И корабль плывёт (E la nave va)

— Мир сидит на краю горы. — Мир сидит на краю дыры. — Лев, все только вас и заждались. – Женщина кокетливо улыбнулась и отпила прохладное шампанское. Торжество было в самом разгаре, гости лениво передвигались по залу после бурной ночи, но всë же не теряя былого величия. Отовсюду звучали прославленные в богемных кругах голоса. Лайнер "Глория" шëл точно по курсу, везя элиту итальянского общества, дабы проститься с оперной дивой Эдме Тетуя и развеять её достопочтенный прах. Островок Клио должен будет встретить пассажиров, развлекающихся на этом празднике жизни и неведающих несчастий. Лев прошёл в центр зала, бодрясь бурлящим напитком. Утреннее солнце отражалось в изящном бокале, обрамляя его своим ярким светом. Он закурил и выжидающе посмотрел на публику. Ему уже откровенно хотелось скрыться из этого места, ведь он так и не нашёл себя среди приторности подобных мероприятий. И каждый раз, собираясь на новое, упорно об этом забывал. Но скучать в ожидании бурных оваций долго не прошлось, ведь невозможно было не желать насладиться столь пленительным голосом этого певца. Абсолютно никто не сомневался в его исключительности и каждый раз гости с нетерпением ждали музыканта. — Маэстро, начинайте! – Крикнул кто-то далеко впереди. Лев усмехнулся, вновь отпил шампанское и наконец начал. Его обволакивающий тенор не мог никого оставить равнодушным. Люди наслаждались новым днëм, как вдруг один из вошедших только что в зал воскликнул. — Друзья, у нас неприятности! И это было даже слабо сказано. Как оказалось, ночью капитан корабля принял на борт сербских беженцев. Они спасались от начавшейся недавно мировой войны. Теперь люди в смятении. За ужином некоторые решили пожертвовать провиантом для новоприбывших. Они стояли на палубе, прислонившись к запотевшим окнам в ожидании. Льва между делом попросили вновь покорить всех своим шальным голосом. – Какая выразительность! Кажется он сам переживает то, о чем поёт. – Обсуждали его в толпе. Певцы вообще были натурами утончёнными и привыкли к всеобщему восхищению. Поэтому для Льва не стала откровением такая реакция не только со стороны коллег, но и беженцев. Пассажиры всë же были заметно напряжены данной обстановкой. Но общественное волнение присмирили сербы, устроившие к вечеру народные танцы. Пассажиры сначала с опаской решили к ним присоединиться, но затем вошли в раж. В их числе конечно был и Лев. Он ритмично двигался среди жеманных и серьёзных тел. Сновал через них, изображая веселье, хлопая в тон остальным. Но вдруг он заметил длинноволосого мужчину в толпе. И по законам жанров их утомленные здешней суетой взгляды встретились. Певец, решив что это знак, пританцовывая проследовал к нему. — Занятный день. – Изъявлял Лев. — Это точно. – Отозвался мужчина. Он, взмахнув русыми волосами, обернулся. – Вам что-то нужно? — Да нет, просто подумал, вдруг вы располагаете сейчас к общению? Почему-то захотелось подойти именно к вам. – Певец вдруг решил пренебречь стандартными правилами этикета. Хотя серба это судя по всему не смутило. — Вот как. – Улыбнулся длинноволосый. – Как ваше имя? — Лев. – Он снял черную шляпу и протянул правую ладонь для рукопожатия. Призывно взглянул на оппонента. — Александр. – Тяжелая мазолистая ладонь заключила в свою музыканта. Он отломил кусок хлеба и протянул прилетевшей на огонёк чайке. — Зачем вы еë кормите? Это недобрый знак. — Да? Ну хорошо. Пусть будет так. – Он отряхнул крошки с рук. – А вы певец, да? — Верно подмечено. – Что-то невероятно знакомое притягивало в глубине этих темных глаз. — На самом деле я без ума от оперы. И кажется слышал как вы пели перед ужином. – Он пошарил по карманам в поисках чего-то. – Вот ведь! У вас сигарет не найдётся? — Держите. – Он протянул ему солидного вида сигару и поджёг. Затем проделал всë те же манипуляции, но уже для себя. Он изучающе смотрел на нового знакомого. Свободный от предрассудков, он даже не заметил его облик: рваную серую одежду, спутанные волосы. Впрочем, остальные потерпевшие выглядели не лучшим образом. Они умудрились ни на шутку разговориться. Впоследствии Лев предложил продолжить в его номере за бутылочкой Шардане. И так легко им было и свободно. — У меня семья осталась в Белграде. Мать с отцом. Уезжать им стало жалко, дом бросать не хотели. Теперь уж не знаю что с ними. – Судя по тону, ему было тяжело делиться этим. Но выговориться хотелось. — Мне жаль... Мы вообще все тут зря развлекаемся. И ведь не видим совсем приближающейся катастрофы. А на самом деле стоило бы... — Ладно, не будем о плохом. У меня нет желания об этом думать. Давайте о чём-то попроще. – Он пьяно зевнул и саркастически заметил. – Вот до меня например дошли слухи о носороге в трюме. Развлечения у вас конечно на любителя. — Я тоже не в восторге. Особенно от их запаха. – Они лежали на просторной кровати, прислонившись друг к другу сильными плечами. Лев приподнялся и осторожно заправил выбившуюся прядь серба за ухо. – Вам очень идут длинные волосы, вы об этом знаете? — Думаю, можно уже на ты. И да, теперь знаю. А между тем на палубе веселье не стихало ни на миг. Вечер неумолимо продолжался.

