Громких чувств безликий пепел

— Простите, это не мое дело, конечно... Лера медленно переводит взгляд на немолодую учительницу и едва заметно кивает: — Да, вы правы, не Ваше. У Игоря в школе проблемы — его дразнят потому что его родители «неправильные», «неистинные», а сам он умеет защищаться и дает сдачи (иногда перебарщивает, конечно). Детям сложно объяснить — тут взрослые не всегда понимают, чего уж там — что мир не делится на правильное и неправильное, хорошее и плохое, черное и белое. Учительница, Ольга Николаевна, кажется, отводит взгляд и неловко поправляет выбившуюся прядь. — Его агрессия опасна, мы не можем подвергать опасности других детей... У Леры дергаются в кривой усмешке губы и она звучно фыркает: — Тех самых, что говорят, что он ущербный? Что у него мамы бракованные, или... Как же там было... А, точно. Две ведьмы, что пьют кровь девственниц, чтобы оставаться молодыми навечно и только их глаза их выдают. И Игорь продолжение их, отродье чертово... — Валерия Викторовна, ну что вы такое... — У меня на руках сообщения, а также запись, где чадо достопочтенных Щербаковых намеренно выводит моего сына на конфликт. Игорь молчит долго, не признается вообще ни в чем, списывает синяки на падения, а плохое настроение на усталость. Ему двенадцать и он познает гнилость общества на себе, проходит ад день за днем, что зовется общеобразовательной школой и дружным детским коллективом. Диана, как следак, конечно, замечает неладное, но поздно. Именно поэтому сейчас Лера разбирается, а Ди вместе с сыном дома. Ольга Николаевна очевидно не готова к такому повороту событий и не уверена, как поступить. Оно и понятно, несмотря на то, что связи у большинства родителей отсутствуют, если поднимется шум никто не знает, куда пойдет и кого потопит эта информационная волна. Да и к тому же Диана Дубина пусть и не широко известный, но следователь, а сама Лера — врач, у нее связи есть. В определенных кругах. Будет интересно посмотреть на чью сторону придет больше сочувствующих. — Знаете, мне просто интересно, — задумчиво говорит Лера, поправляя часы на запястье. — Вы закрывали глаза на все. Конечно, обычная практика, пока не дойдет до откровенной жести, но... вам самой не противно? Классовое деление на «свой-чужой» не резало, нет? — Валерия Викторовна, ну что вы такое говорите... — Мой сын систематически подвергался моральному и физическому насилию, издевательствам и доведению до попытки суицида. Вот о чем я говорю и хочу узнать — Вы где были? Учительница молчит, не смотрит в глаза, теребя между пальцев платок. У Леры ярость снова вспыхивает в венах огнем, затапливает обидой и ненавистью ко всем вокруг. Их с Дианой сын не заслуживает подобного дерьма, никто не заслуживает, потому что это просто бесчеловечно. То, что они с Ди сломаны — ладно, похуй, у них хотя бы было немного хорошего в жизни. Игорь — другой, хотя иногда кажется, что очень даже свой, тот самый, которого Лера не знала никогда, а Диана держала на руках, пока тот не сделал последний вдох. Теть Лена говорит, что Игорь весь в своего тезку, прямо как под копирку, и от этого у них всех болит сердце: повторит ведь судьбу. Может, надо было по другому назвать... хотя, конечно, Диана бы просто не смогла иначе, не обманешь ведь саму себя. Лера стискивает зубы, прикрывая веки, жмурится. Нельзя терять контроль, как бы не хотелось. Она выдыхает и наконец, произносит то, зачем в сущности и пришла: — Мы будем подавать в суд. Доведите до сведения ваше руководство, что у всех и каждого из педагогического состава будут проблемы. Это не угроза, кстати. Так, предупреждение. И даже если суд примет смехотворное решение о компенсации, мы с супругой разнесём здесь все, и от какой бы то ни было репутации мокрого места не останется. Терять никому из нас больше нечего. Лера не ждет ответа, разворачивается на пятках и уходит, начиная прикидывать к кому она может обратиться из друзей Юли, чтобы поднять шум в прессе и интернете. Ее осеняет, когда она выходит на улицу и смотрит в серое небо. Контакт Макса Кольцова в записной книжке с симки Юли у нее получается найти с первого раза.