить. Он играл со сломанными пальцами, он играл со сломанной лодыжкой, он играл с раной на голове, кровоточащей по шее. Он упал на колени на корте, и когда Рико взглянул на него, он встал и продолжил играть. Поэтому он возвращается как можно скорее, и тогда обратный отсчет начинается снова, потому что в его голове всегда был один. Сколько лет до окончания школы? потом, сколько месяцев? И он не мог дождаться, когда начнет считать дни. Жан просто слишком привык к этому, чтобы остановиться сейчас, и это двенадцать дней. Пока он не задастся вопросом, действительно ли это необходимо, потому что выпускной перестал быть этим раем в конце пути, несбыточной мечтой, высшим призом. Он понимает, что, возможно, ему это не понадобится — возможно. Когда он облажается, когда игра закончится — он не будет наказан даже дополнительными кругами. — Он устал и восстанавливается, — говорит Джереми. Тренер Троянцев и Джер улыбаются ему, похлопывают его по плечу на его путь к душевым. Жан стоит на пустом корте, совершенно неподвижно, пошатываясь от адреналина, думая, что это, должно быть, трюк, он думает, что Джереми доберется до выключателя света, а потом он... остановится. И засмеется. И запрет дверь. А потом он скажет, — скажи мне, чего ты заслуживаешь, — и Жан знает, что ответ лучше не быть меньше, чем одиннадцать ударов плетью, или ударов клюшкой, или ударов по лицу, или кругов по корту, нет, не кругов, он получит удар наотмашь, если посмеет это сказать, наказание есть наказание, а тренировка есть тренировка. Правильное число обычно двенадцать, но ему может сойти с рук все, что выше. десять? — нет, потому что это не звучит так, будто он пытается быть умным или неуважительным, и это разозлит Рико на него. Больше, чем обычно. Но тренер и капитан уходят, и Жан остается один, и тогда его колени слабеют, и он позволяет себе упасть, а его сердце колотится так громко, что он больше ничего не слышит. Больше нечего слушать. Он один, с ним все в порядке, он в безопасности. Рене звонит ему в девять, чтобы проверить, как идут дела, и она делает это каждый день. На этот раз она слышит недоумение в его голосе, и он не хочет говорить ей, почему, даже если бы она поняла, она видела его в худшем виде поэтому он просто говорит, очень осторожно, что, — его новая команда хорошая. Это все. Они милые. Они, по ее словам, заслуживают каждого из этих трофеев честной игры. Она рассказывает ему о том, что они делали в прошлом году — об игре и о том, как они прикрывали команду Лисов, — и он слушает ее голос, и это так успокаивает. × × × Так что до восемой недели Жан живет так. Он играет, тренируется, разговаривает с Рене, пытается привыкнуть к вкусу свободы. Он пытается не быть мудаком, но это происходит само собой, и он не может остановиться, и он съеживается каждый раз, когда его новая команда прощает его только взглядом и каким-то бормотанием, а иногда даже шуткой. «Что с вами, французами», говорят они, или «вот он снова идет», или нет «Ты просто самый милый». А потом они не закатывают глаза и называют его «Жан — Дебил» и он не остается барахтаться в разговоре, пытаясь понять, что пошло не так и как. Или то, чего не было. Восемь недель из этого означают два месяца, шестьдесят дней сколько часов любви и прощения. О Джереми, идущем рядом с ним повсюду, потому что он знает, что Жан не справится сам. О людях, имен которых он не знает, спрашивающих, все ли с ним в порядке. × × × Он срывается, как все и ожидали. Он оскорбляет каждого из них лично и команду в целом, и их тренировки, и методы, и мораль, и подавляющую удушающую вежливость, и когда он заканчивает, в комнате не слышно ни звука, кроме его тяжелого дыхания, он не может этого вынести, поэтому он бросает ракетку на землю с такой силой, что она трещит и топает из комнаты. Он добирается до ворот, а потом прижимается головой к стене и теряется, он опускается на землю и вниз, вниз, вниз, он потерялся, потому что это недолговечный сон на фоне. Семь лет с тех пор, как Рико выбил из него это отношение и превратил его из кричащего, дерущегося, злого — беспорядка в ломающего свою руку по приказу, и Жан не может вернуться к тому, чтобы быть бойцом. Он не может этого сделать, он не может дышать, и тренер подходит к нему и спрашивает — это помогло? И Жан вздрагивает, и он говорит очень четко, —нет, Тренер, этого не произошло. Он слышит, как мужчина вздыхает, потому что они уже проходили через это раньше. Это было первое, что он сказал ему, чтобы он бросил эту странную чушь и пошел за тренером или Джереми, если ему это абсолютно необходимо. Но сейчас он ничего не говорит, и Жан дышит немного легче, потому что он стоит на коленях и проявляет уважение, и это кажется правильным. На