Чарли-Чарли

Хёнджун тогда несколько часов просто просидел рядом. Ему ничего и не нужно было больше. Просто быть рядом с тем, кого он действительно любит. С тем, кто по-настоящему любит его. Чувствовать, что его касаются и обнимают. Ему позволяют найти удобную позу, прижаться и спрятать нос в складах чужого свитера. Он может просто расплакаться и его просто погладят по спине, скажут, что все хорошо. Что он не один. Хан наконец чувствует себя защищенным. Гониль снова чувствует ту лёгкость по всему телу, спокойствие. Он знает, что его чувства взаимны. В отношениях Джунхан будто стал другим. Более скромным что-ли. Вечно спрашивает, можно ли ему сделать что-то в чужой квартире, хотя фактически почти живёт здесь. Боиться сказать или сделать чего-то лишнее. И плачет, когда Гу говорит ему, что любит. Просить сказать так еще раз. Ещё, ещё и ещё. Будто не верит. И все равно каждый раз плачет. А после прижимается к Гонилю, зная, что его обнимут и скажут, что все хорошо. Как-то Хёнджун разбил тарелку, пока мыл её. Он весь день извинялся. А на следующий купил новую. Он ездил за одной тарелкой часа два. Только чтобы купить той же расцветки. Конечно Гониля это умиляло. Но только первое время. Потом Хан стал слишком много извиняться по мелочам, спрашивать разрешения и плакать просто так. Плакать от проявления любви в его сторону и извиняться за это стало его привычкой. — Эй, Хани, — вдруг проговаривает Гу за совместным ужином. — Я хочу поговорить с тобой. — Давай поговорим, что случилось? — Джунхан улыбается, хотя сердце начинает биться чаще. Это первый их такой серьёзный разговор. Он намного волнительнее и неожиданнее, чем казался. — Ты.. изменился. Не такой, как до начала наших отношений. Как будто стал закрытым. Постоянно спрашиваешь разрешения, извиняешься, — Гу переживает. Крутит в руках вилку, стучит пальцами по столу, бегает глазами по всей кухне. Он знает, что Хёнджун расплачется прямо сейчас. Что он чуть ли не коленях будет извиняться перед ним. — Это ни в коем случае не упрёк, малыш. Просто.. я переживаю. Джунхан замирает. Господи, он опять все портит. Опять заставляет волноваться людей. Из всех сил он пытается проглотить слезы и ком в горле. Не выходит. Как же он жалок. Эти мысли не выходят их его головы. Хана начинает трясти, и он боится посмотреть на собеседника. — Гу, я, — все. Слезы заполняют его глаза, текут по щекам, скатываются и падают на домашние штаны. Слезы переходят в истерику, он начинает всхлипывать, не переставая мелко дрожать. Гониль чудесно понимает, что это отголосок его прошлых отношений. Знает, что Джунхану все ещё очень сложно. Все те раны ещё не зажили до конца, все это будто освежает то время в памяти. — Все хорошо, слышишь? Я правда не хочу, чтобы мы уже сейчас начали замалчивать свои переживания, — проговаривет Гу, обнимая младшего. А тот буквально впечатывается в него, крепко прижимаясь. Тычется носом в плечо, пытаясь унять дрожь. — Я рядом, котёнок, рядом. Все, все. Всё в порядке, малыш, я тут, — пытается успокоить Гониль, когда слышит, что Хани буквально захлебывается в слезах у него под боком. Как можно было настолько травмировать его? Он же совсем не воспринимает заботы в свою сторону и так горько плачет от самых простых мелочей. Так крепко прижимается, будто отстраниться совсем немного и его забудут, уйдут, бросят. Он все ещё не оклемался, но уже бормочет извинения. — Гу, я не знаю, как избавиться от этого. Я ничего не могу поделать. Я стараюсь, правда, — бормочет Джунхан, не отстраняясь от Гониля. — Я очень стараюсь, Гу, очень! У меня не получается.. не получается, — новая волна слез накрывает парнишу с головой. Он будто перестаёт слышать партнёра, в ушах только шум, собственные всхлипы и извинения. Гониль лишь глубоко вздыхает. Хани еще нужно время, чтобы понять, что теперь, когда они вместе, ему не нужно боятся. Не нужно взвешиваться каждый день, снова голодать и замерять объёмы своего тела дрожащими руками. Здесь его любят любым. — Ты большой молодец, слышишь? Все хорошо, я здесь, рядом, помнишь? — старший так нежно ему улыбается, хотя самому хочется расплакаться. Насколько нужно было его ненавидеть, чтобы даже сейчас, спустя больше чем полтора года, Джуни так захлебывался в собственных слезах из-за вполне обычного разговора? Джунхан теперь зовёт Гониля по имени, хватаясь за его футболку на спине пальцами и сжимая ткань дрожащими руками. Наконец истерика медленно сходит на нет. Хани все ещё всхлипывает, но больше не плачет. — Вот умничка, — Гу снова улыбается ему, гладит по спине, целует в макушку. Он ведёт Джунхана в ванну, придерживая его. Помогает ему умыться, прийти в себя, наливает воды. — Все, все хорошо. Когда юноша успокаивается полностью, они уже лежат в кровати. Его накрывают одеялом, нежно поглаживают и прижимают к себе. Хёнджун засыпает почти сразу, тихо посапывая из-за заложенного носа.