***

— Это флаг Австро-Венгерского флота! Они требуют выдачи сербов, которых мы подобрали. Мы телеграфируем им. – Военный корабль приближался. Члены экипажа пытались разобраться с надвигающейся бедой. Беженцы плотно столпились на палубе, ожидая решение капитана. — Svi æemo biti zarobljeni i zatvoreni. Nemojte nas izdavati. – Постановил один из них. — Что говорит этот молодой человек? — Он говорит, что нас всех возьмут в плен и посадят в тюрьму. И что вы не должны нас выдавать. – Перевела отчаянно женщина в черном. Переговоры не удавались от слова совсем. Они не могли принять их требования, а именно: выдать беженцев. — Нужно успокоить людей! И тут военные открыли огонь по "Глории". Австрийцы настаивали на своём. Большими усилиями удалось остановить их, ведь судно приближалось к острову, а австрийцы как ни странно тоже оказались поклонниками усопшей Эдме. И, так и быть, дали добро на отпевание. Певцы собрались на палубе, готовясь к церемонии. Лев, чуя близкий конец, искал холодными глазами Александра. "...Услышь мою молитву. Ты знаешь, что человек лишь прах и пепел. Прах к праху, пепел к пеплу. Благость и милость, да сопроводит меня во все дни жизни моей..." Священник умолк и прах торжественно был развеян. Кто-то пустил слезу по усопшей, кто-то вспоминал её, застав при жизни. — Было бы превосходно, если бы вся эта церемония тронула сердца австрийцев. И их военный корабль удалился, посылая нам салют. Голоса слились воедино в прощальной песне. Беженцы шли мимо певцов, одни налегке, другие с авоськами. Но абсолютно никто из них не смотрел в сторону музыкантов. Лев, лишь завидев в толпе знакомую макушку, встрепенулся. Он не горел желанием оставаться с этими людьми, так может хоть раз надо решиться на безрассудство? Здесь и сейчас. — Александр! – Он подбежал к мужчине и схватив его за руку, устремился в сторону спасательной шлюпки. И как только лодка заполонилась людьми, её спустили на море. Бушующее в особом свете луны. Он махал своим коллегам, посылая всех далеко и надолго в бескрайнее плаванье, к счастью уже без него. Они держались за руки, будто сейчас их накроет леденящая душу волна. И каждый в глубине души понимал необходимость этого действия. Но вот только они начали подплывать к вражескому кораблю, как Александр ухмыльнувшись резко вскочил и запустил гранату в открытый пушечный люк. Лев изумлённо глядел на австрийское судно, чья учесть была предопределена сербским подрывником. Глаза его отражали море. Бескрайнее синее море, в блеске горящего корабля. "Глория" же прежде получила снаряд от австрийцев и вслед за ним оседала на дно. И люди, сидя в лодках, смотрели. Смотрели на обломки жизни двух гордо почивших кораблей. И корабль плывет, И сквозь колотый лëд Я смотрю в эту черную воду.