одну яркую идеальную секунду он делает то, что должен делать. Затем тренер садится на пол рядом с ним и говорит, — поговори со мной. — Жан подчиняется, потому что выбора нет, и рассказывает ему о обратном отсчете. И вот так просто есть шесть человек, которые знают об этом, если считать самого Жана. Тренер. Рене. Нил. Кевин. и Рико. И он отстраненно размышляет, должен ли он рассказать Джереми и сделать его семерым, но нет, он не хочет, чтобы кто-то еще жалел его. — Я собирался покончить с собой, — говорит Жан, потирая лицо, затем глаза. — Я все спланировал, все уладил. Видите ли, это было частью сделки, потому что у нас, конечно, не было оружия в Гнезде, и мы всегда были в паре, так что это было невозможно. Я все же попробовал один раз, с бритвенным лезвием. Это не... я имею в виду, очевидно, это не совсем сработало, а потом... — Они были безумны. — Сухо говорит тренер. — Да. Они были очень безумны. Так что Рико заключил с ним сделку. Или предложил ему подарок, поскольку Жан ничего не мог дать ему взамен. — Он сказал мне, что позволит мне это сделать. Если я доберусь до выпускного вечера, а еще он сказал, что позаботится о том, чтобы я это сделал, он сказал, что вложит мне в руку пистолет и позволит нажать на курок. — Он лгал. Он ни за что не стал бы вооружать тебя после всего, через что он заставил тебя пройти. — Нет. Он не был. Я уверен, что это не так. Я уже целую вечность считаю дни до этого. Я даже не помню, чтобы не думал об этом. И Рико знал, что Жан не выстрелит в него. Они оба знали, что он приставит эту штуку к своей голове и даже не нажмет на курок, пока Рико не разрешит. Тренер снова вздыхает. — В следующий раз, когда тебе захочется это сделать, дай мне знать, слышишь меня? Жан не знает точно, как он реагирует на это, но тренер хмурится и быстро добавляет, — не для наказания или чего-то в этом роде. Я просто хочу знать. Мне нужно твое честное слово, что, если ты когда-нибудь решишь покончить с собой, ты честно предупредишь меня. Жан знает, что делает, он знает, что это уловка. Он знает, что этот человек просто хочет получить шанс отговорить его, если до этого когда-нибудь дойдет. От этого у него так, так сдавливает горло, что в глазах становится жарко, и он кивает. Тренер кивает в ответ, мрачный и строгий, и дает ему пять минут, чтобы собраться с мыслями, а потом заставляет его вернуться и извиниться перед своей командой. Он делает это, и они прощают его. × × × В ту ночь Джереми ложится и говорит, — четыре простых правила хорошего поведения на корте — никого не оскорбляй; никого не бей; ради Бога, не топай ногами и одно бонусное правило, — которое он не может точно сформулировать, но в основном оно сводится к тому, чтобы не быть ослом. Жан знает, что он имеет в виду. Он холоден, высокомерен и высокомерен, когда не сдается. Итак, последнее правило — не будь таким. Они оба знают, что он не может измениться, но когда он говорит, — да, капитан. — приглушенным голосом, Джер ухмыляется, как будто верит, что сможет это сделать. × × × Три ночи спустя Джереми идет его будить. Жан чуть не сломал ему нос. А потом он разлетается на миллион кусочков, он внезапно возвращается в Гнездо, и он только что ударил Рико, и он вылезает из кровати и становится на колени на полу, он рыдает и умоляет, и Джереми дает ему как можно больше места, не выходя из комнаты, запирает дверь, и Жан ждет его — избиение всей жизни. Джереми сидит на полу, широко раскрыв глаза, и молча ждет, пока он не успокоится, пока дрожь не прекратится, а затем говорит ему взять выходной. Похоже, он добрый. Он звучит мило. Затем он уходит, и Жан остается наедине со своими мыслями. У него впереди целый день, и ему нечего делать. Никакой боли, которую можно было бы ожидать, никакого наказания, через которое можно было бы пройти. Он умывает лицо холодной водой, пока снова не становится похожим на человека. Затем он звонит Рене. Она сразу же берет трубку, и они договариваются встретиться за кофе, и ему требуется полчаса, чтобы добраться туда, останавливаясь каждый два шага, чтобы осмотреться и убедиться, что за ним не следят, что он действительно вознагражден за то, что ударил своего капитана, за то, что нарушил главное правило этого человека, да ведь он мог бы даже уйти, если бы захотел. Он все еще цел, он все еще в безопасности. Он не уходит. Он пьет кофе, разговаривает с Рене и возвращается к Троянцам. Они игриво освистывают его за опоздание, и Жан вздрагивает, а затем улыбается. Он кланяется им в притворном почтении. Джереми улыбается ему и хлопает по плечу, как будто ничего не случилось, и за это в одну ярко-идеальную секунду Жан верит, что может исцелиться. После этого он прекращает обратный отсчет навсегда.