Think we kissed but I forgot (Возможно, мы целовались, но я забыл)

      Ван Чжи обычно не напивался. Он рано освоил небольшой трюк рукой, который в сочетании с фляжкой, спрятанной в рукаве, создавал впечатление, что он мастерски умеет пить.       Напиваться было не вариантом для того, кто полагается на свои мозги, чтобы оставаться в живых. И всё же, сегодня вечером Ван Чжи был пьян.       Возможно, всему виной был холодный зимний воздух. Возможно, дело было в том, что он просто не привык к ойратскому вину. Возможно, это случилось потому, что сейчас он был в пограничных землях, далеко от всех своих известных врагов. Какова бы ни была причина, Ван Чжи основательно напился за ужином, и теперь Дин Жуну оставалось лишь отвести его обратно в шатёр, прежде чем кто-нибудь поймет, что командующий Западной Ограды в стельку пьян.       — Здесь слишком тепло, или мне кажется? — принялся размышлять Ван Чжи.       К его чести, его язык не заплетался, и сам он стоял прямо, как доска, свободно сцепив руки перед собой. Румянец на его щеках можно было даже списать на побочный эффект от пронизывающего зимнего ветра. Но Дин Жун стоял достаточно близко, чтобы заметить, как расфокусированный взгляд Ван Чжи скользит от звёзд на небесах на землю к ближайшему костру.       — Тепло, — повторил Ван Чжи.       На этот раз в его голосе послышалось недовольство. Он икнул и дёрнул воротник своего мехового плаща. Дин Жун быстро убрал его руку, чтобы морозный воздух не успел просочиться Ван Чжи под одежду и тот не простудился.       — В вашем шатре будет прохладнее, — сказал Дин Жун, что было не совсем ложью. В своей палатке Ван Чжи мог раздеться как угодно, и ему, вероятно, стало бы прохладнее. Дин Жун легонько тронул Ван Чжи за руку и продолжил вести его к цели. К чести его командующего, тот ни разу не споткнулся по пути.       Ван Чжи практиковался в ходьбе в пьяном виде? Если это так, то это не было навыком, который он когда-либо оттачивал в присутствии Дин Жуна. Дин Жун отбросил эту мысль, чтобы разобраться позже. Сейчас он просто хотел, чтобы Ван Чжи был в безопасности.       Как только они вошли в палатку Ван Чжи, тот снял шапку и плащ, бросил их Дин Жуну и довольно вздохнул, наткнувшись на свою кровать.       — Да, здесь намного лучше.       Дин Жун смотрел, как Ван Чжи борется со своими сапогами, и рассеянно поглаживал пальцами мягкий меховой плащ. Знакомое чувство нежности просочилось в его сердце, согревая до глубины души. Покачав головой, он отложил в сторону плащ и шапку Ван Чжи и пошёл разжечь жаровню. Сейчас им может быть тепло, но в степях стоит середина зимы, и как только алкоголь выветрится, Ван Чжи почувствует это.       Когда огонь разгорелся, Дин Жун повернулся к Ван Чжи. Тот успел стянуть сапоги, прежде чем рухнуть на груду одеял, и теперь лежал, лениво уставившись в потолок. Дин Жун чуть слышно фыркнул и подошёл ближе, чтобы помочь Ван Чжи раздеться.       — Что ты делаешь? — Ван Чжи ударил Дин Жуна по рукам, когда они потянулись к его поясу.       — Готовлю тебя ко сну, — ответил Дин Жун.       Он снова наклонился, чтобы распустить завязки на юбке Ван Чжи, и коснуться ладонью его щеки. Ван Чжи повернулся на бок, пытаясь оттолкнуть Дин Жуна.       — Тебе лучше остановиться. Только Дин Жун может раздевать меня.       Дин Жун выпрямился, и на его лице мелькнула лёгкая улыбка.       — Правда?       Ван Чжи властно ухмыльнулся:       — Да, и если он не сдерёт с тебя шкуру за то, что ты посмел ко мне прикоснуться, то это сделаю я. Я очень хорошо обращаюсь с кнутом. Он был где-то здесь…       Ван Чжи беспорядочно похлопал по кровати, явно забыв, что его орудия наказания остались в столице. Через несколько секунд он сдался, зевая.       — Вот увидишь. Дин Жун узнает.       Дин Жун пробормотал согласие.       — Мне подождать здесь с тобой, пока не придёт Дин Жун?       Ван Чжи завернулся в одеяло и посмотрел на него, подозрительно прищурившись.       — Выметайся отсюда. Только Дин Жуну позволено быть со мной в постели. Можешь подождать на полу.       Дин Жун послушно соскользнул на пол, и только когда он отодвинулся на приличное расстояние, Ван Чжи позволил своим глазам закрыться.       — Скажи Дин Жуну, чтобы поторопился, — сонно пробормотал Ван Чжи. — Кем он себя возомнил, заставляя меня ждать…       Он умолк и — поскольку был в доску пьян — начал храпеть. Дин Жун не смог удержаться и улыбнулся. Возможно ли, чтобы сердце могло разорваться от такой сильной любви к кому-то? Потому что его сердце изо всех сил пыталось сделать именно это.       Дин Жун несколько минут смотрел, как Ван Чжи спит, стараясь запечатлеть в памяти его тихое посапывание, розовую округлость его щек, и то, как он свернулся в совершенно неэлегантный клубок. Затем он встал, тихо снял с Ван Чжи верхнюю одежду и укрыл его одеялами. А потом, поскольку было уже поздно, и было холодно, а завтра утром у Ван Чжи, вероятно, будет ужасно болеть голова, он скользнул в постель рядом с ним и понадеялся, что его случайно не выгонят посреди ночи, если Ван Чжи с похмелья снова примет его за кого-то другого. …       Ван Чжи медленно приходил в себя, чувствуя себя согревшимся и немного выжатым. У него болела голова, а во рту было ощущение, будто он набит песком, но, учитывая все обстоятельства, он чувствовал себя не так уж и ужасно. Возможно, в ойратском вине всё-таки было что-то особенное. Можно напиться в стельку и на следующий день испытать лишь незначительные последствия.       В памяти начали всплывать обрывки предыдущего вечера, и Ван Чжи с любопытством к ним прислушался. Он был совершенно уверен, что не сделал ничего особенно вопиющего под действием вина, поскольку он был здесь, в своей палатке, и в лагере было тихо. Но единственный способ действительно выяснить это — спросить Дин Жуна.       Ван Чжи повернулся и уткнулся в лежавшее рядом тело. Дин Жун хмыкнул и медленно моргнул.       — Как ты себя чувствуешь?       Голос Дин Жуна был хриплым со сна, и Ван Чжи придвинулся к нему поближе, просто чтобы лучше слышать. Те редкие моменты, когда Дин Жун ещё не был отполирован, не совсем готов к новому дню, следовало жадно лелеять.       — На удивление неплохо. Как прошла ночь?       Губы Дин Жуна задрожали, как будто он сдерживал улыбку.       — Ты вышвырнул меня из постели.       — Я этого не делал, — не задумываясь, ответил Ван Чжи, но тут же нахмурился, когда в его памяти всплыл новый фрагмент. — Почему вышвырнул?.. Что ты сделал?       Теперь Дин Жун усмехнулся, протянув руку, чтобы провести пальцами вдоль бока Ван Чжи. Тот раздраженно вздохнул, слегка оттолкнув его ладонь.       — Это позволено только Дин Жуну, — серьёзно сказал Дин Жун, и в его глазах заплясали весёлые огоньки.       Ван Чжи принял сердитый вид, чтобы скрыть жар, охвативший его лицо. Значит, он всё-таки сглупил прошлой ночью. Но это не означало, что он собирается допустить, чтобы Дин Жун дразнил его теперь.       Очевидно, что отвлекающий манёвр был бы очень кстати. Ван Чжи собрал всё свое достоинство и молча кивнул.       Он потянулся вперёд, чтобы соприкоснуться губами, и почувствовал, как Дин Жун немедленно придвинулся ближе, сосредоточившись на поцелуе. Ван Чжи победно улыбнулся, когда Дин Жун слегка прикусил его нижнюю губу и наклонил голову, чтобы поцеловать его глубже. Но вместо этого Дин Жун отстранился.       — Прости, но это нормально? — прошептал он, и ухмылка тронула уголок его рта. — Если это то, что может делать только Дин Жун…       Ван Чжи фыркнул, схватил Дин Жуна за шею и притянул его к себе, чтобы поцелуями выбить из него смех, не останавливаясь, пока они оба не были полностью поглощены раздеванием друг друга (а не высмеиванием Ван Чжи).       Позже Ван Чжи сделал в мыслях пометку никогда больше не пить ничего под названием «гордость ойратов». Дин Жун получил достаточно от этой первой попытки, чтобы дразнить его всю жизнь.